An Imago of Rust and Crimson

             В воздухе пахло морем, холодными ветрами с Атлантики. По дороге к ближайшей аптеке я зябко поеживалась. Мне нужна была перевязь для больной руки, а кроме того, оттуда я могла бы послать Ищейку, чтоб она разыскала Наташу. Тогда, даже если леди-ворона отправит за мной своих птиц, она не сможет узнать, где я живу.       Люминесцентные трубки монотонно гудели под потолком, а Изоляция тихонько нашептывала что-то мне на ухо, пока я набирала случайные товары, надеясь замаскировать то, что меня действительно интересовало. Плюс, что-нибудь для потрескавшихся губ, и еще что-нибудь сладенькое; о, и пожалуй, мне бы пригодились витамины с добавкой железа, учитывая, как часто я в последнее время теряю кровь.       Наполнив проволочную корзинку, я задержалась у одного из настенных зеркал. Грязь и запустение Иного Места окружили меня, когда я выдохнула Ищейку. Здесь не было для нее достаточно места, так что она поджала слишком длинные конечности, опираясь на локти, и глядела на меня сверху вниз своими скорбными глазами, раздувая ноздри.       — Найди мне Наташу и покажи, где она, — прошептала я.       Отражения показывали мне, что она видит; улицы мелькали в зеркале, пока не сменились видом полицейского участка. Наконец Ищейка остановилась перед бледной, издерганной Наташей, закованной по локоть в тяжелые наручники-рукавицы, вроде тех, что надевают на буйных заключенных.       Вот и хорошо. Она это заслужила. И теперь я знала, где ее искать. Полицейский участок был не так уж далеко отсюда. Она, конечно, была окружена копами, и у них были всяческие меры безопасности, но осмотреться там не повредит. Ну ладно, вообще-то — может навредить, и очень серьезно. У копов было оружие, а сунувшись к ним в последний раз, я наткнулась на леди-ворону. Но на этот раз у меня были в запасе новые трюки.       Выйдя из аптеки, я исхитрилась продеть больную руку в перевязь и, подгоняемая усилившимся ветром, зашагала к месту, которое обнаружила Ищейка.       Полицейский участок расположился на маленькой площади, наполовину превращенной в парковку. Ее окружали дома из потемневшего кирпича, мрачными силуэтами видневшиеся на фоне серого неба. Я задержала взгляд на детской площадке — но нет, это было бы слишком стремно и небезопасно. Я ведь собиралась оставить там свое тело.       Вместо этого я остановилась на забегаловке за два дома оттуда. Там пахло кофе, беконом, картошкой фри и совсем чуть-чуть — пережаренной яичницей, но главное, там было тепло. Столики были заняты едва ли на треть, и это прекрасно подходило для того, что я задумала. Женщина, убиравшая кофейные чашки с только что освободившегося столика, скользнула по мне взглядом.       — Садитесь где угодно, — предложила она. — Заказ можно сделать у стойки.       — Благодарю, — ответила я, присаживаясь в уголке, где меня не было видно ни ей, ни парню за стойкой. Однако, не желая рисковать, я вдобавок окружила себя и свой столик Изоляцией.       Красное виниловое покрытие поскрипывало, когда я устраивалась как можно удобнее на стуле, отдельно проверив, что ничего не будет давить мне на больное плечо. Прислонив голову к стене, я зевнула.       И выползла у себя изо рта.       Холод Иного Места проехался по мне, как будто настала самая суровая зима, какая только бывает в Мэйне. Я снова стала существом из мира кошмаров, с железными когтями и с крыльями бабочки. Одна лишь цепь, прикрепленная к животу как пуповина, связывала меня с бесцветной серой оболочкой, в которой я проводила бо́льшую часть времени. Но на этот раз я, по крайней мере, позаботилась о ней получше. Вместо того, чтобы просто бросить свое тело где придется, я нашла для него уютное и теплое место!       