Сколько себя помню...

— А ты меня совсем не помнишь? Чимин хмурится и всматривается в лицо Джуна. Шарит взглядом по чертам и отрицательно качает головой. — А должен? — Не должен, конечно. Хотя да, вы маленькие еще были, а потом я уехал учиться в другой город. — А, да дело не в том, что маленькие. Тэхён, может, и помнит, а я в прошлом году упал неудачно — память полностью так и не восстановилась. По большей части все вернулось, остались так, незначительные детали. — То есть я незначительная деталь? Джун вопросительно поднимает бровь, в который раз перекрикивая музыку. Чимин выпучивает глаза и отрицательно качает головой. — Да нет. Я не то имел в виду… В смысле, те люди, с которыми я мало общался, и все, что с ними связано, стерлось. Мамина сотрудница одна в декрет уходила, потом вернулась, мне пришлось по новой знакомиться. А она, между прочим, летом мне малину передавала. У нее частный дом с садом. — Да ладно, не оправдывайся, — Джун отмахивается. И вроде неловкий момент обходит стороной, а вроде Джун расстраивается. Ну или что-то из явно негативных эмоций проскальзывает на его лице. Чимину становится неуютно. Разговоры про отца, длящиеся уже полчаса, его раздражают. Не то чтобы Чимину неприятно о нем говорить, просто нет желания. Он плохо его помнит, очень плохо. Сплошные разрозненные картинки из далекого прошлого и один более яркий момент, когда он ругается в больнице. Муниципальные учреждения — это вообще отдельная тема. Всем плевать, что с тобой. Даже если тебе шесть лет и если у тебя перелом со смещением. Есть очередь, вот и сиди в очереди. Если поплохеет, держи ватку, пропитанную нашатырем, и дыши. Ясно, что перелом со смещением был у Чимина. Играли дома с Тэ, прыгали с дивана на кресло и обратно, представляя, что внизу пропасть. В один из таких прыжков, Чим шмякнулся на пол и сломал руку. Папа как раз был в гостях, посмотрел на конечность, которая чуть выше запястья шла волной, и повез в больницу. Чимин до сих пор помнит, что рука болела жутко. Он ревел в три ручья, чем раздражал своего родителя. И непонятно, что его бесило больше: детский крик, невозможность помочь или их совокупность. Через час ожидания под кабинетом нервы у Хичоля сдали. Поднялся скандал, какой-то мужик влез, куда не просят, и все… Матери пришлось собирать Тэхёна и ехать к ним, сидеть дальше с Чимином в очереди, потому что отца забрали в участок. Больше Чимин его не видел. Сначала суды, а потом тюрьма, в которой он и умер. Выявили что-то из онкологии. Подробностей Чим не знает, ведь сначала был маленький, и мама ограничивалась болезнью, потом просто перестал спрашивать. В конце концов, отец в семье не жил с того времени, как им с Тэ исполнилось по два года. Потом просто приходил несколько раз в месяц. Приносил деньги и брал погулять на пару часов. Наверное, на какой-то из этих прогулок Джун их и видел. А может, заменял папу. Такое тоже случалось. Чимин помнит совсем размыто, но пару раз отец посреди прогулки вешал их на какого-то парня и уходил «по делам». Лица того парня он, конечно же, не помнит, имени тем более. Может, то и был Джун? Собственно говоря, это уже не важно. — Просто понимаешь, мне пятнадцать было, когда девятый закончил, я тогда шмотки собрал и умотал в столицу в колледж учиться. Потом университет окончил и на работу устроился. А сейчас родители купили себе домик в области с хозяйством и уехали. Оба на пенсии уже, решили жить на свежем воздухе. Квартиру мне оставили, я сначала сдавать планировал, но я работаю в компании стройматериалов, здесь как раз филиал есть, и появилась возможность переехать с повышением в должности. Так что я решил вернуться, тем более там-то квартиру снимал, а тут получается выгоднее. Но