Carte Blanche 2: Reload

Его мало, что могло разозлить по-настоящему. Даже в самых абсурдных ситуациях он старался не терять бдительности и держался до конца, делая сдержанность своим главным козырем. Но сейчас он как никогда был близок к срыву, когда нервно мерил рваными шагами расстояние от комнаты Нины до дверей Морта. Он заявился к сестре примерно через час после того, как закрыл её. Точнее, от силы минут пятьдесят прошло после того, как он слышал эти стуки в дверь и дикие крики с просьбами выпустить. Но теперь её комната пуста... Только открытая форточка и едва уловимый шлейф сладких духов. Нина Риччи, любимые, подаренные любимым братом. Который, к слову, сейчас рвать и метать готов, а ещё слишком велико желание вдруг резко тормознуться и что есть силы долбануть кулаком о стену. Сначала раз, потом второй. А потом и третий и четвёртый, пока там дыра не появится, а на костяшках — кровь. — Это пиздец, — он влетает в комнату Морта не постучавшись, пока тот чуть с дивана не слетает от неожиданности. И правда, мсье Депо ведь доселе стучал три раза, прежде чем войти, — полный, беспросветный, пиздец! — выдерживает паузу между словами, хлопает дверью со всей дури и останавливается посреди комнаты под пристальным взглядом Михайлова. Пристальным ахуевающим взглядом. — Боюсь спросить... — Слава только бровь изгибает, а сам уже наготове сгрести в охапку вещи и документы и свалить в другую страну, ибо Артёма вывести смог бы разве что конец света. — Я закрыл эту дрянь в комнате, потому что уйти порывалась, а она ходу дала через окно, — он вроде прикрикивает, а вроде и нет. Эдакая смесь сдержанности и эмоционального порыва, который вот-вот со старта сорвётся. — И всего-то... — Морт уже было выдыхает, но замечая на себе раздражённый взгляд Депо выставляет руки и поднимается во весь рост с дивана, быстро находя оправдание своему заключению, — я имею ввиду, что это на неё похоже. Вернётся скоро, не переживай. — Для неё моих слов будто не существует, — Депо нервно выплёвывает то, что и явилось раздражителем. И до Морта медленно, но верно доходит, что не побег девчонки вызвал негодование, а пренебрежение братской заботой. — Я даже не знаю, как Сименсу сказать, — Слава единожды хлопает ладонью на место рядом с собой, предварительно всё на тот же диван усевшись, и Шатохин медленно приземляется рядом. — Кстати, где он? — В бар ушёл, — Морт мгновенно отзывается, уставляясь на окно, — я с ним хотел пойти, но он сказал, что один хочет побыть. — О да, — негодование в голосе, на лице просвечивающаяся негодующая улыбка, — бар прям идеальное место для уединения... *** Всё ещё не могу поверить, что это наяву. Но тем не менее пытаюсь сделать всё, чтобы не испытать больше такого. Я сопротивляюсь, пинаюсь, стараюсь выпустить зубы, но тщетно всё. Оппонент в силе явно выигрывает, так что мои жалкие трепыхания наверняка его только раззадоривают. — Умоляю... — в агонии и приступе тревоги только и могу выдохнуть, когда он на секунду руку с моего рта убирает, чтобы штаны с себя стянуть. А потом снова перекрытие кислорода, снова бешеная лихорадка и льющиеся из глаз слёзы. Лицом к стене, я плотно зажата, наши силуэты прикрывают чёртовы кусты, и я проклинаю последние события всеми известными словами. Проклинаю свою упёртость и наглость, проклинаю этот чёртов двор, а ещё проклинаю неумение отключаться в нужный момент. Я чувствую его, как никогда явно. Чувствую, как он входит: резко, безжалостно, грубо. Как имеет меня, с остервенением наматывая на кулак мои волосы. Единственное, чего не чувствую — его дыхания. Но мне плевать на это. Я просто не прекращаю плакать, как моё сердце не прекращает бешено колотить. И едва я чувствую свободу от его руки, как хочу закричать во всё горло. Но удаётся мне лишь сдавленно прохрипеть. — Глеб! — кричу его имя, снова. Ещё раз. И ещё. Кричу его даже тогда, когда ладонь в перчатке снова закрывает мой рот. Крик выходит глухим, бесполезным, но я не прекращаю плакать