Fairytale

Грей Синие на белом – знамена Лиллиума, несмотря на относительную скромность, ярким пятном выделялись на фоне красных с золотом – магнолийских, тех, что принадлежали Джуду Хартфилии. Грей ловил себя на мысли, что они сами смотрятся очень скромно: не было в природе северян это южной помпезности, тяги ко всему дорогому и кричащему. Он бы сам надел черное, если бы этот цвет не носил символический, траурный оттенок; а еще черное в Лиллиуме носили отшельники-колдуны с Ледяных пустошей, народ хоть и полезный, но все же довольно неприветливый. Ур с малых лет внушала детям, что видеть на них черного не хочет: королевская кровь должна носить только геральдические цвета. Поэтому дорожный камзол соответствовал имени, сама Ур была в королевском синем, не тронутого и следом дорожной пыли – с кораблей они сошли лишь пару часов назад, а столица Магнолии находилась недалеко от гавани. Северяне, из тех что приехали в Магнолию с Ур и Греем вообще очень выделялись. Суровый климат северных островов отражался, в большинстве своем, и на характере, и на внешности их обитателей. Поджарые, и высокие, соотечественники Грея обладали бледной, обветренной кожей; одевались они скромно, руководствовались в основном практичностью. Лион часто любил говорить, что почти все жители Лиллиума имеют «холодный» оттенок глаз, потому что у них кровь чистая, как у людей, что заселяли континент около тысячи лет назад. Они ушли, оберегая свое наследие, под напором южных племен в море, где в сапфировых бухтах Лиллиума нашли убежище от варваров. «Это повод для гордости», - всегда говорил брат, - «Да, мы уплыли, уступив благодатные просторы. Но эти обезьяны еще нескоро преодолели свой страх перед морской стихией! Когда они только начали осваивать морское дело, мы уже опережали их на несколько тысячелетий. Холод и морские бури закалили наш характер, как драгионцы куют свою прочную сталь. Гордись, что в тебе течет кровь этих отважных людей. И детей своих заставь гордиться». Магнолийцы… Они были непривычны. У них был мягкий язык, теплые глаза и персиковая кожа; о южном гостеприимстве не зря легенды ходили: эти люди были изнежены теплом солнца и изобилия, что несли благодатные почвы континента. Красное и золотое очень удачно отражало сам характер магнолийцев: золото символизировало изобилие, красный – их горячую кровь. - Где же наши снега и кристальные воды Северного моря, - слышит молодой человек от одного из своих рыцарей, когда они переступили городскую черту, а в нос ударил терпкий запах железа, людского пота и смолы, - Мы тут всего пару часов, а я уже скучаю по фьордам в Драконьей Долине. - Это непривычно, выслушивать твои жалобы на что-то, друг мой, - Грей поворачивается к товарищу корпусом, и встречает его привычную теплую улыбку. А ведь это рыжий черт был первым, кто вызвался сопровождать его в Магнолию. - Локи из Штеренхиммела никогда не жалуется, - благодатный остров Штеренхиммел, владение Регулусов, располагался южнее всего; но Локи, с тех пор как ему исполнилось восемь, рос воспитанником королевы в Эйсе. Подружились они не сразу, но сейчас Грей вполне мог назвать Локи своим братом – он был куда ближе, чем тот же Лион, - Моя мать была из этих мест. А прекрасней женщины я не помню, - Локи чуть понижает голос. Грей, в свою очередь думает, что не помнит молодого человека, более падкого на женскую красоту. Ну, хоть кому-то улыбается перспектива остаться тут на долгое время… - Заметно, что в мессире течет южная кровь, - прозвучало недалеко от Грея, на его родном языке, правда, не без гортанного акцента Магнолийцев, - Женщины Магнолии действительно прекрасны. А королевский двор собрал прекраснейших из них. - Сир Клайв знает, как подать в хорошем свете свой родной дом, - Локи дружелюбно улыбается. - Я думаю, Сир Регулус будет одним из первых северян, кто по достоинству оценит красоту королевских фрейлин, - как-то внезапно для самого себя выпаливает Грей, на ходу соображая, что пошутил не совсем удачно (чертова дорога!), ведь о таких вещах лучше беседовать в более неофициальной обстановке. Чертова дорога и чертова магнолийская жара! - Осторожней с сердцами прекрасных фрейлин, Сир Регулус, - Гилдартс все же улыбнулся словам Грея, но немного напряженно; молодого человека удивило, что в этой улыбке было мало дружелюбия, ведь старый рыцарь был всегда так приветлив, - Ведь если ваша коллекция пополнится разбитым сердцем моей прекрасной дочери, на моем счету окажется еще один побежденный рыцарь … Так они и вошли в ворота