прошло уже одиннадцать лет… Половина знакомых разъехались, половина забыли. С Тэёном и Джэхëном мы только связь поддерживали. Вот я и чувствую себя не в своей тарелке, ностальгирую мало-помалу. Не обращай внимания. Джун орет это Чимину в самое ухо, склонившись ближе. Чим удивленно моргает и слушает, а когда Джун заканчивает и отстраняется, кивает головой как болванчик. — Все нормально. И подозрения тут же развеиваются. Тогда понятно, почему он такой смурной. За столько лет, наверное, уже и забыл, что здесь да как. Считай, не вернулся домой, а на новое место приехал. Друзей толком нет, знакомых тоже. Если Джун все свое детство с Чиминовым отцом провел, то конечно, он переживает сильно. А Чимин сын — один из самых близких, можно повспоминать и помянуть, а он тут рожи недовольные корчит. Молодец, ничего не скажешь. А Джун, между прочим, не дал Тэёну врезать, нехорошо бы получилось, еще и охрана потом могла за драку вышвырнуть. А если бы ментов вызвали, то вообще пипец. Короче, сейчас Чимин чувствует себя самой неблагодарной сволочью на свете. Только как исправить — не знает. — Текилу будешь? Чимин смотрит на свой пустой бокал из-под виски с колой. Пожимает плечами и кивает. Единственное, чем он может помочь — это составить компанию. Потому что пить в одиночестве — залог алкоголизма, тем более пьет Чимин нахаляву. И пьет то, что раньше не пробовал. Вот кто его еще угостит виски и текилой? Да никто. Нужно пользоваться положением. Текила ему не идет… Нет, запах и вкус ничего такие, но крепость… Нельзя сказать, что он слабак. Но крепкие напитки в чистом виде пить не получается. В голову дают сразу, так еще и организм бунтует. Джун, заметив его реакцию после первой выпитой рюмки, качает головой и подзывает к себе бармена. Дальше идет веселее. Джун продолжает хреначить текилу из рюмок и закусывать лаймом, а Чимин потягивает Палому: коктейль с той же текилой и грейпфрутовым соком. Прям везет ему на грейпфрут. Но, что интересно, в отличие от водки, текилу грейпфрут не перебивает, а скорее, немного смягчает. Там, конечно, еще что-то намешано, но Чимин не пытается различить. Вкусно и на том спасибо. — Джу-у-у-н, а пошли танцевать? Чимин в говно. Он это прекрасно осознает, но менять ничего не хочет. Не так давно к нему подходил Тэён с Хви. Спрашивал ее адрес, потому что Хви тоже в говно, и кажется, не соображала ничего. Это Чимин так сначала думал, пока она не глянула на него и не замотала головой, делая страшные глаза. Это значило: «Чимин, не говори, и он заберет меня к себе». Чим улыбнулся, вспомнил ее «К-какой стих?» и назвал адрес. Хвиин одними губами сказала «СУКА», — Чимин улыбнулся шире. Тэён поблагодарил и хотел было его тоже забрать, но теперь уперся Чимин, а Джун встал на защиту. Осмелев окончательно и почувствовав безнаказанность, Чимин даже показал учителю фак. Тот закатил глаза и уволок Хви из зала. Наверное, это последнее, что сдерживало Чимина. Ответственность какая-никакая не давала отключить мозг окончательно, но Тэён — это не Джехён. Он оттащит Хви домой, и все хорошо. Чимину больше не надо ни за кем следить, и за ним следить некому, поэтому он на дурную голову решает отправиться на танцпол. — Чимин, я не особо… — Ничего не знаю! Чимин перебивает Джуна на полуслове. Ему весело. Ему хорошо. Он хочет танцевать, и пофиг, если кто-то не разделяет его стремления. — Чимин, серьезно… — Я сказал, пойдем. Джун хмурится и зло смотрит на ладонь, которую Чимин положил на его плечо. Хм, кажется, командный тон Джуну не нравится. Пофиг. Чимин расплывается в улыбке и все равно тянет его со стула. Джун плотнее сжимает губы и вцепляется пальцами в барную стойку. Чим улыбается еще шире и прилагает максимум усилий, чтобы