и звать того, кого нет наверняка даже в радиусе десятка километров. Мне так кажется. Мне также кажется, что после этого моя жизнь повернётся на сто восемьдесят, что после этого я упаду ему в колени, если выживу... И после этого никогда не отпущу рукав его кофты, никогда... — Умоляю... — моё мычание в ладонь не имеет никакого эффекта, но молча стоять просто не выходит. Я прошу, скулю, перемешивая эти жалобные стоны с именем Миронова. Наверное, мои мольбы адресованы даже не этому насильнику. Мои мольбы — призыв. Призыв к тому, кто и подавно сейчас не слышит. Последние толчки даются особенно тяжко, перед разрядкой он ускоряется и не позволяет как следует дышать, сжимая в порыве моё горло. Мои непосильные попытки вздохнуть вперемешку со слезами выглядят плачевно до жути. Единственное, что в голове задерживается — так это то, что этот урод сейчас член отряхнёт, натянет штаны и бросит тут меня полуголую. В сторону дома я наверняка двину не раньше, чем через полчаса, ибо ноги трясутся, как ненормальные, а про моральное состояние мне лучше умолчать. Я не то, что идти, я вздохнуть толком не могу... Но мои мучения на этом не окончены. Одеваясь сам, он натягивает мои штаны обратно и начинает тащить за собой, хватая за волосы. Сил вырываться нет больше, я руку то с трудом на него поднимаю. А потом на этой самой руке чувствую хватку, всё также призывающую следовать за ним. Спотыкаюсь, дороги не вижу, в глазах мутнеет с каждым шагом, и последнее, что помню — открытая дверь авто и толчок в спину. Чудесно. Просто прекрасно. Уже начинать прощаться с жизнью? *** — Так и будешь пялиться? Выходя из мужской раздевалки Макс шагает по коридору универа, но чёткий слух среди общего гомона вылавливает тот самый цокот каблучков. Да и особо сообразительным быть не надо, чтобы знать, кто за ним следует. — Так и будешь задницей вилять? Килиан ровняется с ним и не скрывает едкой усмешки, облизывая верхнюю губу и поправляя на плече сумочку. — Мы раньше нигде не встречались? — он явно не любит неловкого молчания, вот и говорит первое, что в голову приходит. — Какой стандартный способ подката... — а девчонка снова усмехается и старается стрелки перевести, только бы разговор этот неуклюжий между ними удержать. — Это не способ подката, — прямой до невозможности, — твоё лицо мне и правда знакомо. — Мы как-то встречались с Гошей, — в ход вступает непосредственность, и Килиан, как само собой разумеющееся, выкладывает всё, о чём требуется знать. — Вот как... — затылок чешет, а доходя до выхода придерживает дверь, пропуская даму вперёд. — Чего расстались? — исходя из его тона сейчас наверняка можно понять, что этот вопрос лишь простая формальность. Что нужно проявить заинтересованность, а после — забыть, как ненужную информацию. Но Макс — тёмный лес, он не подаёт виду, что это ему действительно интересно. Авось девчонка и проговорится, будучи уверенной, что её он сейчас возможно вполуха только слушает. — Просто у него был до жути сексуальный друг... — не проговорится. Она тянет жутко приторную фразу и даже брюнету подмигивает, чуть задевая его плечо своим. А затем и вовсе вызывает наконец на хмуром лице тень улыбки, может даже и ненароком. — И как его звали? — поддерживает её игру, строит на лице задумчивую гримасу, взгляд улетает к облакам. — Я запомнила только его чертовски сексуальную задницу. 1:1, стервоза. Взаимные подстёгивания и просто пустые, но воодушевляющие разговоры. Они не замечают, как доходят до общежития и поднимаются на второй этаж, после чего Килиан вдруг внезапно тормозит, морща лоб. — Погоди, ты что... с Вишну в номере живёшь? — и глядя на то, как Макс поджимает губы и неловко кивает, подтверждая её догадки, снова расплывается в улыбке. — Так вы что, того...? — откровенно издевается, заставляя Макса поджимать челюсть, но по-доброму. — То я и думаю, чего это у нас с ним не заладилось... — театрально разводя руками и почёсывая подбородок она не унимается, пока брюнет не