***
Оказавшись в здании первокурсников, он тотчас натолкнулся на заспанного Джей-джея, спускающегося по лестнице. — Юра? — удивлённо спросил он, недоверчиво прищуриваясь. — Ты где ночевал? — У Виктора, — пожал плечами подросток, вешая пальто в прихожей и заходя на лестницу. — Мы с ним… — Не скрываете уже? — перебил его барон, осклабившись. — Ты смеёшься? Конечно нет. — Серьёзно?! — вытаращился брюнет, шокированный Юриной невозмутимостью. — Джей-джей, ты и вправду идиот, — вздохнул граф, красноречиво приподнимая брови. — На кой чёрт мне это скрывать? — Действительно… — глупо захлопал ресницами всё ещё ошарашенный Жан-Жак, провожая Юру взглядом. «Утаишь тут, как же! — думал Юра, переодеваясь в плотную тунику и бриджи. — Да и зачем мне скрывать то, что мой тренер занимается со мной? Боже, пошли этому глупцу мозгов и рассудительности!» — великодушно попросил он за Джей-джея и отправился к Виктору.***
После пробежки молодые люди по обыкновению прошли в зал для тренировок, и Виктор объявил, что начиная с сегодняшнего дня будет учить Юрия фехтовать левой рукой. — Ситуации, когда одна рука выходит из строя, не так редки, как хотелось бы, — пожал плечами он, поигрывая рапирой. — А случается и такое, что противников больше в несколько раз. Только обеими руками и отобьёшься. — Ладно, — вздохнул Плисецкий, без особого энтузиазма перекладывая рапиру в левую руку. — Дай-ка я кое-что тебе покажу, — задумался Никифоров, беря в обе руки по шпаге. Он вышел на несколько шагов вперёд, вздохнул, а потом резко сдвинулся с места, взмахивая оружием. Юре казалось, будто он мог слышать стоны разрезаемого воздуха, а лезвия — вовсе даже и не закалённая сталь, а два смертоносных металлических хлыста, что порхают от одного тренировочного манекена ко второму, вспарывая имитирующий кожу покров. Сейчас Виктор Никифоров как никогда походил для подростка на божество и Юрий был готов истово молиться на него, потому что беловолосый щедро делится с ним умениями и секретами. — Предположим, шпагу у меня отняли, — хмыкнул Виктор, не прекращая демонстрации возможностей. — Но у меня есть кое-что другое. Он всадил одно из лезвий в бок ближайшему манекену и выхватил откуда-то длинный кинжал, тускло блеснувший в несущей смерть изящной кисти. — Моё юношеское увлечение не раз спасало мне жизнь, — бросил он через плечо, сверкая пьяными от эмоций глазами. Юрий не понимал, о чём он, пока Никифоров не принялся метать кинжалы один за другим, всаживая их в глаза, колени и шеи манекенов. Подростку наконец-то удалось углядеть узкий пояс для ножей под широкой туникой Виктора, и он в который раз удивился, насколько движения его тренера отточены и моментальны. А тот всё танцевал и танцевал свою смертоносную партию, полосуя воздух, снаряды и сознание Юры, который с каждой секундой увязал во всепоглощающем восхищении всё сильнее. Развернувшийся к нему Виктор поразил блондина злобой, исказившей красивое лицо. Беловолосый, судя по его глазам, своими мыслями был сейчас очень далеко от светлого зала для тренировок, поражённо застывшего перед ним мальчишки, далеко от Сворда и промозглой Англии. Гнев увёл его на восток, в родную страну, в которой доживал последние дни выживший из ума отец; где сам Виктор едва не обезумел от варварских методов воспитания. И не обезумел ли?.. Каждому в Сворде знакомы агрессия и гнев, которые полностью выплеснуть удаётся лишь на плацу и со шпагой в руке. А агрессия в одном бокале с безнаказанностью толкала юношей на большее, и рано или поздно каждый из них проливал кровь в бою. Кого-то она пугала, кому-то окончательно развязывала руки, кого-то пьянила, заставляя чувствовать себя вправе играть чужими жизнями, что малышка-аристократка розовощёкими куклами. Ужасно несправедливо, грязно и мерзко, но разве же кто-то обещал, что жизнь выглядит иначе? — Виктор? — прорвался сквозь пелену бурлящих от ярости мыслей фехтмейстера высокий мальчишеский голос. — Понял, к чему тебе одинаково хорошо владеть обеими руками? — криво улыбнувшись, спросил Никифоров, вынимая