Живой смерти не ищет

«Поклянитесь, что не станете смеяться. Минутой позже я увидел белого кролика с розовыми глазами, глядящего на циферблат часов, которые он вынул из жилетного кармана. А потом я свалился в черную бездонную нору.» (с)А.Сапковский

В тот момент, когда Сириус Блэк упал за Завесу, Ремус Люпин почувствовал, будто бы его пинком вышибли из реальности. Когда поздно вечером он очутился наконец-то в спальне в опустевшем доме на площади Гриммо, наедине с собой, он понял, что не может ни плакать, ни кричать. Ничего такого, что обычно просто необходимо тем, кто потерял последнего близкого человека на всём белом свете. Ремус стоял посреди комнаты и не знал, что же ему теперь делать. Внутри он ощущал тянущую пустоту, в ушах звенело. Постояв так какое-то время, Люпин медленно побрёл к стоящему в углу комнаты креслу и тяжело упал в него. Перед его глазами на стене висел рисунок с бегущей собакой, который Сириус нарисовал на пятом курсе, когда ему впервые удалось перекинуться в пса. Прошло столько лет, а пёс всё ещё бежал куда-то. Ему хорошо. Его хранили специальные заклинания, заботливо наложенные Ремусом на бумагу и чернила. С Блэком так не получится. Не получилось бы, поправил себя Ремус. Мысли текли как густой кисель. Он смотрел на собаку и слушал, как за окном шумит улица, а в доме скрипят старые деревянные панели и тикают часы. Взгляд затуманивался, а глаза резало, будто в них попал песок. Ремус потёр их и с удивлением увидел, что на пальцах осталась влага. Он плакал, только молча. Молча и с совершенно спокойным, наверное, выражением лица. Люпин с трудом повернулся вправо и уставился в ростовое зеркало, висящее на стене. Да, так оно и есть. Жутковатое зрелище. Вид собственных слёз что-то стронул в Ремусе, и он понял, что сейчас, наконец-то, заплачет в голос. Горло сдавило, и он уткнулся лицом в колени, вцепившись себе в волосы. — Сириус… Ремус всегда считал, что плакать не умеет. Отучил себя от этого в далёком детстве, чтобы не расстраивать ещё больше мать и отца и без того раздавленных осознанием того, что их сын с этих пор не просто маленький мальчик, а опасная кровожадная тварь и изгой в магическом и маггловском мирах. С тех пор он не плакал в голос даже тогда, когда ему было очень больно или страшно. А теперь он скулил и всхлипывал, захлёбываясь, как ребёнок. Реальность произошедшего накатила на него как волна в шторм. Сшибла с ног, смяла и потащила за собой. Сириуса нет. Совсем нет. Нигде. И никогда не будет. И даже тела его нет. Ремус никогда не сможет больше обнять его, даже просто прикоснуться. Он даже не сможет с ним попрощаться, как с Лили и Джеймсом. Он вообще больше никогда его не увидит! Теперь боль, которую он испытывал во время обращения каждое полнолуние, казалась Люпину ерундой. Да уж лучше сотня полнолуний подряд, чем это! Ремус проплакал несколько часов, свернувшись в кресле. В нём же и уснул, не в силах подняться. Просто отключился, провалился в тяжёлую беспокойную дремоту. Было совсем темно, когда Ремус проснулся от внезапного ощущения, что в комнате кто-то есть, и этот кто-то пристально смотрит на него. — Сириус?! Ему ответил совершенно незнакомый очень тихий голос: — Нет, мистер Люпин, я не Сириус. К счастью для вас и для него. Ремус резко выпрямился и вгляделся в темноту комнаты. Где-то в углу, рядом с зеркалом, маячило что-то серебристо-серое. Он прищурился. — Кто… Кто вы? Фигура приблизилась. Это был призрак молодого человека лет двадцати, одетого по моде середины девятнадцатого века. У него были вьющиеся волосы, облаком окружавшие типично английское лицо с нелепым курносым носом и большими грустными глазами. — Мистер Люпин, простите моё вторжение, но я был просто обязан прийти сюда. Моё имя Малкольм Симмонс, хотя оно вам вряд ли что-то скажет. Вы, думаю, уже заметили, что я мёртв, причём достаточно давно. Я пришёл оттуда, куда угодил ваш друг. Прошу вас, выслушайте меня! Понимаете… Призрак взъерошил себе волосы. Ремус молча смотрел на него и ждал. — Понимаете, в своё время я попал за Завесу. Только не случайно, как ваш друг, а намеренно. У меня было странное, как вам может показаться, увлечение. Я всю свою жизнь изучал смерть и всё, что с ней связано. Я мечтал однажды попасть в мир мёртвых и в точности узнать, как он устроен, вернуться и написать об этом книгу. До чего глупые и наивные фантазии! А потом у меня умерла любимая жена, Дебора, оставив меня одного с новорождённым сыном. И я решился на отчаянный шаг. Я задумал пробраться в Министерство, добраться до Завесы и шагнуть за неё. Я решил, что смогу найти там свою жену и забрать её с собой. Вы, наверное, знаете историю об Орфее и Эвридике? Вот мне казалось, что мне удастся сделать то же, что