Мой маленький ангелочек

Ему уже более трёхсот лет, а может и больше, память не смогла сохранить все моменты его жизни. Но одно своё воспоминание он хранит где-то глубоко в себе, оно согревает его сердце и разгоняет мрак в его душе, до сих пор. Он помнит свою последнюю человеческую жизнь.       Я родился в бедной семье рыбака. Бегал по огромным, острым валунам, которые каждый день обтачивали бурлящие, злые волны. Я кутался в белый пух тумана. Ловил лицом холодные капли дождя. Любовался невероятной красотой тяжелых грозовых туч, нависающих над гладью бескрайнего моря. Всё расцветало в моих глазах. Всё жило, смеялось, плакало и злилось, и я жил, как одна из многочисленных частичек этого невероятного и прекрасного мира.       Моему отцу это не нравилось, ему ничего не нравилось. Он постоянно хмурился и качал головой, смотря с немым упрёком. Он часто садил меня на жёсткую табуретку напротив него, долго смотрел в глаза, потом вздыхал устало и начинал рассказывать что-то, подолгу замолкая на полуслове и вспоминая что-то своё.       Маленькому мальчику эти долгие разговоры казались скучными. Всё что рассказывал отец, пролетало мимо моих ушей. Я сидел, рассматривая трещинки в стене, и мечтал о чём-то большом и далёком, я хотел стать капитаном. Иметь свой корабль из гладких досок. Слушать, как ветер путается в белоснежных парусах и, закрыв глаза, подавшись всем телом вперёд, качаться в такт волнам и вместе с кораблем разрезать морские воды. Я часто слышал, как море звало меня по ночам, напевая шуршащие песни, и подолгу не мог уснуть, слушая его голос.       Потом отец перестал выходить из дома, устало, смотря на тёмные стены нашей хижины, только подзывал меня иногда и просил сходить в деревню за едой. Горстка монет, что он так усердно копил начала уменьшаться, а отец и вовсе перестал ходить, только лежал всё время в постели. Его блестящие глаза бегали туда-сюда по всей комнате, лицо стало красным как панцирь флоридского рака, дышал он, тяжело тихо кряхтя как старик. А потом всё прекратилось: глаза больше не сияли, лицо было бледное и дыхание спокойное и ровное. Он всё реже открывал глаза, а если и открывал, то казалось, что он ничего не видит. А потом он и вовсе перестал открывать глаза, перестал кряхтеть и дышать, а горстка монет уменьшалась с каждым днём, пока вовсе не закончилась.       Мы жили довольно далеко от деревни, и присмотреть за сиротой было некому, да даже если бы у нас и были соседи, они бы не смогли мне помочь, своих детей хватало у всех. Я перестал любоваться белой пеной, которая оставалась на песке после воды, перестал смотреть на тяжёлые тучи над морем, живот болел так сильно, что порою было трудно ходить, а иногда и вовсе на подобное не оставалось сил. Я перебрался в деревню, где спал в заброшенном доме и воровал с прилавков продукты. Иногда меня ловили и били ногами, после чего я долго лежал на земле не в силах подняться. Люди везде были злыми и жадными, их не волновали чужие проблемы и трудности, но я не злился на них, продолжая всеми силами цепляться за жизнь.       А потом пришла зима. Я скитался по пустым улицам и искал хоть какую-то еду, но ничего не было. Ни еды, ни людей. Все сидели в своих домах, стараясь, лишний раз не выходить на улицу. Ноги путались в мокром снеге, который неприятно колол босые ступни, я уже не чувствовал рук и с трудом переставлял ноги. Я устал, устал вечно бегать, прятаться, искать еду, устал от злобных взглядов, от плевков в лицо, от камней, брошенных в мою сторону. Я устал бороться, я устал жить. Я присел на крыльцо одного дома и закрыл глаза, впервые за несколько месяцев позволяя себе отдохнуть.       Я стал ветром, прозрачным и быстрым, твёрдым и холодным. Я скакал между вагонами отходящих поездов, я путал мягкие волосы прелестных девушек и маленьких детей, я огибал величественные горы и гладил зеркальную гладь озёр. Я уносил с собой весёлый смех, играющих детей, тихий плачь, юных девушек с разбитыми сердцами. Уносил крик радости при встрече и крик отчаяния при разлуке. Это всё было моим, чего я касался и возле чего пробегал. Я был всем.       Время бежало вместе со мной, и я видел, как меняются города, как взрослеют и умирают люди.       Я чувствовал вкус крови, я глотал пепел войны. Я дышал вместе со всем миром. Я и был всем миром.       Я встретил его однажды. Он летал высоко над землёй, угоняя с собой огромные серые тучи. Он был таким же, как и я, таким же холодным, а ещё он был серым и мрачным.       Он сносил крыши домов, валил с ног людей и смеялся, разнося на многие километры вокруг, раскаты грома.       Он ненавидел всё, всё что жило, дышало и двигалось, а особенно сильно он ненавидел людей. Я часто встречал его и безмолвно стоял в стороне, наблюдая. — Почему ты делаешь это? — Спрашивал я его каждый раз. — Потому что хочу отомстить. — Отвечал он.       Но я всё равно его не понимал. Люди, которые сделали ему больно, уже давно умерли, а остальные в его несчастье были вовсе не виноваты. — Посмотри на них — Говорил он. — Какие тёмные у них души, какие грязные мысли живут в их головах.       