~•~•~
Грейвсу снится сон. Ему снится Тина. Во сне она замерзает и на щеках… слезы? Вокруг ее фигуры густой туман обволакивающий пледом дрожащее тело, она плачет, и мужчина тянет руку чтобы успокоить, стереть соленые капли с бледных щек. Но его пальцы проходят сквозь ее силуэт, и белое одеяло обжигает ладонь холодом, растворяя дорогой и любимый ему силуэт в себе. Мужчина просыпается, он все еще ощущает холод на руках. Полуоткрытые глаза пытаются найти фокус, но пока что все окружение остается бесформенным. Попытавшись приподняться, Персиваль ощущает боль в плечах и, дотронувшись до лопатки, чувствует под подушечками пальцев болезненные царапины. Сторона Серафины в постели уже давно пустует. Спустившись, он обнаруживает женщину в столовой, в руках кружка горячего кофе — это становится понятным по терпкому запаху зерен и легкому пару из керамики. — Доброе утро, — Грейвс подтягивает галстук, подходя ближе, и застегивает запонки. Серафина ответно кивает, отрывая взгляд от газеты, и ее губы трогает легкая улыбка. Мужчина любуется её расслабленным видом: в строгом костюме, выглаженном по стрелочкам, Серафина выглядит по-особому, белые локоны спадают с плеч, маня пробраться к шее через них. — Сегодня тяжелый день, нужно угомонить журналистов, — она сжимает губы в линию, выражая скрытое беспокойство. — Пока дело не приняло серьезные обороты. — Не волнуйся, мы предпримем меры, — Персиваль очерчивает ее скулу рукой, легким давлением вздергивая подбородок для поцелуя. — Сейчас не время думать о работе. Горячее дыхание смешивается с желанием не останавливаться на губах, кружка отставлена, работа забыта. На вкус она сладкая, как рафинад, и горькая, как кофе.~•~•~
За рулем Грейвс сдержан, он неторопливо ведет машину, пропуская опаздывающих автомобилистов вперед. Он хочет продлить момент, до конца которого осталось несколько кварталов, Вулворт Билдинг виден уже с третьей авеню. Серафина нарочито отвернулась, уводя взгляд в окно, где крыши соседних машин интересовали ее куда больше. — Этого было не избежать. — Грейвс чувствует, как напряжение, не спасаемое даже легким утренним джазом из приемника, нарастает, визуализируется, словно дымка, затягивает глаза и не дает возможности видеть. — Твоя самоуверенность в словах начинает давить на мозжечок, Персиваль. — Женщина кидает прищуренный взгляд на аврора. — Но ты прав, этого было не избежать. Грейвс ухмыляется, они оба знают, что эти отношения, ядовитые, вихрем ворвавшиеся к ним, безэмоционально-любовные, идут в никуда, они лишь пустоты, которые не связывает ничего. Ничего, кроме старой дружбы и секса. Когда они вместе выходят из машины и Грейвс галантно придерживает перед Серафиной дверь, никто не удивляется. Ни опозданию, ни тому, что они вместе.~•~•~
«Вместе или раздельно?» Тина супится, держа в руках корень ежевичника и листья коки, субстанция в котле жидкая, с запахом древесины. Задание не из легких, сделать из яда противоядие, обратная конвертация как итог осеннего обучения. Экзамен задержали, и вместо обещанного октября уже стоял ноябрь, а доска расписания до сих пор оставалась пустой. Девочка вспоминает хрупкие листы книги и занятия, пытаясь отыскать ответ на собственный вопрос. В котел она кидает травы вместе. В классе происходит взрыв. Экзамен провален. В кабинете декана факультета ей не сладко. Тина сжимает ладони в кулачки за спиной, с такой силой, что ногти больно режут кожу. Она почти плачет. — Это халатность, мисс Голдштейн! Вы подвергли опасности не только себя, но и всех учащихся рядом. — Женщина рассерженно отчитывала студентку, в недовольстве поджимая тонкие губы, тем самым делая их едва заметными, среди морщин на дряблой коже лица проступал отблеск пота. — Грейвс. — Нагло и уверенно девочка перебивает преподавателя, совсем не вовремя говорит, когда нужно молчать. — Следуя законам нашей страны и