My Hero Academia

Кацуки ненавидел эту жизнь. Свою жизнь. Потому что у него всегда все шло через задницу. Что бы ни делал, ни сказал, все приводило к глобальному пиздецу, который потом нельзя было исправить. И сейчас, глядя в большие, изумрудные глаза ребенка, так похожего на него, Кацуки окончательно убедился, что жизнь любит его всячески иметь. — Вы ведь пелвый гелой? — спросил маленький, выносящий мозги комок счастья, улыбаясь во весь рот, обнажая небольшие и белые зубки. И смотрел этими своими глазами, за которые убить хотелось. Потому что Бакугоу давно не видел их так близко. Пусть это и не его глаза, но ведь ребенок-то его. Тут и думать нечего — сходство на лицо. Разве что волосы не зеленые и топорщащиеся, как у чертового Деку. Они гладкие, белые, с одной красной прядкой с правой стороны. Ребенок Деку и ублюдочного половинчатого. Кацуки ненавидел их всей душой. — Проваливай отсюда, мелочь! — довольно грубо высказался герой номер один, отмахиваясь от крохи. — Где твои гребаные родители? — Они усли на лаботу, — с готовностью ответило чудо, наивно хлопая длинными ресницами. Ну просто вылитый Деку. Даже смотрит так же. И Кацуки не в силах выносить этот взгляд — хочется взорвать все к чертям. И сорваться к Деку, сказать все, что не смог когда-то давно. Хочется сделать хотя бы что-то, хоть один ебанный шаг, но у Деку уже есть семья. И он счастлив. Ну, если судить по тому, что Кацуки часто видел по телевизору. Бакугоу внимательнее посмотрел на ребенка. Тому от силы было лет пять, и он не выговаривал букву «р». Такой же безнадежный, как его папаша-омега. — А вы плавда такой клутой? — пропищало чудо, подходя ближе к Бакугоу, переваливаясь, словно медвежонок. Малыш был немного пухленьким, с круглым личиком и милыми щечками. «Фу, блять!» — подумал Бакугоу. Он лицемерил. Это ведь ребенок Деку, потому Бакугоу априори не может его не любить. Потому что сам хотел ребенка от этого задрота. Всегда хотел. И сейчас тоже. — Тебя хоть как зовут, недоразумение? — спросил Кацуки, пересиливая себя и беря ребенка на руки. Тот улыбнулся еще шире — куда уж еще? — и удобно устроился на коленях героя, трогая его маленькими ручками. Глаза светились живым любопытством. Как у Деку. — Акио, — с гордостью представился малыш. «Акио, значит, — подумал Бакугоу, рассматривая мальчика. — Вполне в духе этого придурка». — Так и что ты здесь делаешь один? — Бакугоу не мог разговаривать нормально. Даже спустя столько времени, повзрослев, он все еще говорил с рычащими нотками в голосе, за что его боялись. Но мальчик не испугался. Маленькими ручками коснулся лица героя, тыкая пальчиком в складку между бровями. — Не хмультесь, — вполне серьезно сказал он. — Папа говолит, что нельзя хмулиться. — Убери свои ручонки, пока не вырвал! — прорычал Бакугоу, но на Акио это не произвело должного эффекта. Он, видимо, понял, что никто ему вреда не причинит — Кацуки скорее сдох, чем ранил бы ребенка Деку — поэтому не особо боялся. — У вас волосы толчат в лазные столоны, — продолжил мальчик. — Вы как ежик. — Я не ежик! — взвился Кацуки, но мгновенно остыл — спорить с ребенком было верхом дурости. Когда раздался взрыв, Кацуки среагировал как всегда молниеносно. Прижал Акио к себе, желая уберечь от всего, и взмыл в воздух, используя свободную руку. На месте того кафе, где он только что преспокойно пил кофе, осталась лишь воронка. Испуганные жители разбегались кто куда. И в облаке пыли мелькнула зеленоватая вспышка. Кацуки почувствовал запах. Он уже знал, что Деку здесь. Мидория, как и всегда мистер добрая душа и добропорядочный герой, вынес из зоны поражения всех людей, чтобы те не пострадали. Стоящий рядом с ним половинчатый легким движением ладони заморозил