pov key
— Черт побери! Я отодвигаюсь от своего рабочего стола и еду на офисном стуле на колесиках через полкомнаты. Затем поднимаюсь на ноги и тут же чувствую сильное головокружение: стены наклоняются, а пол, как мне кажется, норовит встретиться с моим лицом. Я хватаюсь за спинку стула и пытаюсь восстановить равновесие. — Черт побери! — повторяю я, потому что не нахожу более подходящей в данной ситуации фразы. Я разваливаюсь на части. Мне это известно. Я почти не сплю по ночам и практически ничего не ем. Так я долго не выдержу. И чего я благодаря этому добился? Сначала просидел всю ночь со среды на четверг, а теперь вот сижу в ночь с четверга на пятницу возле своего компьютера и телефона, ожидая звонка из одного из мест, куда, по нашему мнению, отправится наш субъект. Я жду сообщения о пожаре в жилом доме — таком пожаре, к которому может иметь отношение наш субъект. Но до сих пор — ничего. Нет, вообще-то пару звонков поступило: пожар в каком-то жилом доме и пожар в ресторанчике. Во втором случае, возможно, имел место поджог, совершенный собственником ресторанчика, решившим завязать со своим бизнесом и пытающимся разжиться деньжатами за счет страховки, однако это явно не имеет никакого отношения к нашему субъекту. Сейчас уже пять часов утра, пятница. Я сплю лишь урывками с самого вторника. Мне необходимо поспать несколько часов, чтобы я смог продолжать дежурить и сегодня — то есть в ночь с пятницы на субботу — потому что сегодня наш субъект уж точно кого-нибудь убьет. Очень простая математика: если он собирается убить двух человек на этой неделе до воскресенья, то первое из этих двух убийств он должен совершить вечером в пятницу. Прекрасно. Я абсолютно точно знаю, что это произойдет именно сегодня вечером, а я уже буквально засыпаю прямо за рабочим столом. Я чувствую себя измученным, ощущаю слабость в коленках, мои шея и спина достигли уже, наверное, стадии трупного окоченения, пальцы ноют от торопливого щелканья по клавиатуре компьютера в течение всей ночи, перед глазами туман… вот в таком состоянии я покидаю здание ФБР и еду во взятом напрокат автомобиле в отель. Доехав до него, я выбираюсь из автомобиля и хлопаю дверцей. Свежий воздух осеннего утра приносит мне некоторое облегчение. Улица — о да, я все еще помню, что существует такое понятие, как улица, и что там свежий воздух! За моими глазными яблоками возникает боль, и мое поле зрения обрамляется чем-то темным, как если бы я смотрел в туннель. Я осознаю, что мне просто необходимо как можно быстрее лечь спать. Хотя бы на несколько часов… — Это он! — слышу я крик какой-то женщины. Моя реакция хоть и стала замедленной, но все же я моментально отскакиваю в сторону. Я так реагирую на внезапно возникшее ощущение опасности, и проходит больше времени, чем потребовалось бы в обычной ситуации, прежде чем я осознаю, что женщина и мужчина, ринувшиеся ко мне, не собираются причинять мне никакого вреда. По крайней мере физического. Женщина держит в руке диктофон, мужчина — видеокамеру. — Агент Ким! — журналистка, хорошенькая молодая девушка, не дает мне пройти. — Меня зовут Ким Минджи, я из газеты «Хангук ньюс». Это для меня нечто новое: ко мне впервые обращается подобным образом журналист. В моей голове мелькают соответствующие данной ситуации фразы: «Никаких комментариев» и «Я не агент», — но вместо этого я говорю: — Чего вы хотите? — Агент Ким, насколько я понимаю, вы разыскиваете по всей стране серийного убийцу — человека, который, возможно, убил десятки людей и устроил пожары, чтобы скрыть следы своих преступлений. — Я… я… — качая головой, я выставляю перед объективом камеры ладонь и начинаю шагать по направлению к своему отелю. — Я не могу давать комментарии относительно проводимого расследования. Я произношу эти слова машинально. Я не раз слышал, как их произносили другие люди — попавшие под шквал критики политические деятели и прокуроры с каменными лицами. «Никаких комментариев. Мы не можем давать комментарии относительно проводимого расследования». — Значит, расследование все-таки проводится, — говорит журналистка. — Прекрасно. Благодарю вас. Я энергично мотаю головой, что отнюдь не укрепляет мое шаткое равновесие. Я продолжаю идти, ускоряя шаг и закрываясь плечом, чтобы хоть как-то защититься от назойливой журналистки. Вход в отель — все ближе и ближе, но если я не буду осторожен, то могу потерять равновесие и грохнуться на землю прямо под объективом видеокамеры. — Кан Хенгу? — спрашивает журналистка. — Пак Чеен? Я наконец подхожу к двери отеля и открываю ее. — Ваша сестра Сорим? Я резко поворачиваюсь к ней, но ничего не говорю. Она поднимает руку в успокаивающем жесте и подходит ко мне. — Я ведь знаю