ID работы: 6860818

Keiner von uns

Слэш
PG-13
Завершён
автор
Размер:
1 690 страниц, 130 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
Нравится Отзывы 102 В сборник Скачать

7/11 - Декабрь, 17

Настройки текста

17.12.14, Среда

– Ты чё, не поел с утра? – У меня было пять минут до выхода. Я пытался решить – алгебра или еда. Ковальский вскинул брови, с презрением разглядывая Артёма. – Ты сделал неправильный выбор, Герой. Бог покинул эти земли. Бог – Нина Михайловна, эти земли – кабинет. Что поделать. Учительница и правда ушла, бросив нас одних. Ну, хоть задания раздала и в принципе, у нас есть что делать, только вот всем похуй. Кто-то досыпает, кто-то просто пинает хуи, кто-то залипает в телефон. Артём вот ест. Только пришёл и первым делом жрать. Фу. – Да, я вижу, – фыркнул Артём. – Ну и ладно. Хотя бы поесть смогу. Тут же послышалось шуршание упаковок и звон металла, упавшего на парту. Вилка, наверное. Или ложка – похуй. Суть в том, что Артём очень предусмотрительно захватил из дома что-то подобное и сейчас и правда будет есть тут. Странная хуйня. То есть, дома поесть – у него не было времени, а как в магазин забежать (который не по пути в школу, вообще-то) – это ему времени хватило? Или речь именно про готовку? У него дома нет еды? Называется, Алексей Валерьевич уехал четырнадцатого на вахту. Артём ещё не вошёл в режим одинокой жизни, ага. – Хоть бы яишенку себе пожарил, – вскоре послышался голос Ковальского. – Или омлет. Что-нибудь быстрое. Артём только мотнул головой, явно недовольный. – Фу, блять. Не говори мне даже об этом. – Что, ты не любишь яишенки? Я бы разбил ему ебало за использование таких слов, но это я так, чисто от себя говорю. Артёма, может, и не это бесит. – Потому что все эти омлеты и яишенки. Это, в первую очередь, гора жира. А потом уже всё остальное. И ты с тем же успехом можешь просто жареного масла наебнуть, вообще ничего не изменится. После этого даже мне мерзко стало. Хотя моя мать не любила баловаться маслом, а я готовить учился у неё, я не часто сталкивался с горами масла в еде. Но даже думать об этом было противно. Пиздец, Артём, нахуя ты вообще начал об этом. Хотя, кажется, не важно о чём они будут говорить, если это будет еда – я захочу проблеваться. После вчерашнего-то – да. – Я просто помню. Когда мы ещё жили все вместе, и была моя очередь мыть посуду. Если там были сковородки. Вот ты берёшь её. И сначала выливаешь оттуда остатки масла. Потом моешь. И моешь на два раза, потому что хоть зашоркайся там, а после первого она в любом случае будет грязной. Что-то мне подсказывает, что это просто старый добрый заёб Артёма. Он дотошный до жира на посуде, и только поэтому ему кажется, что всё грязное даже после первого мытья. Та же хрень, почему ему после мытья посуды необходимо вымыть руки отдельно, обязательно в ванной, с мылом и тщательно, что просто ну пиздец как. Врачи так руки не моют. И не дай бог у него не будет доступа в ванную. Он будет ходить, держа руки от себя на расстоянии и ничего ими не делая. Я не шучу даже, он реально настолько задрот. – Сейчас же есть сковородки с антипригарным покрытием, – хмыкнула Рита. – На них не нужно лить масло. – Да, кстати. Даша только такими и пользуется. Правда, она ебать дикая до этих сковородок. У неё есть отдельная губка для них. И не приведи господь поставить одну такую сковородку на другую. Она тебе жопу порвёт в клочья. – Ну, блять, – фыркнул Артём. – Они же дорогие. Это всё равно, что твой дорогой телефон отдадут твоему пятилетнему хуюродному брату, который вымажет его в слюнях, а потом уронит в унитаз. – Ага. А ещё проблема в том, что нашим родителям не объяснишь. Что по этим сковородкам нельзя елозить металлическими губками. Нельзя шкрябать ложками, вилками, ножами и всем на свете. Нельзя ставить их хуй пойми как и на что. И на них тоже нельзя. Ковальский что, проникся от Даши уважением к сковородкам с антипригарным покрытием? Я всё понимаю, конечно, они реально не дешёвые и типа надо ухаживать за ними, чтобы продлить срок службы, но..? Хотя, может, это реально проблема, а я не понимаю потому, что моя мать в принципе доёбчивая до посуды? И чтобы у нас дома по чему-либо "шкрябали" металлическими штуками? Я быстрее сдохну. Только деревянными можно. А сейчас ещё и силиконовыми. А ложками и вилками себе по ебалу шкрябай. Моя мать бы так сказала, если бы увидела меня за подобным. Страшная она женщина. Только попробуй что-нибудь не так на кухне сделать – такой пизды отхватишь, потом желания заходить туда не будет. Я сидел за следующей партой от Артёма, парту перед ним занимали Ковальский и Рита, и сейчас, из-за того, что они сидели, обернувшись к нему, Ковальский мог видеть и меня. Сказал бы, что странно, что он решил доебаться, но хули тут странного. У Ковальского очень непонятно голова