Сколько себя помню...

Почему-то принято считать, что в больнице всегда белые стены. В палате Чимина они окрашены голубой краской. Нежный такой цвет и бесячий. Хотя дело не в цвете, Чимин просто хочет домой. Но нельзя. С ушибами можно, с гематомами можно, с поломанным носом можно, а с сотрясением мозга нельзя. Несправедливо. Вот и приходится куковать здесь уже третьи сутки. Мысли прерывает стук в дверь, которая потом открывается. Заходит Тэ. Делает пару шагов, да так и застревает на пороге. Окидывает Чимина беглым взглядом, тормозит на лице, скользит ниже к шее и захлопывает дверь. Делает еще пару шагов. — Кто? Чимин пожимает плечами. Тэ быстро преодолевает оставшееся расстояние — Чимин неосознанно сжимается и вдавливается в подушку. Тэ, заметив его реакцию, шумно выдыхает. Осматривается по сторонам. Находит стул, подталкивает к кровати и садится. — Кто. Это. Сделал? — четко, с расстановкой, чуть ли не по слогам. Чимин опять пожимает плечами. Тэхён психует и бьет кулаком по тумбочке, заставляет напрячься и спрятаться за простыней. — Чимин! Чим вздыхает, тыкает пальцем в горло и разводит руками. Ну не может он говорить. Шептать, правда, да, но все равно не будет. Участковый приходил, спрашивал, хрен чего добился, и Тэ не добьется. — Ладно… Он протягивает Чимину телефон. — Пиши. Чимин берет мобильник и в открытом окошке заметок набирает: «Что писать?» — Ты издеваешься? «Нет». — Что произошло? Чимин смотрит на брата, прикусывает губу и опять опускает глаза. «Подрался». — Ты?! «Я!» — С кем? «Не знаю». — Как он выглядел? «Не видел, темно было». — А почему подрались? «Не помню». — Чимин, блядь! Чим прикрывает глаза, сжимает зубы. «Я не блядь. Сказал, не помню, не знаю, едь туда, откуда приехал». Написав это, он возвращает телефон. Сползает вниз и, повернувшись к Тэхёну спиной, накрывается с головой. Он не хочет прикрывать Джуна. Чимин не придурок. Но когда мама его забрала, он отказался ехать куда-либо, кроме как домой. На вопросы не отвечал из-за горла, а когда добрались, заперся в ванной. Минут десять разглядывал себя в зеркало. Особенно отмечая яркие следы пальцев на жопе, которые уже начинали переходить из красного цвета в фиолетовый. Водой они, конечно, не смывались, сколько бы он ни пытался. Только хуже сделал. А потом мама вызвала скорую. Было хреново. Очень. Но жаловался Чимин только на голову и на шею. Чтобы дальше никто не лез. Попытка изнасилования — это слишком… Слишком даже для Чимина, но если один на один с собой он еще как-то мог справиться, то на глазах у всех… Нет. Только не это. Пусть все просто ржут с того, что он как обычно влип в неприятности. Пусть пишут и с издевкой поздравляют с первой дракой. Пусть угорают над невозможностью говорить — это фигня. Это не страшно. Это настолько привычно, что воспринимается как должное, но вот изнасилование… Это останется тайной. Его тайной. Потому что он не переживет косые взгляды. Не справится, если кто-то начнет тыкать его в это носом и постоянно напоминать. Или жалеть. Или обвинять. Каждый отреагирует по-разному, и Чимин уверен, что найдутся те, кто выставит это совершенно в другом свете. Переиначит, и пойдут дурацкие шутки. Ему хватает того, что он конченный неудачник. Становиться пидором-неудачником не хочется. Поэтому Чимин и молчит. Улыбается маме, гладит ее по руке, шепчет, что все нормально. А она вечно ревет. Смотрит на заплывшие глаза, на фингалы, опухший нос, шею с россыпью багровых синяков и ревет. Чимин пытался успокаивать. Потому что, мама, ты еще жопу не видела! Он на толчке сидеть нормально не может, потому что болит. Это Чимину плакать надо. Но ему нельзя. Днем, по крайней мере. Чтобы не запалили. А ночью можно. Чимина положили в отдельную палату. Он пытался сказать, что не стоит тратиться, но мама не послушала. Да и хрен с ним. Зато никого не тревожит своим нытьем и кошмарами, которые преследуют эти трое суток. Сначала снилась сцена произошедшего в туалете. Потом, помимо тыкающегося в задницу члена, по Чимину бегали крысы. После того, как просыпался, еще какое-то время чувствовал, как по коже скребут их