Так что теперь не только никто меня не потревожит, но и тело не будет жаловаться на то, как болит плечо, когда я займусь более важными вещами.       Глубоко вдохнув, я вообразила последний штрих, завершающий мой образ, и выдохнула его. Иное Место расползлось у меня изо рта, покрывая лицо, затвердело в виде гладкой белой маски и развернулось в такое же грязновато-белое платье, как раньше. Может, я и была бестелесной как бы проекцией, но все равно я оставалась кейпом. Костюм — это очень важно.       Напоследок я огляделась, проверяя, все ли в порядке. Изоляция по-прежнему делала свою работу; сморщенный безглазый мальчишка за потрескавшимся прилавком не обращал на меня никакого внимания; раздутая женщина, покрытая гниющими язвами, уже забыла, что я здесь. Засунув руки в карманы, я вышла на улицу и направилась к полицейскому участку.       Отражение этого здания в Ином Месте было не очень-то симпатичным. Оно было выше, чем в реальности, с добавочными этажами, наляпанными поверх настоящей крыши. Окна были с зубами, причем с такими длинными, что они, смыкаясь, служили решетками. Камеры видеонаблюдения издавали влажные звуки, осматриваясь вокруг блестящими голубыми бусинками глаз. Отвратно пахнущая жижа, сочившаяся из трещин в бетонной коже, оставила мерзкие потеки по всей стене. Тут чувствовалось что-то животное, что-то от неприрученного дикого зверя. Страх клубился вокруг людей, входящих в двери, страх витал вокруг копов, выходящих в патруль. Все здание было окутано темной дымкой страха, пропитано ей — это продолжалось уже долгое время. Копы боялись, и люди, имевшие дело с копами, боялись тоже.       Втянув воздух, я принюхалась. У страха был давний, застарелый запах. Он висел здесь давно, очень давно, ложился пласт за пластом, и недавние события добавили еще один толстый слой страха, накрывший всех, кто здесь работал.       Мурашки пробежали у меня вдоль позвоночника. Я была отнюдь не целиком уверена, что придти сюда — это хорошая идея, однако сейчас уже не время было трусить. И все же вид здания так подействовал мне на нервы, что я предпочла обойти его сбоку и вошла через гараж-парковку, миновав ряды грязных, поржавленных полицейских машин. Моторы их дышали, как будто живые существа, и страх настолько сгустился на их задних сидениях, что можно было разглядеть полупрозрачные фигуры бесчисленных арестантов, скованных призрачными цепями болезненного, лишающего сил испуга.       Мои крылья, пока я обследовала полицейский участок, вновь шуршали подобно комку сминаемой фольги. Отблески пламени отмечали двух копов, споривших друг с другом вполголоса, пока усталые серолицые монстры поглощали отбросы в столовой. Голые стены были испещрены бессмысленными письменами. Тут и там трубы, скрытые в стенах, прорвавшись, выплевывали на пол вонючую канализационную жижу. Кое-кто из самых свинорылых полицейских был целиком измазан ею, как будто они специально в ней валялись. Дымный страх висел повсюду.       Кому-то пора было предпринять что-нибудь, уж это-то было очевидно. Пока все копы продолжают изливать свой страх друг на друга, они все время будут на грани — достаточно кому-то из них поддаться панике в неудачный момент, и... ну, у нас как минимум будет тут новая Финиксовская Мясорубка, если не хуже.       Отпустив свои страхи, я выдохнула Фобию — ее неопрятный красный халат был измазан копотью, а раскрытый в крике рот, казалось, пристально наблюдал за мной.       — Сделай вот что… — тут я запнулась, прикидывая, как бы поточнее выразиться. — Я хочу, чтобы ты проредила здесь страх. Просто… сделай, чтоб он не так сильно давил на всех. — Вспомнив, что я сотворила с папой, я торопливо добавила: — Только не забирай слишком много ни у кого. Я просто хочу, чтобы они не отравляли страхом друг друга. Чтоб они все немного успокоились. Так, чтобы никто из них не пострадал.       