работает, мне кажется. Я его никогда не пойму. Ни в чём. – Чё, Арсений, ушко болит? Я трогал себя за ухо, проверяя, перестало ли оно, собственно, болеть при любом прикосновении, но как только Ковальский перевёл взгляд на меня, тут же убрал руку. Вопросы всё равно последовали. – Спал хуй пойми на чём. А когда у тебя индастриал.. Или это только моя проблема? Хуй знает. Но когда мне прокалывали ухо, девушка, которая это делала, сказала, что не будет размещать украшение так, чтобы оно было впритык. Типа на случай, если ухо распухнет, надо оставить немного места, чтобы ничего не сжималось. В конечном счёте всё так и есть до сих пор, что есть, ну, может, полсантиметра лишнего расстояния. И ладно, когда оно торчит внизу, но если сверху – это пиздец. Спать так просто невозможно, и я не ебу, как это работает, но тем не менее. На самом деле, я не был уверен, что причина моих сегодняшних болей именно в этом, потому что если бы я засыпал так, я бы заметил боль и поправил украшение обратно, как обычно всегда и происходит. Может, конечно, я был пьяным, как пиздец, и поэтому не обратил внимания. В любом случае, сейчас ухо у меня болело прямо как после такой вот хуйни. Что индастриал перекрутился, стал "торчать" сверху, я проспал так всю ночь. Не ебу, как это вышло. Да и не то чтобы это было важно. Главное, что проколы уже зажившие и всё нормально, никаких воспалений, пузырей, ещё чего. Всё хорошо. Болит немного, но не критично. Даже если не пройдёт до вечера, я всегда могу поспать на спине или другом боку. – Даже боюсь предположить, что это было. Судя по запаху мужского шампуня на ткани, подушка твоего какого-то там друга, у которого на квартире мы бухали. А что? Ты что-то знаешь о нём? У него СПИД кожи головы? И я теперь тоже болен? – А чем ты вчера вообще занимался, позволь узнать? – Ковальский даже уселся поудобнее. – Я чёт вчера вышел покурить на балкон, смотрю, ты из подъезда выходишь с какой-то девочкой. Канарейка? – Мы за догоном ходили. – Куда тебе там нахуй был нужен догон? – Ковальский возмущённо захлопал рукой по столу. – Ты своё ебало видел? – К сожалению. Скажем так, выглядел я сегодня с утра не очень. Один глаз у меня вообще не открывался – потому я сидел сейчас, как дебил, щурясь и с одним закрытым глазом. Но хотя бы общего похмелья не было, уже хорошо. Просто тошнота – это же не похмелье..? А то если бы я не смог ходить из-за хуёвого самочувствия, было бы грустно. О, да, я же не смог бы пойти в школу. Какой ужас. – Ты много плачешь в последнее время? – Да. Приходится восполнять водный баланс в организме. Алкоголем. – Пиздец, Арсений, – продолжал выёбываться Ковальский. – У нас физра четвёртым уроком и две истории после неё. Ты бы хоть немного наперёд думал, как завтра будешь функционировать, прежде чем нажираться. Я всегда могу уйти, как бы. Мне не трудно. Блять, а. И вот, вроде бы, мне и похуй, что он тут разводит блядский цирк и строит из себя хрен знает кого. Но он делает это при Артёме. А если он решит сейчас, что я из-за него так себя веду? Хотя, может, так оно всё и есть, а я просто не хочу признавать этого, потому что тогда окажется, что я веду себя как тупая пизда? Ну-у-у даже не знаю. – У тебя уже голова трясётся, – Ковальский или реально начал волноваться, или хорошо вжился в роль. – Ты бы завязывал со всякой тяжёлой поеботой. – Да-да. – Ладно, всё, спи, – он даже заговорил тише. – У тебя четыре урока, чтобы отоспаться. – Спасибо. – Принести тебе холодной колы, когда столовку откроют? – Принеси, – я пожал плечами. Что, плохо, что ли? Холодная кола, ещё и донесут прямо до тебя. Мне так на днях пришлось суши заказывать. Сами суши мне не то чтобы сильно хотелось, но в той доставке можно было заказать бутылочку колы. Для неё всё это и делалось. Когда лень в магазин идти, а время не достаточно позднее, и доставки ещё работают. Мда. Коротко обо мне. – Всё, ложись и отдыхай. Я намеренно не стал этого делать, пока Ковальский не отвернулся. Просто чтобы он не думал, что я его слушаюсь. Хотя я бы сделал это в любом случае, потому что мне самому это надо как пиздец, но просто.. Не важно. Хочу выёбываться, и кто меня остановит. – Чё, вы бухали вчера, что ли? – вскоре послышался голос Артёма. – Да. – А нас типа звать теперь не надо? – Это закрытая вечеринка для тех, кто мне нравится. Вот Арсений мне нравится. А вы двое нет. Вы вообще плохие. Издеваетесь надо мной постоянно. Я вас больше не люблю. Теперь люблю Арсения. Я запомнил, что ты мне колу обещал принести, слышь? Любит он меня. Колу неси. * – ¿Qué pasó? – протягивая мне бутылку, пропел Ковальский. – Por qué lloras, ¿mi Amor? – Das sind Glückstränen. Извините, не знаю испанский, могу только на нацистском. Но Ковальский и так меня понял. Как тут же скривилось его ебало – надо было видеть. Что, думает, может