Keiner von uns

23.01.15, Четверг

Только я зашёл в комнату, к моим ногам прилетел мой рюкзак. Очень мило, спасибо. – Проваливай. – Ты серьёзно, – протянул я, слегка даже опешив. Не думалось мне, что всё будет настолько плохо. Хотя на что я надеялся вообще. И так было понятно, что мне пизды дадут за сделанное. Тем более, что я уже просыпался сегодня, когда Артём уходил выгуливать собак, и он даже разговаривать со мной не стал. Осмотрел так презрительно-недовольно и ушёл. Охуенно, да? Так что у меня уже была возможность понять, что примерно меня ждёт. У, блять. – Абсолютно. Уходи. Я не собирался уходить, тем более, теперь, после такого. Нет, блять, давай разговаривать. Я хочу знать, насколько ты конченый мудак. Хотя, кажется, ты уже достиг высшей точки. Реально? Ты из-за вчерашнего так выёбываешься? Бля, многое можно понять, но не это. – Нет, – я прошёл в комнату, закрывая за собой дверь. – Давай говорить. Артём хотя и развернулся ко мне, но у него на лице ясно было написано, что хер он что мне скажет. Ну или хотя бы что-нибудь умное. В целом, что умного он может выдать сейчас? Что готов разбить мне ебало только за то, что я ему отсосал? Лучше пусть тогда сразу заткнётся. – Ты реально обиделся? Артём недовольно на меня уставился, замерев. Скоро стало понятно, что разговаривать со мной точно не собираются. – И не будешь со мной разговаривать, серьёзно? – вышло даже немного нервно, потому что я правда не понимал, какого чёрта, и меня это бесило. Артём реально долбоёб, да? – Извини, я не говорю на долбоёбском. Хотя, возможно, я различу слова извинения. Я даже не ожидал, если честно, что он будет сейчас: во-первых, по-детски агриться (ну спасибо, что над картавостью не издевается), во-вторых, выставлять себя ещё большим мудаком. Как бы, куда уж большим, я думал? А нет. Артём реально охуел. И реально мудак. Такая реакция, будто это его в рот выебали. Именно вот выебали. С полноценным износом, без его какого-либо желания. Ничего страшного же не случилось. А он так себя ведёт, будто всё, пиздец. Он женщина в какой-нибудь Индии, его изнасиловали и теперь на всей его семье стоит большой жирный крест. И его сёстры никогда теперь не выйдут замуж, и вообще вся жизнь теперь по пизде пойдёт, и всё, впереди только сплошная беспросветная жопа и единственный выход – суисайд. В чём проблема? Он по сути никак не пострадал и чего он бесится? Я реально не понимаю. Ну да, да, он с самого нашего знакомства начинает плеваться ядом при любом упоминании орального секса, но.. Ла-адно, возможно, я реально плохо сделал. Но что теперь, умирать? Или вот так себя вести? – Я читал, клетки в ротовой полости полностью обновляются примерно за десять дней. Не разговаривай со мной, пожалуйста, всё это время. Он уже и поискать там что-то успел? Серьёзно? Блять, Артём. – Ты поехавший? – А зачем ты это сделал? – он так внезапно перешёл на повышенный тон, что мне аж поплохело. Блять, истеричка тупая. Сейчас бы ещё истерики начинать. – Даже не знаю. Потому что ты сказал, что хочешь поебаться? – Мы уже полтора года вместе. Тебе вообще совесть позволяет так о нас говорить? – И ты до сих пор не запомнил, что, блять, можно заниматься чем угодно, но только не оральным сексом? Ты не понимал, что делаешь? Я не ясно выразил своё отношение к таким вещам? Ну да, ты про тот раз, когда ты втащил мне за одно предложение? Очень ясно было, да. На будущее – я и словами прекрасно понимаю. Можно было тогда и не выёбываться, а по-человечески сказать, что тебя такие вещи не интересуют, ты не хочешь. Не думаю, правда, что меня бы это остановило. Но как знать. – Ты поиздеваться так хотел? Унизить меня? Что? Ты доволен? Я надеюсь, потому что меня вот вообще эта хуйня не прикалывает. Да что ты говоришь, не прикалывает его. Меня не прикалывают последние несколько месяцев. И я тоже ведь унижен, получается. Но я же не ною. И тебе абсолютное похуй, что ты со мной делаешь, как я себя чувствую и всё на свете. Тебе вообще поебать. Но что мы имеем. Даже если ты и унижен, то только в своих собственных глазах. Тогда как меня