королевского замка – стройным потоком из полированной стали, серебра Лиллиума и золота Магнолии: четыре десятка северян, включая саму королевскую семью и несколько десятков рыцарей южан. Но даже сквозь всю эту толпу Грей отчетливо видит встречающую их королевскую семью в окружении придворных. Джуда он узнает сразу. Высокий, жилистый, он чем-то был похож на сопровождающего их Гилдартса; молодой человек не мог разглядеть его лица, но почему-то был уверен, что это именно он – даже в окружении собственной семьи и гвардии он, очень сильно выделялся тем, что Ур называла «королевской статью». Одет король Магнолии просто, но не без изыска – от свиты его отличает бархатный дублет, с вышитой золотой нитью магнолией – символом его королевской власти. Мантия его была не такой длинной, какую обычно носила Королева Лиллиума, и едва достигала его щиколоток. Корона, что венчала Его Высочество, казалась свитой из цветочных стеблей, целиком состоящих из золота. Подъехав чуть ближе, Грей рассматривает Короля и его свиту чуть ближе. И понимает, что о Лейле Хартфилии слухи не врали: эта женщина была прекрасна даже несмотря на возраст и двух практически взрослых дочерей. Улыбчивая и почтительная, она тенью двигалась за своим царственным супругом, и, - Грей был готов голову на отсечение отдать, - даже говорила исключительно с его одобрения. Было заметно, что это её нисколько не тяготило – эта женщина либо была очень хорошей актрисой, либо действительно любила своего короля, и была бесконечно ему предана. «А ведь Принцесса, младшая дочь этой королевской пары, как говорят, её вылитая копия». И Грея опять колет это мерзкое чувство, будто ему на шею насильно пытаются накинуть этот ошейник из червонного магнолийского золота. Не то, чтоб он испытывает к ней неприязнь – он Люси даже не видел (даже сейчас её не было среди встречающих, что странно), да и отзывались о ней исключительно положительно, но знакомство с Люси Хартфилией Грей ждал с очень большой тревогой и... Неохотой. - Не вижу принцессы, - Локи, как всегда, озвучивает его мысли, и Грей вздыхает с облегчением, - Ей нездоровится? - Я думаю, Её Величество просто немного опаздывает, что благородной леди немного дозволено, - когда спешивается Клайв, его примеру следуют и молодые люди. Грей успевает заметить, что он сам рассеяно бродит взглядом по толпе (не иначе ищет взглядом свою дочь). К Ур они подходят уже без лошадей – слуги Его Высочества Хартфилии весьма исполнительны. - Сделай лицо дружелюбней, - Ур, в свойственной только ей деликатной манере, наконец-таки заговаривает со своим сыном впервые за эти сутки. Сама она улыбается, и не отводит взгляда от Джуда, который следует им навстречу, - Мы же хотим понравиться этим благородным людям. «Мы» - это он, Грей. Грей, который в принципе не очень любит всего этого официоза и вообще скор до грубости. Человек настроения, которому иной раз совершенно неважно, кто перед ним – просто человек, или сама Королева. И ведь Ур понимает, что её младшему сыну только и остается, что быть мужем при будущей Королеве Магнолии; Лион – старше, а Уртия, даже если Лион надумает отказаться от трона или испустит дух, уж точно никогда не позволит Грею занять место правителя Лиллиума. Как там говорят? Синица в руках. Или так, или в Ледяные пустоши, отшельником. Это лучше, чем постоянно находиться в напряжении, и гадать, когда Уртия решит, что конкуренция за корону в лице младшего брата ей ни к чему. Паноптикум из хладнокровных гадов, а не семейка. Да и сам-то Грей что-ли лучше? - Ур, сколько зим… Вы практически не изменились, - уверенно произносит Джуд, едва склонив голову, - От меня и моего двора приветствуем Вас в Кмере, Нашей столице. Отныне Мой дом – Ваш дом. Я надеюсь, дорога была гладкая? - Благодарю, - язык в Магнолии мягкий, поэтому говор Ур кажется немного грубоватым. Учитель когда-то говорил Грею, что в их языке много согласных, куда больше, чем у тех же южан. Поэтому их северный язык южанам учить трудно – слишком много жесткости. Шуткой ли, - можно подумать, выходцы из Лиллиума и не без того имеют суровый и неприветливый вид, - Воды Южного моря на редкость приветливы, Джуд. Хоть и славятся своим непростым нравом, - Ур поворачивается в сторону Грея, который успевает приблизится к ней еще на полметра, - Это часть моей семьи, - Ур сокращает расстояние между ней и сыном, и положив руку на его плечо, немного подталкивает его к Джуду, - Мой сын, Грей. - Ваше Высочество, - молодой человек, следуя обычаю, едва касается своего