нести хуйню и никто не будет его понимать? Ага, ага. – Ты понял, что я сказал? – Ну, – открывая бутылку, хмыкнул я. – "Qué pasó" и "рor qué" не что-то сложное. "Мi Amor" – можно догадаться. А "lloras" похоже на латинское "рыдать", и типа. Всё просто. – Даже знать не хочу, откуда ты знаешь, как на латинском будет рыдать, – хмурясь, протянул Ковальский, но тут же развеселился. – Но вообще да, ты прав. Так прикольно, я могу говорить с кем-то на испанском. Но ты же знаешь от силы пару фраз? Хули ты там говорить собрался, дебил. – А ты скажи что-нибудь по-немецки. Как это же будет на нацистском? Как вы меня заебали. Но раз уж ты принёс мне колы, то допустим. Заслужил, так сказать. – Was ist passiert? Warum weinst du, meine Liebe? Ковальский приложил руки к груди и отвернулся, глупо улыбаясь. – Estoy listo para morir. Что-то про смерть. Он хочет умереть? Может? "Пара" – это что? Глагол? Если да, то я полагаю, что там "может". Но кто знает, могу и ошибаться. Лингвист из меня так себе. Да и испанский.. Пх. Романские языки меня напрягают. Моя бы воля – их бы не было. Испанский с этими ебучими "ш", итальянский, французский, вот его особенно в рот ебать. Всю бы эту хуйню убрать куда подальше. И было бы намного лучше. – Вообще, – вдруг что-то вспомнил Ковальский. – Я не так давно вспомнил про существование Eisbrecher. И их песня This is Deutsch. Я сразу забеспокоился. Чуть-чуть так. Чисто чтобы заранее наохуеваться и потом уже не злиться и не психовать. В общем-то, зная Ковальского, сейчас там должно быть что-то безобидное. Но я на всякий случай всё равно погорю. – И там. Я не помню, какой по счёту это куплет был. Но где. Fünf – Sechs. Überwacht. Stillgestanden, Gut gemacht. И всё. Я тупо кончился на этом моменте. Ага. Ну я так и думал, что он доебётся до произношения. Почему-то. Какой-то частью мозга подозревал, что мы придём именно к этому. – Ты их не слушаешь? – каким-то образом догадался Илья. – Не особо. Так, для общего развития и просто чтобы знать, кто это и чем могут похвастаться. Да и, по сути, когда речь заходит о немецкой музыке, после Рамштайн все вспоминают о них и, может быть, ещё об Oomph. Первых я слушать не могу, а эти двое ещё более-менее заходили. Так что вот, мда. Чем богаты. – Так, всё-таки, ты ёбанный нацист, да? – сразу загорелся Ковальский, и я только устало отвернулся. Не зря готовился. – Артём всё тебя защищает, что тебе в музыке важно не это, но вот. Ты не слушаешь Eisbrecher. Как же я, блять, только посмел. И это же явно говорит о том, что я нацист ебаный. И Frei.Wild я тоже не особо люблю. Хотя их же подозревали в связях с ультраправыми.. Когда спел один раз о любви к Родине, и в ещё одной песне упомянул традиционные ценности. Ультраправый, всё, пиздец. Хотя, вроде, была же тема, что Филипп по молодости какой-то там хуйнёй занимался, но я не помню, так что врать не буду. В любом случае, их сейчас упоминать не стоит. – Только нацистов и слушаешь, да? Когда в песне есть политический подтекст? О, господи. – Да, слушаю. А ещё люблю Мой путь читать под них. Надо было договорить "и дрочить под это всё", но что-то у меня не получилось. Я такой скромняга, оу. – Ну вот я так и знал, – Ковальский кивнул головой. – Тебе хоть немного стыдно за себя? – Каждое утро просыпаюсь с чувством отвращения к себе и стыда перед всем миром. – Отлично. Надо знать своё место. Как там тебя, Альбрехт? – Да, да.. – Кстати, а чем "da" отличается от "hier"? Я вздохнул, собираясь с мыслями. И почему я уже не удивляюсь такой хуйне.. – Ну типа. "Я здесь". "Ich bin da". Или "Ich bin hier". Есть принципиальная разница или похуй, говори, как нравится? – Вообще-то, "da" – это "там". Есть "da sein", типа "присутствовать". В таком случае "hier" это более конкретное "da". Легче на примере, наверное, будет. Я просто видел, насколько хорошо Ковальский меня понимает, да. – Кто-нибудь спрашивает: "Ist Кowalski da?". Ему отвечают: "Kowalski ist hier". Значит, ты здесь. Вот прям в паре шагов от нас стоишь, а спрашивающий просто в глаза ебётся и не замечает рядом стоящих людей, блядь такая. Если сказать "Kowalski ist da", значит, что ты здесь, но где-то шляешься. По школе бегаешь, просиживаешь зад у ТВхи, или покурить отошёл, хуй тебя знает. Но в теории ты где-то здесь, и мы в любой момент можем тебя найти и отпиздить. Ты в зоне нашей досягаемости, но не в одном помещении с нами. – Ниху-а, – с тяжёлым задумчивым лицом протянул Ковальский. – Слышу звуки осознания, – я снова потянулся к бутылке. Я же объясняю как бог. Хотя, как отчасти русскому, мне самому кажется это какой-то поеботой. Ну вот какая, блять, разница, где ты или кто-то другой. Здесь или "тоже здесь, но вне данного помещения". Что это за пиздец? Нахуя оно надо? А у нас ведь есть ещё одно "там". Более размытое, чем da, или более далёкое