выставляют конченым дауном перед как минимум двумя людьми. Которым ты ещё позволяешь пиздец как тесно приблизиться к нам. Саня и Ковальский. Они что угодно могут сделать в любой момент. Я выставлен последним чмом перед ними, и что, я кому-то ною? Я выёбываюсь на тебя? Нет. Вот и ты завали ебало. Унижен он, сука. Вот же обидели бедного. – Очень забавная ситуация. Перевернуть её не пробовал? Унижен он, блять. Вообще, это всё очень глупо, конечно. Я про своё нытьё и мерение угнетением. Кто из нас более оскорблён, ага. – Я тебе что-то сделал? – Реально, да? С самого ёбанного ноября, блять, ты мне что-то делаешь, а сейчас задаёшь такие вопросы, глядя прямо в глаза? Ты совсем охуел? – Вообще ничего не сделал, м. Плохой я, обидел бедного Артёма. Артём ничего не сказал, но вряд ли его что-то смутило в моих словах. Судя по его выражению лица и тому, как он продолжал смотреть на меня. Стиснув зубы, он недовольно вдохнул. – Ты чёт пиздец обнаглел в последнее время. Обнаглел..? Себе скажи спасибо за это, блять. Сам всё похерил и послал по пизде, а теперь удивляется, почему и меня больше не ебёт, куда всё это катится. Бля, если раньше ещё был смысл его терпеть, то сейчас мне нахуя это делать, когда он вообще не напрягается, чтобы что-то исправить? Нахуя мы вообще вместе до сих пор, не ебу даже. Пиздец. Вот конкретно сейчас он меня реально выбесил. Аж захотелось его нахуй послать. В смысле, бросить. И пусть пиздует к своей Сане и ошивается с ней. Сказать бы "Со спокойной душой", но как будто его душа была неспокойна. Как будто у него вообще она есть, блять. * – О, Дима, привет. Созай функцию. Дима непонимающе оглядел Настю, но тут же догадался осмотреться. Или ему жестом указали на доску – не ебу. Я сидел впереди класса, по обыкновению, так что не мог видеть, что происходило у остальных. Просто Елена Александровна ошиблась, когда писала задание на доске, и вместо "Создать" написала "Созать". Не то чтобы поднялся пиздец ажиотаж вокруг этой темы. Второй урок, после ОБЖ, думаю, людям ещё не до выстёбывания всякой хуеты. – А, окей. Сейчас.. Созазю. Наверное, поэтому мы Диму и дожидались, что он единственный из всей группы, кто может написать эту поеботу. Ну да, ещё у нас был Олег. Но Дима сговорчивее. Хотя обычно на информатике никто никого не просит о списывании. И тупо подходит сзади, фотографирует экран и уходит. И кому-то типа не похуй. Было пиздец скучно, потому что по группам нас раскидали так, что из всей нашей "охуенной пиздатой блять самой лучшей в мире компании" я был один и получалось, что мне вообще было не к кому прибиться. Даже все остальные люди, с которыми я более-менее общался, были в той группе. Ну да, тут был Саня. Но нам для взаимодействия нужен какой-нибудь Денис. А Денис не здесь. И Алёна. И даже Ковальский.. Сейчас же мне оставалось только сидеть и грустить. Ждать, пока Дима напишет всю эту хуйню.. Потом надо будет переписать эту дичь. Показать Елене Александровне, типа я умный и всё сам написал, ага-ага. И.. Всё? Какие там потом уроки будут вообще? Две геометрии и две физики. Я могу уйти домой, получается? Вспомнив, что это всего второй урок, я недовольно вздохнул. Два урока прошло, Арсений. Даже не так. Второй даже не закончился, а я уже хочу домой. Ужасно. Я ненавидел скучные предметы, на которых было нечего делать, а информатика относилась как раз к таким. Вот ты сидишь. Пытаешься найти себе хоть какое-нибудь занятие. Но ничего нет и ты уже что угодно делать готов (но только не учиться), но лишь бы хоть что-то было. Я даже начал понимать, почему наши одноклассники так любят страдать всякой хуетой. Типа писать соседям по парте всякую хуету в тетрадях, или.. Как Ковальский рассказывал. В классе седьмом они любили на уроках кричать "Можно тут поссать?" и целью было сказать это как можно громче и не огрести от учителя. Я всё ещё не понимаю, как можно было заниматься подобной ебалой, но вот в последнее время, когда мне постоянно нехуй делать на уроках, я уже сам хочу творить хуйню, доёбываться до людей и чтобы со мной кто-нибудь поговорил. Похуй о