пояса, и склоняет корпус в приветствии. Не сказать, что это знакомство самое приятное, но радоваться, с ранее сказанных слов Ур, как отцу родному, - Очень рад встрече. Врун. - Я тоже рад, наконец, познакомиться, - Джуд немного медлит, переводя взгляд на свою супругу, а затем на Грея, - Вы очень похожи на отца. Мы вместе провели молодость. Я запомнил его благородным человеком. - Вы знали его дольше, чем я, мессир, - Грей вежливо склоняет голову. Он действительно его практически не знал – Король Лиллиума ушел к предкам, когда Грею и года не было. Ур немного напряженно улыбнулась, и Грей заметил, что она нервно сжала правую руку в кулак. Слабое место Ур – это те, кого она очень любит. Вайц – отец всех её троих детей, и единственный мужчина, что смог завоевать её неприступное сердце, был самой большой слабостью. Как и Уртия. Небо, а она все-таки умеет чувствовать, эта ледяная Ур. - Мы с ним наконец породнимся, - Джуд прерывает эту неловкую паузу, но Грей сжимает зубы – опять возникает это ощущение безысходности и тоски, - Кстати, позвольте вам представить мое семейство. - Хартфилия едва заметно кивает, когда из-за его спины наконец выходит Лейла. Она… Была большим контрастом по сравнению с Ур; обе были королевами, но очень отличались, как внутренне, так и внешне. Ур была рождена под королевской фамилией, и воспитывалась как независимый и твердый правитель: Грей был наслышан о родном деде, человеке нрава сурового и непримиримого. Из единственной дочери он воспитал наследника, как, наверное, воспитал бы сына, которого он так желал. Ур умела все, что должны делать мужчины, в силу статуса – немного лучше. Даже сейчас она не надела платья, предпочтя красоте комфорт – поверх дублета из выбеленной кожи была синяя куртка, а узкие брюки не по этикету плотно облегали её стройные сильные ноги, обутые в высокие сапоги. Даже корона у королевы Лиллиума была простая – светлый обруч, покрытый рунами с одним единственным сапфиром в самом центе. Лейла… Была королевой, какой их представляли в балладах и сказаниях – утонченная, с превосходными манерами, она не говорила, если ей не давали слова. Выглядела она тоже иначе – платье из алого шелка казалось обычным лишь на первый взгляд: по всему силуэту было немало замысловатой вышивки по всему корсажу. Тонкую шею обвивала горжетка из черного шелка с крупной рубиновой слезой; корона, насколько знал Грей, была изготовлена её народом, как подарок к королевской свадьбе, и была более упрощенной и уменьшенной копией короны Джуда. Волосы цвета спелой пшеницы были красиво уложены в контраст с туго стянутыми на затылке волосами Ур, которые, как и у Грея, носили благородный иссиня-черный оттенок. Они действительно были очень разными. - Это моя драгоценная супруга, Лейла, - королева присела в небольшом реверансе, произнеся «Мое почтение». Ур тоже вежливо склоняет голову. Король оглядывается, и с мелькнувшим на лице раздражением аккуратно берет за руку Лейлу. Грею даже показалось, что в этом жесте он искал поддержки: отсутствие принцессы, видимо, не входило в его планы, - Эрза ужа давно не живет в Магнолии, но она выразила свое почтение – Кмеру она посетит чуть позже, а Люси… - … Уже прибыла, Ваши Высочества, - слышит Грей приятный, очень похожий на голос Лейлы голос, когда на площади все-таки появляется младшая дочь королевской Четы Хартфилия. Встревоженная и очень похожая на собственную мать, как и предполагал Грей. Люси. Пронизывающий страх зарождался где-то под ребрами и мешал дышать, а корсет – тугой и жесткий, добавлял неприятных ощущений, и лицо не без того светлокожей Люси приобретало совсем уж белый оттенок. Она пыталась дышать чаще, как советовала портниха, но предательская дрожь выдавала окончательно сдавшее самообладание. Ухудшало все то, что отец, уважаемый король, как-то странно посмотрев в ее сторону, приказал слугам отвести Её Высочество на воздух, дабы ее лицо приобрело более здоровый вид. Если бы она была Эрзой, назвала бы отца бесчувственным тюфяком. Но Люси – это Люси, поэтому она покорно проследовала за служанкой в западное крыло, где располагался знаменитый королевский сад. Идея была тоже примерно так себе – Королевские Магнолии, что в это время года были в самом цвету, благоухали тяжелым сладким ароматом, разносящемся далеко за пределы королевских цветников. Люси не любила эти цветы, не в первую очередь из-за их тяжелого запаха, хоть и рассказать об этом могла разве что старшей сестре. А еще было душный день, летний июльский день, в который, волей