Я хочу проснуться

      — Держись рядом со мной, — повторила я и оглянулась через плечо. Хаку, закутанный в мою шаль, кивнул. Эту шаль я нашла, когда совершила первый набег на заброшенные дома. Мёртвым многие вещи не нужны, а мне сгодятся. С шалью мне удобно было прятаться от толпы. Теперь я прятала в неё своего брата от них, боясь… много чего.       Мы молча проходили группы крестьян, Хаку вертел головой во все стороны. Я боялась услышать в свой адрес улюлюканье и увидеть, что в ребёнка готовы бросить камни. Мне было страшно, но я старалась держать себя в руках. И анализировать. Хаку тоже насторожен. Он всё ещё помнит, что случилось с его семьёй. По ночам он плакал и кричал во сне. Каждую ночь…       А я старалась вспомнить саму себя. Ничего не выходило. Будто кто-то стёр мою память. Я начинала жить с нуля в буквальном смысле…       В молчании мы дошли до аптечной лавки. За ней сидел худощавый старик в соломенной шляпе и с курительной трубкой во рту. Возле этой лавки всегда пахнет душистыми травами и дымом. Подняв голову, старик улыбнулся, показав нам жёлтые, гнилые зубы.       — О. А вот и Саюри-чан подошла. Что-то тебя долго не было в этот раз, — тон, которым он это сказал, мне не понравился. Аптекарь — неприятный тип, но я терпела. С кем ещё меня заставит жизнь вот так работать? Вот. И я не знала. И не жаловалась. — И ребёнка привела. Ты не говорила, что рожала, — неодобрительно цокнул он языком. Такие слова были ожидаемы.       — Не рожала. Это мой младший брат — Хаку.       Неверие в серых глазах так и плескалось.       — Доброе утро, — улыбнувшись, Хаку проявил чудеса вежливости и поклонился. Старик внимания даже на это не обратил. Продолжая цокать, он перебирал пучки трав в корзине. Мне повезло, что снег и холода здесь не прервали рост и цветение лекарственных трав. Иначе нам нечего было бы есть.       Нет трав — нет денег, еды и лекарств. К этому я тоже привыкла. Со скрипом. Хотя чувствовала, что мои руки могут делать куда более полезные и нужные вещи.       — Отлично, — проскрипел он простуженным голосом, а после отдал корзину и махнул рукой, чтобы мы вошли внутрь хрупкого на вид здания. Мне всегда было не по себе от этого места. — Пацана оставь здесь. С ним ничего не случится, — и ухмыльнулся так, что лучше было бы развернуться и уйти. Но денег за травы кто мне даст?       — Нет, — на мой отказ старик скривился.       Перехватив покрепче ладошку Хаку, мы молча переступили порог лавки. Если снаружи пахло дымом, травами и сыростью от окружающей воды, то внутри меня придавило запахом пота и ржавчины. Мальчик вжался в меня, в ужасе глядя вперёд. Я прокашлялась, а когда разогнулась, то вздрогнула.       «Чёрт!» — внутри всё скрутило от страха. Противно хихикая, старик спрятался за спинами трёх высоких мускулистых мужчин. Те, словно монстры, жадными и голодными глазами впились в меня, раздевая ещё без рук.       — Она сойдёт… А пацана можно на корм рыбакам продать, — хмыкнул один из мразей, сверкнув в свете светильника кунаем. Шиноби. И банданы с символом деревни… Нас с Хаку никто не будет искать, никто не заступится! Сердце зашлось в громком стуке, буквально оглушая.       Двери тут хлипкие. Моих сил вполне хватит. Не отводя взгляд от них, я крепко схватила Хаку за плечо и толкнула к двери, выбивая оную с петель.       — Беги!       С хохотом и улюлюканьем, насильники бросились на меня. Страх сковал от мысли, что меня сейчас изнасилуют.       Снова.       Ледяной пот скатился по спине, а к шее подставили лезвие куная с угрозами, что меня грохнут, но сначала я посмотрю, как умирает мой ребёнок, а потом после, как со мной развлекутся. Сознание поплыло, тело било крупной дрожью от чужих рук и треска ткани.       Резкое похолодание и крики вокруг заставили вернуть расплывающееся сознание в кучку. Себя я обнаружила на полу с распахнутым и порванным местами кимоно. Рядом лежали трупы моих несостоявшихся насильников. Ноги купались в ледяной крошке крови.       — Онэ-сан, уходим!       Ко мне бросился Хаку, пытаясь помочь мне встать.       Его видели.       Видели лёд.       Нас убьют.       Схватив ребёнка за руку и запахивая одежду, я, как ошпаренная, выбежала на улицу. Крестьяне, как я и думала, видели всё. Тут насилие, убийства и стоны — обыденное дело, всем было плевать на наши жизни, но стоило этой озверевшей толпе увидеть силы Хаку, как они сошли с ума. Нас окружили, приближаясь с вилами, литовками и факелами с огнём.       Хаку дрожал от ужаса.       Я вышла вперёд, загородив мальчишку собой. Это моя вина.       Я взяла его с собой, не послушав себя.       Это из-за меня и моих неприятностей его сейчас могут убить.       Женщины начали бросаться камнями, а мужчины — их мужья, сыновья и братья с отцами — бросились на нас. Кто с кулаками, кто с хозяйственной утварью. Я зажмурилась, чувствуя, как Хаку вжался в меня. Не к месту вспомнились мои слова о том, что умирать мы будем вместе. И от холода, и от голода, и от болезней.       Первых троих я смогла оттолкнуть, пока чем-то острым мне не прошлись по боку, заставив болезненно вскрикнуть. Удержавшись на ногах и схватившись за первый попавшийся камень, начала отбиваться. А вскоре меня скрутили, оглушая ударом по голове.       Крики, вопли и проклятия слились в одну какофонию звуков, холода и крови. Когда меня развернули лицом к небу, то смогла разглядеть окровавленное лицо Хаку. Из глаз брызнули слёзы. Не такой судьбы я ему хотела…       — Онэ-сан? Онэ-сан, не плач! Помогите ей, пожалуйста! — мальчик обратился к кому-то в стороне, а я смогла заметить только, что вокруг стало как-то пустынно. Люди в ужасе жались в сторону лавок и домов. Послышались тяжёлые шаги, и в Хаку метнули кунай. Не быстро. А так, играючи. Голова просто шла кругом от мысли, что кому-то мы оказались нужны живыми.       «Для продажи и насилия. А чего ещё?»       Хаку поспешно начала срезать верёвки с меня, а после всхлипнул. Я поспешила сесть (поборов рвоту и головокружение) и закрыла ладонью рану на боку. Из неё всё ещё шла кровь. Печальный поворот событий. И мне нечем даже стянуть. Возле нас остановился высокий мужчина с забинтованным лицом. Глядя на него снизу вверх, я могла испытывать только ужас.       Наёмник.       Перечёркнутый протектор страны Тумана внушал ужас, но внезапное доверие Хаку к этому человеку сбивало с толку.