чём, но блять. Было настолько скучно, что я даже спать не хотел. Я хотел домой. Ну или к Артёму. Который меня ненавидит теперь, м-м, но что делать. Хотя это уже начинает быть совсем не смешным. Даже при том, что он такое хуйло, я всё ещё не могу нормально послать его нахуй? Пиздец, Арсений. Вот из-за того, что ты такая тряпка, Артём так охуел. Потому что знает, что ему всё с рук спустят, и хули ему тогда париться? Короче, мда. Разжирели мы друг на друге, и правда. Один забил на всё хуй (хотя как будто это что-то странное для меня), а второй охуел в край. Ну да. Всё логично и закономерно. Ещё раз осмотрев задание на доске, я покосился на экран и тут же полез за телефоном. Может, там хоть что-нибудь интересное найдётся..? ** – Звуки природы, – закончив верещать, огласила Настя. – Так птички поют. Не дай бог бы так птички орали под окнами по весне. У людей бы резко сократились проблемы с пробуждением вовремя. Особенно в деревнях. – Мы привлекаем самцов, – посмеялась Настя, и они вчетвером обернулись в нашу сторону. Ну, у нас обычно это так и выглядит, что дамы стоят отдельно, парни отдельно. И вот. Сейчас дамы, до этого пронзительно верещавшие, обернулись к нам. Типа, проверяют? Привлеклись самцы или нет? Скорее, отвлеклись. Я даже специально осмотрел других одноклассников, которые выглядели так же недоумённо. Просто мало ли. Вдруг это должно было работать по-другому и я опять один охуеваю с происходящего, тогда как всем остальным очень даже нормально? Но это изначально было стёбом, впрочем. Больно уж надо дамам привлекать наше внимание. У одной есть парень, а всем остальным, похоже, в хуй не упёрлись никакие там отношения и всё прочее. В целом, вполне логичная хуйня. Сейчас бы в одиннадцатом классе о парнях думать. Или о девушках, если со стороны мужской половины класса думать. Просто большая часть парней тоже как-то не разбежалась личную жизнь обустраивать и всем типа норм. Насколько я могу судить со своего угла, ага. Ну, это же и правда нормально? Это только всякие там Татьяны Викторовны считают одиннадцатиклассников ебучими спермотоксикозниками и течными дырками, которым только волю дай – прям на парте во время урока поебутся. Гормоны же, ы-ы. У самой, наверное, так и прут. Вон, как разнесло, бедную. Наверняка всё из-за них. Не ебёт никто, сидит одна, неудовлетворённая. А нам уже даже сидеть за одной партой нельзя, если вы разного пола. Тут же начинается: "А чё вы там, за ручки держитесь под партой, да-да-да?". Наверняка у неё фантазии и пострашнее есть. Просто не высказывает. Рамки приличия должны же быть, ну хоть какие-то уже. И так весь класс угорает с того, как она краны в кабинете химии руками оглаживает постоянно. Должна же она хоть сколько-то себе отчёт отдавать в том, что происходит. – Что-то к весне дело ещё не идёт, чё с ними? – поинтересовался Ковальский. – На нервной почве, – с умным видом вздохнул Денис. – Экзамены, алгебра, черчение и физика. Кто хочешь головой поедет. – Эх, мда-а.. Бедные девки. Давайте на восьмое марта им витамины для нервной системы купим? – Они обидятся. Скажут типа "У-у-у, чё, сука, это потому что все бабы типа истерички, да? В жопы себе эту хуйню засуньте". – Но надо же что-то нормальное придумать. – С хуя ли? Вот сейчас двадцать третье пройдёт. Мы посмотрим. А там уже решать будем, на что они заслужили. А мы будем брать в расчёт то, что им всемером надо скидываться на подарки для девятнадцати человек, а нам, логично, наоборот? Ну реально. Я ни к чему не призываю, конечно, но это немного несправедливо. Или они собираются оценивать именно полезность? Крутость? Что? Хотя крутость подарка, в какой-то мере, будет зависеть от его цены, но типа.. Всё равно надо здраво оценивать их возможности и наши. Я щитаю. Но вообще, не казалось, что Саня говорил серьёзно, поэтому я не стал доёбываться. Хотя я в принципе не стал бы этого делать. Вслух так тем более. Но просто. Как же не наехать, хотя бы в мыслях. Геометрия проходила уныло и за первые десять минут я сто раз успел пожалеть, что не ушёл после информатики. Ничего интересного