С шипящим вздохом Фобия отвернулась, принимаясь за работу. Ее неестественно широкий рот втягивал дымку страха, пока она бродила вокруг. Я очень надеялась, что это поможет. А у меня были и свои дела.       Я хотела видеть, что происходит на самом деле, а не какое-то абстрактное не-от-мира-сего отражение реальных событий. Понадобилось несколько попыток и — не сомневаюсь в этом — очень странных гримас, пока мне не удалось переключить зрение обратно и уставиться на реальный мир. Слишком чистый воздух чувствовался на щеках неприятно горячим. Взглянув под ноги, я обнаружила, что никакого тела у меня нет. Я не была даже парой летающих глаз. Вполне логично, ведь мои глаза оставались, будем надеяться, там, где я их оставила, за дальним столиком в закусочной. Но все равно, от нереальности происходящего у меня зашевелились волоски на загривке. Или, возможно, воображаемые волоски на воображаемом загривке.       Но сейчас было не время об этом думать. Экзистенциальным ужасам придется подождать, потому что мне не хотелось бы бросать свое тело без присмотра слишком надолго. Невидимкой пролетая по коридорам, я обнаружила двух копов, лениво болтаюших друг с другом, прихлебывая кофе, и послала пару Идей, чтоб оживить их разговор.       — Да, так значит, я видел Эрика, — сказал тот из них, что был постройней. На усах у него осталась пенка от кофе, а форма была в пятнах засохшего пота. А еще, пусть люди и не могли этого видеть, красновато-черное масло сочилось из его ладоней, но я-то могла, нырнув в Иное Место, рассмотреть, как он отражается там. Он убивал, по крайней мере, однажды, причем недавно. Зависнув за плечом, Фобия поглощала клубящийся вокруг него густой туман.       — Да ну? — откликнулся второй, жирный латинос с залысинами; на его рубашке под мышками темнели влажные круги. Он баюкал стаканчик с кофе как будто человек, только что спасенный из ледяной воды, сгорбившись и сжавшись над ним. В Ином Месте у него было множество лишних глаз и он постоянно дергался. Значило ли это, что он был в чем-то похож на Люси?       — Ага, он как раз зашел оформлять перевод. Выглядел, честно сказать, как дерьмо.       — Ну ясен пень… так оно и бывает, когда застрянешь в Ормсвуде. — Чуть помедлив, жирный вздернул голову: — Постой-ка, я слыхал, тут кто-то сидит у нас в клетке для кейпов. Он не ее ли оформлял?       — Ну да, свою они, кажись, так и не починили после того разгрома, вот и сбагрили клиента нам.       — У-у, говнище. А я-то хотел уйти пораньше. Помираю как спать охота. — Жирдяй обессиленно уронил руки. — Надеюсь, чертовы федералы заберут ее поскорей… прежде чем Джейн пойдет назначать сверхурочные.       Усатый пожал плечами:       — Девица шустро обмазалась адвокатом. Ну, или ее предки: не знаю, сама-то она почти ребенок. И, говорят, этот парень уже чуть ли не ядерную войну устроил у Салливана в кабинете. А Эрик, кстати, рассказывал, что там вся история — мутная как пиздец. Говорил, та девка, типа, все время хочет признаться в чем-то. Вроде того, что якобы как-то замешана в том бардаке с погибшим парнем в Уинслоу.       — Господи, вот уж и впрямь мутнота, — пробормотал толстяк, заглотив остатки кофе. — Лишь бы только меня к ней не припахали, сил никаких нет. Надо нацедить еще кружечку кофе… а потом постараюсь прикинуться ужасно занятым, пока не кончится смена.       — Да, мужик, вот это правильно. — Крякнув, усач потер поясницу. — Хотел бы и я сделать так же, но до полуночи мне смениться не светит. Но, по крайней мере, — потянувшись, добавил он, — атмосфера как-то полегче стала. Не такая напряжная. Может, начинается светлая полоса?       