Леди Ладлоу сидела на берегу одного из, коих, кажется, тысячи, островков побережья Азуры на стуле, одолженном для неё Прячущим-Глаза у местных обитателей. Лёгкие волны накатывали на берег и почти касались её маленьких на каблучках туфелек; морской бриз обвивал приятной прохладой и теребил шлейф и рукава её платья, безуспешно пытаясь поднять подол стёганой нижней юбки; и крик скальных наездников можно было почти принять за крики чаек. И её совсем не беспокоило, что двери монастыря открывались лишь дважды в день, на рассвете и закате. После месяца, проведённого в гостях у лорда Дагота в его двемерской цитадели, она приветствовала всегда ясное небо побережья Азуры, и солнце, и ветер, и шум волн; побережье Азуры, куда не долетали пепельные бури. И она не спешила. Впереди её ещё ждали битвы, но пока... она не спешила и решила, а может позволила себе решить, «наблюдать, а потом торопиться».
Морри Ормин, сидевшая подле на одном из, усеивавших берег, камней и читавшая для неё вслух Утраченные пророчества, неожиданно остановилась:
”Леди Ладлоу, вы правда считаете, у этого был бы плохой конец, выйди я за Нельса Ллендо?”
Достав из своей плетённой корзины для вышивания «Опыты» Бэкона, моя милая леди открыла эссе сэра Фрэнсиса «О любви».
”Послушай-ка, дружок, что говорит великий философ и государственный деятель, «Сцена—»” - леди Ладлоу опустила книгу.
Волны накатывали на каменистый берег и почти касались её маленьких на каблучках туфелек, ветер пытался унести шлейф её платья, и над морем кружили чайки, она спросила у лорда Ладлоу, указав на корабль вдали, был ли тот китобойным; а потом она гуляла среди бесконечных заводей рисовых полей вместе с высокой красивой незнакомкой с изумительными тициановскими волосами и с той свойственной лишь редким женщинам манерой держаться, которая даже в присутствии десяти других равных ей по красоте, всегда выделяла её и её одну; и они о чём-то разговаривали,—леди Ладлоу не могла вспомнить о чём, и возможно она не знала этого и в самом сне, но как часто то бывает в снах, это не казалось ей тогда странным—и в какой-то момент вместо женщины она шла среди тех рисовых полей уже с лордом Даготом; а затем она оказалась в своём Хэнбери и гуляла одна по осеннему парку; и после ей снился, как он часто ей снился, Уриан, она за что-то отчитывала его, как то так часто бывало при жизни, и тут же, пожалев за свою резкость, смягчилась, в стороне стоял Клемент и, как всегда в её снах, казалось, не замечал её.
Леди Ладлоу закрыла книгу и после долгого молчания спросила: ”Рассказывала ли я тебе когда-нибудь историю моего друга Клемента?”
”Нет, леди Ладлоу”, – стараясь не показать своего любопытства, ответила Морри Ормин.
Моя бедняжка снова погрузилась в свои мысли, и когда она, казалось, опять была готова заговорить, с чайным подносом подошла Галатель. Поставив его на плоский камень, служивший им чайным столиком, она замялась:
”Если ваша светлость позволит?”
”Что такое, дитя моё?”
”Я знаю, он обратил на меня внимание только потому, что я немного похожа на леди Эральдил, – и тут Галатель улыбнулась своей тёплой доброй улыбкой, сделавшей её прекраснее её красавицы кузины, – и потом он говорит, что я хороший собеседник, но, я знаю, это просто потому, что я хороший слушатель. И я слушала, и он хороший мер, леди Ладлоу, но он обычно носит веточку удушайки в петличке, и ваша светлость подумает, раз ему нравятся 'сладкие и вульгарные запахи', он склонен к пьянству или другим 'грубым удовольствиям', но он пьёт только по праздникам, леди Ладлоу. И когда мы перед этим местом были в Вивеке, – девушка прижала руки к груди, - он сделал мне предложение, Гадайн Андарис, я имею ввиду, ваша светлость, у него лавка на Плазе. Плазе Хлаалу. В Вивеке, ваша светлость.”
*** *** ***
Вивек не встретил леди Ладлоу дружелюбно. Вивек - город встретил леди Ладлоу пепельной бурей.
Леди Ладлоу уже как час стояла в Зале справедливости и как пол-дня пыталась добиться если не справедливости, то освобождения Мехры Мило. Думая о бедной мисс Мило, сидящей в этом кошмарном, нависшем над городом монстре, она испробовала всё, включая угрозы, большинство, она понимала, пустые; и даже опустилась до подкупа; но всё было тщетно. И когда она уже в уме начала составлять план побега, не ведомо себе самой, она привела решивший дело аргумент:
”Позвольте мне тогда поговорить с архиканоником Сариони. Тем более, у меня к нему имеется другое весьма важное дело.”
Часом позже леди Ладлоу садилась вместе с мисс Мило в гандолу у Храма.
Вивек-бог, таким образом, мою милую леди и вовсе не встретил.
***
X. О любви
Фрэнсис Бэкон (в редакции леди Ладлоу для Морровинда).
Сцена более благосклонна к любви, чем, будь то человеческая, мерская или зверолюдская жизнь. Ибо на сцене любовь, как правило, является предметом комедий, и лишь иногда — трагедий; но в жизни она приносит много несчастий, принимая иногда вид Боэты, иногда — Молаг Бала.