стащить его с места. Джун неловко сваливается со стула, чуть не долбанувшись вместе с шатающимся Чимином на пол. Обошлось, но ногу он ему отдавливает знатно. Чим это замечает, но не обращает внимания. Не впервой по его обуви топчутся, он привык. Так что, перехватив недовольного Джуна за локоть, тащит его в самый центр. Если честно, Чимин думал, что как только он его отпустит, Джун слиняет обратно и придется догонять. Но нет. Он несколько секунд буравит Чимина взглядом. А потом все же перестает стоять столбом. Чим самодовольно ухмыляется и хлопает его по плечу. Непонятно зачем, обычно он себя так не ведет. Но, черт возьми, у него сегодня день рождения, он должен быть в центре внимания, и вообще, все обязаны делать то, что он захочет. Можно это устроить хоть раз в жизни? Вот именно сегодня и именно сейчас, когда Тэхёна нет рядом, потому что когда да, все лавры достаются ему. Чимину это надоело. Он хочет побыть королем вечеринки. И поехало… В какой-то момент Чимин чувствует, что ему нужно в туалет. Очень срочно. Его не тошнит, а вот ссать хочется адово. — Джун, я отыайду… Язык заплетается, Чимин машет головой, все вокруг делает сальто, а потом начинает покачиваться как катер на волнах. Чимин жмурится, потом опять открывает глаза. Помимо качания появляются темные пятна, которые рябят в бешеном ритме, перемежаясь со вспышками, освещающими зал там да сям. Чимина начинает мутить. Джун, подхватив под локоть, оттаскивает дальше от толпы. Чимин чувствует тошноту и пытается отстраниться. — Я сам… Но говорит он это, видимо, не громко, потому что Джун не отпускает. Доводит до двери в туалет и, заводя внутрь, стукает плечом об косяк. Точнее, Чимин сам стукается, но вкупе с подкатывающей тошнотой это злит. Не могло все закончится на хорошей ноте, надо обязательно обблеваться. И вот это бесит еще сильнее. — Да отвали ты! Внезапно вспыхнувшее раздражение выливается именно на Джуна. Он отпускает тут же, и Чимин, придерживаясь за стену, топает вперед, минуя писсуары и продвигаясь к кабинкам. Перед глазами все мельтешит, проморгаться не выходит. Чим чувствует, что его кидает из стороны в сторону, стоит только отпустить стену. Он уже собирается развернуться и пройти обратно к умывальникам, может холодная вода поможет, но не успевает. Он вообще ничего не успевает, кроме как засечь боковым зрением какое-то смазанное движение, а дальше следует удар… Ухо обжигает. Резкая боль уходит волной вглубь, простреливая голову. Чимина бросает вперед, на ногах он устоять не может, потому, не успев выставить перед собой руки, впечатывается лбом в дверь одной из кабинок со всего маху. Круги перед глазами превращаются в одно сплошное чернильное пятно, и снова простреливает болью. Ноги подкашиваются, и Чимин бы сполз на пол, но его вздергивают, ставя на ноги и, открыв дверь, зашвыривают внутрь. Слепо выставив руки перед собой, Чимин ударяется ладонями в стену, коленом одновременно врезаясь в край унитаза. Воздух выходит вместе с коротким вскриком. От боли тошнота подкатывает с новой силой. В животе что-то неприятно сжимается, к лицу приливает жар, а кончики пальцев мерзко начинает колоть. В голове полная каша, смешанная со страхом. Чимина никогда не били. Единственное, чего он избежал в своей жизни, это драк. Никто никогда не трогал его и пальцем, и Чимин теперь не только не знает как дать сдачи, но даже защититься. Он не ходил ни на какие бои, не отрабатывал приемы с братом и даже в школе не получал по лицу. И сейчас, пытаясь не упасть головой в унитаз, он судорожно пытается привести мозги в порядок. Пытается слишком долго. За спиной хлопает дверь, и сквозь шум в ушах слышится щелчок замка. За рубашку на спине дергают, собирая ткань в кулак, отчего