И я смотрел, смотрел и пытался увидеть эту грязь, что он находил в людях, но видел только блестящие невинностью глаза. Позже я понял, что как бы ни хотел разглядеть гниль в человеческих сердцах, я её никогда не увижу. Это был мой дар, моё спасение и проклятие и я искренне жалел тёмный ветер, понимая, что он никогда не увидит ничего чистого и хорошего в людях.       Когда он захотел стать человеком, я не стал его останавливать, лишь пошёл вслед за ним, снова стоял и наблюдал со стороны. Мы забыли, как становиться людьми и что бы мы, не пробовали, у нас ничего не получалось. Мы могли только залетать в головы людей, путать их мысли и чувства. Где бы он ни был, в никому неизвестной деревеньке или в столице, я всегда оставался рядом. — Братик? — Это слово так сильно врезалось мне в память, когда я наблюдал за двумя мальчишками, что теперь не мог называть тёмный ветер иначе. — Ммм? — Брат поднял взгляд от документов и посмотрел на меня. — Чего ты добиваешься? — Я подсел поближе, чтобы лучше разглядеть его лицо.       Он задумался, долго не отрывая взгляд от танцующего пламени в камине, но так ничего и не ответил. Он устраивал войны, убивал, грабил, обманывал, переселяясь из одного тела в другое, а я шёл за ним и видел, видел как из-за одной только лести, жажды богатства и славы люди соглашались с братом и их сердца навсегда становились чёрными. Люди везде были злыми и жадными, их не волновали чужие проблемы и трудности, но теперь я злился, я ненавидел и презирал их. Я перестал видеть добро в их сердцах.       Оказывается, таких как мы было очень много, все они преследовали какие-то свои цели, и часто бывало, что мой брат переходил им дорогу, я бы даже сказал, что он без зазрения совести лежал на их дороге. Ненависть копилась медленно, а когда её стало столько, что можно было выковать мечи для целого легиона они не стали медлить.       Мы тогда жили уединённо в маленьком домике в лесу. Бедная семья и любящие родители, нам хотелось побыть в тишине и немного отдохнуть от всего этого. Мы подпустили друг друга слишком близко, так что навечно остались в сердце друг друга. Он говорил, что я единственный в ком он увидел свет, а я светился от счастья, слушая его голос.       Мама попросила братика сходить за дровами, была холодная и злая зима, и мне так не хотелось отпускать его туда, а когда я проснулся ночью то понял, что не чувствую как бьётся его сердце. Я выбежал на улицу и бродил между высоких тёмных деревьев пока не нашёл его мёртвое тело. Я покинул голову мальчика, скитался по всей земле, облетая её всю несколько раз подряд, но я так и не нашёл брата. Призрак не мог умереть, пока не отыщет свой покой, и я искал и пробирался через тьму людских сердец, пока однажды не увидел его.       Это был маленький мальчик светлый как лучик солнца и очень красивый, его маленькое светлое сердце больно сжималось, и он горько плакал, уткнувшись лицом в подушку.       Мальчик рос, менялся мир вокруг него, менялись люди, которые его окружали, а его сердце так и оставалось чистым и светлым. Он рос в темноте, холодной и безжизненной и некому было окружать его заботой и вниманием, потом начали появляться первые друзья, первые улыбки и первый смех, но вскоре всё опять исчезло и я не знал как утешить это маленькое чудо.       Все люди, которые его окружали, бросали его, и каждый раз на его маленьком сердечке появлялись всё новые и новые трещинки, и сейчас оно было почти полностью разбито. Он лежал на кушетке, его руки и ноги были привязаны, а над его телом склонилась его сумасшедшая мамаша. Он ничего не видел, ни множество иголок через трубочки перекачивающие жидкость в его тело, ни раздражительно пищавших приборов, ни яркой вспышке, которая осветила всю комнату, когда его мама опустила вниз очередной рычаг.        Я видел пыльные стены подвала, я неуверенно поднял одну руки и пошевелил пальцами, а потом встал с грязного пола и огляделся. Очевидно, какой-то прибор вышел из строя и произошёл взрыв. Мама Нагисы потеряла сознание и сейчас лежала на полу, а сам Нагиса лежал на кушетке       » СТОП, а разве я не должен быть в голове у Нагисы? »       Я осмотрел свои руки, и ноги белые как мел, тонкие аккуратные пальцы с короткими ногтями и кончики голубых волос. Где-то в углу комнаты я нашёл зеркало, расколотое напополам.        « Такой же, как Нагиса, только глаза чёрные и ледяные». Я хмыкнул, взял со стола ножницы и обрезал волосы до плеч, потом нашёл на тумбочке старый телефон и набрал нужный номер.       Полиция приехала через полчаса, вломилась в подвал и одели наручники на ничего не понимающую маму Нагисы. Потом они долго брали показания и задавали разные вопросы и решили пока что отвезти нас в участок, так как рассказать предстояло много, а главный свидетель ещё не очнулся и тихо посапывал мне в плечо.       » Кажется, скоро нас ждёт совсем другая жизнь. Правда, Нагиса? »