маленькие коготки, и в ушах слышался жуткий писк. А сегодня ночью его отражение пыталось его же порезать ножом. И это не три раза, много больше, на репите. Потому что Чимину прописывают отдых и много сна. Когда его не тошнит, не рвет, и таблетки усмиряют головную боль, он тут же отрубается и почти сразу подскакивает из-за очередного кошмара. — Чимин, просто скажи, кто? Я сам разберусь. Без лишних вопросов, слышишь? Чим вздыхает, переворачивается и протягивает руку. Тэ вкладывает в его ладонь телефон. «Не нужно. Все нормально. Я сам виноват, правда». Он действительно виноват. Кто его просил разговаривать с Джуном? Кто просил вообще ехать в чертов клуб? И почему он не ушел с Хви и Тэёном? Хвиин, кстати, тоже приезжала и тоже ревела. Видимо, Чимин настолько жалок, что… «Что на тебя даже не стоит». Чимин вздрагивает. «Тэхён, я очень устал, езжай домой. Хорошо?» — Чимин… — Все хорошо, не переживай, — он еле шепчет и улыбается. Машет рукой. Тэхён ловит, сжимает пальцы в своей ладони и слишком пристально смотрит в глаза. — Я же знаю, что ты пиздишь. И ты знаешь, что я знаю. Чимин кивает и жмурится. Глаза режет. Дурацкие слезы выдают его состояние с потрохами. Тэхён тут же подается вперед, обнимает, обхватывая одной рукой немного выше пояса. Чимин дергается и глухо вскрикивает. — Что…? Брат отстраняется, резко одергивает край домашней футболки и пораженно сжимает ткань в пальцах. Ну да… Весь правый бок багрово-фиолетовый. Смотрится не очень. Но это фигня. Тэ, осмотрев бок, смещает взгляд чуть ниже и замирает. Блядь. Резинка спортивных штанов немного сползла, отчего теперь отчетливо заметны полосы царапин от ногтей, уходящие вниз. Тэхён тянет ладонь, Чимин тут же отбрасывает его руку и вырывает кофту. — Уходи! — Чимин. — Я прошу… Тэ тяжело вдыхает, с шумом выдыхает и упрямо говорит: — Нет. И тут наконец накрывает истерикой. Рыдает Чимин долго и просто не может остановиться. Тэхён обнимает. Гладит по многострадальной голове и что-то тихо говорит. То ли утешает, то ли матерится. Чимин не может разобрать. Когда он более менее успокаивается, начинается очередной допрос. Но Чимин печатает в телефоне целую поэму с кучей отговорок. Тэ сопротивляется и даже орет, но Чим в итоге убеждает оставить все как есть. Приходится объяснить, что жопа пострадала только снаружи, дальше дело не зашло. Поэтому нечего раздувать трагедию. Вон, он поплакал, и сразу легче стало, так что пиздуй, братик, домой, потому что спать хочется. Спать действительно хочется, а вот легче не становится. Почему-то все наоборот усугубляется. И Чимину нужно побыть одному. Побыть одному или выйти в окно. Но этаж второй, не факт, что разобьется, не факт, что насмерть, а лежать в этой долбанной больнице дольше, чем положено, его не прельщает. Тэхён, посидев еще минут десять, все-таки уходит. А Чимин выползает из палаты, добирается кое-как до процедурного кабинета и просит чего-нибудь от головы. Потому что боль адская, до уже знакомых темных кругов перед глазами. Нехрен было рыдать потому что. И Тэ потом своим криком добил. А Чимину, между прочим, тишина нужна и покой. Но кто же его даст? Вторая половина дня остается полностью в его распоряжении. Хви ограничивается сообщениями в ВК, мама, видимо, по просьбе Тэхёна тоже остается дома. Чимин кайфует в полном одиночестве и опять ноет. Противно от самого себя, но складывается ощущение, что кроме как на слезы, он банально ни на что не способен. Недалеко от правды, кстати. Пару раз еще вырубается. Ненадолго. Но очередной кошмар сразу выпихивает на поверхность. Заходит врач, спрашивает про сон — Чимин врет, что все нормально. Вдруг снотворное пропишет, а он от него вовремя не сможет проснуться. Что тогда? Смотреть ужасы с собой в главной роли от начала и до конца? Спасибо, Чимин пожалуй откажется. И неважно, что от недосыпа становится хуже. Неважно, что на следующий день, когда приезжают все, он лежит и толком ни на кого не реагирует, потому что трудно шевелить даже языком. Мама, психанув, идет ругаться с врачом. Главное, чтобы не как папа тогда. Бедный мужик пришел с болью в пальце — забрали на носилках. Кстати, да, Чимин вспомнил. Почти все недостающие детали встали на свои места и выглядели даже ярче остальных. И Джун. Чертов Джун. Гуляющий с ним и Тэ в парке, пока папаня где-то шляется. Интересно, а может он их еще тогда хотел прибить? Но в парке многолюдно, не вышло? Чимин сомневается. Когда часы посещения заканчиваются, он сползает с кровати и идет к окну. Открывает створку, забирается на подоконник, ерзает на твердом пластике. Неудобно. Идет назад, складывает простынь, берет подушку и возвращается на подоконник. Простыню под задницу, подушку под спину — благодать. Главное, чтобы никто из медсестер не приперся. Сгонят же, как пить дать. Опасно, типа. Особенно для него. Но Чим тут рассуждает логически. Его неудача действует незамедлительно и почти всегда. То есть, если он сиганет сам, то его доставят потом обратно с переломанным хребтом и невозможностью двигаться. Это потому что он сам хотел. А если вот так, просто сел без задней мысли, то как раз все должно сработать. Только почему-то не срабатывает. Как сидел, так и продолжает сидеть. За закатом наблюдать. Красиво. А еще Джун все из головы не выходит. Вот интересно, то, что он говорил — правда? Про сарай с крысами, которые ему теперь снятся, и про нож? И про издевательства с травлей? Просто… Если это действительно так, то Чим его отчасти может понять. Наверное. Или не может. Чимин никогда не отличался особой агрессией и желанием кому-либо навредить. Потому что это больно, а он знает, что такое боль. Во-первых, он с гипсом ходил больше, чем без него. Во-вторых, он не совсем понимает, как можно целенаправленно вредить, если такие ощущения самому не нравятся? Типа, сделали плохо, пойди сделай другому? Зачем? Нет, Чимин не говорит про мелкие пакости. Зуб за зуб, все дела. Это понятно, он не святой. Но чтобы вот так... У Чимина, например, нет желания сейчас пойти и сотворить подобное с кем-то другим. Хотя Джуну он бы, наверное, врезал разок. Или Тэхёна попросил, чтобы тот врезал. А то еще пальцы сломает, а после последнего перелома указательный и так кривой. В общем, насчет поступка Джуна Чим рассуждает долго и обстоятельно. Потому что кошмары не проходят, спать не выходит, и он думает, что если найдет объяснение для самого себя, то получится отпустить эту ситуацию, и все само пройдет. Можно еще, конечно, к психологу пойти. Но плохой психолог не поможет, а хороший, падла умная, догадается еще. Не дай Бог матери скажет. Чимин же еще несовершеннолетний. Или пропишет какие-нибудь транквилизаторы, что он вообще кукушкой поедет. Оно ему надо? И вообще, первый раз Чим в передряги встревает? Нет. Тогда почему не выходит как обычно, просто посмеяться? Просто пожать плечами. Просто выкинуть из головы и из памяти. Всегда же получалось, черт возьми. Когда на улице совсем темнеет, и тело затекает, Чимин возвращается на кровать. Скручивается насколько может и прижимает руку к месту под ребрами. Стоило все же показать врачу. Вдруг что-то серьезное. Но уже четвертый день к концу подходит, а Чим вроде не сдох от какого-нибудь разрыва селезенки. Или стоп, селезенка слева. А справа что? Печень? Из него знаток анатомии как из Тэ повар. В общем, пока не сдох и вроде не собирается. Да и если пальцами в гематому не тыкать и не шевелиться, то не болит. Так что похоже больше на сильный ушиб. В гугле можно покопаться, но знает Чимин этот гугл. От нового порошка раздражение пошло, а поисковик рак кожи диагностирует. За такими размышлениями Чимин, видимо, и отключается. Потому что потом подрывается, пытаясь стряхнуть с ног какую-то живность. В реальности ее, конечно, нет. А во сне да. А еще темнота. Кромешная темнота, даже если провести рукой перед самыми глазами. И шорохи. Звуки маленьких когтистых лапок где-то совсем рядом, неясный писк. Рядом и одновременно далеко. Касание к голой ноге, жесткая шерсть, щекочущая кожу. И отойти не выходит, потому что ощущения остаются, куда ни сделай шаг. А вокруг как будто и нет ничего. Ни одной стены. Убегай не убегай, а везде этот звук. Мерзкий, дикий, режущий, а следом за ним пальцы на