Они разошлись по своим делам, а я нырнула обратно в Иное Место, чтобы обдумать услышанное. Таш обзавелась адвокатом? Странно, я ведь не говорила ей этого делать. Возможно, она просто позвонила отцу, а все остальное сделал уже он? По крайней мере, она пыталась признаться. А полицейские не смогли понять, в чем дело — кажется, я сваляла дурака, не проследив, чтобы Мегуми осталась поговорить с полицией. И теперь все остальные скинхеды могли сделать вид, что были лишь жертвами нападения. Нужно было помешать им выкрутиться, а для этого я прежде всего должна была узнать, что задумал этот адвокат.       Найти упомянутый «кабинет Салливана» было нетрудно — пришлось лишь несколько раз подтолкнуть мозг одного из полицейских, и пока он стоял перед дверью, недоумевая, зачем сюда пришел, я проскользнула внутрь прямо сквозь стену. Хотя Усатый, должно быть, и преувеличивал, сравнивая случившийся тут скандал с ядерной войной, я без труда могла ощутить напряжение, до сих пор разлитое в воздухе. Сам Салливан оказался чернокожим коротышкой с седоватой шевелюрой, на чьем лице фасонистые очки и безупречно подстриженная бородка плохо уживались с переломанным несколько раз носом. Обогреватели работали на полную мощность, и в комнате было жарко как в печке, но он даже не закатал рукава. Наверху лениво кружил пыльными лопастями потолочный вентилятор.       — Как я уже сказал, ей были зачитаны ее права, — говорил Салливан глубоким голосом с отчетливым нью-йоркским акцентом. — Так что ее признания теперь целиком наше дело. Она их сделала добровольно и не в ходе допроса, поэтому нет никаких законных…       — Простите, но ничего подобного, — устало перебил адвокат, пожилой, с лысинкой на макушке; его толстые щеки уныло свисали под осунувшимся лицом, и больше всего он напоминал побитую гончую. — Наташа явно находится под воздействием какой-то парачеловеческой силы. — Морщины на его лице углубились, когда он нахмурил брови. — В данном случае именно она является жертвой преступления, поэтому все эти так называемые «признания» и «показания» ничего не значат. Она действовала под внушением… того, кто сделал с ней это.       Я застыла. Нет, нет! Ведь я же… я ведь не внушала ей ничего — ничего кроме самого желания сознаться. Адвокат не имеет права так делать!       — Не надо этих игр, Мартинсон, — с раздражением возразил полицейский. — Мы знаем, что она была там, и знаем, что она участвовала в деятельности этой банды. Ее подельники тоже сознались. И нам известно, что она незарегистрированный парачеловек, что является отягчающим обстоятельством.       Адвокат сжал кулаки — Салливан не мог этого увидеть за краем стола, но мне было видно.       — Быть парачеловеком это не преступление и, равным образом, преступлением не является отсутствие регистрации, — холодно заявил он. — Моя клиентка виновна лишь в том, что была незаконно подвергнута парачеловеческому воздействию на сознание и принуждена к самооговору. То есть, невиновна.       — Это лишь по вашим утверждениям, — заметил Салливан. — Истина будет установлена в суде.       — Она не давала никаких показаний добровольно и без принуждения, как это бы требовалось, — продолжал Мартинсон, не обращая внимания на возражение полицейского. — У вас в камере находится подросток, переживший зверское обращение бандитов при нападении на дом, а потом — подвергшийся психическим пыткам со стороны японского злодея. Она должна быть в госпитале, а не в участке!       — Она тут находится потому, что является подозреваемой и незарегистрированным парачеловеком, — повторил Салливан с утомленными нотками в голосе. — Ее осмотрели на повреждения, но она отказалась от медицинской помощи, продолжая заявлять, что хочет сознаться.       — Да как же вы могли ее осмотреть? Ведь вы продолжаете удерживать ее в одиночном заключении, — воскликнул Мартинсон, повышая голос. Он начинает визжать как свинья, подумала я с отвращением.       — Был проведен визуальный осмотр. Как незарегистрированный ПЧ, она требует обращения с особой осторожностью, но при этом — продолжил Салливан, подавшись вперед, — вы сами как раз из тех, кто на меня набросится, если мы введем ей снотворный препарат, чтобы можно было тщательно ее обследовать.       — Она шестнадцатилетняя девочка, только что пережившая нападение! Это просто нелепо!       — Вообще-то, мы уже обратились в наш ПЧ-отдел, и они вызвали нам кейпа из СКП. Обычно это происходит быстрей, но в последнее время СКП не спешит с реакцией на вызовы. Тут нет нашей вины. Но они обещали, что у них будет возможность безопасно приблизиться к подозреваемой, выявить паранормальное воздействие — если оно есть — и оценить состояние ее здоровья.       — Я должен присутствовать при этом, как ее адвокат, — сразу же сказал Мартинсон.       — Ну да, разумеется. Итак, если у вас нет больше… — Тут телефон на его столе зазвонил. — Слушаю, Салливан. Что у вас? — Он помолчал, прислушиваясь. — Ясно. Я скоро спущусь к вам, вместе с адво… Ах, уже подошел? Хорошо, мы с мистером Мартинсоном сейчас будем, — сказал он и повесил трубку. — Так, СКП уже здесь. Если вы не возражаете проследовать за мной, мы встретим их у изолятора.       Они поднялись и вышли, оставив на столе недопитые стаканы с водой. Я невидимкой последовала за ними — вниз по лестнице, потом по другой. Камеры располагались ниже уровня земли, и отдаленный шум проезжающих машин доносился сверху глухими басовитыми раскатами. Коридоры были покрашены в бездушный бледно-голубой цвет казенного учреждения, пахло потом и чистящим средством с анисовой отдушкой.       — Будем надеяться, что ваш сотрудник из СКП не тронет ее без моего присутствия, — нарушил молчание мистер Мартинсон. Это прозвучало у него почти злорадно. — В противном случае…       — Да, да… я тоже знаю правила. Мы уже почти на месте и… Так, вы трое — из СКП? — спросил Салливан, свернув за угол.       У дверей камеры стояла пестрая троица: мужчина, одетый как офисный клерк, медсестра и кейп в толстом костюме из чего-то вроде распухшей стеганой брони — трудно было даже понять, мужчина это или женщина, хотя я склонялась к первому — и в шлеме со светящимся красным крестом на месте лица и глаз.       — Агент Джон Бутчер, — представился мужчина в пиджаке. Я бы сказала, что ему под сорок; песочно-светлые волосы коротко острижены, чтобы не так заметны были залысины, из нагрудного кармана торчали темные очки. Случайно заметив, что у него отсутствует ноготь на мизинце, я невольно задумалась, что это с ним могло такое произойти. — Я начальник этой группы. Простите за задержку, сегодня сумасшедший день, мы только что вернулись с другого вызова, на противоположном конце города.       — Джулия Бауэрс, — коротко кивнув, сказала медсестра.       Под искусственным светом ее лицо казалось изжелта-бледным, как будто ей самой может понадобиться медицинская помощь. А может быть, она просто очень устала, судя по тяжелым векам и темным мешкам под глазами.       — Сэр Сенс, — прогудел кейп, подтверждая мою догадку, что это мужчина. — Я специалист, прикомандированный от ФБР. Буду искать признаки вторжения в разум.       