Чёрным по белому

— Чон! Дже! Хён! В ответ — только неразборчивое мычание из-под одеяла. Что-то вроде «хён, дай поспать», и Тэён, который бодрее раз в десять минимум, хватается за подушку, начиная избивать ею тело на кровати. Тело заворачивается в одеяло теперь уже полностью и наугад пытается пнуть его ногой. Что удивительно — попадает, пусть и далеко не с первого раза. Тэён, поверженный, валится на Джехёна сверху, и пусть их разделяет довольно толстый (хоть на дворе и весна) слой одеяла, его сердце ускоряет темп, потому что мозг, мерзкий предатель, видимо, посчитал, что это тот физический контакт, от которого Тэён должен начать сходить с ума. — У тебя чтение сценария через два часа, не поедешь — потеряешь роль и новых фанаток, — напоминает Тэён, скатываясь с младшего и пытаясь вытащить его из импровизированного убежища. — Серьёзно, вставай, полдень уже! — Отстань, не поеду никуда! — Как знаешь, — пожимает плечами Тэён. Ох, как здорово всё сложилось, у него как раз настроение кому-нибудь напакостить. А поскольку единственный в пределах его досягаемости — Джехён, то выбор очевиден. Тэён вытаскивает из кармана штанов телефон и, основательно покопавшись — звонков за последние две недели поступало и совершалось очень много — всё же находит нужный номер. — Мистер Ю? Добрый день! Это Ли Тэён, менеджер Чон Джехёна. Хотелось бы уточнить насчёт сегодняшнего… Одеяло подозрительно шевелится. — … дело в том, что сегодня Джехён, скорее всего, приехать не сможет, не поставит ли это под угрозу… Тэён даже опомниться не успевает, как телефон из его руки вырывают, а Джехён хрипит в трубку: — Я приеду, прошу прощения за ложную информацию. Да, спасибо, до свидания. Телефон летит куда-то на пол под аккомпанемент тэёновского возмущённого «ты что творишь?!», а Джехён седлает его бёдра и прижимает руки к кровати. Будь обстоятельства другими, Тэён бы обрадовался, сейчас же ему страшно до поджавшихся пальцев ног. Джехён, тяжело дышащий и с диким блеском в глазах, действительно внушает ужас и кажется, что ему ничего не стоит свернуть Тэёну шею. Тэён, вообще-то, ходит в зал вместе с ним и качается не менее усердно, но Джехён от природы выше и шире в плечах, а ещё — сильнее (было дело, проверяли, Тэёна потом чуть не уволили за то, что товарный вид подпортил), и с этим, хоть и раздражает до невозможности, поделать пока ничего не получается. — Думаешь, это смешно? — вкрадчиво шепчет Джехён ему на ухо. Тэён еле подавляет дурацкое желание нервно захихикать на октаву выше своего обычного голоса — щекотно. Даже страх как-то резко сходит на нет. — Нет, конечно. Точно так же, как и твоя несерьёзность по отношению к работе. — Решил отплатить тем же? Честное слово, Тэён, с тобой безумно сложно. — Спасибо, — шипит Тэён, извиваясь в попытке освободиться. На иронию смахивает весьма и весьма сильно — он был бы не против такого, если без разговоров и губы Джехёна на его. Но раз уж начали этот ниочёмный словесный поединок, то он обязан выйти победителем, пусть и победа здесь условна. — Ты тоже не подарок, знаешь ли. — Знаю. Продолжим пререкаться или сойдёмся на этом? — Вообще-то я надеялся загнать тебя в угол, но… Зачем я вообще с тобой спорю, каждый раз поддаюсь? — Может, потому что тебе нравится мне поддаваться? Разговор приобретает какой-то совсем уж странный оборот. — Ты сейчас о чём вообще? — спрашивает Тэён. Осторожно, но глаза в противовес этому молнии метают. — Ты всегда строишь из себя колючку, сопротивляешься, но на самом деле такой мягкий и… — Ты дурак? Когда такое было? — Вот смотри, — Джехён резко кусает Тэёна за мочку уха. Того будто током прошибает, потому что это выходит за рамки того, что они обычно делают. Значительно выходит. Хватка слабеет, и Тэён замахивается, не целясь. Попадает в район груди и туда же бьёт ещё несколько раз. — Видишь? — Джехён уворачивается от очередного удара и встаёт, аккуратно, стараясь не задеть Тэёна ненароком. — Если я делаю что-то, что тебе не нравится, ты злишься, но недолго, и в итоге всё равно меня прощаешь. — На этот раз твоя схема не сработает, — заявляет Тэён, поднимается и уходит, намеренно задевая Джехёна плечом и надеясь, что его щёки не очень заметно покраснели.

