***
Господин Яков оказался именно таким, каким его представлял себе Юрий: сильным мужчиной в возрасте с идеальной выправкой, хищным кривоватым носом и зачёсанными назад жёсткими седыми волосами. Отвернувшись от огромного окна, он взглянул на Юрия, чуть улыбаясь своим мыслям, и, просканировав подростка взглядом, вынес вердикт: — Просто очаровательно, — он с еле заметной ухмылкой повернулся к госпоже Лилии, — ты тоже видишь в нём Белль? — Сходство потрясающее, — наклонила голову та, разглядывая невольно приосанившегося Юру. — Надеюсь, мы не ошибаемся, и из него вырастет даже больше, чем просто гений, — ректор вновь посмотрел на графа и неуловимо пробормотал: — Он просто не может не клюнуть на такое, обязательно останется! В этот момент мало что понимающий господин Казимир вышел вперёд и заговорил с ректором на русском языке, логично посчитав, что человек с русской фамилией не может им не владеть: — Доброго дня, господин ректор! Моё имя Казимир Дубов, это моя жена Марианна и наши дети Алексей и Софья, — вдруг мужчина, поставивший интонацией точку в конце реплики, спохватился и поспешно добавил: — Ах, и мой подопечный Юрий Плисецкий. Юре показалось, что господин Яков неуловимым жестом скривил губы в издевательской ухмылке, мазнув взглядом по раскрасневшемуся лицу господина Казимира. Однако ректор абсолютно невозмутимо обратился к мужчине, используя лишь английский язык: — Простите? Опекун Юрия окинул господина Якова непонимающим взглядом, вздохнул и поманил своего друга, который всё это время стоял позади. Мужчина повторил всё сказанное ещё раз и, вспомнив о господине Петре и о его роли, добавил: — А это господин Пётр Ирадов, гувернёр Юрия. Юра, услышав это, лишь раздражённо сжал кулаки и хмыкнул, пользуясь тем, что стоящий впереди опекун не видел недовольства на его лице. Граф немедленно принялся раздумывать над способами избавления от навязанного соглядатая, однако ректор одной фразой решил его проблему: — Сожалею, но это невозможно: в Сворде гувернёрам делать нечего, уж поверьте на слово, — совершенно серьёзно произнёс господин Яков, даже не делая попыток подсластить отказ вежливой улыбкой. — В каком это смысле? — отчего-то опешил опекун, не думавший, что ректор воспротивится. — Но Юрочка так привык к господину Петру! Он с ним с малолетства, уж и не знаю, как мальчик справится один. Граф не выдержал и чуть качнул головой, возмущённо приподняв брови и поджав губы, а господин Казимир продолжил вдохновенно нести ересь, в корне отличающуюся от истины: — Ах, Юрочка у нас такой несамостоятельный, просто в дрожь бросает! Мы с женой и так переживаем, как он будет тут один, полагались на господина Петра, а тут так вышло… Возможно, вы могли бы сделать исключение? Поймите, господин ректор, наш мальчик ещё совсем дитя! Ну совершенно ничего не может сам! — Увы, но о подобном исключении не может быть и речи, — оставался непреклонным ректор. — Не волнуйтесь, прошу вас, здесь достаточно слуг, которые обеспечат Юрия всем необходимым. Также госпожа Лилия всегда готова прийти на помощь, так что Его сиятельство ни в чём не будет нуждаться. — Что ж, — казалось, все слышали, как господин Казимир раздосадованно скрипнул зубами, — в таком случае не смею более спорить. — Вот и славно, — вновь без тени улыбки ответил ректор. — Тогда перейдём непосредственно к вопросам, касающихся вас как опекунов нашего ученика. Обучение в Сворде для каждого на разных годах существенно различается и полностью совпадает у всех юношей лишь на первом, именно про него я и буду рассказывать. Учебный год состоит из двух семестров, между каждым из которых положены каникулы: зимние длиной в две недели и летние протяжённостью в два месяца. Во время последних ученики получают возможность посетить дом, если