воротник врезается в шею. Рот непроизвольно раскрывается в попытке глотнуть воздуха. Вторая попытка — снова ничего. Чимин судорожно тянется руками к горлу, широко раскрыв глаза. Его бьет дрожью, и накрывает очередной волной страха. А потом хватка между лопаток ослабевает. Горло сначала сжимает в спазме, а после внутрь врывается воздух, отдаваясь в гортани резью и першением. Чимин закашливается, из глаз брызгают слезы, и именно тогда его разворачивают и впечатывают спиной в боковую стену кабинки. — Д-джун? Его пальцы плотно сжимают рубашку на груди, и тянут на себя, а потом с силой толкают обратно. От очередного удара об плитку из легких вышибает воздух. Чимин вскрикивает — глухой стук затылка о стену доходит до слуха с опозданием, тупая боль перерастает в острую. В голове будто запускают фейерверк, который взорвался внутри, а теперь вырывается наружу яркими всполохами искр перед глазами. Еще один толчок, и тот же эффект. Ноги перестают держать окончательно. — Джун, ты чего… — язык еле ворочается, Чимин хватается за Джунову руку, то ли чтобы оттолкнуть, то ли не упасть. Чимин не может понять, что происходит. Но ему действительно страшно. Очень. Он пытается потянуть Джуна за запястья, чтобы оторвать от себя — получается только с одной рукой, и та уже в следующую секунду ударяет жесткими костяшками куда-то под ребра. Чимин заваливается в бок, но упасть ему не дают. Опять вздергивают вверх. Пальцы с рубашки исчезают и обхватывают горло. Затылок снова стукается об стену. Все темнеет. — Страшно? Мне тоже было, когда ты, сука, меня в сарае запирал. В полной темноте, без возможности выйти. А мне было пять. Всего пять! Ты знаешь, что там водились крысы? Ты знаешь, каково это — сидеть в темноте и слышать, как они бегают вдоль стен. Чем-то шебуршат и что-то грызут. Как могут оказаться совсем рядом, когтистыми лапами пройтись прямо по ступне. Каждый раз я жутко боялся, что одна из этих тварей вцепится в меня. Знаешь, каково мне было? Хотя знаешь, конечно. Иначе не показывал бы ужасы про крыс мутантов и убийц. Весело тебе было, да? Шепот и горячее дыхание опаляют ухо с правой стороны. Смысл слов долетает не полностью и будто сквозь вату. Пальцы на шее то сжимаются, то дают глотнуть воздуха. — Я не… И снова удар под дых, снова Джун не дает упасть, легко удерживая и вжимая в стену теперь всем телом. Чимин пытается дергаться, махать руками, но каждая попытка либо просто игнорируется, либо сопровождается новым ударом. От страха Чимина трясет, от боли мутит. — Пус-с-сти, пусти, пожалуйста… — Заткнись! Пальцы на шее сжимаются крепче, вторая его ладонь с силой затыкает рот и ребром упирается в нос, перекрывая вообще весь воздух. Из глаз брызгают слезы, лицо Джуна смазывается. Тело конвульсивно дергается само собой, грудь сдавливает от невозможности вдохнуть. А потом мышцы расслабляются, разум затягивает туманом. Хватка ослабевает, сменяясь новой резью в горле и кашлем. Воздух, проходящий толчками, будто пузырится внутри. В груди жжет, хочется разодрать шею, чтобы нормально вдохнуть, а еще согнуться пополам. Тело само диктует правила, но Джун мешает. — Больно тебе? Мне тоже было больно, когда ты отрабатывал на мне удары. А помнишь твои тренировки с ножом? М? «У всех пацанов должны быть ножи, а еще ими надо уметь пользоваться». Все учились в драках или кидали в дерево, а ты учился на мне. У меня остался тот шрам на боку. Я помню, как было больно, и я помню, как ты говорил моим родителям, что я спер у тебя бабочку и сам наткнулся, неудачно упав. А они поверили, как обычно. Ты же хороший мальчик. Ты же отличник. «Хичоль молодец, бери пример с Хичоля». Они не знали, какая ты на самом деле мразь. А ты запугивал меня, чтобы я