Carte Blanche 2: Reload

Наверное, у каждого были моменты, когда он думал: А правильно ли я делаю? А нахера я это делаю? Так случилось и со мной, когда я под руку шла по общаге с Оксаной, желая устроить страдалице «похмел-пати». К слову, Нэт с Артёмом решили последовать моему примеру и свалить с пар. То ли выпить не терпелось, то ли переживали за то, не сотру ли я в кровь костяшки. И каково было видеть их лица, когда я ввалилась в их комнату, придерживая за талию собственного близнеца. Боже, здесь опять в тему «рукалицо», иначе объяснить не смогу. Ну, а если постараться, то Наташа от удивления чуть пиво не выронила, а Депо просто замер на месте с креветкой во рту. Тоже мне, немая сцена. — Четвёртый бокал найдётся? — слегка толкаю дверь ногой, закрывая за нами. И своим вопросом даю понять, что её появление — это именно то, что они думают. — Эммм, — застывшая посреди комнаты Нэт только мычит, ничего внятного не озвучивая. Поэтому и приходится сбрасывать Окс на кресло и топать на кухню самой. — Какие вы негостеприимные, — мой тон и мои действия наверняка говорят о том, что по дороге я успела знатно накидаться. Но самым страшным было то, что я была абсолютно, как стёклышко, трезва. — Сеструнь... — подохуевший Депо входит за мной, пока я с посудой разбираюсь, кидая в рот креветку с огромной тары, — с тобой всё в порядке? — а ты как думаешь? — Что-то не так? — демонстративно жую креветку, делая вид, что не врубаюсь. А что, им можно было с ней время в компании проводить, а мне — нет? — Ну как тебе сказать... — репу чешет, глаза опускает. Давай, братец, блесни красноречием. — Ты сам её сюда вернул, верно? — достаю два бокала, вставая на цыпочки, дабы до верхней полки дотянуться. Артём кивает. — Значит, будем уживаться, — невинно пожимаю плечиками, будто так всё и должно быть, — тем более, у человека травма душевная, подлатать надо, — игриво кручу в пальчиках ножки бокалов, просачиваясь мимо брата и топая в комнату. Окс сидит, как кукла надувная, а Наташа, как столб фонарный — с места не двигается, то на неё, то на меня глядя. — Мы пить будем или нет? — плюхаюсь рядом с Окс и вручаю той бокал. Та же берёт так несмело, как зашуганная, ей Богу. — И вы умудрялись путать меня вот с этой тихоней неродимой? — пока все в диком затупе, беру бутылку сама, сама же себе и наливаю. И не только себе. Не забываю и про... сестру? Наташа с братом хоть и переглядываются, но себе наливают. А они как думали? Что я всё оставлю в прошлом и упущу шанс их подъебнуть? Ха. Ха! Ха ещё раз! — Так, — и первой не выдерживает моя Натали, делая глоток для храбрости. — Ничего не хочешь нам сказать? И я откидываюсь на спинку кресла, немного притесняя Окс и вынуждая ту поёрзать. Не жмись, сестрица, если совсем места мало будет, то я сяду на тебя. — Хочу, — ногу на ногу закидываю, бокалом салютую, — но я ещё слишком трезва для этого. Кажется, с этого самого момента стартует игра «Кто быстрее накидается». И выигрывает Нэт, которой, видимо, больше всех хочется знать, почему её лучшая подруга сидит рядом с той, кого ещё днём хотела вышвырнуть с общаги собственноручно. Оксане, кстати, напиваться особо не нужно. Один её видок говорит о том, что для того, чтобы догнать её, нам нужно было начинать безбожно пить ещё с утра. Причём виски. Причём не закусывая. И примерно к третьей бутылке языки развязываются, а к четвёртой — разговор льётся лучше песни. — Так я был всё-таки прав, — Депо икает даже, пока лыбу свою фирменную тянет, — тебе этот скрытный покоя не даёт? О да, братец, ты всегда прав. Во всём. Кто бы сомневался? — Он мне не поверит, даже если я, блять, на детектор лжи сяду! — заплетающимся языком