кинжалы из манекенов. — Да. Вдобавок к этому Юрий безо всяких слов осознал, что Виктор отнюдь не так счастлив и беззаботен, каким силится казаться. Словно бы окутывающее его фигуру мягкое облако упало к ногам, обнажая уродливые незаживающие раны, а с прекрасной маски, за которой он прячет лицо, осыпались яркие блёстки. Перед ним стоял не всесильный бог, но отчаянно скрывающий свою несчастность человек, и Юре до ужаса хотелось взглянуть в его обличие безо всяких масок. Словно в ответ на его мысли Виктор поднял взгляд и остро взглянул в лицо графу колючими голубыми глазами, в которых стыла зимняя полынья. Курилась паром, предупреждала — осторожно. Не выплывешь. — Научишь меня? — Нет, если ты будешь стоять так далеко, — улыбнулся Виктор. Юра сделал шаг вперёд. Прозрачная ледяная вода сомкнулась над его головой.***
После всех тренировок Виктор вместо массажа, на который надеялся граф, объявил, что сегодня они кое-куда едут. Куда — пока не скажет, потому что сначала ему нужно откровенно поговорить с Юрой. Так, молодые люди шли по улицам ночного Лондона, и Виктор, прокашлявшись, начал: — Нам нужно пройти пару кварталов. Юра… Что ты знаешь о любви? Граф непонимающе взглянул на спутника. Любовь… Что знает о любви пятнадцатилетний мальчишка, чьё детство только-только закончилось? Он, конечно, мог бы начать рассказывать о любви к своей земле, к матери, деду, но понимал, что Виктор имеет в виду романтические чувства. Поэтому блондин просто помотал головой и развёл руками для пущего эффекта. — Что ж, и хорошо, и плохо, — вздохнул Никифоров. — Суть любви в её неподвластности обстоятельствам. Друг это, враг, чей-то супруг, король, вшивый нищий, — любви всё равно, она просто появляется. И так случается, что любовь порой тянет тебя к человеку одного с тобой пола. Ты пытаешься это контролировать, отрицать, презираешь себя и низкие, противоестественные чувства, но их это не убивает, нет, — ровно говорил Виктор, не глядя на подростка. — Любовь — дитя свободы. Глупое, жестокое и восхитительно прекрасное, которое играет нами без всякого внимания на наши «не хочу» и «не могу». Но любовь двух мужчин или двух женщин ничем не отличается от неё же между мужчиной и женщиной. Она всё так же волшебна, непонятна и сильна, и уж точно не заслуживает быть презираемой обществом. Понимаешь? — Д-да… — прошептал блондин, огромными глазами глядя на Виктора. — И ты…? — И я, — несколько нервно улыбнулся тот, поправляя волосы. — Надеюсь, это не изменит твоё отношение ко мне. И это тоже. Виктор кивком указал в сторону квартала, к которому они как раз подошли. Освещённая красными фонарями улица лучше Виктора рассказала Юре о месте и цели их визита. Никифоров уверенно свернул к высокому зданию из крепкого красноватого кирпича со множеством окон и большим балконом, с которого доносились музыка и заливистый смех. На каменном крыльце стояла, тесно прижавшись друг к другу, красивая пара в одежде, заставившей графа удивлённо присвистнуть: на девушке было струящееся платье в пол, юбка которого с середины бедра спадала на землю полупрозрачными складками, а талия и грудь были подчёркнуты корсетом; парень был одет в широкие шаровары на восточный манер из такой же лёгкой ткани и струящуюся шёлковую тунику со множеством обшитых мелкими камнями разрезов. Их длинные золотистые волосы были завиты и украшены живыми цветами, а в тонких пальцах, усыпанных кольцами, молодые люди держали по мундштуку. Они приветливо заулыбались Юре и Виктору и открыли перед ними резные двери, над которыми висела вывеска с нарисованной полуодетой девицей, томно прижимающей палец к пухлым губам, и фразой, отбрасывающей последние сомнения: «Любовь продаётся». Внутри Юрий увидел большую круглую комнату с постаментом посередине, на котором отплясывали, высоко поднимая затянутые в сетчатые чулки ноги, три бордельные девицы в расклешённых платьях с широкими кружевами. Множество браслетов на их запястьях и лодыжках звенело в такт движениям и весёлой песне, что они исполняли:Любовь не продаётся?