хотел сделать мифический Орфей и при этом не повторю его ошибки. Ремус подался вперед, чтобы прервать этот монолог, но было очевидно, что пока настырный дух не выговорится, вопросы задавать бесполезно. — Но настоящий мир мёртвых оказался совсем не таким, как я его представлял. – продолжал Малколм, — У него тоже есть хозяин, только он ни капли не похож на Аида. И Персефоны там тоже нет. Этот мир огромен и на наш, человеческий, взгляд лишён всякого намёка на логику. У того, кто правит там, нет имени, и облик его постоянно меняется. Только одна вещь остаётся неизменной – при нём всегда есть свирель. Он позволил мне искать жену в его царстве столько времени, сколько мне понадобится. Только об одном не предупредил. О том, что живой не может до бесконечности находиться в мире смерти. Или он находит путь обратно или же… Или же умирает. Что со мной и случилось. Я умер, так и не найдя свою Дебору. Ах ты, чёрт меня возьми! Малкольм снова схватился за голову. — Я забыл сказать вам самое важное! Ваш друг, Сириус. Он жив! Пока что он жив. И у вас есть шанс спасти его. Я поклялся, что если кто-то ещё попадёт за Завесу живым, я сделаю всё, что в моих силах, чтобы помочь ему. Но мёртвый не можёт указать путь живому, а вот вы, мистер Люпин, вы можете вытащить его. Я знаю, как это сделать. Призрак застыл перед ошарашенным Ремусом слегка покачиваясь в воздухе от нетерпения, ожидая ответа. — Мистер Симмонс, я… Да Мерлин же, я… Люпин посмотрел в глаза Малкольму. — Во имя Мерлина, я согласен на всё, мистер Симмонс. Я всё сделаю, всё что надо, только… Горло опять сдавило, и Ремус с усилием сглотнул. — Только скажите мне, что. Будь Люпин в здравом рассудке, он бы заподозрил ловушку, или, в лучшем случае, просто дурацкий розыгрыш. Подобным гостям он приучен был не доверять курса со второго. Но сейчас ничего похожего на благоразумие, или хотя бы на осторожность в поведении Ремуса не наблюдалось. Лицо призрака засияло, он широко улыбнулся и быстро закивал головой. — Конечно-конечно, мистер Люпин! — Просто Ремус. — Да, конечно. А вы зовите меня просто Малкольм, хорошо? У нас мало времени, Ремус. Ох, как же жаль, что сейчас не Самайн! Было бы в сто раз проще, ну да ничего. Мы справимся! Мы обязательно справимся! Энтузиазм Малкольма был таким заразительным, что Ремус сам не заметил, как втянулся в бурную деятельность, развитую призраком. Тот увлёк его за собой в библиотеку и указал нужные тома, из которых следовало переписать заклинания и руны для ритуала. Ремус в очередной раз поблагодарил семейство Блэков за этот неиссякаемый источник самых разнообразных знаний. Пожалуй, кроме собственно производства на свет Сириуса, это было единственным, за что их можно было от всего сердца поблагодарить. За необходимыми травами и ароматическими маслами пришлось бежать в Косой переулок. Цветы бессмертника обошлись Ремусу в сумму, сопоставимую с его расходами за целый месяц, но он даже не думал об этом. Он не мог сказать, что полностью уверен в успехе. Но эта бурная деятельность была той самой соломинкой, уцепившись за которую Люпин вытаскивал себя из той липкой бездны, в которую его затягивало отчаяние, ощущение потери и чувство вины. И это был, пусть и призрачный (в буквальном смысле), но шанс вернуть Сириуса. А ради даже такого небольшого шанса стоило сделать всё, что угодно и поверить в самую небывалую небывальщину из тех, о которых сочиняют сказки для маленьких детей. Спустя некоторое время спальня стала напоминать то ли место ведьминского шабаша, то ли явку Пожирателей смерти. Любого из сотрудников Аврората, при виде творящегося бесчинства, хватил бы удар. Под руководством Малкольма Ремус поставил друг напротив друга два зеркала, и начертил перед ними знаки, выписанные из книги. Он разжёг огонь под жаровнями с травами и маслами и, когда комната наполнилась терпким густым запахом от жаровен, Ремус принялся читать нараспев нужные заклинания. Запах кружил голову, а напевное чтение постепенно погружало его в какое-то подобие транса. Тело одеревенело, веки стали тяжёлыми и казалось, что глаза вот-вот закроются. Но Ремус не прекращал чтения, глядя прямо перед собой в темноту, сгустившуюся за стеклом зеркала. Наконец ему стало казаться, что он видит, как в этой темноте колышется невесомая занавесь Арки. Сквозь слова заклинания он слышал шорох и шелковистый шёпот сотен голосов. В глазах Люпина потемнело, и он понял, что настало время для завершающего ритуал действия. Он глубоко вздохнул и сделал шаг вперёд. В глубину зеркала, за призрачную Вуаль, неожиданно раскрывшую ему свои объятия. Он не встретил сопротивления. Стекла не было. Была только темнота, в которую Ремус провалился как в колодец. Он наконец-то потерял сознание.