бормочет Оксана, заливаясь. А к креветкам-то и не притрагиваются... чем я тихонько решаю воспользоваться, начиная таскать со столика по одной. — А ты попробуй не словами, а поступками, — наконец подаёт голос подпитая Нэт. И взгляд этот, лисий-лисий. Давай, девчонка, научи эту пройдоху, как парней кадрить. — Это как? — Окс бровь изгибает, не забывая бокал свой наполнять. — Цветы ему подарить? — Ага, и ванную с лепестками роз, — Депо хохотом заливается, пока близняшка обиженные глазки делает. — Серенаду ему спой, номер в отеле самый лучший закажи, — ну всё, понеслась... — закажи еду из ресторана, напиши письмо в стиле шестидесятых, стихи почитай, — Тёма, блять... — только в кровать сразу не тащи, спугнёшь! — Артём! — не выдерживаю, прикрикиваю, а сама кулаком рот прикрываю, ибо смешок лезет без спроса. — Да ну вас, — Окс всё же фыркает и на спинку кресла откидывается, меня задевая. И вид у неё такой, будто сейчас голову мне на плечо уложит и носом туда зароется, мол, обижают меня, разберись! И от одной мысли чувства странные с головой накрывают, что я перестаю соображать. Ибо понять не могу, блевать меня тянет от всего этого, или я наконец чувствую то, чего не чувствовала уже очень давно? Я всегда, сколько себя помню, старалась вжиться в роль старшей сестры и в какой-то степени заменить мать. Старалась отгородить Лину от всяческих бед, а по итогу всё выходило так, что это мою задницу нужно было вытаскивать из неприятностей. Потом Глеб, от которого я мало того, что спастись не смогла, так ещё и безбожно влюбилась. И с тех пор моя задница начала полыхать таким огнём, что все только и успевали, что из ада меня доставать. А теперь... теперь я в кои-то веки чувствую себя... стеной, что ли. Не каменной, нет. Для начала небольшой стеночкой из пенопласта, но всё же! Вот, что бывает, когда изрядно напиваешься... — Ну, во-первых, убери вот это с лица, — сделав ещё пару глотков, Наташа выпрямляет спину и чертит пальчиком в воздухе овал, передразнивая надменный взгляд близнеца. — Во-вторых, говори с ним, как с человеком, который тебе дорог, а не как с очередным бедолагой, которого собираешься кинуть, — о да... внимай, Оксана, и записывай! Сейчас обезумевшая ватага алкашей научит тебя, как отношения строить. — И, желательно, не делай всё так, будто в ваших отношениях всё решаешь ты. Мужчина должен чувствовать себя мужчиной, а не зависящим от бабского настроения индюком, — вот так вот. Интересно, этот косой взгляд, который мне уловить удалось, значил посыл Оксане, или всё-таки девице, которая слева от него сидит? — Только не расстилайся перед ним полностью, а то ещё подумает, что ты у его ног, готова любой его каприз исполнить, стоит ему на тебя сверху вниз посмотреть, — это уже интересней. И Окс, кажется, понимает, что слова Наташи — некая ответочка Артёму. И оба нагло прикрываются нотациями. Дескать, жизни стерву учат. — Но всё же он должен знать, что этого взгляда должно порой хватить, дабы ты за ним следовала и не перечила. Это, знаешь ли, закаляет мужской стержень, — Депо даже голос повышает, чтобы перебить. И теперь мы с Окс, откинувшись на спинку, молча наблюдаем за этой перепалкой, попивая пивко. — Главное: не дать себя использовать. А то, знаешь ли, ему моча в голову ударит, и ты должна будешь, поджав ушки, подстраиваться под его настроение, — Наташ, мне уже смешно, прекратите... — А дабы под это настроение не подстраиваться, ты должна своего мужчину чувствовать, и лишний раз его терпение не испытывать, — кстати, смешно уже не только мне. Окс даже первый раз за этот совместный вечер улыбается слегка, на меня поглядывая. А эти двое фактами продолжают стрелять, пока