по расписанию дальше не было, так зачем я остался..? Я вообще мог сегодня не идти на занятия. Конкретно мне делать тут вообще нехуй, и я мог от Артёма сразу домой пойти – вообще ничего бы не потерял. Проплакал бы весь день в углу, хули мне. Так же себя ведут после ссор? Мы же поссорились, да? – Ориентация север, я хочу, чтоб ты верил. Очевидно, Ковальскому снова стало скучно. Почему, правда, сегодня его выбор пал на творчество Лолиты, я не понимал. Хотя всё лучше, чем.. Какая-нибудь Верка Сердючка. Было бы забавно, если бы Ковальский сейчас обернулся ко мне и втащил по лицу. Никто не смеет оскорблять Верку Сердючку. Даже про себя. – Я хочу, чтоб ты плакал.. – допела Рита, сидевшая рядом со мной, за спиной Ковальского. – А я не буду бояться, что нам нужно расстаться. – Что мне нужно остаться. Алёна, сидевшая с Ковальским, обернулась ко мне и мы выразительно переглянулись. К счастью или к сожалению, дальше пения не продолжились и пришлось вернуться к решению задач. Ебучие тетраэдры, как я вас ненавижу. Зачем вы существуете. Сбегать со второго урока мне показалось подозрительным, так что пришлось сидеть и его. На перемене Алёна пересела ко мне, а Рита к Ковальскому, так что второй урок прошёл поинтереснее, тем более, что Нина Михайловна решила нас оставить. Правильно, нахуй мы никому не нужны. Ну, по крайней мере, можно было спокойно поговорить. Алёна тоже не сдавала профильную алгебру, так что ей не надо было заморачиваться с этими задачами. Вот мы и не заморачивались. Зато попиздели за Ассасинов. Чего я ждал с самого утра. Разговоров о какой-нибудь херне. Ещё и вместо геометрии. Идеально. Спасибо, Алёна. Что б мы без тебя делали. Ближе к середине урока Ковальский внезапно развернулся к нам. Мы сразу же замолчали, и не буду говорить за Алёну, но лично я напрягся. Что опять..? Можно подумать, конечно, что он тоже хочет высказаться насчёт Чёрного флага. Но что-то мне подсказывало, что он что-то задумал. – Давайте сходим куда-нибудь? – наконец выпалил он и прямо как в тот раз первее всех сориентировалась Рита. – Артёма же нет. – Арсений есть, – Ковальский указал ладонью на меня. – Я больше не люблю Артёма. Я теперь люблю Арсения. Интересно, он уже знает? Как бы, зачем Артёму что-то ему рассказывать, но вот хуй знает. Вдруг уже нажаловался на меня. Правда, я думаю, я бы уже услышал пару шуточек в свой адрес. С другой стороны, может, Ковальский ждёт. Сейчас вот придём. Куда мы там собрались, и он как начнёт фонтанировать шуточками. И я ещё захочу умереть. – Прям как Андрей Юрич, – сложив руки в сердечко, Ковальский приложил их к груди. – Алёна, хочешь с нами? Вместо физики. В пиццерию сходим. Нажрёмся и.. Там уже по ситуации. – Надо подумать. – Если что, я иду, – сразу оповестила всех Рита. Мне, наверное, тоже стоило обозначить, что я не против, но я решил, что всё будет как обычно и это прояснится и как-нибудь и без моего участия. – Блин, но прогуливать физику, – хмурясь, протянула Алёна. – Он потом прикопается. – А вы хотите два урока сидеть? А если контрольная будет? – Но всё равно. Не очень это как-то. – Ну а если мы отсидим? Ты пойдёшь с нами? Честно, мне было слегка странно с того, что Ковальский так зазывал её. Ну, типа. Я не то чтобы против. Но она же не из ""нашей"" компании. Наверное, Алёне и самой будет неловко идти с нами куда-то. С Ритой они не особо общаются, с Ковальским..? Ну так себе. А я такой себе собеседник и идти куда-то из-за меня. Чё. Может, конечно, она не откажется поесть пиццы, за которую придётся платить во сколько-то там раз меньше. Мы же будем скидываться, полагается? Тогда ещё понятно. Но так. У неё по сути не особо много причин идти с нами. А Ковальский прям так настырничает. У него есть злой план? Почему мы не можем сходить втроём? Ух, подозрительно. Внезапно в класс ввалились Артём с Новиковым. Артём – не тот который наш друг дохуя и мой уже, наверное, бывший парень. Второй Артём. В классе же их два, ну и вот он. Их появление сразу привлекло внимание всего класса. Во-первых, эти двое, с переводом Новикова в класс, стали