судьбы, Люси исполнилось шестнадцать. Хартфилия делает шаг в тень, и необычайно легко для столь тяжелого платья, преодолевает расстояние до двери в замок. Дорогу преграждает служанка, на этот раз удивленно взирающая на свою хозяйку. - Отведи меня в крипту, - кажется, она слишком долго провела на воздухе: тень навеса нисколько не спасала от солнца, - Я хочу помолится предкам. – Люси немного лукавит: в крипте еще и прохладно, особенно в столь жаркие летние дни. - Но… Его Величество сказал вам побыть на воздухе. «Глупая курица. Ты моя служанка, и слушаться должна меня!» - Мирель, ты можешь оставить нас, - звучит из тени дверей, и Люси вздыхает с облегчением, услышав знакомый голос. Отец явно дал понять, что не хочет оставлять младшую дочь в одиночестве сегодня (можно подумать, ей кто-то и без этого даст сбежать, право слово!), поэтому служанки не отходили от неё и на шаг с самого утра, - На будущее: слушай свою Принцессу, она и сама знает, что для неё будет лучше, - Мирель, мотнув сивой головой, покорно исчезает, а Люси, наконец, оказывается в благодатной тени королевских чертогов, - Можешь не благодарить. - Проводи меня в крипту, пожалуйста, - «Или я сейчас умру от этой духоты, и выходить замуж за этого северного принца будет сам Король Джуд». Кана – одна из её фрейлин, понимает её куда лучше прочих. Они с Люси знали друг друга с детства, и именно Кана лучше всех понимала юную принцессу, иногда даже без лишних слов. - Делегация вот-вот прибудет, Люси, - Кана едва касается её руки, когда Мирель исчезает из виду, а сама Хартфилия едва ли не бегом спускается по лестнице, - Меня за тобой отправили, - Люси едва не оступается, но успевает схватиться за перила. Девушка замедляет шаг, - Но я могу сказать, что тебе не очень хорошо… - Я в порядке, спасибо, - Люси немного вымученно улыбается, - Я просто хочу немного успокоить свое волнение, - от крипты до ворот замка совсем недалеко. Пять минут – это совсем ничего. А и грохнуться в обморок прямо перед всей делегацией из Лиллиума во главе с их королевой у Люси в планы не входило… - Я боюсь, Кана, - шепчет Люси сквозь прижатые к губам ладони, опускаясь на жесткую скамью. Только сейчас она понимает, с каким волнением она ждет этой встречи. - Чего боишься? Люси сглатывает подкативший к горлу комок; бессонные ночи, тревожные сны… Даже Кана не знала всего, в том числе портрета Его Величества принца Лиллиума на дне янтарной шкатулки с украшениями. Люси частенько представляла их встречу, как он, победив на турнире всех противников, дарит ей розу, объявив дамой сердца. И её любовь оказывается взаимной: честно назвав себя наивной дурой, Люси уже любила того, кого отец выбрал ей в мужья. Она казался ей тем самым рыцарем в сияющих доспехах, о которых она читала в книгах и которых пели придворные барды. Да, он, как и Люси, вступит в этот брак по необходимости, но увидев её, тоже влюбится. И они будут жить долго и счастливо, и умрут в один день… - А вдруг… Я окажусь недостойной? Не понравлюсь. Он не полюбит, или… Ай! – Люси издает сдавленный писк, когда Кана награждает её легким щипком в прикрытое кружевным палантином плечо. Потом, неожиданно для самой Люси заключает её в объятия (Кана, которая обычно не так щедра на подобные проявления нежности!). - Вы дурочка, Ваше Величество, - и смотрит ей в глаза, - В Вас невозможно не влюбиться, Люси Хартфилия, - Кана легонько поправляет упавшие на лоб Люси золотые локоны, и берет её за руку. Люси едва успевает встать на ноги. … Они опаздывают. Люси, едва запыхавшись, представляется, но ей становится немного некомфортно от того, что отца она обрывает на полуслове. Внешний вид внезапно стал очень важен, и у Люси ёкнуло сердце, когда она встретилась взглядом с принцем Греем, в её представлениях доблестным, но все же немного таинственным рыцарем. Высокий, красивый, с волосами цвета воронова крыла; он будто сошел с иллюстраций книг о доблестных мореходах. Грей был такой, как на портретах, что видела Люси до этого – только чуть старше. Люси чуть приседает в реверансе, но боится попасть в неловкую ситуацию и потерять равновесие – ноги немного ватные, хоть и чувствует она себя немного лучше. Девушка слышит их голоса как сквозь туман, но речь северян – гортанную, быструю, она различает очень отчетливо. Губы Грея – прохладные, на своем запястье и его изучающий взгляд. «Ведь мы еще научимся понимать друг друга без слов, правда?» И Люси как-то слишком быстро забывает мелькнувший в глазах своего жениха холодок сомнения.