у них возникнет необходимость и желание. Сворд предоставляет юношам всё необходимое: собственные покои, учебные пособия, форму, питание, развлечения, лучших преподавателей и возможность общаться со сверстниками, взамен требуя от них полной отдачи в обучении, усидчивости и старательности. Как вы могли заметить, школа занимает огромные территории, поэтому любой из учеников с лёгкостью находит себе место, где ему было бы комфортно оттачивать полученные знания. Вот, пожалуй, и всё, что я обязан вам сказать, а с Юрием мы поговорим отдельно, когда все юноши будут в сборе. Есть ли у вас вопросы? — Как часто господин Пётр может навещать Юрочку в школе? — опекун подступился к своей идее с другой стороны. — Это также не предусмотрено, — произнёс ректор, ни на секунду не изменяя спокойствию и невозмутимости. — Посторонним не место в Сворде. Ничем не могу помочь. В этот момент выскользнувшая из кабинета парой минут ранее госпожа Лилия вернулась и с вопросительным выражением лица показала ректору сперва один ключ, а потом второй. Господин Яков неуловимо улыбнулся, мотнул головой и вытащил из кармана ещё один ключ с приклеенной к нему биркой с номером восемнадцать. Передав его экономке, ректор вновь обратился к господину Казимиру: — Что ж, покои Юрия готовы. Не смею вас больше задерживать. Опекун коротко поклонился, не найдя ответа на такой прозрачный намёк, и развернулся пылающим от гнева лицом к Юре. — Проводи нас, сынок, — бросил он. Широте Юриной улыбки позавидовала бы любая показательно счастливая девица. Он заставил себя разжать зубы и процедить: «Конечно, господин Казимир», однако и глухой слепец понял бы, насколько радость услужить опекуну была фальшива. Подросток позволил всем заметить это только потому, что был абсолютно уверен: его уже никто не накажет, и он вполне может позволить себе лишь приложить к лицу осточертевшую маску, а не натягивать, срастаясь с ней.***
Вновь спустившись по лестнице, все остановились возле входной двери. — Вот от всего сердца, фея, — произнёс Алексей, прислонившись плечом к дверному косяку, — желаю, чтоб тебя тут научили быть настоящим мужчиной и… Дальнейшая фраза потонула в совсем не мужественном визге: дверь распахнулась, и Алексей полетел в проём, упав прямо на идущего спереди высокого брюнета с красивым выразительным лицом и яркой мимикой. — Ах, прошу прощения! — воскликнул тот, заулыбавшись ещё шире. Казалось, неприятная для Алексея ситуация является для него донельзя смешной. — Вы не ушиблись? — Всё в порядке, — сын господина Казимира, не поняв ни слова, но интуитивно догадавшись о смысле произнесённой незнакомцем фразы, отскочил от него, будто обжёгшись. — Думаю, я должен представиться, — вновь улыбнулся брюнет. — Барон Жан-Жак Леруа к вашим услугам. Господин Казимир, пользуясь своим другом как переводчиком, вновь вышел вперёд и представил всех присутствующих, и Жан-Жак, остановив взгляд на графе, протянул: — Юрий Плисецкий… Если я преуспел в изучении русского языка, то ваше домашнее имя — «фея», — и, осклабившись, он добавил: — Прошу прощения, я ведь это ужасно невежливо подслушал. Однако на всё воля Божья! — перекрестился барон, которого Юрий никогда не заподозрил бы в особой набожности. — И раз уж Господь это допустил, то я не могу не спросить, можно ли и мне вас так называть? — Сожалею, но это совершенно недопустимо, — подал голос подросток, белея от злости. — Отчего же? — деланно расстроился брюнет и ехидно добавил: — Но оно вам так подходит! — И всё же вы слышали мой ответ. — Что ж, раз так… — вновь протянул Жан-Жак, всё ещё надеясь на Юрино согласие, но, не получив его, продолжил: — В таком случае до скорой встречи! — Всего доброго, — процедил граф, окончательно перестав играть роль вежливого улыбчивого мальчика. — И вам! Хоть барон и дал понять, что не собирается называть Юру подслушанным прозвищем, подросток ни на секунду не усомнился, что оно прилипнет к нему намертво, и эта уверенность окончательно испортила ему настроение.***