правилам, установленным в ней, полное опекунство несет Персиваль Грейвс. Вы не вправе применять ко мне эту фамилию. На мгновение в кабинете повисает тишина. И Тина прекрасно видит как в лице декана меняются нотки эмоций. Она обескуражена дерзостью девчонки. И Тина, сама не осознавая причины сказанного, ощущает замешательство в голове. Женщина выдыхает и, трогая горбинку на переносице, отводит взгляд. — Вы пока не получили идентификационную карту гражданина Америки, юная леди. И до тех пор, вы носите фамилию ваших родителей, не смотря на то, что их уже нет, а вашим опекуном является другой человек. Тина кивает, обещая себе что будет молчать, проблем становится уж слишком много. А за ними обычно грядет быстрое отчисление. Тина не знает, хорошо это или плохо. Тина вообще теперь ничего не знает, она знает только свою боль, чувствует ее ежеминутно. В кабинете стоят жутко сладкие нотки пахлавы. Разговор предстоит быть долгим.~•~•~
Суматоха, сулившая не самое приятное начало дня, охватила конгресс или же всегда была присуще ему, едва Персиваль оказался в отделе. Лабиринты из залов, коридоров и лестниц ведущих в самые разные направления охватила рутинная жизнь, благодаря сотням трудящихся начиная от подметников заканчивая группами высших рангов. Каждый рядом проходивший мимо маг желал ему хорошего дня, и его фамилия звучала по несколько десятков раз в минуту, пока мужчина добирался до кабинет. Где на какое то время сможет скрыться, получить отчет от ночных дежурных, выпить чашечку кофе перед собраниями и конференциями, с заезженными темами о безопасности страны и политических движений. — Что удалось узнать? — Грейвс листал свежий, такой сухой и ровный во всех деталях отчет за ночь, делая вид, что тема о которой он расспрашивает дежурного аврора совсем ему не интересна. Периферией он замечает, как молодой человек перед ним меняется в эмоции, и с расслабленного состояния переходит в напряжение. Складка на лбу становится заметнее, скулы бледнеют и даже еще не до конца оформившийся кадык замирает в одном положении. У Грейвса это вызывает улыбку, не внешнюю, а внутреннюю. Его боятся, а это не может не тешить собственное самолюбие. — Дан запрос в структуры соседних штатов — Голос ровный, но не уверенный — При обнаружении совпадений по почерку или составу мы сдвинемся вперед. — А если нет? — Мужчина грубо перебивает докладчика, и поднимая глаза от бумажек в руках встречается с испугом, застывшем на не до конца оформленном взрослыми чертами лице. — Совпадение это не всегда то, за что нужно держаться при расследовании. Преступление словно мозаика, кропотливо собирая каждый пазл, каждую цепочку, мы узнаем о всей картине все больше информации. И надеется на соседние Штаты не должно быть главной задачей. — Сэр, мистер Гр. — Я не закончил — Грейвс делает жест в воздухе, призывая замолчать подчиненного — Взгляните на картину целиком. Вы только учитесь, и вам многое стоит познать в оперативном отделе. Я приставлю вас к Райсу, он поможет разобраться и покажет на что стоит обращать внимания а что всего лишь мишура которая отнимает наше время. — Да сэр — Аврор, совсем еще юнец покидает кабинет, а отчет в руках мужчины отправляется в стол. Он открывает папку с делом нависшем над Нью Йорком больным нарывом и пытается еще раз окинуть взглядом строчки аккуратно выведенного почерка. Долго. слишком долго длилось расследование в котором казалось все просто. Громкое дело о котором писали магические газеты с ужасающими заголовками, теориями фанатиков и выдуманными фактами. Для Грейвса это было не больше чем преувеличение. Жертвы как на подбор, но работа дилетанта. Хоть вскрывает он довольно грязно и неаккуратно, избегать закона ему все же удается. Три месяца застоя, на Пиквари давят, она давит на Грейвса. Шесть женщин разного возраста и трое мужчин. И связывает их только черные посмертные