в пространственном отношении. Пиздец, блять. Вот другое дело – русский. Тут и тут. Ну или "здесь", без разницы. И "там". Всё. Нахуя нужно по десять слов для одного и того же? Не понимаю. – Если бы ты вёл у группы немецкого немецкий, я бы к вам перевёлся, – вскоре выдал Ковальский, и я польщёно приложил руку к груди. – Даже если бы пришлось слушать нацистскую музыку? – Я бы смирился с этим фактом, – так же приложив руку к груди, вздохнул Ковальский. – А каким шампунем ты пользуешься? – Что? – немного не понял я. Вот я говорил, что у Ковальского очень странно работает голова? Так вот. Это – одна из смущающих меня вещей. То, как он постоянно скачет с темы на тему, и так легко и с таким невозмутимым видом, будто так и должно быть. Почему я так не умею? – Как-то нас повели в какой-то музей посвящённый Второй дедовской. И там чел пылко перечислял все бренды, которые в своё время отличились поддержкой политики Третьего Рейха или типа снабжали армию. Ага. И типа я нацист потому, что пью колу? Нет, ты меня не наебёшь. Вот если бы я любил фанту, я бы ещё принял претензию. А кола – это происки ЦРУ. Так что не надо мне тут. И позвольте доебаться. У половины тупо не было выбора. Если они снабжали армию, это не значит, что они соглашались с политикой Третьего Рейха, понятненько? Я вам всё, нахуй, по фактам раскидаю. Будете быковать на моих нацистов. – Ты пользуешься Нивеей? Тут же я вспомнил, что изначально мы говорили про шампуни. Хотя про колу Ковальский наверняка знает тоже, но ладно, чёрт с ней. И с ним тоже. – Да, вроде, нет. На неё не бывает акций. Вроде. – А ты только по акциям себе шампуни покупаешь? – посмеялся Ковальский. – Экономим на себе? Я только пожал плечами. Шампуни – это, вроде, не что-то охуенное и важное, чтобы я въёбывал кучу денег просто так. Ладно, мне просто немного неповадно тратить большие деньги на какие-то там средства для ухода за собой. Учитывая, сколько средств уходит на мои таблеточки и прочие прикольные штуки. А я ведь ещё и ем что-то. Ещё я буду тратить что поверх этого, ага. Спасибо, я не настолько чмо. – Настоящий мужчина не должен экономить на украшениях, косметике и нижнем белье. Кстати, Hugo Boss ведь форму для немецкой армии шили? Да ебать тебя в корень.. – У тебя есть трусы от них? – Лучше бы у меня была форма от них, – вздохнул я. По обыкновению, мне было похуй, но надо же поддерживать образ. Нахуя? А не знаю. Надо и всё. – Попроси у Артёма. Или это. Я видел, в интернете продают типа пошитые на заказ. Как для косплея, знаешь? На алике есть целые костюмы, тебе даже париться не надо. Кстати, – уже доставая телефон, протянул Илья. – Может, там такая форма есть? Подарю тебе на Новый год. Следующие несколько минут он молчал. Я благодарил бога за это, но в то же время понимал, что долго моё счастье длиться не будет. И поэтому вёл подсчёт, сколько раз Ковальский перефразирует запрос. Пока было только пять. М-м.. – Не, нихуя нет, – внезапно всё закончилось. – Из военной формы более-менее нормальная есть только на девушек. И то там какая-то поебота с мини-юбкой и вот эта типичная анимешная хуйня. Ой, а где же твой внутренний дрочер на военную форму? Или тебе нравится только классический вариант? С штанами до щиколоток и закрытой курткой? Или хотя бы рубашкой с длинным рукавом, ладно. – Где нормальная форма для женщин? – возмущения продолжались, так что я решил, что я прав. – Тупые китайцы. Женщины охуенно выглядят и в обычной форме. О, нет.. – Ты видел, какие дамы у нас на таможнях стоят? – как и предвиделось, Ковальский ушёл в свою любимую тему. – В камуфляже все такие, в этих кепочках, в берцах, с оружием. Просто а-хуенные. Смотришь на них из окна и просто. "Женщина, а наступите на меня, пожалуйста". Спасите меня, кто-нибудь, а. – Но, скорее, они мне прикладом ебало сломают. – Естественное желание при твоём приближении. – Спасибо, – Ковальский спокойно кивнул головой. – Но вообще, они защищают кошечек. Я не ебу, что кошечки делают на таможне посреди.. Я не знаю. Может там, конечно, есть какая-нибудь деревня в радиусе километров трёх. Не ебу, но так вот. Так, если он хочет рассказать мне про кошечек, я готов слушать. Но если всё опять сведётся к тому, какие там охуенные женщины, и что Ковальский хочет, чтобы они с ним сделали, я не рад. – Ну так вот. Мы приехали на таможню, прошли, ждём, пока проверят автобус, и тут я вижу кису. Лежит прямо на дороге. У тротуара, но всё равно. Я пошёл посмотреть поближе, и тут эта женщина такая с ружьём: "Не трогай её". Защищать спящую кису – это святое. Объективно. – Я такой: "Да я посмотреть", – Ковальский вскинул руки. – Буду я ещё трогать кошек, живущих хуй пойми где, ага. Мне лишай не нужен, спасибо. Ну, мы там разговорились потом. Эта женщина сказала, что к ним часто прибиваются кошки, а эта вообще беременная