Keiner von uns

23.11.14, Воскресенье

– Ой, Арсений, – испуганно вздохнул Ковальский, чуть не налетев на меня, – привет. А тебя как раз Артём искал. Я немного не ожидал встречи с ним сейчас, и вообще всё случилось так резко, что я с трудом воспринимал, что он там несёт. Но там что-то про Артёма, блять. Который искал меня. Так усердно, видимо, что не нашёл. А, вроде, в одной квартире находились, м? Сейчас пойду, спрошу. Как это он так меня искал. – Поговорить хотел, очень серьёзно. Удачи там, – Ковальский обеспокоенно оглянулся, похлопав меня по плечу. – Ты, главное, не расстраивайся. Если что, мои объятия для тебя всегда открыты. Можешь просто придти, грустную музычку послушать. Я всегда буду рад тебе. Я по-прежнему много не понимал – Ковальский нёс какую-то дичь, ещё и так балаболил, что было трудно вникать. Хотя даже так это всё не звучало слишком хорошо. Артём хотел поговорить, значит. Но почему я должен расстраиваться? Что там такое? Мне уже начинать волноваться или можно не переживать? Ну, типа, Ковальский же у нас тот ещё надёжный источник сплетен и новостей. Когда дело касается нас с Артёмом, то тем более не рекомендуется ему доверять. С другой стороны, я вот сейчас так думаю, а потом окажется, что всё реально плохо, и я проебался. Ну, плевать уже, наверное. Увидев за спиной у Ковальского в комнате объект наших обсуждений, я понял, что всё не так хорошо, как мне думается, и, возможно, как раз сейчас Илье можно было и поверить. Иначе что это за выражение лица? Такое ощущение, будто меня сейчас убьют. Но что случилось-то опять? Я так понял, мы сейчас об этом говорить будем? Не знаю, что имею в виду под "этим", но да. Артём чем-то недоволен. И не доволен сильно. Сейчас будет громко? – То есть, как со мной пить, это он нет, а как с Дашей и Канарейкой на кухне убухиваться, это мы всегда рады? А кто сам меня там оставил, м? Или я бегать за тобой должен? Ты тут тоже не один сидел, позволь заметить. И что, я должен был вам мешать? – Я не пьяный. – Да тобой можно помещения стерилизовать, блять, – прошипел Артём. – Спиртом за километр воняет. В дверном проёме я заметил наблюдающих за нами Ковальского и Канарейку с ещё какой-то девушкой рядом, и тут же, из-за моего взгляда, на них обратил внимание и Артём. – Тут мы не поговорим, – заключил он. – Пошли отсюда. – Да ты серьёзно. – Что? – Артём с разъярённым лицом повернулся обратно ко мне. – Не хочешь уходить? – Это тупо. Но как хочешь. Как будто мне не похуй. Если он так сильно хочет уйти, то конечно, я пойду с ним. Хотя, вообще-то, я бы остался. Во-первых, продолжить наши ламповые посиделки с Дашей и Канарейкой. Во-вторых, уже поздно, и смысл идти домой? Так хочется по тёмным улицам погулять? Да, тут дорогу всего перейти, но какого чёрта. В-третьих, там холодно. Да, в любом случае пришлось бы выходить из дома и в этот холод, но хотя бы не вот так сразу. Пошли бы завтра утром, в чём проблема-то? Но, похоже, не стоит даже заговаривать об этом. Артём какой-то нервный. – Какого хуя? – в коридоре ждала не меньше недовольная Даша. Привлеклась на шум, м? – Артём напился, теперь орёт на всех, как долбоёб, – объяснил я, бессовестно пользуясь тем, что Артём остался в комнате и услышать нас не мог. – Сломай ему уже ебало, – заглянув в зал, посоветовала мне дама. – До таких только через боль информацию и доносить. И что же я должен до него донести, интересно? Хотя, судя по всему, рано или поздно Артём и правда допиздится и словит по лицу. Но просто хотелось бы узнать, что Даша об этом думает. Она же не знает, что мы встречаемся. Вроде как, Ковальский вообще сказал ей, что мы какие-то там хуюродные родственники, и я типа весь такой из себя ответственный старший брат, приглядываю за этим долбоёбом, но это не точно. Надо будет уточнить как-нибудь. – Ага. Только мы вышли на улицу, я попытался узнать, что случилось. Когда и где я успел облажаться, даже не заметив этого? Причём, облажаться сильно, учитывая, какие сцены мне тут устраивают. Но Артём не пожелал со мной разговаривать. – Дома, – только фыркнул он. Ей-богу, как будто эти пять минут могли что-то глобально изменить. Но по приходу я понял, что даже хорошо, что мы прошлись перед разговором, а не начали сраться сразу на лестнице подъезда Ковальского. Прогулка немного подостудила Артёму голову – судя хотя бы по тому, что дальше говорил он уже более спокойным голосом, хотя и всё ещё с некоторой долей недовольства. Но хотя бы уже не так нервно, как раньше. Уже лучше. – Я не то чтобы верил в это, – только мы оказались в его комнате, заговорил он. – Но лучше прояснить. Я сразу напрягся. Не, я и раньше был на