«Я должна быть сильной. Должна научиться как-то с этим жить! Но… я не могу… Я не могу так дальше!» © Дневники вампира. Елена Гилберт
Ад. В одном маленьком слове заключено всё то, что происходило и происходит сейчас, здесь и со мной. Я хочу проснуться, чтобы ничего этого не видеть. Я хочу забыть о крови на руках, которыми вынуждена обнимать и прижимать к своему-не своему телу чужого мне ребёнка. Маленький мальчик вжимается, пытается спрятаться от мира, умоляет меня спасти его. В горле пересохло снова — я хочу, чтобы меня спасли, вытащили отсюда и пообещали, что ничего больше из этого не будет. Ад начался месяц назад, когда я очнулась на ледяном полу в луже собственной крови. Голова болела из-за крепкого удара по затылку, и тот факт, что я не умерла — поразил меня. Всё тело украшали ножевые ранения. Видимо, тот, кто хотел убить владелицу тела, пытался выполнить задачу доброкачественно. С иронией позже подумала: фиг ли там. Я жива. Лучше оставалась бы мёртвой, честно. И я бы умерла, не будь мне до паники страшно. Темноволосый мальчик всхлипнул, пряча лицо в грязном юката, где по анатомии человека у меня должна быть грудь. Грудь была, ведь тут я всё равно — девушка. И всё равно моя участь не завидная. Мальчишек убивают или уводят в рабство сразу, девочек — насилуют, пытают и убивают. Я насмотрелась за месяц выживания здесь. Где я? Кто я? На эти вопросы я не пыталась искать ответы, ведь времени искать у меня не было. Шатаясь от слабости, я тащила за собой ребёнка и пряталась-пряталась-пряталась, замирая от ужаса всякий раз, стоило мне услышать какой-нибудь посторонний звук. Месяц — целая вечность. Очнувшись в луже крови, подгоняемая ужасом и страхом, я бросилась искать хоть какую-нибудь одежду. Бежать в неглиже был не вариант. А то, что мог сделать убийца с этим телом — думать себе запрещала. Это было не со мной. Убегая с места своего-не своего убийства, я и налетела на один из покосившихся домов. Здесь они все такие. Старые, трухлявые, покосившиеся. В одном из домов лежал тихо плачущий мальчишка. Видимо, в прошлой жизни я как-то была связана с детьми, раз не смогла равнодушно уйти и оставить ребёнка один на один с жизнью… бродячего пса. Этот ребёнок — странный. В его жилах течёт сила, которая чуть не убила меня в первые секунды нашего знакомства. Эта сила, если не пугала, то настораживала. Тем не менее, я просто не могла бросить четырёхлетнего малыша на произвол судьбы. Дождавшись, когда он успокоится, я всё-таки добилась разговора и узнала, что произошло с ним. Его история была ужасна. И я в который раз обнимала я, тихо говоря, что попытаюсь помочь. Таких сил у меня не было, поэтому я ограничилась своими физическими возможностями. И их было мало. Раны заживали медленно. Периодически кровоточили и постоянно болели. Еды на нас двоих катастрофически не хватало. Когда мы нарвались на замёрзший пруд, то не без труда разглядела себя. Анорексичка. Чёрные, грязные патлы свисающие до плеч. Испуганные карие глаза. Мертвецки бледная кожа. Уж в этом с Хаку мы были похожи. Хотя еду, что мне удавалось найти в пустых домах и в лесных болотах, я отдавала мальчику, даже ему этого было мало. Он слабел на моих глазах. Температурил. Кашлял. А я паниковала. Я не знала этот мир. Может, у меня амнезия? Я откуда я тогда знаю такие слова? Какие травы лечат? Я не знала. Травы были незнакомы, а варить абы что — убить можно. — Онэ-сан, мне холодно, — Хаку всхлипнул, а я вздрогнула. Я боялась признаться себе в том, что мы медленно умирали. Не имея ресурсов для выживания, мы просто умирали от голода и холода. Я боялась признаться в этом ребёнку, который звал меня старшей сестрой. Сдерживая слёзы, я поцеловала мальчишку в лоб. Холодный. Если бы здесь была возможность заработать телом и вернуться