пришла, и типа вот, сейчас покормила кисяток и прилегла поспать. Так мило. Защищать спящую кису, которая устала после кормления своих пиздюков – дело вдвойне святое. Я бы тоже бдительно следил за такой. Я всё ещё ждал подвоха, так что когда Ковальский полез рукой мне под кофту, то тут же отсел. Стоило, наверное, спросить, что он пытался сделать (хотя не то чтобы мне хотелось знать), но меня хватило только на глубокий вдох – потому что в этот же момент у меня слегка отказало в работе сердце. По крайней мере, дикая боль где-то в районе него не ощущалась как что-то хорошее, и когда у меня прихватило дыхание, мне стало совсем уж не по себе. Это что за поебота вообще. Раньше такое было, но дальше просто боли в сердце не заходило, а это что? Я умираю? – Что, болит сердечко? – Ковальский наклонился, заглядывая мне в лицо и так мило улыбаясь при этом, будто это он в этом всём виноват, вот ей-богу. Если бы бутылка была вскрытой, я бы точно заподозрил, что он мне что-нибудь туда намешал. Но так? Она шипела, когда я её открывал. Было видно, что не открытая. Я у неё был первый, ага, блять. Так что исключено. – Ага. – Давай, ложись, – вставая с лавочки и отходя, сказал Ковальский. – Будем тебя реанимировать. – Вот когда мне надо будет умереть, я к тебе приду. – Хорошо. Ты только не забудь. Забрав у меня бутылку, Ковальский повертел её в руках. – Это из-за колы? Тут же типа кофеин есть. Да, и в целом, из-за него как раз и может болеть сердце. Но сколько я должен был выпить, чтобы словить нужную для такого дозу? Явно не треть бутылки. Пиздец, блять.. Я иногда вот забываю – мне и восемнадцати нет, или уже за шестьдесят? Какого чёрта вообще. Отпускало меня постепенно, и в конечном счёте мне какое-то время пришлось даже прислушиваться к себе, и очень пристально, чтобы понять, больно мне или нет. Было реально странно. Я не помнил, чтобы подобное случалось со мной раньше, почему забеспокоился снова. Мне надо идти на ЭКГ..? Или это лишнее? Типа, что за бред. Один раз сердечко прихватило, а этот петух уже в больницу бежит. Ха-ха. – Всё, опустило? – когда я сел нормально, поинтересовался Ковальский. – Ага. – Если уж на то пошло, и ты умираешь, я должен вернуть тебе дружеский долг, пока ты не покинул нас. – Эм. – Сводить тебя в КФС, – пояснил Илья. – И в суши-бар. И купить тебе плюшек. Три порции хавки за три стрелы, где ты отважно защищал меня. О.. А я уже решил, что мне не заплатят. Ну, в смысле, я помнил про наш договор, но Ковальский молчал об этом, а я же слишком стеснительный, чтобы напоминать. – Когда. – Сегодня. Я хули подошёл. То есть, это было его целью изначально, да..? Но мы говорили о чём угодно, но только не о еде? Хотя это что-то вроде прикола Ковальского. Всё самое вкусное на потом. На май, ага. – Свободен сегодня вечером? – передёргивая бровями, посмеялся Илья. По сути, чем я мог заниматься, но по старой привычке я не мог отвечать на такие вопросы сразу же. Ещё не привык, что теперь можно не узнавать у Артёма, чем я занят сегодня вечером. Хотя и прошло-то всего два дня.. Господи. Что-то я запутался во времени. Впрочем, учитывая, что мы так и не помирились окончательно с шестого числа, то чего сейчас жаловаться. Уже почти две недели как всё плохо, а никто так ничего и не сделал. Круто, чё. Коротко о том, как это нам нужно. – Артём точно свободен, я узнавал, – Ковальский не совсем правильно воспринял долгое молчание. – А ты что будешь делать? Плакать в углу, ага. А потом опять восполнять водный баланс. – Ничего. – Ну вот и пошли. Только ты, я и еда. – Звучит заманчиво. – Только оденься поприличнее. Ковальский усмехнулся, поправляя мне кофту. – Могу тебя даже потом до дома проводить. И зайти могу. Если захочешь. Опять какая-то подстава или что происходит? Мне надо волноваться? ** – Это всё тебе. Я ещё раз осмотрел стол, который был занят двумя подносами, просто заваленными всякими коробками и свёртками. И не то чтобы я был против, но.. – Ты серьёзно? Ковальский меня переоценивает. Серьёзно переоценивает. Он сказал, конечно, что купит мне еды, но я не думал, что он меня убить попытается. Хотя никто ещё не умирал от обжорства, но я же реально столько не съем. Чисто физически не смогу. Ковальский же шутит, да? Он тоже будет есть. Ну или можно будет забрать с собой, конечно, но что-то я не знаю. А если еда станет невкусной к тому моменту, как я заново захочу есть? А Ковальский ведь сегодня хотел ещё в суши-бар сходить. Или куда там.. Я понял, это был его хитрый план. Он сейчас меня откормит, а потом скажет типа "Ты проебал возможность, всё, больше я тебя никуда не поведу". Ай, Ковальский, какой ты умный. – А что? – он так искренне удивился, что мне даже смешно стало. – Ты столько не съешь? Ставлю три сотки, что сможешь. Всего три сотки..? – Я не буду с тобой спорить. – Господи, ты