намертво не забывают, с чего вообще начали, и какую тему обсуждали. И под этот бурный поток непрекращающегося диалога я молча тычу в Оксану пальцем, обращая на себя её внимание. Киваю, мол, давай свалим отсюда, и девчонка на лету схватывает, тихо стаскивая со стола тарелку с креветками. Я же беру оставшуюся двушку пива, и мы синхронно поднимаемся, пока сладкая парочка, друг к другу развернувшись, ведут интеллектуальную беседу. Богом клянусь, ещё минут десять, и они лбами друг в друга упрутся и будут громко вопить: «Ты меня уважаешь!?». На цыпочках крадёмся к двери и также молча выходим. Хихикаем, когда оказываемся в коридоре. Собственно, картина маслом: мы, чуть ли не в обнимку, размахивая тарелкой и бутылкой пива, топаем себе к лестнице, во весь рот улыбаясь. И останавливаемся, когда в коридоре натыкаемся на Глеба, судя по всему, вернувшегося с тренировки. — Твою ж... — он чуть ли не отскакивает, вынимая наушник и таращась на нас. — Как думаешь, спутал? — демонстративно наклоняюсь к уху Окс и шепчу. Шепчу так, что вся общага бы услышала. Если бы, конечно, в коридоре кто-то был кроме нас. — Не, — а она губы поджимает и прядь своих волос в пальцы берёт, к глазам моим подносит, — цвет! — тихонечко заключает и тычет вверх указательным пальчиком. — Ёб... точно, — хихикаю, но быстро откашливаюсь и стараюсь сделать серьёзное лицо. Как будто лектора встретила и стараюсь, понимаешь, не спалиться. — Салют, — непринуждённо так машу Сименсу пятёрней и толкаю Оксану в бок, типа, двигаем! И быстренькими шажочками мы шагаем по лестнице, пока Миронов, очевидно, с самых охуевшим за всю его жизнь лицом провожает наши спины. Главное, Вишну не встретить, а то эпичность и так зашкаливает, ну его нафиг... Добираемся до её комнаты без происшествий, но слишком тучно в дверь вваливаемся. И первое, что делает эта шумоголовая — бросается на колени на пол. — Прости меня! — она чуть ли не кланяется, пока я пытаюсь понять, какие бесы её одолели. — Это вышло случайно! Клянусь тебе... Это ничего не значит! И когда я включаю свет, то до меня доходит суть вещей. Эта на ум подбитая алкашка упала на колени перед бутылкой Джека, которая, как ей показалось, слишком обиженно на неё посмотрела. И тыкала она пальцем на пиво в моих руках, оправдываясь, мать её за ногу, перед вискарём! — Ну хватит... — а что, подыграть нельзя? — Вы поговорите завтра, — со всем своим актёрским талантом вхожу в её положение и тяну за локоть на себя. — Пожалуйста, можно он посидит с нами? — можно ли посидит с нами бутылка виски? Чёрт возьми, мой ответ — да. Заходя на кухню, она плюхается пятой точкой на пол, ставя рядом с собой тарелку с креветками и делая пригласительный жест. — Располагайся, — как щедро, не стоило... К слову, не проходит и получаса, как я начинаю понимать, что Джеки в нашей компании — просто счастливая случайность. Ну, или не случайность. По крайней мере, бутылка пива кончается, и мы принимаемся за что покрепче. Язык развязывается окончательно, и я и понять не успеваю, как изливаю ей душу про семью. Про то, как осталась без отца. Про то, как нещадно начала спиваться мать. И про то, как молниеносно ворвался в мою жизнь Миронов, заменив мне впоследствии практически всю семью. Замечаю, как Окс не многозначительно вздыхает. И интересуюсь, приподнимая бровь. Точно что-то сказать хочет. — Даже не знаю, что лучше... — виски с горла, задушевные разговоры среди ночи... больная голова на утро обеспечена. — Такая семья, зато своя. Или приёмная, которая тебя с собакой цепной путала. Наш разговор остаётся в том же русле, только теперь она изливает душу. А я заливаю в себя виски, слушая, через какой