Нет таким сужденьям!
Здесь, в без дна колодце
Страсти с наслажденьем
Продаём без сдачи
Мы влюблённый смех;
А считать иначе —
Страшный самый грех!
Ход открыт святоше,
Вору, знати кипе.
Здесь найти несложно
Девку, парня, выпить…
Пусть звенят монеты,
Томной тихой ночью;
Продаём любовь мы!
Продаём — и точка!..
Вокруг постамента на мягких диванчиках сидели богато одетые джентльмены всех возрастов, окружённые настоящим цветником: от одного к другому перемещались широко улыбающиеся парни и девушки в такой характерной одежде, что ни с кем другим их не перепутаешь. Молодые люди были готовы в любой момент принести сладостей, алкоголя или фруктов по желанию клиента, а за всем этим зорко следила серьёзная женщина с медно-рыжими волосами, уложенными короной вокруг головы, одетая в строгое дорогое платье. Увидев Виктора, она заулыбалась и поспешила к нему, раскрывая руки для объятий. Юрий с удивлением наблюдал, как Никифоров отвечает на улыбку женщины и с хихиканьем чмокает воздух рядом с её щеками. — Познакомься, фея, это госпожа Тиффани Бэйгли — содержательница сего заведения, — представил женщину беловолосый, улыбаясь подопечному. — Доброго вечера, госпожа Бэйгли, — поздоровался граф с полагающимся лёгким поклоном. — Рад встрече. — Чрезвычайно приятно познакомиться, господин! Итак, кто же вам по душе? — с улыбкой профессионала осведомилась она, широким жестом ладони очерчивая комнату. Юрий ещё раз окинул взглядом пространство, осознал, какой именно смысл заложен в словах госпожи Тиффани и покраснел от смущения, чем несказанно умилил женщину. — Молодой господин впервые в доме удовольствия? Ах, святая невинность! Как сладко и трогательно! Что ж, в таком случае я позволю себе выбрать вам компанию на эту ночь, — улыбнулась она, склонив голову. — Скажите только, ваше сиятельство, вас привлекают лорды или леди? — Ле-леди, — неуверенно пробормотал Юра и добавил так тихо, что госпожа Тиффани не услышала: — Наверное. — Хорошо, — хлопнула она в ладоши и чуть повысила голос, обращаясь к кому-то из девушек: — Изабелла, дорогая! Этот молодой господин сегодня твой. Виктор, не особенно прислушиваясь к разговору, кого-то старательно высматривал, и госпожа Тиффани по-матерински вздохнула, улыбнувшись и указав куда-то вправо: — Он там, Белль. — Вы прекрасно осведомлены о моём имени, Тиффани! — усмехнулся Виктор, отходя в указанную сторону. — Что ж, развлекайтесь, господа! — подытожила хозяйка борделя и вернулась на прежнее место. К Юре тотчас подбежала яркая темноволосая девушка. Она была действительно прехорошенькой: смоляные кудри со вплетёнными в них камнями и лентами спускались до тонкой талии, ладная фигура была обтянута огненно-алым шёлковым платьем (причём Юрий смущённо отметил, что на Изабелле нет белья), а огромные карие глаза были затуманены алкоголем и весельем. — Какой красивый господин! — облизнулась она и тотчас утянула его в глубокий поцелуй, прижимаясь подобно ласковой кошке. Ошарашенный подросток скосил глаза вправо, и они стали раза в два больше: Виктор самозабвенно целовался с каким-то высоким незнакомцем. Партнёр Никифорова был не менее красив, чем он сам, но если при взгляде на беловолосого на ум приходило слово «изящество», то этот мужчина заслуживал только лишь эпитета «порочность». Всё в нём обольщало, вскруживало голову и утягивало за собой: мягкие пухлые губы, оливково-зелёные глаза, полуприкрытые длинными ресницами, обтянутые тонкой тканью брюк круглые