постоянно опаздывать или пропадать, и всегда строго вдвоём. Это, конечно же, не могло не стать поводом для шуток, особенно при условии, что Артёма все до этого шипперили с Димой. Сейчас можно было продолжать те же шутки, только про него и Новикова, и ещё дополнительно стебать Артёма с тем, что он, сука такая бессердечная, бросил бедного Диму, променяв его на вот "это". Но это так. По сути, им не так уж и часто это припоминали. Сейчас – во-вторых – Артём был в кепке, что было просто не ебаться как странно. Зимой, в помещении, в кепке? Какая-то часть парней, судя по воодушевлённым звукам, знала, в чём причина, но нам четверым осталось только недоумённо переглядываться. Ну и что происходит? – Ну-ка, снимай кепочку. Артём мог бы хотя бы ради приличия попрепираться, но он почти сразу слился. Ну и да, он был выбрит почти под ноль. Я почти даже не удивился, настолько это было просто. Проспорил, м? Да можешь даже не рассказывать. Все мы знаем, как это работает. Мда, а потом окажется, что у него рак, а мы тут шутки и юмор разводим. Мрази тупые. – На самом деле, – склонившись ко мне, тихо сказала Алёна, – если бы он не надел кепку, это бы не так бросалось в глаза. Может, мы бы и не обратили внимание. А остальные одноклассники наверняка ведь были в курсе? Про спор и всё такое. Так что они в любом случае сегодня ожидали подобного. И в любом случае отреагировали как-нибудь вот так. Я думаю. – Пожалуй, – хмыкнул я, всё ещё в ахуе. Я просто терпеть не мог бритых парней. Некоторым идёт, ладно, да, но большинство после этого выглядят, как уёбища. И ладно, Артём, он не выбирал. Но вот когда остальные выбривают себе так всю голову. Без всяких там споров. Где-то в мире плачет один Арсений. Просто пиздец, да? Казалось бы, какое мне нахуй дело. Мне заняться, что ли, больше нечем, раз я сижу и парней рассматриваю, ещё и ворчу, кто и насколько убого подстригся? Но это правда кошмар какой-то. – Господи, – провожая Артёма взглядом, протянула Рита. – Это что. – Пиздец, как убого смотрится, – проговорил Ковальский. – Может, нашего Артёма тоже заставить на спор побриться налысо? Я ни на что не намекаю, но если в хоть какой-либо части его головы волосы станут короче четырёх сантиметров, я сбрею тебе кожу с ебала. Хотя мы же уже расстались почти. С чего бы Артёму теперь париться из-за подобного. Да и мне тоже. – Я тебя уничтожу. – Да, и Арсений мне не простит, – посмеялся Ковальский. – Я аж спиной чувствую твой тяжёлый взгляд. Он на секунду обернулся ко мне, после чего пересел, разворачиваясь ко мне всем телом. – А где он вообще ходит? – Ему плохо. – После вчерашнего? – Ковальский кивнул головой. – А я говорил, что завтра в школу. Не-ет, он же самый умный у нас. Ну вот и пусть умирает теперь, хуйло. А мы пойдём кушать пиццу после школы. Да? Ты же идёшь? Я покачал головой. – А Алёна? – У меня.. Я не знаю, сколько у меня денег. Тут же она потянулась за своим телефоном, видимо, чтобы проверить баланс на карте. – Я заплачу, – мне было немного неловко так вот влезать, но.. Типа.. Я слышал, Алёна говорила, что им с её братьями иногда приходится выбирать между едой для себя и кормом для кота в пользу второго, потому что если они не поедят, они смогут уснуть, а если их кот не поест, они не смогут уснуть. Я не думал, что у них так всегда, потому что.. Ну она не выглядела, как совсем уж бедная. Но бля. Можно же считать это типа дружеским жестом, да. Я просто вкинусь за даму. Если она позволит, конечно. Мда, "если она позволит". Может, тогда стоило предлагать заплатить? А не ставить перед фактом? Это звучало не очень вежливо. – Ну.. Может быть. Так я и думал. Она засмущалась. Пиздец, Арсений. Ты такой молодец. В классе тем временем всё не стихал ажиотаж вокруг Артёма. Я прислушался после внезапно вброшенной фразы "А потритесь друг об друга". Звучало не очень. А предлагали это Косте, который тоже сейчас ходил почти лысый. И раз уж заговорили, вот он как раз был одним из тех немногих, кому шли выбритые волосы. Моё важное экспертное мнение. – Блять, Громов. Ковальский с Ритой хитро переглянулись, а