чё, три сотки зажал? Фу. Вроде, нацист, а не еврей, и всё равно ведь. Господи, дай мне сил. – Может, ты на какую-то часть еврей? – Ковальский быстро нашёл причину. – Хрен ведь знает, кто там твой батя. Съебатя. – Вряд ли. Меня проверяли на национальность. И "таких" гаплогрупп у меня не было. Так что не надо мне тут. – В смысле, тебе делали тот тест? На галлогруппы? – Гаплогруппы, – вздохнув, поправил его я. – Да, его. – И что, ты чистый ариец? – Их не существует, а вы заебали. Ковальский только посмеялся. – Просто ты так забавно реагируешь каждый раз. Да и в целом издеваться над тобой из-за этого весело. Извини, конечно, но это моё любимое. Вот бы ты ещё испытывал вину за действия немцев во Второй мировой, и ты бы у меня точно жизни не знал. Как хорошо, что я нормальный. Мда, на самом деле. Это всё так тупо. Но как там Артём летом говорил? "Как называют человека, который до смерти боится, что над ним подшутят? Идеальная мишень". Типа это девиз Ковальского. Когда-то был им, вернее. Сейчас, наверное, у него там что-то вроде "Испорти всем жизнь, а потом ещё плюнь в ебало. Так, чтобы неповадно было". Хотя это слишком грубо. По сути же, Ковальский ещё ничего страшного не сделал? Конкретно мне, в любом случае. Хотя сколько о нём баек ходит, это пиздец, и казалось бы. Есть чего бояться. А мы с ним на свидания ходим. Что происходит вообще. – На самом деле, – Ковальский всё никак не затыкался, хотя я мог только поблагодарить его за это, – это очень странная хуйня. Я смотрел видео про такие тесты. – И что странного? – так и не дождавшись продолжения, уточнил я. – Не знаю. Я вообще не всекаю, зачем это нужно. Ладно, твой дядя ёбанный нацист, ему это важно, но? Ковальский пожал плечами. – Без обид, но он какой-то дебил у вас. На правду не обижаются, м. – Не знаю. Мне кажется это интересным. В какой-то мере. – Вот доебаться до какой-нибудь своей бабушки, кем были её родители и откуда они родом, это да, это интересно. А в этих тестах.. Ну не знаю. Не вижу прикола. Ну да, а твои родственники могут напиздеть или о чём-то умолчать. Или даже забыть. Или изначально не знать. Смотря, что тебе нужно. Если ты хочешь узнать, откуда на самом деле твои предки – пили тест. Если тебе интересная.. Более локальная история – пожалуйста, узнавай у живых предков, никто не запрещает. Я до своих тоже доёбывался, как бы. Ничего хорошего не услышал, особенно от деда, но что теперь, умирать, что ли. – Ты узнавал у своих? – Ну, так, по мелочи. Отец моей бабули был из семьи каких-то там сектантов, которые шкерились по лесам в районе Енисея, пока не пришла советская власть и такая: "Ку-ку, сука". М-м.. Как занятно. Вот исключительно ради таких подробностей и стоило спрашивать у него об этом. Я не знаю, для чего мне эта информация, но да. Я уже рад, что мы заговорили об этом. Да. Меня радует, что у Ковальского в роду были сектанты. Что-то мне подсказывает, что здесь будет корректнее применять другие названия, но допустим. – А мать была.. Изначально их семья с Украины, а потом их сослали в Сибирь, пушо слишком богатые, хуесосы, проваливайте и не забудьте отдать своё имущество бедным, суки тупые. Очень интересно.. – Это со стороны матери? – Да. До предков отца принципиально не доёбываюсь. Да и мать у него.. Такое. Ковальский двинул рукой возле виска, и я понимающе покачал головой. – Но это же всё равно другое. – Я просто не особо интересуюсь всей этой хуйнёй. И не особо понимаю, зачем оно нужно. Типа, – Ковальский нервно выдохнул. – Двадцать первый век. Должна быть только одна национальность – люди. Аха-х. Ну давай, глобалист ты мой юный, расскажи мне, как ты представляешь это для реализации. – Во влажных фантазиях всяких долбоёбов, м. – Ну да, тебе, наверное, смешно о таком слышать. Хотя я сам не знаю, как к этому относиться. Потому что из-за культурных различий мы с некоторыми товарищами вряд ли сойдёмся, а даже если насильно всё это делать, то типа..? Конфликтов не избежать, а нахуй тогда оно надо. Ну, этот хотя бы думает о будущем, хорошо. А не так, что "А дАвАйТе ВоТ пРяМ щА оТкРоЕм ГрАнИцЫ, и ПуСтЬ тО жЕ сДеЛаЮт АбСоЛюТнО вСе, А чТо ТаКоГо??". Ладно, просто два ярых-как-пиздец глобалиста, которых я знал, очень горели конкретно с данной темы. И по жести топили, что вот прям срочно надо всё это отменить, и пусть к нам в страну летит куча всяких хуесосов, это нормально, они ведь тоже люди, такие же, как и мы, утю-тю. При этом один снимал дом в очень дорогом закрытом районе, куда ни один "такой же человек" даже при всём желании переехать жить или даже просто попасть не сможет, а второй.. А второго отпиздили в лагере для беженцев. Не люблю злорадствовать с тупых людей. Может быть, немного. Но этот случай – явно исключение. "Они такие же люди", ага. Такие же дауны, как и эти двое, блять. – Ладно, извиняй. Просто