Прощание вышло скомканным: осмелевший от безнаказанности Юра практически полностью игнорировал Дубовых и глядел вдаль, раздумывая, успеет ли прогуляться после того, как решит все организационные вопросы, а его опекун думал о том, как бы исхитриться получать доносы на подопечного и сколько нужно будет заплатить за поддельные справки из лечебницы для душевнобольных, где подросток находится для Опекунского управления. — Что ж, Юрочка, я верю, что фехтование станет удаваться тебе ещё легче, — немного рассеянно проговорил опекун, глядя чуть повыше подростка и думая совершенно о другом. — Не сомневаюсь в этом. Удачной дороги, — ответил Юрий, постепенно начиная понимать, что ненавистная семья через несколько минут скроется в карете, которая уже ждёт её за воротами. — Счастливо оставаться, — бросил мужчина через плечо, не принимая ни малейших попыток обнять или по-отечески похлопать по плечу подопечного, о любви к которому так вдохновенно говорил всего с десяток минут назад. — Чтоб тебя лиходеи голозадым оставили посреди дороги, брыдлый вымесок*, — сплюнул Юра вслед опекуну и вновь вошёл в здание Сворда.***
Ожидающая внутри госпожа Лилия жестом подозвала слугу средних лет и, протянув Юрию ключ, разъяснила ситуацию с покоями: — Абсолютно все покои полностью идентичны, так что их смена в случае, если комнаты придутся вам не по вкусу, является бессмысленной. Однако я верю, что всё будет в полном порядке. Более подробную экскурсию по ним и этажу вам проведёт Сэм, — кивнула она на легко поклонившегося мужчину. — Также можете спросить его обо всём, что интересует вас в городе. — А я могу покидать Сворд? — удивился граф. — В любое время, когда вам вздумается, исключая учебное, конечно. Мы не собираемся ограничивать свободу действий учеников. Всё же здесь люди понимают, с какой целью они сюда приехали, и если юноша является достаточно глупым для того, чтобы забрасывать учёбу и неделями пропадать в никак не относящимся к ней заведениям, мы этому препятствовать не будем, — ровно проговорила она и оценивающе взглянула на графа, будто задавая один единственный вопрос: «Ты же не так глуп, мальчик?». Юрия очень обрадовало известие о полной свободе действий, однако он остался спокойным, желая только, чтобы госпожа Лилия прочитала в его глазах желание учиться, а не заливать глаза в пабах и борделях. — Но господин Яков сказал, что я не получу возможности встречаться с господином Петром, — вспомнил подросток. — О, у вас было такое красочное выражение лица, что любому стало бы ясно, как именно вы к этому относитесь, Юрий, — неэлегантно хмыкнула женщина, заставив графа залиться краской, и продолжила: — На территории Сворда. За ней встречайтесь сколько душе угодно. — Я понял, спасибо, — всё ещё крайне смущённо пробормотал подросток. — Что ж, тогда желаю вам скорее освоиться в покоях. Удачи! Ах, поужинать можете в столовой уже сегодня после пяти вечера, её месторасположение вам тоже покажет Сэм. — Благодарю, госпожа Лилия! — произнёс граф и направился к крылу первогодок вслед за слугой.***