Черт, черт. Надо было срочно вытаскивать Покаяние у Таш из головы, ведь иначе, если они обнаружат мой конструкт, адвокат попробует воспользоваться этим и добиться, чтоб ее отпустили! Метнувшись в сторону, я прошла сквозь мистера Мартинсона, прилежно записывающего имена присутствующих в маленький блокнот, и шагнула через стенку прямо в камеру, поеживаясь от неприятного ощущения, оставленного на мне адвокатом. Через дверь приглушенно послышалось:       — Я Марк Мартинсон, Наташин адвокат, присутствую здесь в качестве наблюдателя, в интересах клиента.       Повстречавшись с мутно-голубым взором, глядящим мне прямо в глаза, я на какое-то мгновение едва не решила, что Наташа смогла увидеть меня выходящей из стены. Но нет, то было случайным совпадением: она просто сидела, свернувшись в клубок и неотрывно глядя в стену. Руки ее были по локоть упрятаны в металлические перчатки, скованные в запястьях, и было заметно, что это причиняет ей неудобство. Вот и хорошо, подумала я, но не совсем от чистого сердца. Она выглядела несчастной и жалкой. А когда я вновь погрузилась в Иное Место, ее чудесные золотые руки оказались плотно свернуты вокруг нее, и нигде не было ни одного отпечатка ладоней.       Протянув руку, я коснулась ее лба и ощутила там Покаяние, как нечто холодное и угловатое, корчащееся в ее разуме. С резким вдохом я извлекла мое чудовище, втянув его туда, где оно зародилось — в свой собственный мозг. Наташа никак на это не отреагировала. Можно было ожидать, что она повеселеет или взбодрится, или что-нибудь в этом роде, но нет. Как будто мой монстр успел породить у нее в черепе свое собственное маленькое Покаяние и оставил его там…       Задним числом я понимала, что сделала большую ошибку, там, в логове скинхедов. Надо было, не разделяясь со Славой, проникнуть с черного хода, освободить Мегуми и сразу же уходить. Но мне тогда хотелось наказать этих гадов за похищение. А теперь они из-за этого выглядели жертвами нападения.       А Наташа даже не участвовала в их дурацкой затее. Мне надо… надо будет серьезно это обдумать. Я продолжаю вляпываться в ситуации, которых лучше было бы избежать. Давно, когда мама была еще жива, она рассказывала мне о разнице между наказанием и справедливостью. Она говорила тогда о полиции и тюремной системе — как они испорчены и несправедливы — но, возможно, мне стоило бы сейчас примерить ее слова на себя.       Вздохнув, я отступила в угол камеры. Она, кстати, выглядела чище, чем большая часть других помещений в участке — должно быть, ее не часто использовали, и неприятные чувства не успели глубоко впитаться в стены. Но все равно, они были исчерканы граффити наподобие «чт0 ясдЕлаЛ нИ тАк?» и «шТо тЕПерЬ сА мнОй БудиТ?» и «НЕ ДВИГАТЬСЯ».       Секундочку… я моргнула. Эта жирная надпись была выведена как по трафарету поверх всех остальных, выглядевших нацарапанными от руки. И, кажется, ее вообще тут не было, когда я, входя, окинула взглядом камеру.       Я почувствовала, как желудок проваливается куда-то сквозь пол. Тут дверь с приглушенным хрустом проржавевших петель отворилась, роняя несуществующие в реальном мире чешуйки ржавчины на бетонный пол, и внутрь вошли двое серых людей и некто — что было самое страшное — не выглядевший монстром вообще. Единственная частичка красоты у «кейпа» заключалась лишь в его шлеме. Все остальное у него было абсолютно серым. У медсестры было то же самое: какие-то следы аквамариново-зеленой прелести в ее сумке, а все прочее — бесцветная, неживая вещь. Но зато агент Бутчер выглядел почти так же, как и в настоящем мире. Почти, потому что костюм его тут оказался черным, вместо офисно-синего, и третий глаз смотрел у него изо лба, и его окружало какое-то странное сияние, делавшее его как будто более настоящим, чем все остальное вокруг.       