ягодицы, (которых он, в отличии от Юры, уж точно не стесняется — вон как подставляет под руки Виктора), обволакивающий терпкий голос, позы, жесты… Юрий и сам на несколько секунд засмотрелся, но Изабелла перетянула на себя его внимание, принявшись подталкивать к диванчику. — Господин ведь учится в Сворде? — кокетливо потираясь о его скулу, поинтересовалась девушка. — Верно. — Тогда предлагаю только напитки для настоящих мужчин, а то мне совсем не хочется, чтобы от вина мышцы господина пришли в негодность*, — надула ненатурально пухлые губы брюнетка, вручая ему бокал янтарной жидкости. Сама Изабелла налила себе вина и, переплетя руку с Юриной, осушила сосуд. Не видя другого выхода, подросток последовал её примеру, и тут же вновь оказался жарко поцелован. Через несколько таких бокалов в голове у никогда доселе не пьющего такой крепкий алкоголь блондина зашумело. Всё вокруг теперь представлялось ему нереальным: и старательно ласкающая его через ткань брюк девушка, и раскрасневшееся лицо Виктора, которого его партнёр уверенно уводил на второй этаж, и заинтересованно поглядывающие на него парни, лицо одного из которых показалось ему смутно знакомым… Юра лишь глядел на всё это огромными от удивления глазами и силился понять, что вообще происходит. Краем восприятия он отметил, что Изабелла уверенно взяла его за руку и повела в ту же сторону, в которую ушли Виктор и сопровождающий его мужчина. Они пришли в красиво обставленную спальню с большой кроватью, множеством букетов цветов и картин, и девушка подтолкнула его к постели, побуждая сесть. Юра не знал, что чувствует. Он догадывался, что должен испытывать желание и возбуждение, но ему было плевать на эту девушку, что расстилалась перед ним как последняя шалашовка. Впрочем, ей она и была. Изабелла, выскользнув из платья, стала ещё более притягательной и манящей, но тело Юры откликнулось на её ужимки лишь только когда девушка опустилась на него, касаясь горячей промежностью его паха, всё ещё прикрытого одеждой. — Господина так сложно возбудить, — вновь обиженно надула губы брюнетка. — Наверное, он такой искушённый, что одной меня ему уже недостаточно. «Она что, глухая? — недоумевающе подумал Юра, пытаясь не отводить взгляд от лица бордельной девки. — Госпожа Тиффани же во всеуслышание назвала меня девственником!» — Я слишком много выпил, — пожал плечами подросток, пытаясь хоть как-то объяснить вялую реакцию своего тела. — Не пьёте — смущены до безумия, пьёте — вовсе ни на что не способны… Как работать-то?! — в сердцах прошипела девушка, но тотчас вновь натянула обольстительную улыбку. — Не могу поверить, что мне не удастся с этим справиться, — сказала она, опускаясь перед графом на колени. Юрий растерянно смотрел на тонкие руки, что принялись стягивать с его бёдер брюки и бельё, и думал, что же с ним не так. Почему его тело отказывается реагировать? «Я пьян, — успокаивал он себя, кусая губы. — Я просто ужасно пьян, всё дело в этом». Впрочем, когда его члена коснулся горячий влажный язык, Юра таки почувствовал острое возбуждение, что пылающей волной спустилось по позвоночнику и свернулось в животе, пульсируя в такт кровотоку. Он прикрыл глаза и запрокинул голову, упиваясь абсолютно новыми и просто восхитительными ощущениями, а Изабелла, обрадовавшись тому, что ей удалось наконец разбудить желание блондина, принялась с энтузиазмом продолжать начатое. Подросток было решил, что всё пройдёт хорошо и что он выйдет из этой