вены, от чего они — до сих пор остается загадкой, и вскрытое нутро пищевода. Убийцу местные окрестили "безоарщиком". По их мнению, в них он выращивал камни совместно с магией, от чего и расползались черные вены, словно проказа, яд для грешников. Но Персиваль не знал за столько лет службы ни одно похожее дело, ни один рецепт или заклинание где бы сходились схожие ингредиенты. Криминалисты тоже разводили руками, дело было весьма скверным. Взгляд Персиваля замечает стопку писем на краю стола и в привычной для него манере щелкает пальцами, после чего один за другим конверт взмывает в воздух раскрываясь по пути к нему.~•~•~
Головная боль принесенная экзаменами, казалось, коснулась всех кроме Тины. Куинни, со средней успеваемостью и поверхностным отношением к учебе, вдруг позабыла о друзьях, мальчиках старших курсов а журнал о моде «Квинсон и Шоп» так ею любимый все реже стал появляться в ее руках. Тина все чаще заставала сестру за конспектами, одолженными на пару вечеров, ведь сама Куинни их не вела, за что регулярно получала от преподавателей за это. Пока друзья обменивались знаниями и даже умудрялись доставать готовые ответы на экзамены, Тина, всегда серьезно подходившая к учебе, заменила ее на совсем не свойственные для нее вещи. Она сама не могла найти тому объяснение, ведь всегда ее тяга к знанием и упорство в учебе было важнее всего остального, но сейчас Тина не могла узнать себя, словно ее подменили кем то другим. Не могла думать о друзьях, не стремилась на лекции, стала игнорировать замечания и нарушать правила, а конспекты едва ли были написаны в пол руки. Внутри волком раздирала ужасающая боль, незаконченное дело о котором она пообещала себе еще в жаркий август. В душе она рвалась в агонии, ей так хотелось кричать от боли, кричать до потери голоса: «Посмотри, что ты со мной сделал, Персиваль, посмотри, во что превращаешь.» Вечера Тина проводила не за учебниками, ночи не в спальне. Бродя по темным этажам школы, проводя рукой по ребристому камню стен, она думала не о злосчастных темах пройденных на уроках, не о мальчиках старших курсов о которых щебетали девочки за каждой партой. Она думала о лацканах пиджака, твердом тембре голоса, строгом взгляде карих глаз и теплых руках, с жесткостью подушечек пальцев. Она бродила по коридорам, поворот, лестница, поворот. Бродила, без какой либо цели, но оставаться в холодной постели одной она не могла, едва глаза закрывались, Морфей словно насылал проклятие и Тина видела только одно: Грейвса. Его власть над хрупким телом девочки, горячие поцелуи и осторожные прикосновение, ей снился голос: Властный, с легкой хрипотцой, он говорил вещи, неприемлемые в обществе и осуждаемые людьми. Иногда ее прогулки оборачивались против, выбирая самый нелюдимый путь, ее ловили, старосты или преподаватели, словно на стены было наложено обнаруживающее заклятие. Теперь в кабинете декана она стала частой гостьей. На прошлой неделе она успешно сдала историю рун, но как так вышло, для Тины остается загадкой, едва ли ее билет мог претендовать на самую низкую оценку. Сегодня последний урок Голдштейн прогуляла. Травология, заключительные занятия она решает пропустить, и кажется ее «автомат» перестает быть действительным. Коридор этажа пустует, быть пойманной Тине уже не страшно, она вчитывается в учебник прислонившись к прохладному окну, удобно устроившись на подоконнике. Пасмурность по ту сторону стекла не дает столь четкого света и Тина напрягает глазки, читает для вида, в голове ничего не остается едва глаза заканчивают предложение, ей тоскливо то ли от серой погоды за окном то ли от разлуки с Грейвсом. Тина старается гнать мысли прочь, но хватает ее ненадолго, мужчина призраком, ее персональным наказанием восстает в памяти как нарочно. Девочка решает написать письмо — одно из многих. Она помнит дату и событие каждого, что отправляла в