живой, чтобы прокормить Хаку — пошла, не думая. Но тут меня в любом случае убьют. Лёжа на холодной земле, в вырытой мною норе, я старалась не думать о плохом. Что будет завтра? Завтра снова я вылезу отсюда, немного разгребу руками землю, сделаю проход шире. Потом пойду в сторону деревни и реки, чтобы чем-нибудь поживиться. Достать те же сети и начать ловить рыбу — моя мечта. Но предусмотрительные рыбаки прятали свои снасти от подобных мне бродяг. В деревне можно узнать новые новости. Например, я теперь знаю, что живу в стране Воды, здесь была кровопролитная война. В этой войне участвовали такие же люди, как Хаку. Их тут называют ещё «шиноби». Кто такие «шиноби»? Не знала, но догадывалась. И их я боялась. Как и боялась простых людей. Здесь бродяг не любили. Начнёшь попрошайничать — забьют руками, ногами и камнями. Уже видела — от девчонки осталось кровавое месиво. Эта жизнь была полна пугающих ужасов. Ужасов, от которых одно спасение — смерть. Я могла бы уже давно утонуть в болоте, но выбиралась всякий раз из трясины. Я могла бы напороться на чужой нож, но… В лесу, в норе меня всё продолжал ждать Хаку. Ради него я пробегала мимо аптечных лавок и смотрела на травы, запоминая какие от чего. Ради него я возвращалась в лес, чтобы разжечь костерок с помощью торфа и сварить отвар. Так и выживала, прижимая к груди маленького мальчика.***
— Онэ-сан, мне уже лучше, — Хаку, жмурясь от слабого дневного света, выполз из землянки. Нора превратилась в землянку за всё время, что я тут живу. Считать дни стало тяжелее. Здесь, в стране Воды, наступила весна, дни становились теплее и длиннее. Я просто устала считать дни кошмара. Бледный, как снег, младший брат снова обнял меня. Мальчишка едва доставал мне до талии. Мои потрескавшиеся губы растянулись в улыбке. — Пожалуйста, позволь мне с тобой пойти в деревню! — Хаку, — я вздохнула, чувствуя, как моё сердце сжимается от боли и кашля. Теперь болела я. Запустив ладонь в чёрные волосы ребёнка, закрыла глаза. — Нам нельзя здесь больше задерживаться, понимаешь? И тебе появляться там тоже нельзя. Я планировала переждать в землянке зиму и двинуться отсюда в другую страну. Жизнь тут научила меня воровать, поэтому у меня в потрёпанной чужой сумке лежала карта. Едва разбирая иероглифы и значения карты, я смогла проложить себе маршрут путешествия. Судя по знакам всех стран — самая тёплая и благоприятная по климату — страна Огня. — Это из-за этого? — его ладонь спряталась в мою. Подушечки пальцев и нервные окончания тронул зимний мороз, отчего я невольно ахнула. Внутренняя сторона ладони покрылась инеем. Посмотрев в взволнованные глаза мальчика, молча кивнула. — Но… Я обещаю, что буду контролировать это! Онэ-сан, пожалуйста! — Хаку, — присев на колено, я положила ладони на детские плечи. — Я не смогу защитить тебя там, в толпе. Меня убьют первой, чтобы тебя никто не посмел спасти. Я знаю, что ты хочешь выйти, но… — Онэ-сан, я клянусь, что не отойду от тебя! Господи. Как же тяжело, когда эти карие глаза смотрят так. Закусив нижнюю губу, крепко зажмурилась. Здравый рассудок ясно говорил чёткое «Нет». А сердце просило взять малыша с собой. В конце концов, ему надо начинать социализироваться. Но как? Тут каждый крестьянин готов наброситься на тебя с вилами за малейшее отличие. Меня могут принять за одинокую мать с ребёнком. Вопрос будет в другом ключе: кто отец ребёнка? Я старше Хаку на пятнадцать лет. Мне где-то девятнадцать-двадцать лет. Придумаю. Выкручусь. — Хорошо. Возьми корзину с теми травами. Я их продам в аптечную лавку. — Спасибо, Онэ-сан!!! — радостно улыбнувшись, мальчик бросился на меня с объятиями, повалив на землю и засмеявшись. Я и сама не выдержала. Засмеялась. В этой жизни так мало причин для радости… Потому что нам приходится выживать.