архиебический пиздец ей пришлось пройти. Чёрт, и после услышанного я смею говорить, что у меня жизнь плохая? Да у меня рай, чёрт возьми, по сравнению с этим! — Он когда в моей жизни появился, я долго не могла поверить, что не сплю... — так. Мягкий голос, иной тон, откинутая на дверцу шкафчика голова... Играй гармонь про мужиков, нашу любимую. — Он был практически всем для меня, а потом... — затишье, и взгляд трезвеет. Даже, стервенеет, что ли, когда она забирает у меня бутылку и делает с горлышка пару глотков. — Чёртовы тупые привычки, они остались. И я попала под горячую руку. Правда, решила, что моё новое знакомство — лишь очередная игра. Вот только обкраду этого мужика и ускачу в закат на розовом пони, — и что-то мне подсказывает, что в её плане что-то пошло не так. — Этим мужиком оказался Эд, — теперь всё ясно, — и тогда я ещё понятия не имела, в какой заднице оказалась... — Почему ты не рассказала ему? — поворот головы в мою сторону и приподнятая бровь. А глаза и усмешка говорят о том, что я круглая дурочка, раз задаю такой вопрос. — Думаешь, я бы позволила Гоше во всё это вмешаться? — логично. — Он бы оттуда живым не вышел, я знаю это. Вот и свалила тактично, уводя все проблемы за собой. — Надо же, человечный поступок той, которая всю свою сознательную жизнь прикрывалась чужими спинами. — Ты его любишь? — кажется, это второй по глупости вопрос. — А ты как думаешь? — я уже не думаю. Я вижу. Вижу по её глазам, в которых собрана вся палитра горечи. Пара секунд, её очередь вопросы задавать. — А ты? — Люблю ли я Вишну? — третий. — Миронова, дурко... — после того, как слышу его фамилию, передёргивает невольно. И тело мурашками покрывается. А ещё скулы сводит. И ноги. На всякий случай. — Ясно, — темно, блять! Улыбается ещё... — Тогда почему ты сейчас здесь? — Аналогичный вопрос. Только вот он остаётся где-то в воздухе, между нами. И после него мы молча допиваем многострадальную бутылку, ограничиваясь ментальным общением. Как засыпаем — не помню. Помню только, что до ванной пыталась дойти. И у меня это, к слову, вышло. Только заснула я в этой самой ванной, умостив кое-как тяжёлую голову на бортик. И поза была настолько удобная, что, разлепив глаза, я едва шею могла чувствовать. Оглядевшись, обрывки воспоминаний кинулись на меня, как голодное Поволжье. Голова ещё тяжелее стала, и попытка подняться была наиглупейшим действием этого утра. — Окс... — я промычала кое-как, услышав в ответ такое же невнятное хрипение с кухни. Отлично, она уснула прямо на полу. Надеюсь, хоть подушкой не сделала тарелку с креветками... Телефон в кармане завибрировал, и я поняла ещё одну вещь: мне чертовски трудно рукой пошевелить. Блять, я сколько вчера выпила!? Кое-как изымая трубку из кармана, я, сощурившись, глянула на входящее. — Прогульщица-алкашка! Спасибо, Наташ... Блять! Я же обещала лектору быть, как штык! Что же... надеюсь, Натали меня отмажет. Кажется, я отправила «Ещё пять минуточек», после чего откинула телефон на пол и снова закрыла глаза. И эти пять минуточек явили собой несколько часов, потому что открыть мне их довелось только тогда, когда в ванную заплыла Оксана, оглядывая меня одним открытым глазом. — Доброе утро, — отмахиваюсь от неё, на другой бок переворачиваясь. — Шесть вечера, — констатирует она ровным тоном, после чего я подлетаю, словно она душ ледяным напором надо мной включила. Но она, к счастью, включила только воду в кране, после чего зубы чистить принялась. Думаешь, поможет? — Помоги встать, — руку ей протягиваю, а сама вспоминаю, что она была накидана похлеще меня. И теперь очень велик риск того, что мы можем рухнуть в эту ванну вместе. Но её хватка