Нью Йорк. А еще помнит, что ни на одно ответа не приходило. Откладывая учебник с потертым корешком подальше, Тина берет ручку, черную с золотым ободком обрамляющий середину — подарок Грейвса. Она вертит ее в руках читая выгравированные строки вдоль металлического корпуса — некие слова напутствия, а потом долго смотрит на пустой лист, не представляя о чем можно написать. Задумавшись и нахмурив брови девочка пишет о извинениях за беспокойство, интересуется погодой в городе и описывает пасмурность вперемешку с холодом за окном. Выходит довольно банально, но Тина и не записывалась в писатели. Девочка не слишком много тратит чернил, по ее опыту она вряд ли дождется ответа. «Как обстоят дела в конгрессе?», «Читала про "безоарщика", надеюсь он уже пойман». Письмо, его подобие получается сухим, сжатым и совсем не несет конкретного смысла. В конце после точки девочка пишет дрожью в руке «Я скучаю», и чернила вытекают на бумагу слегка марая лист каплями. Машинально она проводит подушечкой пальца по бумаге и пятно становится размазанным. Тина закрывает глаза и ругается, Тина хочет сжечь письмо или отправить его в особую папку дома где она хранит все несказанное и не совсем приличное к мистеру Грейвсу. Девочка вздыхает и по щеке скатывается слеза, воспоминания обухом опускаются на ее хрупкие плечи. Она складывает листок пополам и бережно заполняет лицевую сторону конверта. Перед отправкой Тина оставляет легкий поцелуй на бумаге, и следы вишневого блеска едва заметным отпечатком остаются на белизне листа, припорошенные блестками и запахом вишни. Письмо отправляется адресату вечером, в среду оно ложится Персивалю на стол.~•~•~
Не таких новостей ожидал Грейвс от почты, кроме формальных писем с отдела закупок, напоминаний о сделках по некоторым делам, он получает несколько конвертов с печатью Ильверморни и чувствует что ничего хорошего они не предвещают. Сводный лист по оценкам, пропущенным занятиям, и даже экзаменам с довольно печальным процентом а то и вовсе нулевым. Второй лист с просьбой обратить внимание и разобраться в случаях прогулов, драк и даже дерзости в адрес преподавателей. Читая каллиграфические слова, Персиваль не мог поверить что речь шла о его девочке, всегда собранной, воспитанной и всегда стремительной к знаниям. «Драка в северном крыле», «Попытка отравления студента», «Регулярные пропуски лекционных и теоретических занятий», «Неявка или сданный чистый лист на экзамене». Грейвс не верил своим глазам, письму, строчкам. Малышка Тинни ни за что бы не стала поступать так, как поступают большинство преступников в школьные годы. Злость охватившая Персиваля, на себя, росла с каждым вздохом вот-вот грозясь вырваться наружу. Погруженный в бесконечный водоворот работы он совсем позабыл уделять внимание той, кто больше всех нуждался в нем. Его Тинни, которая писала письма в начале года, в которых ничего не предвещало беды. Письма на которые Грейвс ответа не дал, но хранил всегда рядом. Едва настал обед, а мужчина уже держал бокал виски в кабинете Серафины. Ее глаза бежали по строчкам письма, а брови поочередно взмывали вверх и опускались. — Ты должен ехать, — Она подошла к нему, перекладывая листок в руки, обменяв его с бокалом согретого в руке алкоголя добавила — Такие проблемы нужно решать пока они не усугубились. Грейвс пришел за советом, то что уже завтра он будет у Тины, сомнений в голове не было, но прежде чем он увидит виновницу деяний, он должен был поставить Пиквери в известность. Женская ладонь легла ему на плечо, Персиваль ответно накрыл своей сверху, осознавая что в суматохе работы противостояний со злом Нью Йорка, приказов и организации защиты города он потерял Тину, отпустил контроль который держал над девочкой постоянно и эта заминка без его твердой руки начала выливаться в настоящий хаос. Вторая половина дня аврората проходила уже без Грейвса.