Они вышли из здания и пошли вглубь занимаемой Свордом территории. Параллельно Сэм указывал кивающему в знак понимания Юре на множество зданий: — Это столовая, это библиотека, но в здании, где живут первокурсники, тоже будет одна, хоть и меньшая по размеру. Справа от нас общая баня, а немного в стороне от неё находится малый зал для тренировок или зеркальный зал. Туда приходят отрабатывать и оттачивать позы и основные положения, так как зеркала не дают пропустить ни одной ошибки. Ах, да! Там же на Рождество и в конце года проходят балы, — улыбнулся мужчина, по-видимому, обожающий наблюдать за этим действом. — Балы? — удивлённо переспросил Юрий. — Именно так, Ваше сиятельство! Приезжают юные аристократки из пансиона, что находится в соседнем городе. Вообще-то в какой-то из годов их ректор пожелала проведения летнего бала на их территории, но с тех пор это ни разу не повторялось, поскольку зеркальный зал Сворда гораздо красивее! — похвалился Сэм, искренне любящий школу. — Однако я отвлёкся. Вот это здание с крышей-куполом — закрытый зимний бассейн, летние же находятся подле здания каждого из курсов, а также в тёплое время Вы всегда можете искупаться в реке или море. Немного в отдалении находится оранжерея, в которой любят проводить время юноши из более жарких стран. Говорят, что она им напоминает дом. А ещё оранжерея нравится госпоже Лилии. Господин Яков даже приказал установить там ледник* с напитками, сладостями и фруктовыми десертами, — хихикнул Сэм, простодушно заложив начальство. — Ясно… — пробормотал Юрий, ошарашенный количеством новой разнокалиберной информации. — А вот и здание, в котором вы будете жить, Ваше сиятельство! — лучась позитивом, объявил слуга и указал на вытянутое двухэтажное строение с большим количеством высоких окон. Граф вытянул шею, стараясь разглядеть задний двор, о котором говорил Сэм, но успел выхватить взглядом лишь краешек бассейна. Первыми в глаза Юре бросились ряды полок и вешалок, занявшие большую часть прихожей. На некоторых уже лежали вещи, но большинство оставались пустыми, ожидая хозяев, которые должны были приехать к концу дня. Подойдя к большому зеркалу в раме из крепкого тёмного дерева, Юрий ужаснулся величине синяков под собственными глазами, клятвенно пообещал себе этой ночью хорошо выспаться, перетянул лентой растрепавшиеся волосы и посмотрел на провожатого, давая понять, что готов продолжать экскурсию. — Спальни находятся на втором этаже, Ваше сиятельство. Первый же занят общей гостиной, — махнул он в сторону одной из дверей, — библиотекой, малой столовой, в которой находится небольшой запас еды на случай резкого голода. Хотя я, конечно, рекомендую дойти до столовой и поесть нормально! — нравоучительно произнёс Сэм, донельзя похожий в своей заботе о правильном питании на Юриного деда. — Дальше у нас оружейная первого курса и выход в сад. Юрий старательно запоминал всё услышанное от мужчины, однако обоим было ясно, что подросток долго ещё будет путать зимний бассейн с библиотекой и гостиную с оружейной. Они поднялись на второй этаж, и графу открылся вид на длинный коридор в спокойной бежевой гамме, залитый ровным солнечным светом. Под каждым из окон стояла небольшая тахта с одной или несколькими подушками, и Юрию тут же до боли захотелось влезть на одну из них со стаканом горячего питья и интересной книжкой, забывшись на несколько часов. С противоположной же стороны находились двери в покои юношей. На каждую из дверей был прикреплён листок с выведенным каллиграфическим почерком именем, и почему-то граф ни на секунду не усомнился, что этот ровный идеальный почерк принадлежит госпоже Лилии. Дойдя до двери с номером восемнадцать, Юрий бросил заинтересованный взгляд на соседние и чуть не застонал от досады: листок на двери справа от него сообщал, что хозяином покоев под номером семнадцать является никто иной как Жан-Жак Леруа. Девятнадцатые же принадлежали некому Отабеку Алтыну, с которым граф пока не был знаком. Открывая двери, Юра отчего-то чувствовал себя ребёнком, разворачивающим рождественский подарок: те же самые интерес, волнительное ожидание и некоторая опаска — вдруг получил совсем не то, на что рассчитывал, — заставляли его поворачивать ключ быстрее и распахнуть дверь резче, чем