это, агент, — говорит она. — Ваша сестра была одной из жертв, и вы стали настойчиво искать этого убийцу. Вы сумели вычислить его, когда вам никто не верил. У меня в голове лихорадочно роятся мысли. Я растерян. И я не знаю, как мне надлежит в подобном случае себя вести. Специальных агентов инструктируют по поводу того, как им вести себя с представителями прессы. А аналитиков? С нами ведь никто никогда не хочет разговаривать. — Кто… рассказал вам это? — выдавливаю я из себя. Журналистка поджимает губы, тем самым показывая, что не ответит на мой вопрос. Все правильно: журналисты не выдают свои источники информации. Это для них улица с односторонним движением. — Возьмите мою визитную карточку, — говорит она, и я почему-то эту карточку беру. — Это удивительная история, Кибом. Не хотите нам ее рассказать? — Нет, — говорю я и захожу в отель.***
pov key
Тэмин проводит ладонью по своему лицу. Его глаза красные и мутные, лицо помятое. Он спал все же больше, чем я, но это еще ни о чем не говорит. Студенты, готовящиеся к выпускным экзаменам, тоже спят больше меня. — Мы никогда не даем комментариев по поводу того, проводится расследование или не проводится, — тихонько говорит мне Тэмин — так родитель разговаривает со своим ребенком. Я тру пальцем глаз. Снова он со своими причитаниями. Это бесит, но мне приятно, что он проявляет заботу. Да, я всегда противоречу сам себе. — Я ничего не сказал. — Ты подтвердил, что проводится расследование. — Она знала имена и фамилии. Даже про Сорим знала. Ей и так уже было известно, что проводится расследование. Тэмин встречается со мной взглядом, но не пытается этим взглядом мне что-то сказать. Он ведь уже высказался. Сколько бы та журналистка ни знала, у нее не было подтверждения факта проведения расследования со стороны ФБР, пока я ей это не подтвердил. Я поднимаю руки в знак того, что сдаюсь. — Я поступил глупо. Тэ отнюдь не спорит с такой оценкой моих действий. — Как они обо всем этом узнали? — спрашиваю я, но это скорее риторический вопрос. Журналист никогда не расскажет об источнике информации. Кроме того, в данном случае это не так уж и важно. — Думаю, от одного из местных полицейских, как-то связанного с расследованием убийства Пак Чеен или Кан Хенгу, — Тэмин качает головой. — Эти ребята всегда стараются задобрить журналистов. «Я расскажу вам кое-что по секрету, а вы представьте меня в наилучшем свете, когда станете писать статью о каком-нибудь из дел, которые я буду вести». Что-то в этом роде. А может, это был один из родственников погибших. Честно говоря, я даже удивлен, что информация просочилась так поздно. — Момент сейчас совсем неподходящий, — я на эмоциях швыряю ручку куда-то в угол. — Он ведь пока думает, что так и остался незамеченным. Он продолжает заниматься тем, чем занимался, где бы он ни был на этой неделе, — продолжает абсолютно безнаказанно убивать людей и думает, что сумел всех одурачить. Он собирается приехать в это воскресенье на какой-нибудь стадион, а мы намереваемся его там сцапать. А что теперь? Теперь он знает, что мы идем по его следам! Звонит телефон Тэмина. Он смотрит на меня с извиняющейся улыбкой. — «Наш Шин», — говорит он, а затем включает режим громкой связи. — Тэмин слушает. Со мной тут Бомми. — А-а, ну да… молодец, Бомми! Как раз перед тем, как в этом деле что-то может проясниться, ты рассказываешь все о нашем расследовании журналистке из «Хангук ньюс». Тэмин, глядя на меня, закатывает глаза и качает головой, пытаясь тем самым высмеять «нашего Шина». Донхи, наверное, счастлив оттого, что у него опять появились серьезные козыри против меня и что поэтому он может меня отругать, пусть даже он и сильно все преувеличивает. — Я только что разговаривал по телефону с редакторами, — говорит Донхи. — Они не очень-то откровенничали со мной по поводу того, что им стало известно. У них есть имена некоторых жертв. Они знают, что Кибом лично заинтересован в данном расследовании… Мы с Тэмином переглядываемся. Болезненный укол со стороны Шина. Я уверен, что этот мерзавец с удовольствием уволил бы меня за это. Если бы над ним не висел, словно дамоклов меч, — и тем самым не защищал меня — тот инцидент, который произошел между ним и мной в его кабинете, он наверняка бы меня сейчас уволил. — …а еще похоже на то, что им в руки попал какой-то отчет о проведении аутопсии. Они знают, что наш субъект совершал убийства во многих местах по всей стране, но какого-либо целостного представления об этом у них нет. И им не известно о том, о чем мы узнали недавно, — например, о видеозаписи с нашим субъектом, сделанной в баре, или о связи его преступной деятельности с матчами профессиональных футбольных клубов. Я качаю головой: — Это не