Алёна закрыла лицо рукой. – Дебилы, блять. *** – Ага. Забанят потом нахуй. – Напиши в техподдержку, объясни ситуацию. – Ага, и как это будет выглядеть? Хотя я придумал. Я всех остальных заложу, типа я меньше всего виноват. Меня соблазнили и дезориентировали. Речь шла о попытках взлома одной игры. Что-то Ковальского не устраивало, вот он и размышлял вслух, как бы так намутить себе бесконечные алмазики. Одна беда – всех нещадно банили. Один парень из гильдии Ильи пытался взломать, что-то у него даже получилось, но игра взбунтовалась и даже не дала ему зайти. Друг этого парня преуспел, но ему в итоге выписали бан на пару дней. Оставалось только донатить. А донатить так не хотелось.. – Саша кинула видос по взлому, остальные поддержали, а вообще виноват Никита, он первый начал эту тему со взломом. Я прям представляю эту бедную техподдержку, которая будет сидеть и разбираться. Какая Саша что кому сказала, какой Никита что начал. Ёбанные русские. – Ты им, главное, по-русски и пиши. Чтобы совсем жизнь сахаром не казалась. – Ага. Они будут там сидеть с гуглом-переводчиком. И перевод будет в стиле. Ковальский ненадолго замолчал, соображая. – "Саша делать видео жаркие пирожки. Девочки гильдия горячо русские делать туда-сюда. Никита виноват". И забанят к хуям потом всю гильдию в итоге. Чтобы жизнь сахаром не казалась. – Будет забавно, – Рита задумалась. – Долбоёб ты один, а огребают все. – Это моя любимая система, – сразу угорев, поделился с нами Ковальский. – Обожаю круговую поруку. – По-моему, ты просто больной. – Меня просто никто не любит, – Ковальский наконец отложил телефон в сторону и сложил руки на столе. – Предлагаю уладить этот вопрос. Вы втроём будете меня любить. Особенно ты, Арсений. А я перестаю быть такой мразью. – Какая-то сомнительная хуйня, – протянула Рита, приложив руку к лицу. – Тебе не страшно? – развернувшись ко мне, спросила Алёна. – Да ладно, чё ему бояться, – вздохнул Ковальский. – Я так.. Господи, посмотри на него и посмотри на меня. Рита посмеялась. – Мы на медосмотр в том году ходили когда. И просто Арсений снимает футболочку. И я такой смотрю. Сперва я, конечно, подумал о чём-то вроде "Оу, здравствуйте, вот моё лицо, садитесь, пожалуйста, не стесняйтесь". Я прикрыл рот рукой, чтобы случайно не рыгнуть. Он охуел? Что он несёт опять? – А потом чёт подумал. Ковальский с грустным вздохом оглядел себя. – И так грустно сразу стало. Я тоже хочу себе сиськи. Буду как девушка. Вставать у зеркала и, – Ковальский поднёс руки к своей груди и подвигал пальцами. Мне почему-то так мерзко с этой хуйни стало. С чего он вообще взял, что они так делают? Им заняться больше нечем, что ли? Хотя хуй знает. Может, и делают. Мне откуда знать? – Как девушка? – не поняла Рита и я даже прислушался. Срочно понадобилось узнать, правда ли дамы так любят трогать себя за грудь. Я просто видел упоминания об этом. И писали так, будто они даже просто прикола ради этим занимаются. Ладно, во время мастурбации, это ещё понятно. Но вот что насчёт того, как Ковальский сказал? Это же неправда? – А вы так не делаете, что ли? – он правда удивился. – Бля, у меня бы были, я бы целыми днями их наминал. Ну, вы просто не понимаете, каково это – с плоской грудью жить. Ой, Илье кажется это весёлым, потому что он парень. Был бы он девушкой, у которой был бы постоянный доступ к своей груди, и трогай, сколько влезет, он бы уже натрогался, сейчас бы даже думать об этом не мог. Или бы изначально не воспринимал это как что-то особенное. Возможно. Не ебу вообще. – Вот ты любишь спать на животе? – Рита, видимо, решила рассказать о минусах наличия груди. Вот лишь бы поныть дай, ага-ага. – Или бегать? – тут же дополнила её Алёна. – Ни то, ни другое, – посмеялся Ковальский и Рита махнула на него рукой, отворачиваясь. – Ну тогда пошёл нахуй. О чём с мужиками вообще разговаривать можно. – Явно не о сиськах. – Не, вы можете, – прервал их Илья. – Но поддержать вас в вашей ненависти к ним я не смогу. – Это не ненависть, а объективная оценка. Летом даже в магаз без лифака сгонять нельзя. – А