это было необходимо. Войдя, Юрий сдавленно охнул от резанувшего его глаза солнечного света и сложил из пальцев козырёк над бровями. — Странный день, однако, Ваше сиятельство, — проворчал Сэм, закрывая шторы. — Я и не помню такого солнца уже. Наше небо щедрое лишь на дождь и тучи, скоро Вы в этом убедитесь. — Так даже лучше: я терпеть не могу жару и солнце, — поделился наболевшим Юра, действительно страдающий всё это время. — Тогда Англия создана для Вас, господин. — В моём родном городе примерно такая же погода, Сэм, и это не нравится всем, кроме меня. — Вот и я так думаю! Все без конца жалуются на сырость и ветер, а по мне — так нет ничего лучше. — Совершенно согласен, — кивнул Юра, обводя глазами комнату. — Ах, что это я! — легонько хлопнул себя по лбу мужчина и продолжил рассказывать: — Это малая гостиная, справа от Вас дверь в спальню, а слева — в ванную комнату. Ваши вещи уже распакованы и разложены, так что, если у Вас нет никаких вопросов, то я желаю Вам приятного вечера и оставляю. — Нет, всё в порядке, спасибо за такую подробную экскурсию! — произнёс Юра, мечтая поскорее осмотреться. — Не стоит благодарностей, Ваше сиятельство, — заулыбался тот. — Если Вам понадобится моя помощь, то здание слуг находится в пяти минутах ходьбы совсем рядом с зимней купальней. И, конечно, в любой момент кто-то из нас есть в малой столовой. — Ещё раз спасибо. До встречи! — До встречи, Ваше сиятельство!***
Как только за Сэмом захлопнулась дверь, Юра сбросил излишне тёплый жилет и неторопливо осмотрел гостиную. Граф остался доволен увиденным: паркет из хорошего дерева, добротная мебель, небольшой диванчик и высокая полка для личных вещей и мелочей не вызывали мыслей об излишествах и прекрасно подходили друг к другу. Дальше Юрий заглянул в ванную комнату, немало удивившись тому, что у него будет своя собственная ванна — дорогущий писк моды среди аристократии. Спальня тоже порадовала подростка немалым размером, уютным пушистым ковром, большой кроватью, задрапированной свисающей с потолка лёгкой занавесью (от которой Юра пришёл в дикий восторг, в чём никогда не признался бы) и ещё одним зеркалом и вместительным шкафом для вещей. Освежившись в душе и сменив одежду, Юрий выскользнул за ворота Сворда, решив всё же совершить прогулку по городу.***
Мысли в Юриной голове перемещались подобно плывущим по медленной реке осенним листьям: лениво и неспешно. Подросток жмурился от слепящего глаза закатного солнца, гладил всех встречающихся ему по дороге толстых разномастных котов, разглядывал таких же никуда не торопящихся людей, пьющих в небольших кафе бодрящий кофе или терпкое вино, вдыхал непривычный запах дорогих сигар и смога пополам с привычным и успокаивающим теперь ароматом йода и соли. Внезапно через мерный шум волн и крики чаек Юрий услышал мальчишечий визг и забористые ругательства на английском. Развернувшись на звук, он с удивлением обнаружил крепкую старушку, что длинной палкой отгоняла двух голодранцев от прилавка, полного разных фруктов. — Ишь, охальники! — громко цыкнула она, возмущаясь поведением неудавшихся воришек, а Юрий зацепился взглядом за огромные сочные яблоки и почувствовал, как рот наполняется слюной. Граф подошёл к старушке, вознамерившись купить одно, и, протягивая деньги, с удивлением обнаружил, что женщина слепая. «Вот это опыт у человека — за версту воров чувствует», — подивился он и подскочил, испугавшись внезапно заговорившей старухи: — Какой яркий у тебя нимб, малыш! — улыбнулась она, отчего сморщенное лицо стало выглядеть ещё более жутко. — Он так сияет, что даже я могу его видеть. Береги его! — Ч-что? — ничего не понял подросток, с подозрением косясь на торговку. — Будь здоров, юноша, говорю! Береги себя! — произнесла она совершенно