молчал и не рассказывал. Злой шепот перемежается с ударами о стену. Джун отпускает шею, разместив предплечье поперек груди, придавливая. Чимин не может до конца понять, при чем тут он и за что это вообще. Но когда проскальзывает имя отца, до него начинает доходить. Сил на сопротивление уже совсем не остается, так что Чимин пытается сосредоточиться на его словах. Но получается плохо. Глаза щиплет, все плывет или меняется с темных кругов на яркие. — Н-х-е я эт-х-о… Чимин пытается объяснить, что это не он, но звуки вырываются с хрипом, корежа слова непонятным глухим «кх», рвущим горло. От безысходности Чимин дергается еще раз, чем выводит слетевшего с катушек Джуна окончательно. Грудную клетку перестает сдавливать, зато его пальцы смыкаются на одном плече и резко разворачивают, снова впечатывая в плитку. В носу что-то хрустит, боль стреляет вверх и расходится к вискам. На верхней губе чувствуется тепло, солоноватые капли попадают в рот, смачивая пересохший язык. Чимин инстинктивно сглатывает, закашливается. А следом волосы на затылке стягивают холодные пальцы, путаются в прядях, сжимают со всей силы и давят. Чимин пытается взбрыкнуть, но удается только повернуть голову. Плитка теперь ощущается под щекой. Холодная и гладкая. Но это уже не тревожит, потому что вторую руку Джун просовывает между стеной и Чиминовым животом. Опускает ее ниже, копошится там, и через несколько секунд давление ткани на поясе ослабевает, змейка расстегивается с характерным звуком. Джун сдергивает джинсы вниз, заворачивая края и раня кожу. Щипая и царапая. А после дергает резинку трусов. — Ты почувствуешь, что значит быть слабым, беспомощным и униженным. Эти его слова звучат вдруг настолько четко, что не оставляют ни единого вопроса. Страх, что охватывал до этого, перерастает в животный ужас. Понимание того, что Джун хочет сделать, бомбой взрывается в голове, и Чимин орет. Горло режет, голос срывается на шепот и пропадает совсем. Чимин дергается в разные стороны, пытаясь оттолкнуться от стены руками, ударить Джуна локтем и даже затылком, но, вырвавшись один раз, он не успевает сделать и шагу. Джун ударяет носком туфли точно по внутренней стороне колена, нога в тот же миг подгибается, а Чимин чувствует еще один удар кулаком куда-то в бок, и следом за ним еще два. Его сгибает пополам, а Джун вновь сжав рубашку на спине, тянет на себя, придерживает за одно плечо и опять впечатывает в стену. В ушах звенит, перед глазами снова все кругом. Сознание плывет. Чимин не может уловить ни единой мысли, он перестает понимать, что вообще происходит и где он находится. Только боль расплывается по всему телу, и вместо того, чтобы отключить его, наоборот держит в сознании. Руку, загнутую за спину, ломит. Чимин дергается уже не чтобы вырваться, а потому что не получается по-другому. Хочется забиться в угол и скрутиться в комок. Чтобы все прошло и успокоилось. Но его держат крепко. Следующим ощущаются пальцы, сжавшие ягодицу. Сильно, причиняя новую боль, а следом шлепок. Кожу обжигает. Чимин пытается снова закричать. Губы размыкаются, но вместо слов он слышит лишь непонятные хрипы. Еще один шлепок. Жутко. Унизительно. Чимин все еще пытается кричать, позвать на помощь, делая себе только хуже. А потом что-то тыкается между ягодиц. Чимин сжимается насколько может. Беззвучно открывая рот, мысленно моля остановиться, только вот вслух не выходит. Он как рыба, которую поймали на крючок и вытянули из воды. Чужой член напирает сильнее. Чимин не сдерживает рыдания, понимая, что кроме этого не может вообще ничего. Вжимается косточками таза в стену, пытаясь хоть так уйти от давления. Безрезультатно. Джун наваливается всем собой. Его мат долетает обрывками. Глаза