превосходит мои ожидания, и в следующее мгновение я оказываюсь на ногах рядом с ней. — Спасибо, — робкое такое спасибо, будто я провела ночь с малознакомым парнем в пьяном угаре, и теперь не знаю, как в глаза ему смотреть. — Обращайся, — бурчит она, не вынимая изо рта зубной щётки. — Я, пожалуй, пойду... — чуть ли не глаза опускаю, через неё проскальзывая. И уже до двери даже дохожу, оглядываясь, пытаясь в руки себя взять. Молюсь, чтобы никого по дороге не встретить и выплываю в коридор. Одного только не услышу. Как только дверь за мной закроется, Оксана слабо улыбнётся, шепнув себе под нос: — Тебе спасибо... *** Я дождусь появления своей парочки в их комнате, занимая свободное время просмотром фильма. Вот только добрую половину фильма пропущу, поскольку в голову то и дело будут врезаться мысли с остротой швейных игл, заставляя меня думать. О том, как повлияет на всё вчерашний вечер. О том, стоит ли продолжать тесное общение с Вишну, когда Оксана настолько неровно к нему дышит. О том, что мне делать с Глебом... Да, я твёрдо решила пустить всё на самотёк, но чёрт возьми... Недели не прошло, а думки уже тащат на все четыре стороны. Чтоб тебя... — Привет алкоголикам! — На себя посмотрите... — бурчу сквозь улыбку, когда эти двое являют себя моим глазам. — Антипохмелин развести? — какой заботливый у меня, оказывается, брат. — Себя разведи, — бросаю в него первую чушь, которая приходит в голову. И только потом соображаю, что я, блять, сморозила. — Чего так поздно? — В супермаркете были, — вещает Нэт, зазывая меня на кухню, — пошли, поможешь ужин приготовить. Что я, собственно, и делаю. Сначала помогаю приготовить, потом помогаю съесть. Запить тоже помогаю, медленно опустошая пакет купленных вкусняшек. А там и полночь, когда мне самое время понять, что этот похотливый взгляд Артёма буквально кричит о том, что мне бы занять себя чем-нибудь на полчаса. Или сколько там их сексуальные олимпийские игры длятся... — Пойду покурю, — до жути непринуждённо решаю удалиться. Так непринуждённо, что никто практически и не понял, — пол пачки, а может и всю... — и скрываюсь за дверью, соображать начиная, чем бы себя занять. И курить как назло не хочется. Тогда не нахожу ничего умнее, кроме как поплестись наверх. К той самой двери, из которой несколько часов назад еле живая выползала. Стучусь, чёрт бы меня побрал, пока Окс дверь не открывает. — Вау, — вместо «Здравствуйте». Потому что выглядит она и правда Вау. Чёрное короткое платье, идеально сидящее по фигуре. Высокие туфли, классика. А сама она серёжки надевает серебряные, висячие такие. В клуб поди кого снимать намылилась? — Куда собираешься? — захожу, с интересом её рассматривая. — Давай помогу, — ибо сил нет больше смотреть, как девчонка мучается с застёжкой серьги. — Попробую себя в другом месте, — выдыхает, ухмыляется, а до меня доходит, как до жирафа. Она что, сваливать собралась!? — В смысле!? — в коромысле, Кескевич. — Думаешь, я не вижу, что я тут только обуза для всех? — о Боже... — Ты ведь сама хотела меня выкинуть отсюда вчера, — хотела! Но... но... Блять! — С Гошей мне всё равно ничего не светит, поэтому не буду больше мозолить ему глаза. Он мне чётко дал это понять. — Так... — руки по бокам расставляю, а сама думаю, что обычно говорят в таких случаях? Нет, что ты, ты просто чемодан без ручек, мы всё понимаем! Блин, не то... Нет-нет, Окс, если ты и свалишь отсюда, то только с моей помощью! Я же обещала! Блять, опять не то! — Нет! — что «нет», Кескевич? Но дальше я мысль сформулировать не могу. Поэтому просто хватаю её за руку и начинаю тащить за собой. — Эй! Ты чего!? — она едва своими ходулями перебирает, пока за