перебивает, предотвращая новую волну трёпа. — Я тут недавно, и пока вынужден жить у него, — то ли оправдывается, то ли действительно не понимает, чего девчонка добивается. — И нет, мы с ним не того, я больше по девушкам, — говорит он это без какой-либо цели, но уже спустя мгновение ловит на себе её выжидающий и одновременно хитрый взгляд, наконец облизывая губы и смущённо улыбаясь, опуская взгляд в пол. — Может уже пригласишь меня куда-нибудь? — не выдерживает первой, выдыхает, улыбается, а сама вспомнить не может, когда последний раз выпытывала у парней свидание. Разве что за ней охотились и добивались, но никак не наоборот. — У меня есть кое-какие дела, — его эмоции меняются хоть и не быстро, но существенно. Того смущения больше нет, на место ему приходит серьёзность, и даже глаза обретают какой-то другой оттенок. — Давай пока отложим наше знакомство до лучших времён, — не дожидается её ответа и даже не хочет видеть расстроенных глаз, просто напоследок ей кивает и удаляется в комнату. А девчонка просто стоит, снова наблюдая его спину и стараясь понять, что это за фрукт и как его раскусить. Обидно, неприятно, да. Но тем интереснее, и на этом она сдаваться не собирается точно. Просто провожает его взглядом до самой комнаты, настолько увлекаясь, что не замечает вовсе, как из приоткрытой двери мужского туалета за ней наблюдает пара глаз. Возможно таких же расстроенных и немного покрасневших. Она покинет коридор совсем скоро, как только дверь за Максом закроется. А Вишну тем временем так и продолжит стоять в проёме мужского туалета, крепко сжимая пальцами дверную ручку и вскоре что есть силы хлопая ею, оставляя эхо на этаже. *** Истерика напоминает внутренний шок. Я не плачу навзрыд, не царапаю дверь и пытаюсь вылезти в окно, хотя надо бы попытаться. Но ноги не двигаются абсолютно, а руки трясутся настолько, что я пальцы толком в кулак не могу сжать. Просто тихонько сжимаюсь всем телом и нервно подёргиваю плечами, стараясь шмыгать носом как можно реже, только бы не раздражать. Ещё к двери пытаюсь жаться, поскольку его импульсивная манера езды только и вынуждает, что пристегнуть себя всевозможными ремнями и молиться. Только о чём — пока ещё не решила. — Отпусти меня, — не слышу даже сама себя. Попытка номер два, — пожалуйста, я никому не скажу... Эта попытка и будет последней, поскольку я и представить не могу, что ещё можно сказать. Но спустя несколько мгновений я слышу лёгкую усмешку, а после — резкий поворот и очередной тёмный проулок, в котором мы останавливаемся. — Даже мне? — срывает маску, прерывисто дышит и чуть ли не рычит, а у меня глаза непроизвольно на лоб лезут, уже умолчу о языке, который я, кажется, проглатываю. — М? Моргаю, долго очень. Наверное, пытаюсь понять, какого хера это всё значит и что, твою мать, мне сейчас делать. Паралич кооперируется с немотой, я даже сглотнуть не в состоянии, покуда он пытается уложить руками растрепавшиеся под маской волосы. — Понимаю, что в твоей голове много вопросов, но также понимаю, что обычные слова на тебя не действуют, поэтому, блять, ты просто вынуждаешь меня делать подобное, дабы дословно объяснить, — он придвигается чуть ближе ко мне, а я уже готова в дверь впечататься. Не судьба только, ибо он снова за руку хватает, к себе притягивая, — просто намекаю, что в следующий раз это может оказаться кто угодно, и меня рядом не будет, — даже не могу понять его тона, его выражения. Всё, что вижу перед собой — расплывчатую блондинистую фигуру в чёрном балахоне, ибо слёзы всё ещё глаза застилают. — Так понимаю, вопросов нет? Его лицо слишком близко, но я не шелохнусь. Могу только сглотнуть, да и то, не с первого раза, ибо комок в горле ещё стоит. Обычный кивок, и тот мне не подвластен. Могу только прикрыть глаза на довольно длительное время и ощутить наконец свободу от его пальцев, а после — движение, когда мы наконец покидаем этот проулок. В дороге я не могу выдавить из себя ни слова. Не получается просто на