Жара

Этого еще не хватало! Рената потерла лодыжку и закатила глаза: только она могла подвернуть ногу прямо перед творческим вечером! Вытянула стопу и застонала — от ноющей боли. Не в тапках же теперь на сцену выходить! «Мам, может, лодочки возьмешь?» — спросила Ульяна, заглянув в примерочную. «Возьму. Одну. Чтобы уплыть отсюда к чертовой матери!» — на грани истерики ответила богиня и закрыла лицо ладонями. «Кажется, пора признать, Рената Муратовна, что у вас без Земфиры получается все из ряда вон плохо», — заметил внутренний голос, появившийся смутным силуэтом в углу расстроенного сознания. «Спасибо за поддержку», — озлобилась Рената в ответ. «Всегда пожалуйста». Раз по сценарию они с Земфирой разошлись и существуют отныне по отдельности (хотя какая может быть «отдельность», когда уже почти 15 лет вместе?), то надо нести груз одинокой жизни с достоинством, пусть даже ты хромаешь на правую ногу и плачешь от разбитого сердца каждую ночь (а после — от отражения в зеркале утром). Для Земфиры разрыв всегда был поводом написать, как минимум, одну гениальную песню. Чего уж там, в 2013-м был написан целый гениальный альбом! Ей же приходится замазывать не одним слоем грима гениальные мешки под глазами. А в рассказах, которые пишутся сквозь пелену слез, одна из героинь всегда уходит, громко хлопнув дверью. Другая же стоит с куском льда в руках, и ей так плохо, так плохо. Она бросает лед об пол и падает замертво рядом. Потому что этот лед — ее сердце. «Мам, может, лодочки?» — попугаечно спрашивает Ульяна. Рената выпрямляет уставшую от сутулости спину и, сверля взглядом в зеркале свое лицо, выдает: «Нет, Ульяна. Никаких лодочек. Мы достойны кораблей!» И надевает на больную стопу черную лакированную туфлю со шпилькой размером с Эйфелеву башню. Она вышла на сцену, широко улыбаясь. Благородно кивнула рукоплескавшему залу. Осмотрела винтажное кресло: нет ли на нем паразитов. Не заметив прыжков и шевелений, села, прикрыв колени толстой рукописью («летописью несчастья», как она ее называла). Попыталась расправить плечи. Ох, была бы в зале мама — высказала бы ей пару ласковых за сутулость: «Прячешь грудь, как будто она у тебя есть!» «Господи, и о чем я сейчас думаю… — Рената еле заметно покачала головой и вздохнула. — Рената, нам нужны деньги на съемку фильма. Работай». Она, как это обычно бывало на спектаклях, пробежала глазами по первому ряду. Но дальние лица разглядеть не смогла — была без очков. Некоторых она, конечно, узнала. Среди ее поклонников были такие экземпляры, которые ездили за ней по пятам. И если бы она узнала, что ради первого ряда в Лондоне они продали, например, машину, то не удивилась бы. Форменные маньяки. Некоторые даже пишут рассказы с ней в главной роли (и зачастую — очень дурные). — Насколько я понимаю, в зале два микрофона. Храбрые могут задать мне вопрос лично. Для тех, кто меня боится, — на этом слове зал интеллигентно захихикал, — припасены блокноты и ручки. Вы можете написать свой вопрос на листочке. Через пять минут она уже отвечала, как ей пришла в голову идея «Северного ветра». «Понимаете, я шла к этой пьесе всю жизнь. Все мое творчество до «Северного ветра» — своего рода репетиция. Вот я смотрю на сценарий и хочу найти себя в каком-нибудь герое, но понимаю, что я в каждом из них. Словно меня разорвало. Вот говорят, что наша Вселенная образовалась в результате Большого Взрыва. Так что, наверное, это крохотная Вселенная. В масштабе Ренаты Литвиновой», — выдала Рената со смущением и опустила глаза на гору записок, выросшую на столе. Выбрала самую маленькую. Кто-то ведь складывал, старался. «Да тут, оказывается, целый лист», — усмехнулась богиня и стала читать: — Здравствуйте, Рената. Возможно, этот вопрос покажется вам нескромным. Но он меня сильно волнует. Как вы относитесь… — Литвинова нахмурила брови и замолкла. — Я даже не знаю, стоит ли это читать. И тем более, стоит ли на это отвечать. — Нам очень интересно, что это за вопрос такой, — прокоммментировала девушка, повисшая на левом микрофоне. — Нескромный. — Ладно, — отрезала Рената и, собравшись с духом, продолжила чтение записки: Как вы относитесь к БДСМ? Литвинова смяла листок и направила испепеляющий взгляд в притихший — то ли от наглости, то ли от ожидания — зал. «Что за паршивец это написал? В глаза бы ему посмотреть!» — подумала она, кусая щеку. Записка жгла ладонь адским пламенем. — Вы знаете, вот есть любители БДСМ, а есть противники. Я могу понять и тех, и других. Если человек любит подобные практики, значит, плохо ему пришлось в детстве. Не позавидуешь, в общем, — выдавиливала из себя, как из тюбика, Рената. — Значит, родители какие-то тираны. Критикуют его по поводу и без. Вот он и привык к подобному отношению. Любит то, что причиняет ему боль. А некоторым настолько плохо, что они сами готовы причинять боль. И какими-то подземными лабиринтами все это связано с сексуальной жизнью. Противники же считают БДСМ жестокостью. И не понимают, почему человек ранит того, кого любит. Если подумать, то любые отношения — это БДСМ. И это я не о сексе сейчас. Просто, понимаете, боль порождает боль. Нет счастливых среди тех, кто портит другим