мной пытается поспевать. Ещё бы, такие шпильки! — К нему. — К кому? — до неё, кажется, доходит, потому что маршрут у меня лежит прямо к двери Вишну. — Стоп! — тормозит меня. Нехилая у неё, всё-таки, хватка. — Нахрена? — Поговорите, — а тон-то какой уверенный, Боже. Оскара мне. Ещё одного. — Ну перестань ты... — снова тормозит меня, напролом прущую, пытаясь отшутиться. — После моих разговоров с парнями итог один... А сперму с этого платья отстирать сложно, — а улыбка на лице тупая до жути просто. — В химчистку сдашь, — потому что в чём в чём, а в тупости этой девчонке я уступать уж точно не собираюсь. — Но оно моё любимое! — в силе не уступаю тоже, поэтому всё же дотаскиваю её до нужной двери. — Нина! — поздно, в эту дверь я уже постучала. Шипит на меня, вырывается, но мигом столбенеет, когда Вишну открывает дверь. — Привет, — опять глупая лыба на лице, это кончится когда-нибудь? — тут с тобой кое-кто поговорить хочет, — и пока Гоша намеревается открыть рот, я заталкиваю Оксану к нему в комнату и закрываю дверь, оставаясь за ней. А сама подумать не успеваю, в какой заднице оказывается моя смелость тогда, когда дело касается моих собственных отношений? Видимо, в этом вся я... *** — И о чём ты хотела поговорить? — шатен вздыхает, пока Окс нелепо переминается с ноги на ногу. — Ну... — губу закусывает, кутикулу коготками обрывает. Нервы, не иначе. — Я уезжаю. Вот, зашла попрощаться... — Зашла? — Гоша бровь вскидывает, а сам норовит смехом зайтись. — Или тебя силком притащили? — и пока он чуть вглубь комнаты проходит, Оксана чертыхается бесшумно, стараясь спрятать где-нибудь глаза. — Зашла она... — Ну... распинаться перед тобой снова смысла не имеет, всё равно не поверишь, — всего одно предложение таким тоном, и она снова язык прикусывает. «Вспоминай, чему тебя Наташа вчера учила, вспоминай...», — хотя, может стоит ещё разок рискнуть и напомнить тебе, что ты был самым главным человеком в моей жизни, — от собственной речи и такого сладкого голоса аж на голову давит. И глаза сощуриваются, будто чем-то тяжёлым огрели. — Был... и будешь. — Поправляет себя, поправляет спавшую на лицо прядь волос, а сама слов подобрать не может, потому что прошлое признание забрало, кажется, все силы. — Вот как, — от удивления Вишну теперь с места сдвинуться не может, а вот губы шевелятся отлично, — и чем тебя накачали, чтобы ты сама с повинной пришла? — Послушай... — притворный тон исчезает со вздохом, блондинка опускает руки и смотрит прямо ему в глаза, стараясь больше не оправдывать своего скотского поведения, — я знаю, что виновата. Знаю, что вела себя, как последняя дрянь. Но я не знаю, что ещё нужно сказать, чтобы ты мне поверил... Между ними несколько несчастных шагов, а ей кажется, что километры. Она снова слышит его тяжёлый вздох, решаясь на последнее, что ей под силу. — Прости меня... Её голос будто мёдом смазали, не иначе. Но если точнее, то по нему никак ластиком прошлись, стирая напрочь всю ту фальшь, которой она щедро посыпала каждое своё изречение. А Гоше вроде и хочется уши себе прочистить, но всё равно продолжает как истукан стоять. Ведь зачем? Зачем ей сейчас это всё? Если это очередная ложь, то какого чёрта ей от него надо? К месту гвоздит невидимой силой, и губы словно склеены. А у неё отдалённый голос в голове, когда отрывки вчерашних фраз звучат эхом, перебивая все мысли. — А ты попробуй не словами, а поступками... Слова Наташи намертво заседают в голове, прокручиваясь снова и снова, как заетая пластинка. Коленки впервые от волнения дрожат, а сами ноги и вовсе подкашиваются, пока грудная клетка судорожно заходится ходуном. И пока сидящий на плече демон шепчет, что