что тебя останавливает? Рамки мерзкого патриархального общества? Которое падёт от вида прыгающих при ходьбе сисек и торчащих сосков? – Мне больно при ходьбе, – Рита говорила с таким возмущением и даже немного громко. Настолько, видимо, её это возмущало. – Я быстро хожу, всё трясётся и мне больно, блять. Зимой, осенью ладно, пальто или пуховик прижмёт. А летом вообще никак. Бля, жестоко. Я и не знал, что у них настолько всё с этим плохо. Это вообще нормально? Ну, что у неё начинает болеть грудь при ходьбе. Просто я где-то слышал, что если у женщины дикие боли при месяках, это типа говорит о патологии. Может, и тут так же? Хуй знает, как бы. Дам на школьном медосмотре не осматривают маммологи? Хотя я бы им не доверял, даже если бы осматривали. Какие-то там врачи не очень. – Во второй раз за этот год убеждаюсь, как не круто быть бабой. Как хорошо, что меня природа не угнетнула. – Сдохнешь в сорок от инфаркта, – рассматривая ногти, фыркнула Рита. – Ну, до сорока, в принципе, можно успеть сделать всё, что хотел. Так что в какой-то мере это плюс, а не минус. – Почему ты так уверен, что после сорока нет никакой жизни? – А там что-то есть? – Ну, ты хотя бы на своих родителей посмотри. – Моя мама пьёт вино, – Ковальский с таким серьёзным видом выпалил это, будто это была какая-то ужасная причина уходить из жизни в районе сорока. – Я не знаю, что должно произойти с человеком в жизни, чтобы он начал пить вино. – Я думала, это потому, что твой отец окончил курсы сомелье.. Ну нихуя..? – .. и выбирает ей самое охуенное винцо в городе, нет? – Я тоже его пробую и оно всё одинаковое, Рита. Абсолютно. Одинаково дерьмовое. А моей матери нравится. Я не знаю, что с ней не так, и мне страшно. А если я тоже буду потом, как она? Любить вино? – На свой сороковой день рождения ты проснёшься с желанием его пить. А на следующее утро тебя найдут в твоей кровати с простреленным виском. – Арсений, это не смешно. Не, я реально боюсь старости, пиздец просто. Дело даже не в том, что мы живём в России.. – А почему у тебя старость – сорок лет? – посмеиваясь, протянула Алёна. – Ну не знаю. По-моему, там уже всё. Организм разлагаться начинает, медленная агония. – Ты на своих родителей насмотрелся? – Я не знаю, сколько им лет. В моём сознании моей матери пожизненно сорок семь. Я ей просто открытку рисовал, в памяти, видимо, отложилось, я уже не воспринимаю, что это дохуя лет назад было, мне похуй. Сорок семь и сорок семь, мам, поебать. Рита оглядела нас, но я даже не понял, что её смутило. Что Ковальский так воспринимает возраст своей матери или что он рисует ей открытки. Ну, или рисовал. Просто судя по всему, это было относительно недавно. То есть, он был уже относительно взрослым. И рисовал своей матери открытки? Рисовал? Сам? Ко дню рождения? Илья, какого хуя? – А мой отец вообще вне пространства и времени. Я не знаю, сколько ему лет и не думаю, что когда-нибудь узнаю. – Ему ты открытки не рисуешь? – Да чёт как-то.. Подарки ему обычно мама покупает и мы потом от нас троих это типа вручаем. Надо будет подсмотреть в следующий раз, сколько ему лет. В открытке. Мама подпишет. С таким-то днём рождения, любимый. А я посмотрю. – И у тебя вытекут глаза, – снова вбросила Алёна. – Возраст высших существ должен оставаться в тайне. – Ну всё, пацаны. И дамы, – тут же уточнил Ковальский. – Если приду в школу без глаз, знайте, что я узнал возраст своего бати. Более вероятно, я его не запомнил. Но я хотя бы пытался. После этого мы ненадолго замолчали – тема подошла к завершению и нужен был небольшой перерыв, чтобы Ковальский сгенерировал что-нибудь новенькое. Много времени ему не потребовалось, впрочем. Всё как обычно. – Кстати, – наконец, отставляя стакан с чаем, начал он. – Говоря о родителях. – Это же не про.. Ковальский помотал головой, морщась. – Алёна, мне кажется, нас потом возненавидит. "Ме-е-е, извращенцы ебаные, хоть иногда говорите про что-нибудь кроме ебли". Это всё Ковальский. – Да я понимаю. Ковальский, дождавшись, наконец, тишины, заговорил: – Моя мама говорит секс через "е". Меня это