физическом уровне. А ещё мне неплохо бы постараться понять, как с ним теперь в одну постель ложиться, ибо это было слишком. Да, до меня не доходят порой слова. Да, со мной бывает сложно. Но на какой чёрт бить по самому больному? Знает ведь, что для меня это значит. Как, наверное, и для любой девушки. Сам же слышал, что из меня эта тема вылезла недавно. Так зачем снова окунать меня носом в это дерьмо? Но я к сожалению всё ещё помню, как минутами ранее клялась самой себе, что если выживу — на шаг от него больше не отойду. Чёрт, я ведь кричала его имя. Звала его на помощь. Чего ради? Чтобы он спас меня от себя самого? И смешно и страшно одновременно... А теперь как быть? Признать его правоту и следовать своим же словам, которые твердила себе, словно мантру, когда меня безжалостно имел самый близкий? Нет... На сегодня моя голова отключается, я просто отказываюсь о чём-либо думать и принимать какие-то решения. Мне просто нужен сон. Крепкий сон, и желательно снотворное, чтобы как можно скорей покинуть эту чёртову реальность хотя бы на несколько часов. Мы паркуемся возле общаги, он наконец снимает перчатки и кидает на заднее сидение, выходя из авто. Делаю тоже самое. Смотрю в одну точку и шагаю, как заведённая кукла, абсолютно не смотря под ноги. Поднимаюсь с ним на этаж и начинаю шагать в немного ином от нашей комнаты направлении, вскоре чувствуя на своём предплечье аккуратную хватку. — С ориентиром проблемы? — спрашивает тихо, а меня на миг воротит, даже губы поджимаю, словно опротивел он мне. — В туалет схожу, — наконец собираюсь духом и глаза мокрые на него поднимаю, — можно? Этот момент сейчас смело можно в кино показывать, как сцену немую. Мы просто стоим посреди пустого коридора, смотря в глаза друг другу так, будто и любим и ненавидим одновременно. Будто эта чаша весов вот-вот потеряет баланс и срыв окажется неминуем. Читаю в его взгляде всё: злость, сожаление, безысходность, жестокость, любовь, ненависть... А сама не пойму, что чувствую. Что мне, чёрт возьми, чувствовать? Поэтому и руки не вырываю, а молча дожидаюсь, пока сам отпустит. Что он и делает, тихо сглатывая и кивая на дверь туалета. — В комнате буду ждать, — точно, мне бы хотелось провести эту ночь где угодно, но только не с ним... — Скоро буду. — Ха. Ха. Ха ещё раз. Плавно расходимся в разные стороны, спиной чувствую отдаление. Затем копошение в задвижке и хлопок, что наконец позволяет почувствовать себя в одиночестве хоть ненадолго. Толкаю дверь туалета и заплываю внутрь, распахивая от неожиданности глаза, когда сонный паренёк вываливается из кабинки и смотрит на меня непонятным взглядом. Видимо, я дверью ошиблась, но мне плевать, если честно. Он поспешно выходит, а я дохожу до самой последней кабинки и дверцу толкаю, испытывая второе по счёту удивление. — Что ты тут делаешь? — вижу сидящего на закрытой крышке унитаза Вишну с каким-то пакетиком в руке. Глаза мутные, странные, стеклянные словно. — Тот же самый вопрос, — он неспешно в полный рост поднимается и скрещивает в замке за спиной руки, разминая спину и похрустывая позвонками. Ответить мне нечего, да и ему, кажется, ответ не особо нужен. Наши состояния сейчас друг друга зеркалят, как никогда, и парень это видит. Усмехается негромко и щёлкает костяшками пальцев, не находя ничего лучше, кроме как протянуть мне этот маленький пакетик с белым порошком. — Присоединишься? — до меня доходит суть вещей и я наконец пытаюсь на нём сосредоточиться, чуть щуря глаза. Он стоит ровно, не шатается даже. А ещё он абсолютно адекватен, разве что расслаблен очень. И мне можно только позавидовать его литому в глазах похуизму, возможно он даже заставляет меня капельку замешкаться и дёрнуть плечами, а после — опустить взгляд на его ладонь, в которой по-прежнему ютится пакет с остатками белого порошка. Это не должно навредить. По крайней мере, об этом мне сейчас твердит внутренний голос, который когда-то создал девиз всей моей жизни: Сгорел сарай, гори и хата.