***

Тэён, сидя в коридоре, куда отправили всех «лишних», хлещет кофе от нервов буквально литрами, и несмотря на то, что из автомата льётся редкостная дрянь, терпит — выбора-то особо и нет. Пока Джехён изучает свои и не только реплики, параллельно позируя с молоденькой симпатичной актрисой, к которой Тэён уже слегка ревнует, менеджер только скучает, продолжая себя накручивать. Схема Джехёна пока что действительно не работает. Он злится сильнее, чем когда-либо за весь год, может, за два даже, потому что Джехён свернул не туда, потревожив Тэёново и без того хрупкое душевное равновесие. Будто мало ему было собственных чувств и усилий по их сокрытию, так ещё и младший решил пройтись по всем болевым точкам разом. Для него это сущая ерунда. Для Тэёна же всё гораздо серьёзнее. Джехён поэксперементирует и забудет, а у Тэёна все внутренние демоны (безобидные, по сути, но за влюблённость в Джехёна стопроцентно они отвечают) в пляс пустятся и терпение истончится до полупрозрачного. — Этот ребёнок… — шепчет Тэён, роняя лицо в ладони. Он сидит так, будто отрезав себя от окружающего мира, некоторое время, пока не раскрываются двери и не вываливается в коридор шумная толпа, где, по идее, должен быть и Джехён. Тэён вскидывается, пытаясь разглядеть до боли знакомую пшеничную макушку среди десятков других, и это удаётся ему практически сразу. Джехён, отбившись от репортёров, проталкивается к Тэёну и практически кричит, чтобы старший его услышал: — Хён, поехали! На улице — снова фанаты (они следят за ним, что ли?) и снова слепящие вспышки камер. Джехён, перед тем как плюхнуться на заднее сидение автомобиля, даже успевает туманно ответить на парочку вопросов от особо наглых журналистов. Тэён вполне успешно делает вид, что злится, хотя, по сути, так оно и есть — он всё ещё не отошёл от той детской выходки. Ему, правда, интересно, что там за сценарий и понравилась ли Джехёну его партнёрша по съёмкам, и любопытство буквально душит, но гордость тяжёлым каблуком наступает на его ладони, вынуждая утихнуть. Джехён, однако, начинает рассказывать, не дождавшись вопросов. Тэён узнаёт, что у Джехёна и его героя много общего (так и подмывает спросить: «Что, такой же незрелый идиот?», но Тэён огромным усилием воли сдерживается), что та красавица-актриса показалась ему довольно приятной и он, может, даже хотел бы с ней встречаться. У Тэёна от чужой повышенной любвеобильности едва слышно скрипят зубы. Серьёзно, хотеть встречаться у Джехёна уже в разряд инстинктов перешло. Жаль, что встречаться с Тэёном ему не даст захотеть хотя бы инстинкт самосохранения. Они едут домой, и Тэён всё ещё молчит. Они едят, и Тэён всё ещё молчит. Джехён смеётся и говорит, что не нужно так себя мучать, можно сказать что-нибудь, и Тэён всё ещё молчит. Даже на предложение Джехёна съездить в студию он вместо обычного радостного «конечно!» отвечает лишь сухим кивком. Тэёну, на самом деле, сидеть с Джехёном в студии нравится даже больше, чем читать письма фанатов. Когда Джехён часами пишет тексты или колдует над мелодией, Тэён занимается своими делами, украдкой наблюдая за тем, как младший работает. И такой Джехён — с горящими вдохновением глазами, взлохмаченными от того, что постоянно пропускает их сквозь пальцы, волосами и прикушенной от сосредоточенности губой — буквально лучшее, что с ним когда-либо случалось. Тэён всё ещё помнит первые несмелые шаги Джехёна в композиторстве, когда тот набивал руку на банальных песенках о любви, тексты и музыка которых не отличались особой оригинальностью. Эту стадию он перерос, когда начал затрагивать более серьёзные темы, и, пусть аудитории подобное не всегда заходило, Джехёну нравилось, и это было самым главным. Со временем все его песни приобрели характерную черту — лёгкий оттенок грусти, ниточку отчаяния, пронизывающую каждую. В весёлые и беззаботные Джехён просто не мог, но их писали за него другие, чтобы альбомы в итоге не выходили совсем уж подогнанными под одно настроение. Джехён отточенным за годы движением щёлкает выключателем справа от входа, и на потолке один за другим загораются крошечные светильники, освещая терракотовые с чёрным стены, тёмный деревянный пол и инструменты, много инструментов. Центральное место в комнате занимает любимый Джехёнов синтезатор, к которому он относится почти с благоговением. И нет, Тэён, конечно же, не завидует синтезатору. Он направляется к чёрному кожаному дивану у противоположной стены и ложится на него, надвинув козырёк кепки на глаза, чтоб свет не мешал. Звук и не будет — даже когда Джехён подбирает мелодию, и ноты порой сливаются в дисгармонию, это почему-то действует на Тэёна успокаивающе. Он и спать, что весьма неожиданно, не особо-то хочет, но сейчас нужно показать максимальную безразличность. Ему удаётся заснуть, но ненадолго и поверхностно. Будит Тэёна тихое пение. Он приоткрывает глаза и смотрит на Джехёна, который, едва заметно раскачиваясь туда-сюда, с закрытыми глазами напевает себе под нос слова, разобрать которые у Тэёна не получается. Пение становится чуть громче, и понять смысл ему всё-таки удаётся. «Я боюсь, что ты узнаешь об этом». Тэён отчего-то напрягается. «Прости, что я не могу совладать со своими чувствами». «Ты заслуживаешь лучшего». Фразы прерываются, находя окончание только спустя ещё несколько строк, текст совсем-совсем сырой, но Тэёна почему-то пробирает до глубины души. Ведь если бы он мог подбирать слова так же точно, он бы описал свои чувства к Джехёну именно так. Неужели он тоже чувствует к кому-то нечто подобное? Или просто представляет себя на месте того, кто чувствует? Этого Тэён не знает. Но знает, что слова звучат очень правдоподобно и убедительно, будто Джехён переживает это сам. — Джехён? Младший резко открывает глаза и смотрит на Тэёна с таким видом, будто не знал, что тот вообще умеет разговаривать. — Это очень сильно. Пожалуйста, продолжай работать над ней. Джехён пару секунд думает, пытается понять, серьёзно Тэён или снова издевается, но у того по одному только взгляду видно, что серьёзен как никогда. — Хорошо. Спасибо, хён. И улыбается. На щеках появляются ямочки, такие до безобразия милые, что Тэёну их видеть практически больно.