комнаты мужчиной, но его член вновь опал, стоило Юре открыть глаза и взглянуть в раскрасневшееся девичье лицо. Ещё несколько попыток возбудить разнервничавшегося блондина ни к чему не привели, и он в раздражении поднялся с постели и принялся одеваться под растерянное молчание шлюхи. Оставив деньги на столике перед дверью, граф вышел из спальни с рубашкой в руках, спустился вниз и тотчас напоролся на госпожу Тиффани, что пила горячий шоколад из крохотной чашечки. — Господин наигрался? — улыбнулась она, поднимаясь с кресла. — Ага, — стараясь не выглядеть хмурым, ответил подросток. — Передайте, пожалуйста, Виктору, что я поехал в Сворд. — Как скажете, — коротко склонила голову женщина. — Его ещё несколько часов можно даже и не пытаться звать. Юрий неопределённо хмыкнул, надел принесённые строящей ему глазки девушкой пальто и цилиндр и, кивнув на прощание содержательнице борделя, покинул заведение. Ночь ласково обняла графа, полная луна окончательно выбелила его кожу и волосы, скользнула по лицу перламутром — и скрыла нервно подрагивающие крылья носа и искусанные губы.***
Удивительно быстро найденный кэб за полчаса доставил его в школу, и Юра, расплатившись с извозчиком, отправился в собственные покои. Действие выпитого в борделе виски стало ослабевать, и подросток уже с более-менее ясным сознанием размышлял о своей неудаче. «Не та девушка или слишком много алкоголя?» — раз за разом спрашивал он себя, сидя под струями воды. В конце концов подросток так извёлся, что, бессмысленно прокрутившись в постели с полчаса, принялся тренироваться. Стойка сменяла стойку, кинжалы, позаимствованные у тренера, пока ещё кривыми рыбками слетали с его рук в пробковую мишень, напряжённые мышцы натягивались и расслаблялись, полностью контролируемые Юрой. К сожалению, свои мысли он так контролировать не мог, так что то и дело срывался на размышления от «Что со мной не так?» до «Кто этот мужчина, что был с Виктором?».***
Мужчину звали Кристоф Джакометти, и сейчас он был занят бесконечно важным делом: покрывал поцелуями доверчиво подставленную спину Виктора Никифорова. — Я так… Скуча-ал, — срываясь на стоны и вынужденно делая паузы посреди слов, шептал беловолосый, сворачивая голову на любовника. — Я тоже, Белль, — ласково улыбнулся тот, поглаживая выступающие лопатки. — Я тоже. Их свела старая сказка и прозвища. Так давно, в то время, когда Виктор и Крис сами были мальчишками-первокурсниками, они вместе с ещё десятью подростками возвращались из города, когда дорогу им перегородили трое обитателей городского дна. Конечно, парни могли бы избежать серьёзной драки, но никто из них этого не хотел, так что, разделившись на группы, ученики Сворда бросились в наступление. Вышколенные и натренированные, да ещё и обладающие значительным численным превосходством, первокурсники достаточно быстро одолели мужчин, как вдруг из-за угла появился четвёртый тип бандитской наружности. Кристоф, стоящий ближе всего к нему, моментально сориентировался и всадил длинный стилет мужчине в печень, прежде чем он успел что-либо предпринять. «Грязное чудовище!» — прохрипел бандит, истекая кровью, но подросток лишь безразлично пожал плечами, мол, ничего личного. Однако этой ситуации хватило, чтобы красивый зеленоглазый мальчишка с золотистыми кудрями невинного купидона был прозван Чудовищем. Так, Виктор и Крис сперва лишь смеялись над товарищами, выдавая себя за пару ради самого словосочетания «Красавица и