напрягает. Рита оглядела его, в презрении скривив рот и выгнув брови. Отвернувшись, она пропищала: – Мой секс говорит мама через "е". Напрягает это меня. Ковальский сразу же оторвался от телефона и уставился на даму. Вызов принят. – Моя "е" говорит напрягает через мама. Меня это секс. – Моя мама говорит меня через напрягает. Секс это "е". – Мой напрягает говорит "е" через меня. Мама это секс. – Мой секс говорит напрягает через мама. Меня это "е". – Вы совсем конченые, что ли? – наконец вмешалась Алёна и они заткнулись. Я был занят подсчётом, сколько различных вариаций можно составить. Мама, напрягает, секс, меня и "е". Пять слов, пять позиций.. Пять в пятой? Сто двадцать пять различных вариантов..? Я не ебу в математике, так что допустим. Но это пиздец, конечно. – Старая шутка. Кто-то вбрасывает фразу – поменяй все существительные и вообще всё, что там есть, местами. Будет смешно. Когда прозвенел звонок на урок, никто даже не шевельнулся. Мы только переглянулись, но каждый только или потянулся к своему стакану, или от нехуй делать принялся переставлять вещи на столе, либо проверять, что новенького в телефоне. – Две физики, – пропел Ковальский, видимо, так намекая нам, что мы хуесосы тупые, раз отказались сбегать. – Вы заметили, что он злой стал в последнее время? – Как по мне, мы его доебали. Один Артём на весь класс, больше никто не учится, ну какого хера. – А Олег? – Ну Олег. И всё. – А Денис. А.. Физику, вообще-то, сдавал много кто, но как-то не было заметно, чтобы они напрягались или что-то делали, поэтому больше имён Рита не припомнила. Не то чтобы кому-то было не похуй. На физику эту блядскую тоже. Но с урока мы не сбежим, да. Мы хорошие. Мы даже не дошли от столовой до лестницы, как Ковальский уже умудрился доебаться до Риты и та стала быковать на него в ответ. Ковальский такое не любил, почему тут же попытался слиться, но ага, как же. Рита просто так не затыкается. – Ебучку на беззвучку, – в конце концов в ход пошли охуенные фразочки. – Чего? – протянула Рита. – Что это за хуета. Может, Ковальский потому так и делает, что надеется на смену темы разговора..? Работает же. – Какая-то ты плохая твиттерская. Вот моя сестра при каждой моей крылатой фразочке говорит "Это что, новый ник для твиттера". А ты почему так не говоришь? – Потому что мой ник для твиттера и без того совершенен. Прекрасен. Нет в мире лучше идеи. И с чего я должна искать себе новые ники? Ковальский пожал плечами. – И какой у тебя ник? Обещаю, не буду тебя искать. – Да пизди больше. Ты уже наверняка меня выследил, а теперь пытаешься так типа тонко подъебаться и проверить, я это или нет. – Бля, какая же ты проницательная, я ебал. Ну расскажи, тебе что, трудно, что ли? – Тебя когда ебали, что на жопе написали? – протянула Рита, улыбаясь, и Ковальский какое-то время залипал на неё, моргая. – Что? – Так и написали? – посмеялась Рита. – Да ладно, шучу. Это мой ник в твиттере. "Тебя когда ебали, что на жопе написали". – Господи, какой ужас. Твои родители были бы очень разочарованы. – И все мои твитты выглядят как ответ на этот вопрос, – продолжала Рита. После этого она снова рассмеялась, а Ковальский, вскинув брови, обернулся к нам с Алёной. "Вы слышали это? Вот ёбнутая". – Ты это, слышь, – внезапно опомнившись, Ковальский пару раз перепрыгнул через ступеньку и когда догнал Риту, ткнул её пальцем в спину. – При Артёме так не выражайся. – Как? – "Подъебаться". У него почему-то заёб, – Илья двинул рукой возле виска, – что это слово Елисеева. Каждый раз гореть начинает, когда слышит это от кого-либо. – Господи, кто-то ещё помнит про Елисеева? – Алёна закатила глаза. – Артём всё ещё бесится от одного его упоминания? – Он же ебанутый, господи, – объяснение всему было крайне простым. – У него с любой хуйни та-ак может жопу рвать, как, не знаю даже. Хиросиму так не бомбили в сорок пятом, как у него бомбит, когда что-то происходит не так, как ему надо. Больной человек. Издать бы крайне тяжёлый и грустный вздох. Но мне уже почти похуй на этого мудака, так что пошёл он нахер. Вздыхать ещё по нему.