у нас на английском недавно была тема про глобализм. Я только глубоко вздохнул, успокаиваясь. Слов просто больше никаких не было. Наслушаются в школе своей ебаной на уроках английского про эту поеботу, а потом ходят и топят за всякую хуйню, толком даже не разобравшись, что это и к чему приведёт. Дебилы, блять. – Я сразу о тебе подумал. У вас такого нет? Я помотал головой. И слава богу, что нет. Потому что я прям вижу, как Артём бы пинал меня под партой, если бы меня попросили высказать своё мнение. Ему почему-то не нравится. Даже при том, что по сути, ничего такого в этом нет, и почему я не могу говорить о таком, сколько влезет. Ладно, Кристина меня пинала и просила молчать побольше при разговорах об этом – боялась реакции своих ёбнутых дружков, тут ещё понятно. Но Артёма что смущает, я искренне не понимаю. В группе, вроде, всяких там Мухаммаджонов или людей с активной гражданской позицией нет, и что тогда не так? Кого я оскорбляю своим мнением? Пиздец, блять. – Ну ладно. Не надо такое обсуждать, – Ковальский помотал головой, усмехаясь. – А то я прям чувствую напряжение в воздухе. Я пожал плечами. Пусть задаёт другую тему, раз так не нравится, я не против. Мне как будто весело говорить про такие вещи. Хотя они думают, что мне только волю дай, я тут же начну изводиться на дерьмо и кудахтать про всякую хуйню, но нет. Это немного не так работает. И по факту как раз они больше выёбываются и гонят на меня, а я сижу молча и тихо. Но отбитый агрессивный фашист при этом я. Следите за руками. – А что бы Отто делал, если бы ты был девкой? – Ковальский тем временем опять ушёл куда-то не туда. – Что? – Ну, – Илья слегка замялся. – Я про те тесты. Просто была же тема, что если отслеживать происхождение девушки, то у неё.. Бля, я не помню. Но типа что у неё две икс-хромосомы и поэтому там что-то может не получиться, и тогда тест надо будет делать либо её брату, либо отцу, чтобы чекнуть, что там по игрек-хромосоме. Что-то такое. А, он про это. Ну да, есть такая хуйня. – А ты сам типа не догадаешься? – А чё, нельзя проверить две икс-хромосомы, в чём проблема? Одна же от отца явно. – Этот анализ не по икс-хромосоме делается. Ни по материнской, ни по отцовской. Берут игрек-хромосому, при её наличии, и митохондриальную ДНК. – А чё. А где тогда информацию о матерях берут. Икс-хромосомы типа так, нахуй не нужны? А можно не перебивать меня? Люди, которые перебивают других, тоже нахуй не нужны. Даже больше, чем икс-хромосомы в данном вопросе. – Митохондриальная ДНК, – повторил я. – Все люди получают её от матери в неизменном виде. Поэтому существует понятие "митохондриальная Ева". Ну это же пиздец, на самом деле? Вот только задуматься: эта "Ева" (не одна женщина, конечно, но популяция с определённой мутацией), передала свою ДНК своим потомкам, они своим, и вот, прошло дохера лет, и ты сидишь тут. Только потомки этих женщин выжили, а все остальные исчезли. Это охуеть как круто, мне кажется. И интересно. – Она не претерпевает никаких изменений и поэтому от неё удобно получить информацию. То же самое с игрек-хромосомой. Ну и логично, что раз у девушек нет игрек-хромосомы, лишь одна митохондриальная ДНК, получить от неё данные от отце невозможно. Ему же не надо объяснять там всю эту хуйню про то, как размножение у живых существ происходит? Митоз-мейоз, взаимодействие между хромосомами, всякая такая поебота? Я просто не хочу это всё делать. Да и не думаю, что Ковальскому на самом деле это всё интересно. – Ебать наука сложная, – он помотал головой. – И нахуя ведь оно вам надо? – Ну, в моём случае нужно было узнать, что мой отец не какой-то там хуесос. – Реально, да? – фыркнул Илья. – Вам это серьёзно важно? – Я тоже не очень это одобряю. Если кому-то это интересно. Но мне ещё комплектом делали тест на всякие предрасположенности к болезням и всякому такому, так что у меня ещё и научный интерес был. Узнать, от чего я в теории могу сдохнуть в скором времени, если не позабочусь об этом уже сейчас. Вот это точно круто, я считаю, в любом случае. – Ты мой бедненький.. – умилённо протянул Ковальский. – Не принижайся, мы все тебя очень любим. Подумав немного, он склонился к столу и зашептал: – Кроме Артёма. Его эго тупо не позволяет ему любить кого-то, кроме себя. Такой тип людей, ничего не поделаешь. Было слишком очевидно, что Ковальский попытается быкануть на Артёма или скажет что-нибудь в его адрес, ну, я почти и не возражал. Конкретно сейчас у нас всё хуёво, не официально, но по факту очень даже да, а потому пусть о нём говорят всё, что только в голову взбредёт. Я, более вероятно, не буду против. Нет ни желания, ни настроения его защищать. – Ну всё, кушай, – Ковальский похлопал меня по руке. – Расти большой, не будь лапшой. И защищай меня и дальше от всяких петухов. Мне надо рассматривать