людям жизнь. — А каково ваше личное отношение? — не унималась девушка у микрофона. — Думаю, нам всем нужно это попробовать, чтобы понять, нравится тебе это или нет, — отбилась Литвинова и, чтобы избежать следующего вопроса «а вы пробовали?», протараторила: Если вы не против, то я прочитаю следующий вопрос… Вот сволота! Спрашивать на творческом вечере о сексе! Рената посмотрела в зал и пожелала автору вопроса болезненного типуна не только на языке, но и на причинном месте. Боже, она даже испариной покрылась. Рената сделала глоток из непрозрачного бокала и подняла в удивлении брови. Это был не красный чай, как просила она. В нос ударил деревянный запах дорогого виски. Это не может быть кто-то из менеджеров. Значит, кто-то творит зло — из зала. Только кто? Неужели девушка у микрофона? Нет, лицо простушки и злодейство несовместимы. Всего лишь фанатка, выпрыгивающая из штанов. Больше никаких маленьких записочек. Их пишут ничтожные люди. Рената взяла самый большой лист (не из предложенного залу блокнота, а целый A4). Пробежала глазами строчки, написанные тем же печатным почерком, что и вопрос про БДСМ. — Это уже смешно, — скорчив недовольную гримасу, сказала она и, на автомате ссутулившись, посмотрела в зал. — У кого-то не все в порядке с головой. — А что там? — раздалось из зала. — Ну, если вам интересно… — Литвинова поерзала в кресле и, приложив ледяную ладонь к пылающей щеке, стала читать: Я не буду спрашивать вас, спали ли вы когда-нибудь с женщиной, поэтому спрошу, целовались ли вы с женщиной. Мне этого будет достаточно… Очень прошу встать автора этого вопроса. Я хотела бы ответить, глядя ему в глаза. Но никто не встал. Рената, мысленно ругаясь матом и «собаками», стала соединять слова в предложения: — Я уже не раз отвечала, что не поддерживаю гомофобию, которая получила в нашей стране широкое распространение. Человек, которого вы любите, может быть любого пола. Вы же любите его не за то, что он мужчина или женщина. А за то, что он, например, талантлив в какой-то сфере… — Литвинова поймала себя на желании начать говорить о Земфире, но в ответе на вопрос про секс с женщиной это было бы сродни «я спала с Земфирой, неужели не ясно?» — Вы сравниваете других людей и вашего любимого и понимаете, что этот человек уникален. Что второго такого не найти. А секс с любимым человеком — это вполне естественная потребность. Это лучшая форма общения. — Но вы же не раз говорили о том, что находитесь в целибате, — выпалил кто-то из второго ряда. — Слишком часто заниматься сексом не есть хорошо. — Рената пригрозила указательным пальцем. — Это распущенность тела. Так и до распущенности ума недалеко. Всем советую периодически накладывать на себя аскезу. Меньше спать, меньше есть. Можете вместо еды пить шампанское, но тоже немного. Это омолаживает. Пишите рассказы или даже романы. Не можете писать — читайте чужие. Слушайте прекрасную музыку. — Земфиру? — Можно и Земфиру. Она, в отличие от других российских музыкантов, живет музыкой. Ее музыка при таких условиях не может быть не гениальной. Если честно, я рада, что знакома с этой удивительной женщиной. Что являюсь ее современником. Когда-нибудь обо мне напишут «женщина, которая работала с гениальной Земфирой». — А вы себя что, гениальной не считаете? — Даже Земфира себя гениальной не считает. Ну, или считает. Просто не хочет казаться нескромной. Гениальность — это статус, который присваивает общество. Иногда спустя много лет. Земфиру назвали гением при жизни, и это дорогого стоит. Мы все должны ее беречь. Она — наше национальное достояние. Рената принимала букеты и подарки и старалась щурить глаза, чтобы улыбка не казалась вымученной. Мелькали лица, что-то говорили, она кивала, но была глубоко в своих мыслях. Вот появилось лицо простушки. Протянуло букет красных роз. «Какая вы замечательная, какая вы прекрасная…» — говорило лицо, а она даже не могла ответить «спасибо», так ей не нравилась эта веснушчатая физиономия, не похожая ни на женщину, ни на мужчину. Оставив подношения на сцене, Рената метнулась за кулисы в поисках менеджера. Как фурия, летала она из коридора в коридор. И, обнаружив мужчину в курилке, схватила его за воротник пиджака. «Я не знаю, что это была за женщина. Сказала налить вам в бокал виски. Она даже бутылку принесла. Мол, срочные изменения в прайсе», — выговаривал он с акцентом. «Как она выглядела?!» — трясла его богиня с той же интенсивностью. «В черных очках, кепке. В черной толстовке. Брюнетка. С короткой стрижкой. На парня похожа». Забыв, что утром еще хромала, Рената выбежала на улицу. «Земфира!» — крикнула она, пытаясь перекрыть гул оживленной улицы. Потворствуя интуиции, дорвалась до широкого перекрестка и остановилась, так как ее чуть не сбила машина. Чувствуя, что истина где-то рядом, Литвинова неслась по проспекту, не ощущая ни холода лондонского вечера, ни боли в стопе. Вот и черные очки над знакомыми скулами, и кепка, скрывающая давно не чесанный хайван. «Земфира!» — выкрикнула богиня еще раз, надеясь, что та услышит ее, но Земфира даже не обернулась. Она нырнула в такси и исчезла в потоке машин. Рената так и не успела броситься ей под колеса.