Я поняла, что он питался паралюдьми или тинкертехом, как я сама это делала. Потому что он был похож на ту даму с воронами. Или на Керсти. Или на меня. Я назвала его «трехглазым» — и он им останется теперь навсегда. Потому что он мог бы изменить свой облик, но Иное Место всегда распознает его тем, кем он есть.       Притворявшийся кейпом серый человек шагнул вперед, одной рукой настраивая что-то на боку своего шлема. Но это все было лишь игрой, ровно так же, как и «маскировочная» карточка, которую я дала Славе. Серые люди заполнили ФБР и СКП — ложные паралюди, опиравшиеся на технологии. Я же не сводила глаз с агента Бутчера, трехглазого человека, который держался очень тихо и прислонился к стене подальше — как будто бы он не хотел быть зачарованным тем прелестным золотым сиянием, что исходило от Таш.       Которое… почти не действовало на меня, как ни странно. Оно было приятным — и даже красивым! — но не врезалось мне в мозг, как раньше. Неужели я приспособилась наблюдать парачеловеческие силы? Или дело было в чем-то другом? Этот золотой огонь как будто выглядел бледнее, чем раньше…       Но думать об этом времени не было. Я отерла рот рукавом. Черт, черт, черт! Я… мне не хотелось бы, чтоб с Наташей произошло что-нибудь действительно нехорошее. Она была настолько — по настоящему — жалкой… Таш заслужила, конечно, срок в ювеналке — но вовсе не то, что Серые Люди и их начальники могли бы захотеть с ней сделать! И у трехглазого, как и у леди-вороны, было это смутное сияние, так что он, возможно, захочет напитаться от нее — если я оставлю их без присмотра…       — Произвожу сканирование… — сказал фальшивый кейп. — Агент Бутчер, предварительные данные показывают, что у нас ситуация 32-б.       — Этого следовало ожидать: она, несомненно, парачеловек. Телекинетик… что соответствует первоначальным сведениям.       Я почти немного впечатлилась их представлением. Скорее всего, этот цифровой код не означал ничего вообще — просто был способом подержать разговор.       — А ее силы, они не препятствуют сканированию?       — Да, сэр, наблюдается искажение волновых форм.       — Этого я и боялся… — агент ФБР обернулся к адвокату: — Видите ли, сканирование на парачеловеческое вмешательство в сознание имеет тенденцию к искажению, когда тестируемым субъектом тоже является парачеловек. В общем… это займет гораздо больше времени, чем я надеялся. Нам придется прибегнуть к методу измерения ассоциативных реакций.       — Это что еще такое? — вопросил мистер Мартинсон.       Бутчер указал, не оборачиваясь, на комплект из визора с наушниками, который серая женщина уже доставала из сумки. В них не было ни следа парачеловеческой силы. Поиграв со своим значком в руках, агент пояснил:       — Это значит, что она наденет эти приборы, и мы покажем ей определенные картинки, записывая при этом ее реакции. Этот способ позволяет определить, не находится ли она под воздействием парачеловеческих сил. Нам надо только ваше разрешение, чтобы мы могли начать.       — Ну хорошо, если можно решить дело таким образом… то я согласен.       Я моргнула. Кажется, что-то мелькнуло между ними? Этот трехглазый что-то сделал — что-то, что не сопровождалось вспышкой парачеловеческой силы.       — Благодарю за сотрудничество, — сказала серая женщина.       — Ладно, в таком случае, не принесет ли мне кто-нибудь стул? — спросил мистер Мартинсон. — Мне ведь придется присутствовать на протяжении всей процедуры.       — Мы позаботимся об этом, — согласился трехглазый агент. — А тем временем, Салливан, можно вас на два слова? Мне все равно тут делать нечего, пока они не закончат тесты, так что я не против перехватить стаканчик кофе. Так и не смог присесть сегодня с самого утра.       — У меня еще полно работы с отчетами, Бутчер. Но я покажу вам, где кофейный автомат, — буркнул Салливан.       — Весьма обязан, — отозвался тот.       На мгновение я заколебалась, не уверенная, за чем мне больше хотелось бы проследить. Наблюдать за допросом Таш, либо попытаться выяснить, что затевает агент? Наконец, я решила, что трехглазый агент был наиболее опасен. И значит, за ним и нужно было, прежде всего, присматривать. Я едва не призвала Фобию к себе на помощь, но все-таки смогла сдержаться. Она ведь приносила пользу, изничтожая атмосферу страха повсюду в участке.       Сперва они болтали ни о чем — про погоду и спорт — но когда они уже были далеко за пределами, где адвокат мог бы их услышать, агент, прочистив горло, спросил:       — Так что за человек этот Мартинсон? Вы его знаете? — в руках у него при этом снова был его значок, и он поигрывал с ним. Металлические грани отбрасывали блестки света.       — В каком смысле: лично? — Трехглазый покачал головой, и Салливан нахмурился: — А, вы имеете в виду: что я знаю о нем?       — Да. Это совершенно неофициально, так что можете говорить свободно.       Салливан скривился:       — Ну, я встречался с ним пару раз. По разным поводам. Пара случаев вождения в нетрезвом виде; вызов по случаю домашнего насилия около месяца назад… — он помахал неопределенно пальцами, поднимаясь по лестнице. — И, да, был еще большой шум с «украденными» пистолетами из оружейного магаза в прошлом году. Если неофицально? У меня приличный зуб на него и, готов поспорить, он готов биться башкой об стену, лишь потому что именно я сегодня дежурный. Потому что другим против него не выстоять. У него хорошие связи среди местных копов — тех, кто служил тут, в Броктоне, всю свою карьеру. На нас давили из офиса шефа, чтоб мы закрыли то дело с «кражей» оружия. «Недостаточно доказательств», Господи боже мой… да просто кто-то надавил на него как следует!       — Интересно. И вновь без протокола, — поинтересовался агент (по-прежнему, значок продолжал поблескивать в его руках, когда они поднимались по лестнице), — кто, по вашему мнению, стоял за той кражей, если бы вам пришлось…       — Скинхеды, и я не думаю, что это вообще была кража, — тут же выпалил Салливан. — Мы потом взяли кучу этих стволов у Стальных Орлов. Могу поставить свою зарплату, что эта лавка, «Джеррикс Ганз», просто подстава, и они просто отдали оружие скинхедам, а потом списали недостачу на ограбление и потребовали страховку! — но на бумаге это был грабеж, причем виновата оказалась какая-то банда из Нью-Йорка!       — Интересно. Очень интересно.       И впрямь, мне приходилось согласиться с трех-глазым человеком. Это, действительно, было очень интересным. А теперь еще, я смогла разглядеть, что же он делает. В его руках полицейский значок оказался не просто кусочком металла. Это был штамп, и он отпечатывал надпись ГОВОРИ на лбу у его собеседника.       Салливан, моргнув, торопливо добавил:       — Но это все только без записи. Доказать ничего нельзя. Может, он просто берет достаточно дешево, так что скинхеды могут себе позволить нанимать его по любому случаю?       — Да-да, конечно. Вы должны исполнять приказы начальства, если у вас нет доказательств. — Он снова покрутил значок и на лбу Салливана отпечаталось ИСПОЛНЯЙ взамен прежнего ГОВОРИ. — Можете теперь вернуться к своим отчетам.       Полицай отправился прочь, выглядя слегка ошарашенным. Тихонько, я поерзала на месте, подпрыгивая на кончиках пальцев. Нервы мои дрожали в напряжении. Что же он такое тут затевает?       — Что же ты такое тут затеваешь, хотел бы я знать? — спросил трехглазый человек, обращаясь к пустому месту.       Нет, не к пустому месту. Его третий глаз был раскрыт, сфокусирован, внимателен. Он обращался ко мне.