в этом его "не будь лапшой" какой-то тайный посыл? Или я слишком стараюсь? Мне кажется, бред какой-то происходит. С другой стороны, о чём вообще я должен думать. Сейчас вот, ага, Ковальский не будет меня стебать. Вот специально вытащил меня сегодня из дома, привёл сюда, обложил едой, и не планирует издеваться надо мной или как-либо подстрекать. Ага, да. Так вот я и поверил. – А ты не будешь есть? – Ну.. – оглядывая стол, протянул Ковальский. – Может быть, немного. А что, ты правда не уверен в своих силах? – Это ты издеваешься. Никто столько за раз не съест. – Да ладно. Я читал, в Америке постоянно проводят конкурсы на поедание какой-нибудь хуйни. И призёров таких конкурсов исследовали на.. Ну, всякую там хуйню, связанную с насыщением и прочим. Я не помню, правда, какие там выводы были. Разница в анатомии или физиологии была..? Было странно слышать, что Ковальский реально читает подобное. Я просто не думал, что он интересуется таким. Хотя, скорее, он просто наткнулся на статью в каком-нибудь паблике, пролистал её, не особо даже вдумываясь (не запомнил ведь, к чему всё это вело в итоге), и вот, теперь пересказывает. А я уже напридумывал.. Что кому-то тоже интересная всякая такая хуйня.. – Короче, похуй, пляшем. Умирать, так с полными желудками. Хотя вот Даша говорила, что когда им на вскрытие приносят кошек с набитыми желудками или кишечниками, так там такая вонища стоит потом, что просто вешаться можно. Интересно, если нас будут препарировать после смерти, там тоже будет пиздец? Какая забота о патологоанатомах, которым не повезёт с нами.. – Скорее всего. – Тебе нормально, да, что я говорю о таком? – Похуй. – Вам с Дашей надо тусовать, – быстро заключил Ковальский. – Она любит всякую поеботу обсуждать во время.. Да всего. Особенно еды. Но ладно хоть, что не секса. Я только покачал головой. Да, было бы и правда странно. Ебёшься ты с человеком, а он рассказывает тебе, кого и как сегодня резал. Или что ещё Даша может такого интересного из практики рассказать. В любом случае это стрёмно, наверное. Я, с одной стороны, ненавижу, когда в процессе тихо. Это так давит. С другой стороны, а что делать? Обсуждать, как день прошёл? Стонать так, чтобы весь дом знал во всех подробностях, чем вы занимаетесь? Ладно, выставляю одни крайности, как мудак. Но просто. – Бля, самое главное же забыл, – вдруг вскрикнул Ковальский. – Кола. Только смотри, если словишь инфаркт, я, более вероятно, откачать тебя не смогу. – Да похуй, – я мотнул рукой. – Не жалко будет умирать. – Ой, Арсений, смешной такой. Пока я снимал упаковку с бургера, Ковальский всё же уломался на поесть тоже, но с каким лицом он потянулся к одной из коробочек – просто надо было видеть. Мне даже смешно немного стало. Это вот как.. В фильмах, когда персонажа заставляют съесть или выпить что-то, что он сам же перед этим отравил. И у него такое ебало. Как бы ему и страшно, но в то же время он уже успел смириться со своей участью. Просто смешно. При том, что Ковальский пришёл раньше меня, кто знает, может, он реально что-то подсыпал куда-нибудь? Ну, тогда он бы и взял что-нибудь в упаковке? Куда было бы невозможно незаметно что-то подсыпать или, я не знаю.. Господи, о чём я только думаю, какого хера. – Хм.. Тут не хватает острого соуса, – вскоре заговорил Ковальский. – Где-то был такой охуенный острый соус. А я не помню, где. Артём мешал, что ли..? Хуй знает. Не помню. Внезапно он уставился на меня, так явно намекая, что сейчас что-то будет. Я почти подавился. – А что за рисуночки у тебя на теле? Лишаешь Артёма привилегии быть единственным, у кого есть право рисовать на тебе? – Чё, блять. Он никогда не был единственным. И даже первым он не был. Что за хуйня вообще, Ковальский там чем думает? – М-м. А я думал у вас там это. Высокая любовь и татуировки. Я немного даже вскрикнул (про себя, разумеется) с высокой любви. Хотя понятно, что Илья издевался, но всё же. – Когда ты их заметил? – На физре, когда ты на руках стоял и футболка задралась, – Ковальский усмехнулся, косясь в сторону. – Кто рисовал? Канарейка? – Ну это логично. – Ну да, – протянул Илья. – Она просто меня забанила везде. Не общается со мной теперь. Даже грустно стало. Она тебе ничего про меня не говорила? Я немного даже опешил с таких внезапных подробностей. Честно говоря, я подозревал, что Ковальский имеет отношение к произошедшему вчера. Что это он надоумил Канарейку до этой хуйни или ещё что. Мне не хотелось бы думать о ней, как об амёбе, которая идёт ебаться с человеком только потому что ей так сказал какой-то другой мудак, но.. Не важно. В любом случае, я подозревал. А тут вот оказывается, что они даже не общаются. Или это всё часть плана? Ух, как сложно.
Возможность оставлять отзывы отключена автором
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.