другое, окончательно запутав Юрия. — Хм, спасибо. И вы тоже, — скороговоркой выговорил тот и поспешил убраться под хриплые смешки, напоминающие ему воронье карканье. «Малахольная какая-то», — решил граф и вдруг встал как вкопанный, словно наяву увидев сцену из раннего детства: его, большеглазого малыша, целует в пухлую щёчку знаменитая иностранная певица, принимает из его рук букет, смеётся и поёт лишь для него одного: — Даже слепцам жжёт глаза яркость твоего нимба, как бы тебе самому не сгореть в его жаре! Маленький Юра радостно хлопает в ладоши и поворачивается к улыбающимся родителям, что привели его в этот театр. Малыш не понимает ничего из сказанного, но в его голове прочно откладывается одно слово: «Halo», и теперь оно прорывает плотину воспоминаний. Ноги сами понесли его к полыхающей в красном солнечном свете вывеске, гласящей, что в этом здании находится театр. Всё ещё погружённый в себя, Юрий вместе с толпой людей зашёл внутрь, пробормотал что-то невнятное в ответ на вопрос о месте, на котором он желает сидеть, и расплатился. Пришёл в себя подросток лишь с первыми прорезавшими густую тишину нотами, с удивлением обнаружив, что он находится в партере театра с зажатыми в ладонях билетом и огромным сочным яблоком. Нервно хихикнув и поведя плечами, Юрий уставился на сцену и вновь чуть не застонал: Сильфида*. Балетом Юрий занимался столько же, сколько держал в руках шпагу. Его мужественный до мозга костей учитель фехтования был абсолютно уверен, что без прекрасной растяжки большинство поз и шагов будут выполнены его учеником не достаточно идеально, поэтому мальчик с раннего детства несколько раз в неделю тянулся специально приглашённой балериной. В последние полтора года из-за нахождения в поместье семьи Дубовых это стало невозможным, и Юрий забросил обязательную растяжку, так что теперь с ужасом думал о своей нынешней форме. Подросток с клокочущим сердцем следил за порхающими по сцене невесомыми танцовщицами, прекрасно понимая, чего стоит им каждый шаг, и всё яснее осознавал, что сегодня он непременно начнёт вновь тянуться, так как больше всего на свете желает стать лучшим.***
Однако, вернувшись в Сворд в начале ночи и чудом найдя правильное здание с первого раза, Юрий понял, что слишком устал и сил ему хватит лишь на принятие ванны. Всё ещё пребывая в задумчивости, Юра вымыл так и не съеденное яблоко, лёг в постель, собираясь съесть его там, но уснул, не донеся фрукт до рта. Графу снились его собственные покои в Сворде. Он сидел в мягком кресле прямо посреди комнаты, которого сейчас в комнате не было, и в упор смотрел на хрупкого подростка, глядящего на него с кровати огромными голубыми глазами. Его бело-седые волосы лежали на обтянутых нежной кожей ключицах, тонкие длинные пальцы нервно перебирали узкие клинки, коих лежало рядом с ним великое множество. Вдруг ребёнок поднял взгляд на Юру, застенчиво улыбнулся и швырнул один из клинков прямо в опешившего графа. — Ты что творишь?! — воскликнул Плисецкий, спустя секунду открыв один глаз и поняв, что лезвие чиркнуло в нескольких сантиметрах от его головы и сейчас мелко вибрирует, всаженное в стену. — Мне скучно, — просто ответил ребёнок и, подперев изящными кистями щёки, уставился на графа. — А ты кто? — спросил Юра, чуть отойдя от испуга. — Я Белль, — усмехнулся мальчишка, расправляя белоснежные локоны. — Не похож? Юрий моргнул и распахнул глаза уже в реальности, в которой не было странного хрупкого ребёнка, кучи блестящих стилетов на покрывале и дыры в стене. «Постойте-ка», — спохватился граф, вскочил с кровати и подбежал к месту, в которое мальчишка из его сна всадил лезвие. Не веря своим глазам, подросток провёл пальцами по глубокой рытвине в дереве, явно оставленной брошенным стилетом. «Что ещё за Белль?!»