***
А в это время—***
В одной из гостевых комнат поместья Ретан, где на стене с одной стороны висел портрет Императора Уриэля Септима VII, а на другой - гравюры короля Хелсета и королевы-матери, высокая, необыкновенно красивая дама повела рукой к карману юбки своего нежно-зелёного шелкового платья,—так прелестно оттенявшего цвет её кожи и её слегка припудренных волос—но, казалось, передумав, вместо, подойдя к столу у окна и взяв чернильницу и перо, она приблизилась к гравюре королевы-матери и с большим умением и искусством подрисовала леди Барензии усы. Поставив чернильницу с пером на место, она вновь опустила руку к карману и достала из него кольцо с красным камнем. Её лицо расслабилось подобно трансу или медитации, но мгновение спустя приняло озадаченное выражение. И, действительно, одного взгляда на кольцо, ей было достаточно, чтобы обнаружить в нём подделку; подделку плохую и дешёвую, где вместо странного—словно текущая живая кровь—камня была вставленна совершеннеше нелепая красная стекляшка. Заметив на той какую-то маркировку, она попробовала вытащить её из крепления, и та с лёгкостью вышла. Приблизив стекляшку к лицу, она смогла разобрать буквы и прочитать: ”Дядюшка... Сладкая Доля... Солстхейм—” От стекляшки до умопомрачения сладко пахло—***
Я не могу вам сказать, что заставило Альмалексию лизнуть этот крайне подозрительный—и то, даже если не брать в расчёт, каким образом он попал к ней в руки—леденец—***
Когда из поместья Ретан в храм Балморы доставили гостью леди Ладлоу, Дралвал Андрано, один из целителей храма, не сразу узнал в ней Священную леди, которую он имел однажды честь видеть в Храме Морнхолда и даже получить от неё благословение; но зато сразу признал передозировку лунного сахара. Когда же он её узнал, все тут же совершенно забыли про лежащую на соседней кровати в очень схожем состоянии Цию. Но, что бы ни рассказывала Ция после, ей не верил не только ни один данмер, но даже никто из чужеземцев. И от побоев Цию не раз спасал лишь её жалкий вид, с тусклой шерсткой и облезлым хвостом, настолько жалкий, что зачастую её щадили даже завсегдатели Клуба Совета. А когда вышло новое Поучение Благой Альмалексии,—повествующее про маленькую пещерную крыску с красивой шёрсткой, которая очень любила сладкое, и в аллегоричной форме учащее детей (и не только) о вреде лунного сахара—прочитав его, Ция твёрдо решила завязать не только со своими россказнями, но и с лунным сахаром.*** *** ***
А лунный Лорхан, Массер и Секунда, которые, как бы сказали нам псиджики, напоминают нам смертным о дуальности мироздания—или что-то вроде этого—появились на небе. Но у милой моей леди псиджики были не в почёте, и под Красной горой, ах, ей было не видать Массера и Секунду. Но лишь Сердце Лорхана. И моя милая леди, чьему сердечку так мало был ведам эгоизм; моя Хэнбери, того древнего рода, что расцвёл во времена Плантагенетов; держательница старомоднейших взглядов; советник Хлаалу и хозяйка поместья Ретан; мать, потерявшая восьмерых из её девяти детей и вдова любимого ей лорда Ладлоу; всегда верный друг; Хортатор, Нереварин, и, в своё время, фрейлина королевы Шарлотты—готовилась сделать то, что должно было быть и не было сделано Тогда, четыре тысячи лет назад. И хотя, не всё, что делается - делается к лучшему; возможно, то, Тогда – было к лучшему. Нам не дано этого знать. И она надела тяжёлую двемерскую перчатку на свою маленькую изящную ручку.***
XVI. О безбожии Фрэнсис Бэкон (в редакции леди Ладлоу для Морровинда) Я скорее поверил бы всем сказкам Жития Святых, Биографии Барензии и Уроков Вивека, чем тому, что устройство Вселенной лишено разума.