Чудовище», но по прошествии нескольких месяцев настолько сблизились, что приятельство превратилось в дружбу, а из неё переросло во влюблённость. Виктор не любил никого, помимо Маккачина, но если уж заводить речь о мало-мальски похожем на это чувстве, то из всех людей, населяющих землю, он испытывал его к Кристофу Джакометти. Крис любил весь мир, начиная мелкой пташкой и заканчивая Богом, в которого он верил, когда ему это было выгодно. Но он был настолько непостоянен и изменчив, что сам ветер бы завистливо цыкнул и воздал этому человеку должное. Слишком много «но» делали серьёзные отношения между ними невозможными, однако это не мешало молодым людям периодически встречаться то там, то здесь, и приятно проводить время. Так, удовлетворённый и усталый Виктор, переплетя руки и ноги с конечностями любовника, уплыл в спокойный сон, прекрасно зная, что проснётся, скорее всего, уже в одиночестве.***
В своём сне Никифоров растерянно крутил головой, не понимая, что он делает на берегу тёплого моря в Италии, где счастливо жил несколько лет, наслаждаясь солнцем и кипучим счастьем, пропитавшим страну насквозь. — Виктор? — услышал он сзади удивлённый голос. Повернувшись на звук, фехтмейстер увидел своего ученика, одетого в запавшую ему в душу белую блузку из тончайшего батиста. Юра шёл к нему, щурясь от солнца, с таким недоуменным видом, что Никифоров невольно рассмеялся. — Что? — не понял причины его веселья подросток, подходя ближе. В его волосы были вплетены белые цветы, источающие дивный запах. Они же странным образом обвивали запястья и лодыжки, и Виктор вопросительно взглянул на блондина. — Не смотри на меня так, будто я варварским способом влез в оранжерею госпожи Лилии, — пожал он плечами. — Они сами появились. — Да я так и не думал. Тебе очень идёт белый, — улыбнулся мужчина и через секунду шутливо поклонился: — Высокородный господин позволит недостойному прикоснуться к его сияющей красоте? — Льстец! — хихикнул Юра, пряча порозовевшее лицо в ворохе пенных кружев. — Можешь касаться. — Ах, я просто счастлив! — объявил Виктор с широкой улыбкой. — Прогуляешься со мной по побережью? Граф кивнул, и молодые люди бок о бок пошли вдоль кромки воды неторопливым шагом, медленно переговариваясь и пересмеиваясь. Виктора несказанно удивило то, что в его сне подросток был застенчивым и робким. Он то и дело смущался, опуская подбородок и прячась за завесой волос, и тогда Никифоров переплетал свои пальцы с его, поддерживая и придавая уверенность. Всё прекратилось неожиданно: фехтмейстер всего на секунду отвернулся, отвлёкшись на громко вскрикнувшую чайку, а повернувшись обратно, уже никого не обнаружил.***
— Тебе снилось что-то приятное, — услышал он по пробуждении хрипловатый голос Криса. — Скорее уж удивительное, — усмехнулся Виктор, открывая глаза и тотчас оказываясь в объятиях любовника. — А ты…? — А я давно не был в Сворде, — ответил мужчина, покрывая поцелуями обнажённое плечо беловолосого. — Поедешь со мной? — Именно так. — Ну ничего себе, — присвистнул фехтмейстер, за что получил тычок в живот. — Кстати, который час? — М-м, время заняться любовью ещё раз? — порочно улыбнулся Джакометти, нашаривая под лёгким одеялом возбуждённый член Виктора. — Крис! — Ладно-ладно, — усмехнулся он, поднимая ладони кверху и глядя на часы. — Сейчас без десяти семь. — Без десяти семь, — кивнув, повторил беловолосый и вдруг резко вскочил, принявшись натягивать штаны. — Чёрт! Юра! Я же тренер!