нервах, ещё после того, как Артём разорался, но после таких слов мне совсем тревожно стало. Что ещё за нахуй? Что он прояснять собрался? – Ты хочешь меня бросить? Будешь так истерить – точно нахуй пойдёшь в самом скором времени. – Да не особо. – Да не особо, – издеваясь, повторил за мной Артём. – Это не менялось за последние месяца три? Просто. Летом ты, вроде, сказал, что нахуй тебе вообще это всё не сдалось. И ты вообще жалеешь, что ввязался в это. А уйти боишься, потому что я ёбанный неадекват, и мало ли, что я тебе сделаю. Да? Это так? Я первое время даже говорить не мог. Не то от удивления, не то от злости. Смешанные чувства у меня были из-за всей этой хуйни. И я даже не до конца понимал, что именно меня занимает. Артём так распиховался из-за этого? Он так шутит? Пусть скажет, что шутит, иначе я сломаю ему ебало, реально, как и просили. Или проблема была в том, что он нёс какую-то хуйню, но с таким видом, будто я реально это говорил. Ну и что это за хуйня? – Ещё там было что-то. Про людей. Я плохо помню, но суть была в том, что, типа. У тебя вообще в жизни нет никого хоть сколько-то значимого. Все люди одинаково хуёвые и ебать ты их всех хотел, никто тебе не нужен. – Чего, блять? – я правда не понимал, чего от меня вообще хотят сейчас. Мне ещё и затирали какую-то дичь. Артём так прекрасно передаёт или что вообще? Я же сейчас решу, что он сам всё это придумал, чтобы у него был повод быкануть на меня, но даже не потрудился нормальную речь подготовить, потому такую хуйню и несёт. Реально въебать, что ли? – Ты говорил об этом летом. Я в экстренном режиме начал собирать по всем извилинам воспоминания о тех трёх месяцах, но так и не нашёл ничего даже приблизительного. Что могло означать только одно. – Ты ничего не перепутал? – По крайней мере, мне так сказали. Ах, ну раз ему так сказали.. И кто бы это мог быть.. – И ты типа поверил, да. Мы же верим каждой встречной псине, блять. – Мне наврали, то есть? – А так это было не очевидно? – я уже начинал немного злиться, очень недовольный тем, что Артём, вместо того, чтобы признать, что он мудак и доверяет хуй знает кому, препирается и пытается обвинить меня в какой-то там поеботе, которую сам-то хуёво понимает. Охуел? Кто ему это сказал? Ковальский? Ещё какая-нибудь хуйня? Которой он будет доверять безоговорочно и явно больше, чем мне? Очень мило, спасибо. – В какой-то мере, – согласился Артём. – Но ты бы не стал говорить мне, если бы тебя что-то не устраивало. Так что я должен был узнать. Ну да, и опять я омеган ебливый. Круто-класс. – Кто тебе рассказал об этом, – вздохнув, озвучил свой главный вопрос я. Я примерно понимал, о чём мог говорить Артём. Но требовалось уточнить, потому что мало ли. Ещё больше непонимания нам тут не хватало. – Ты.. Хотя, может, и помнишь. – Это та девушка, которая спала в песочнице, да? Я просто исключаю вариант, что Канарейка могла оказаться такой сукой и распространять про меня всякую хуйню, тем более, Артёму. А значит, это был кто-то другой. Нас тем вечером, когда, предположительно, я говорил, что люди мне в хуй не упёрлись, во дворе было пятеро. Я и Канарейка, собственно, что логично, Артём и Ковальский, и эта, как её. Подруга Канарейки ещё. Её погоняло Антон, кажется? Пизда тебе, Антон, кем бы ты там ни был. Артём покачал головой. – И ты серьёзно поверил ей, да. Между нами было вот такое расстояние – раз. Два – она, блять, спала. Три – ужралась как свинота. Она, блять, уснула в песочнице, Артём. Тут же мне стало стыдно, что я позволил себе повысить тон, но как-то по-другому тут можно, что ли? Артём как психует из-за поеботы какой-то, а у меня нет права выебнуться на него из-за его поведения? У меня причина существенная, вообще-то. Явно существеннее, чем у него. – Почему вы не могли обсуждать это при ней, пока сидели там втроём? Откуда я знаю, какой компанией вы разговаривали? Там было темно, я не видел. – Я, – я решил повторить на всякий случай, – разговаривал с Канарейкой. Никаких Антонов там, блять, не было. Что бы она тебе ни пиздела. – Я понял. Только успокойся, пожалуйста. Успокаивать стоило его, но я уже не решался на ответную агрессию. Пиздец, блять, подумать только. Речь шла о произошедшем в августе. Где-то уже ближе к концу лета мы бухали в подъезде с компанией каких-то людей – праздновали день рождения Канарейки, собственно. Закончили мы поздно, было уже темно, и логично, что мы решили проводить всех дам, кто жил далеко – не шататься же девушкам одним ночью по районам. Я особо не вникал, кто тогда с нами был, потому что мне не было дела. Там была Канарейка и похуй. Мы и общались-то преимущественно друг с