злодея, и Изуку нанес последний удар, попадая точно коленом в подбородок. Кацуки понял с первого взгляда — не убил. Деку — пацифист. Он не убивает даже злодеев. Калечит, обездвиживает, вырубает. Но убить — никогда. И люди любили его за это. Но первым героем стал все же Кацуки. И лишь по причине того, что Деку — омега. А им не положено. Еще хорошо, что хоть третье место занял после своего дорогого муженька. Кацуки не решился вмешиваться. Работа не его агентства, да и Деку сам в состоянии справиться. Он лишь прижимал к себе Акио и сидел на крыше одного из домов, любуясь, пока можно, выросшим Мидорией, его сильным и тренированным телом, чуть отросшими и все еще вьющимися волосами и облегающим костюмом. Когда все закончилось, и копы повязали бессознательного злодея, Кацуки позволил себе показаться. Акио тут же рванулся из его рук. — Папочка! — выкрикнул он, привлекая внимание Мидории. Тот обернулся на звук голоса и застыл истуканом. В его глазах мелькнул испуг. Не от того, что увидел Кацуки, а за ребенка. — Акио! — Деку бросился к своему чаду, хватая того на руки и обнимая так крепко, что могли бы треснуть кости. — Ты почему здесь? Почему вышел из дома? Я ведь говорил тебе…! — Не селдись, папочка, — Акио надул губы. — Я хотел сделать сюлплиз. — Ты хоть понимаешь, как это опасно? — не унимался Мидория. — А если бы с тобой что-то случилось? У Кацуки что-то екнуло внутри, когда он увидел блеснувшие слезы в уголках зеленых глаз. Сердце сжалось так, что стало трудно вздохнуть. И запах Мидории забивал нос. Знакомый до одурения запах карамели и яблок. Пусть у Деку не было течки, но Кацуки чувствовал его так отчетливо. Этот чертов запах. — Спокойнее, задрот, — решил вмешаться Бакугоу, внутренне вздрагивая, когда Изуку поднял глаза и посмотрел на него. С благодарностью. — С ним был я. Ничего бы не случилось с твоим сопливиком. Позади Деку угрожающе оскалился Тодороки. Бакугоу, впрочем, не испугался. Лишь фыркнул презрительно, в своей любимой манере, хотя внутри все заходилось. Хотелось сжать Деку в объятиях и целовать до одурения. Возможно, если бы когда-то он так и сделал, все было бы иначе. И ребенок носил бы уже его цвет волос, а не половинчатого. — Спасибо, Каччан, — искренне выдохнул Мидория. Кацуки фыркнул и отвернулся. Но сам готов был сдохнуть от щемящего чувства внутри. — Оставь сопливые благодарности при себе — они мне не нужны. — Спасибо, мистел пелвый гелой, — выкрикнул Акио. И Бакугоу все же обернулся, чтобы посмотреть на парнишку, улыбающегося ему так знакомо. Невольно перевел взгляд на Деку. У того на плече лежала рука Тодороки. И Деку прижимался к ней щекой. Препротивное зрелище. Хотя Кацуки снова лицемерит. Ему хуево до безумия, но нарушить счастье Изуку он бы не решился никогда. И этого ребенка он будет защищать до последней капли крови, если когда-нибудь этого не сможет сделать Изуку. Кацуки махнул рукой и поспешил удалиться. Потому что ему нельзя было долго находиться в обществе Деку. Это опасно для них обоих. Они оба чувствовали это: невыносимый жар, плавящий внутренности. И желание кинуться друг на друга, поцеловать, а потом трахать до потери сознания. Все ведь думали, что Тодороки и Деку — истинная пара. Они были примером для подражания. Только вот мало кто знал, что истинным для Деку всегда был и будет один лишь Кацуки. И сейчас Мидория с Тодороки лишь потому, что Бакугоу — непроходимый идиот. И как бы им ни хотелось, быть вместе они не могут. Остается лишь противиться этому чертовому притяжению. Только вот у Деку есть кому облегчить боль, обнять, поцеловать, а Кацуки искать никого не собирается. Деку всегда был и будет единственным. Они — истинная пара. Они оба об этом знают. И им обоим жить с этим.