имеет значения. Они знают, что то, что произошло с Кан Хенгу и Пак Чеен — и с моей сестрой — сейчас квалифицируется уже не как гибель в результате пожара, начавшегося случайно, а как убийство. Этого для нашего субъекта вполне достаточно. Он отнюдь не хочет, чтобы мы начали искать убийцу, а уж тем более конкретно его. Как только он прочтет эту статью, он поймет, что нам уже известно, каким именно образом он действует. Так что у него будет повод затаиться. — Значит, вам следует поблагодарить меня за то, что я уговорил редакторов «Хангук ньюс» отложить публикацию статьи до понедельника, — говорит Донхи. — О-о, это замечательно, — произносит Тэ. — Да, это замечательно! — Он выставляет руку вперед и жестом показывает мне, чтобы я вел себя сдержаннее. — Значит, нам еще есть на что надеяться. — А что вам пришлось им за это пообещать? — спрашиваю я. — Они первыми получат информацию, если нам удастся добиться результатов в этом деле. Тэмин равнодушно пожимает плечами. — Итак, у вас есть еще этот уик-энд, — говорит Шин. — И один-единственный шанс вычислить данного субъекта на том футбольном стадионе, на который он приедет. Сделайте всем нам одолжение и попытайтесь не отчебучить что-нибудь еще за то время, которое остается до футбольного матча.***
«Сеансы Джэхе» Запись № 17 22 сентября 2018 года
О господи, я и в самом деле чувствую себя глупым. Я волнуюсь до головокружения, два раза переодеваюсь перед свиданием, которое состоится сегодня вечером, тщательно причесываюсь, дважды чищу зубы. Я даже несколько раз отжимаюсь от пола, чтобы потренировать свои мышцы в надежде на то, что, если она прикоснется к моей руке или положит ладонь мне на грудь, она почувствует твердые мускулы. Нормально ли то, что я так прихорашиваюсь? Да мне плевать, нормально это или нет! Если это ненормально — значит, я буду поступать ненормально! Ну ладно, надо сделать глубокий вдох. Я не хочу отпугнуть ее. Не хочу, чтобы она отшатнулась от меня из-за того, что я проявляю чрезмерное рвение. Ведь ей вполне может показаться, что я проявляю чрезмерное рвение, не правда ли? Я имею в виду, что ей, возможно, просто нравится со мной общаться, но она не готова к чему-то более серьезному. О боже, да вы только взгляните на мои инструменты! Щипцы в ужасном состоянии. Стамеску скоро придется менять. Думаю, вместо десятимиллиметровой я выберу восьмимиллиметровую, когда решу приобрести новую стамеску. Ее будет труднее затачивать и, наверное, труднее чистить, но зато она обеспечит бóльшую точность. А точность ведь — это самое главное. Кюретки [1] тоже видали лучшие времена. Что со мной происходит? Когда-то, давным-давно, я всегда тщательно чистил инструменты сразу же после того, как возвращался домой. Вот что ты делаешь со мной, Сана! Ты отвлекаешь меня. Но я не возражаю против того, чтобы меня отвлекали! А сам-то я готов к чему-то серьезному? О-о, смотрите, я снова поступаю подобным образом — я придаю этому слишком большое значение и делаю это слишком стремительно. Она замечательная девушка, Джэхе, она очень милая. Возможно, тут наклевывается что-то долговременное, но тебе не нужно принимать решение прямо сейчас. Его не нужно обязательно принимать сегодня вечером. Не спеши. Разве люди не говорят частенько себе и друг другу «Не спеши!»? Ну да. Конечно. Если я проявлю чрезмерное рвение, она отшатнется от меня. Просто оставайся собой, веди себя раскованно — и будь что будет! О-о, а вот плохие новости: Сана работает с понедельника по среду, а значит, встретиться с ней и пообщаться можно будет только по вечерам с четверга по воскресенье. Ну что за невезуха! Ведь как раз в те вечера я буду совершать свои небольшие поездки на автомобиле. В эти вечера меня не будет, а она ничем не занята! Неужели это знак того, что нам не суждено быть вместе? Ну ладно, это, понимаете ли, как раз то, чего мне делать не следует. Мне не следует торопить события. Я просто отправлюсь на свидание, проведу с ней приятный субботний вечер и… и не буду спешить. О господи, я говорю штампами. Но, мне кажется, они потому и стали штампами, что в них содержится правда. Так что просто не спеши, расслабься, дай вашим отношениям подышать воздухом — как дают подышать воздухом молодому вину, приготовленному из винограда сорта «каберне-совиньон». Но не перегни палку и в другую сторону — не старайся в течение этого свидания казаться безразличным. Не перестарайся. Будь собой. Быть собой? Ну как я могу быть собой? Я схожу с ума. Просто пойди и развлекись и ни на что при этом не рассчитывай. Хорошо. Да. Таким будет мой план — просто пойти поразвлечься и не думать ни о чем, кроме сегодняшнего вечера. И не забудь сменить лезвие на ампутационном ноже. На всякий случай.