другом. Хотя поначалу особо разговоры у нас не шли, но потом, уже на улице, когда вся компания разбились на более мелкие кучки, мы прибились друг к другу, и стало уже нормально. Что уж там, я чувствовал себя спокойнее, когда Артём был не так рядом, как когда мы сидели на лестничном пролёте в подъезде, и логично, что общаться с людьми было полегче. У-у, блять. Сам Артём в это время был с Ковальским, и так уж вышло, что когда мы дошли до дома Канарейки и этой "Антона", нам всем пришлось на время засесть во дворе – у них завязался какой-то личный-душевный-глубокий разговор, требовавший уединения и, как бы, стояния на месте, а не ходьбы. Собственно, пока мы с Канарейкой ждали их, мы тоже разговорились о каких-то там высоких и сложных вещах, и как-то всё пошло.. В общем, пока Артём играл в психолога с Ковальским, мне пришлось составлять компанию пьяной Канарейке и почти так же успокаивать её. Насколько моё бормотание можно так воспринимать, конечно, но допустим. Антон, ужратая в ничто, в это время спала в песочнице недалеко от нас, и я вот в жизни, блять, не поверю, что она реально слышала, о чём мы разговаривали. В общем-то, это всё легко подтверждается – хотя бы тем, как безбожно переврали мои попытки утешить Канарейку. И это даже смешно. Прошло два месяца, и тут кому-то вдруг-неожиданно-негаданно-срочно приспичивает рассказать о той ночи Артёму. Ой, кто-то попутал, мне кажется. И я вот не понял сейчас. Я, конечно, не особо рассматривал этого персонажа, но.. Артём, ты серьёзно сейчас? К тебе подкатывает вот это, а ты не можешь просто послать её нахуй? Господи. Я понимаю, что со мной плохо, но неужели настолько, что даже внимание от таких персонажей ты не хочешь терять? Тебе и Риты мало, что ли? В чём твоя проблема? Господи, Артём. Хотя с чего я взял, что у них там что-то серьёзное. Она всего-то рассказала ему о какой-то хуйне, да..? А я тут уже напридумывал. – Она же, да, – повторил я, больше для себя. Надо будет последить за этой дамой в следующий раз, наверное. А то чёт подозрительная хуйня. – Получается, с Канарейкой у вас тоже ничего не было? Охуенно, блять. – Сам, блять, подумай, – фыркнул я. – Я теперь неделю с тобой разговаривать не буду. Охуенно умный, блять? Все новости будешь узнавать у всяких там Антонов. Самый достоверный источник же. Стопроцентно точная информация. – Я, – Артём заметно занервничал. – Я распереживался. Мне не совсем нравился размер его зрачков. Мы стояли близко, так что я мог хорошо видеть его глаза. И зрачки, неестественно большие, просто не могли не напрягать. Кто-то что-то дал ему опять, да? Это он из-за наркотиков так одурел? Нет, ну правда. Когда я спросил, зачем нам уходить, он так заорал, у меня даже ощущение возникло, что меня сейчас побьют. Даже в том году, когда он сам по себе был психованным ублюдком, готовым из-за любой хуйни идти бить лица, он так себя не вёл. Это отвратительно. И можно ли говорить в итоге, что он поверил во все эти сказочки Антона и так бурно отреагировал только потому, что находился под веществами? Да и находится. Тогда не всё так плохо и нет смысла на него обижаться. Хотя нет, есть, и хватит уже его постоянно оправдывать и защищать, Арсений, ты даже меня уже заебал. Артём вообще опыт прошлых лет не запоминает, да? Ковальский и раньше увлекался впариванием ему всякой хуйни, и вот Артём снова ведётся на это? Он дурачок или куда? И я, блять, не лучше. – А если ты правда уйдёшь. Канарейка же лучше. Ой, а мы ревнуем? Очень, блять, мило, но сходи-ка ты нахер, понял? – Если и дальше из-за всяких там Антонов будешь такую хуйню мне выговаривать, точно найду кого-нибудь. – О, прости, – протянул он, кладя руки мне на лицо. Всё ещё странно встревоженный. Так испугался слов об измене? Или скачок настроения? У наркоманов же бывает такое. – Давай ты сейчас ляжешь спать, а. Он оглядел меня, как будто ни слова не понял из того, что я сказал, и я, кажется, понял, что значит "стеклянный взгляд". Вот, передо мной сейчас стоит. Рыба, блять. Аж смотреть мерзко. – Пошли. Артём или забыл как разговаривать, или что, но больше он ни слова не сказал. Я даже испугался на секунду, что он опять забыл некоторые вещи, но сейчас действие наркотиков охватило не только воспоминания о каких вещах, но и такие, более глубокие вещи. Ну, бывает же, например, когда люди после инсульта забывают, как говорить? Или ходить. Вот примерно то же самое сейчас может быть у Артёма? Просто он вдруг так присмирел. И затих. Может, и правда опять забыл, кто я, и сейчас про себя охуевает с ситуации? Какой-то левый человек, непонятно вообще, где вы находитесь, и что вообще за хрень. Что творится..