заволакивает слезами, в ушах отбивает пульсом. Чимин сжимает анус, как может и чувствует, что напор слабеет, а чужой член перестает быть твердым и упругим. — Сука, ты так жалок, что на тебя даже не стоит! Это последнее, что Чимин слышит, перед тем, как его опять прикладывают головой о стену и бросают на пол. Прижимаясь лицом к полу, Чимин смотрит, как Джун выходит и хлопает дверью. А потом кое-как поднимается на четвереньки и ползет следом, защелкивает замок, и обратно. Ухватывается за ободок унитаза, подтягивается, склоняясь над ним. Все, что было выпито и съедено, выходит, смешиваясь с кровью, все еще текущей из носа. Спазмы в желудке не прекращаются, даже когда остается одна желчь. Чимина знобит, тело выкручивает, голова напоминает церковный колокол, все трезвонит и бьется. Оторвавшись от унитаза, Чим прижимается к злосчастной стене. Опускает руки, пытаясь сидя натянуть джинсы. Пальцы не слушаются, сколько бы усилий он ни прилагал. Приходится подняться и, наконец, застегнуть идиотскую змейку, вслед за ней пуговицу. Одновременно хочется сдохнуть и оказаться дома, но выйти страшно. Страшно до безумия. Поэтому он обессиленно сползает вниз, подтягивает ноги к груди и опускает голову. Глаза опять наполняются слезами. Дышать носом не получается. Ему становится настолько больно и противно, что он просто беззвучно рыдает, мысленно зовя на помощь хоть кого-нибудь. Но никто, конечно, не приходит. Страх постепенно отпускает. Произошедшее будто блокируется, и становится плевать. Абсолютно. Кое-как встав, Чимин трясущимися руками поворачивает защелку и открывает дверь. Единственное, что ему нужно, это попасть домой. Вывалившись из кабинки, он еле добирается до раковин. Смотрит на свое отражение и перед тем как умыться, размазывает кровь и слезы по лицу. Ну вот, теперь, кажется, и нос сломан. Эта мысль оказывается настолько абсурдной, что Чимин смеется, глядя на свое отражение. Включает воду и, наклонившись, тщательно смывает следы своей самой большой неудачи. Кровь останавливается, но он на всякий случай снимает галстук и прижимает его к распухшему носу. Перед уходом бросает взгляд еще раз в зеркало. Ну вот, роль Дориана Грея он отыгрывает превосходно, можно подумать, что где-то там далеко сжигают Чиминов портрет, а тут у него плывет ебло. Абсурдные мысли множатся и заполняют собой мозг, перекрывая собой предыдущие. Выходя из туалета, Чимин опускает голову и по стеночке бредет на выход. Неизвестно, заметил ли кто в зале его состояние или нет. Чим не оборачивается и больше всего на свете хочет стать незаметным. Охранника на выходе почему-то нет. А на улице совсем светло, и, видимо, уже никого не ждут. Скорее всего, скоро клуб закроется, и всех начнут выгонять. Из последних сил Чимин доходит до конца дома и сворачивает за угол, еле разглядывает название улицы и номер на табличке, прикрепленной к кирпичной стене, а потом усаживается прямо на асфальт. С третьей попытки вытаскивает из кармана телефон, тыкает в целый, на удивление, экран и жмет на вызов. Слышатся гудки. Один, второй, третий, четвертый. На том конце раздается заспанный голос. Чимин пытается ответить, но тут же закашливается. Сбрасывает и набирает смс. Отправляет. В верхнем углу виднеется тонкая красная полоска зарядки. Два процента. Вау, да ему прям везет. Телефон вибрирует. Посреди экрана высвечивается:

Входящий звонок. Мамочка

И две трубки: красная и зеленая. А потом все гаснет. Телефон отрубается. Чимин надеется, мама его найдет. Не получит инфаркт от разукрашенной рожи и заляпанной кровью рубашки, и не попытается оторвать ему «на радостях» башку. Подтянув к себе ноги, Чимин пристраивает щеку на коленях и прикрывает глаза. Ну что… «С днем рождения, Чимин»