за спрос не бьют, она собирает всю волю в кулак, решаясь на то единственное, о чём впоследствии может пожалеть. — Да к чёрту... Словно от себя же отмахивается, пересиливая себя и делая к шатену навстречу ровно три шага. И тот понять не успевает, как она резко впивается в его губы своими, завлекая в страстный поцелуй. — Стой... — вроде и противится, но с места не отходит. Пригвоздили, не иначе. — Что ты делаешь...? — и собравшись наконец с духом, он упирается в её плечи, отодвигая от себя. — Что должна была сделать давно... — то самое последствие — это его отказ, который она уже не боялась принять, просто попытаться стоило. Но чего только стоит его взгляд, его расширенные зрачки, которые сейчас жадно изучают все эмоции на её личике. И они, как на ладони. Она тяжело и часто дышит, цепляясь за эту тишину, как за спасательный круг в начавшийся штиль. Дрожащими пальцами пытается снова докоснуться до его скул, вибрирующих не на шутку. И он инстинктивно перехватывает её руки, сжимая практически до хруста костей. Смотрит волчьими глазами, поджимая губы и безмолвно испепеляя взглядом так, что сгореть охото. А после не выдерживает. Гулкий, мимолётный рык. Она успевает его услышать прежде, чем он бесцеремонно дёргает мягкую ткань, практически срывая платье с её плеч и оголяя грудь. Ещё она успевает пискнуть, когда он силой толкает её на диван, заставляя неслабо удариться спиной. Сам же моментально нависает сверху, задирая подол и без того короткого платья, грубо раздвигая её ноги и устраиваясь между ними. — Скажи ещё раз, — рычит снова практически ей в губы, пока та еле успевает воздух ртом хватать. — Прости меня, — эта незамысловатая фраза слетает с её губ томным вздохом, но именно в её исполнении эти слова звучат так, что в штанах становится тесно. — Ещё, — очередной приказ, от которого её высокомерие уже трескается на мелкие кусочки. — Я была жуткой стервой, пр-рос-ти... — не просто по слогам, а с паузой между строк. — Не слышу, — слышит, просто ожидание было настолько долгим, что в реальность услышанного поверить было всё ещё сложно. — Прости меня... Ему сейчас хочется, чтобы она шептала эти слова всю ночь. А лучше, чтобы она выстанывала их под ним с завидной периодичностью. Наверное, он бы в лицо рассмеялся тому, кто смел бы сказать, что однажды этот момент настанет. Что она придёт к нему сама, сознаваясь в своей дурости. Что скажет те слова, которые он хотел слышать. Хотел, но до жути боялся. И что она будет извиваться под ним и просить прощения по приказу, когда он жадно будет впиваться поцелуями в её тонкую шею, не рассчитывая силы и оставляя красноватые следы, расползающиеся по нежной коже. — Маленькая дрянь... — он едва найдёт для этих слов место, спускаясь ниже, целуя грудь. Разорвёт наконец это платье, оставляя влажные узоры на плоском животе, что реагирует мелкой дрожью на его ласки. А ей плевать будет, что это платье — любимое. Сейчас на всё плевать. — Что ты сделала со мной... — вольно выпуская зубы, он будет покусывать кожу и оставлять незапланированные засосы, напрочь потеряв голову и переставая руководствоваться головой. Нахально стащит последний предмет гардероба, проведёт языком меж складок плоти и получит отдачу в виде подневольного стона, когда девчонка выгнется под ним, как кошка. Освободит он от одежды себя также быстро, не в силах больше держать желания под контролем. И комнату снова заполонят её надрывистые стоны, вылетающие из грудной клетки так отчаянно. И обоим будет абсолютно не до того, что за дверью всё ещё стоит человек, который в этот день сделал достаточно, чтобы на лице образовалась самодовольная, но такая искренняя улыбка.