шее. Сдавливают так, что задыхаешься, и горячее рваное дыхание на ухо, непонятный шепот. Вырваться не выходит. Сколько ни бейся, а по ногам продолжают бегать грызуны. Скрести коготками будто пытаясь забраться выше. А внутри страх и какое-то жуткое предчувствие, от которого в итоге Чимин и просыпается. Достает телефон. Три часа ночи, здорово. Поднимает подушку повыше, включает фонарик на телефоне, осматривает себя и кровать. Ну как и предполагал, ничего нет. Даже постель не смята. Спит Чимин всегда спокойно, даже в таких случаях. В комнате немного прохладно. В открытое окно задувает ветер. Чимин хочет накрыться, но передумывает. Простыня лежит у стены, вот и пусть лежит. Вдруг он опять заснет и все-таки начнет дрыгаться? Запутается и спросонья вообще от страха на тот свет отправится. Может, все-таки с утра сказать врачу про кошмары? И попросить какие-нибудь успокоительные. Не обязательно же снотворное. Или вообще Тэ написать, пусть привезет валерьянки или чего-то подобного. Про это, кстати, и в гугле можно почитать, но лень. Да и от света экрана быстро голова начинает болеть и тошнит. Хотя тошнит его постоянно. Хорошо хоть уже не рвет. Выключив фонарик, Чимин включает музыку, сбивает громкость до минимума, сует телефон под подушку и прижимается ухом. Отлично. Еле слышно и вроде по мозгам не долбит. Закрывает глаза. Интересно, а Джуну тоже кошмары снятся? Скорее всего. Он, кажется, что-то говорил об ужастиках. Чимин вздыхает, зажмуривается сильнее. Что он еще говорил? Черт, надо было тогда не орать, а слушать. Нет, все равно непонятно, за что эта радость. Ну допустим, Чим готов поверить, что отец такое делал. Знает же, он не лучшим человеком был. Все знают. И окей, Джун решил отомстить. Но почему Чимину? Если бы отец был жив, тогда еще ладно. Нагадить через сына. Но Хичоля-то нет. Давно нет. Боишься? Я тоже боялся, когда ты запирал меня… Слова так отчетливо всплывают в голове, что он подскакивает на кровати. Хватается за бок, шипит и ложится обратно. «Ты…». Не твой отец, не твой папа, именно ты. Нужно поставить на перемотку. Джун рассказывал что-то. Его сбагривали Хичолю. Тот злился, потому что Джун мелкий совсем. На восемь лет младше. Точно. Чимин усмехается, а потом смеется в голос. Твою, блядь, мать! Восемь лет. То есть, когда Джун закончил школу, отцу исполнилось двадцать три. Джун уехал и запомнил его именно в этом возрасте. А потом увидел Чимина в клубе. Чимина, которого Хви накрасила. А мама всегда говорила, что Чим в папу пошел. Так вот почему Джун тогда так удивился, когда первый раз его увидел. Он же даже вздрогнул. Может, от алкоголя потом башню и снесло? Сколько он тогда выпил? Кажется, очень много. Здорово. Просто охуенно. Нет, ну так только Чимину могло повезти. Когда уже закончится его черная полоса? Отсыпьте кто-нибудь белой. Немножечко. Можно не прям белую-белую. Хотя бы серенькую. Невзрачную, ему в самый раз. Чимин не против даже купить. Серьезно. Назовите цену, он почку продаст. Это тоже надо будет, кстати, загуглить. Утром. Сейчас действительно лень. А еще спать хочется. Сильно так хочется. Но эти дурацкие кошмары. Ладно, сделаем по-другому. Чимин сползает с кровати, добирается до окна, опирается руками о подоконник и, наклонившись, высовывается на улицу, смотрит в небо. Звезд не видно, луны тоже, видимо, облаками все закрыло. Типа окна занавешены, ставни закрыты, прием окончен, приходите в другой день, а лучше никогда. Хрен там. — Значит так! Слушайте меня внимательно. Не знаю, что я за фигню натворил в прошлой жизни, что меня в этой так колошматит, но, может, хватит? А? Можно мне немножко счастья и радости в жизни? Чуточек? Именно мне, а не кому-то за счет меня. У Чимина даже голос немного прорезается. А толку-то? — Да вы там охуели все! И тут как сверкнет, а следом громом шандарахает так, что в голове будто гранату подорвали. Чимин крякает, прижимает пальцы к вискам. Ауч! Это было больно. Очень. А следом начинается дождь. Тяжелые, холодные капли, подхваченные порывом ветра, бьют прямо в лицо. Чимин и опомниться не успевает, как чувствует, что майка становится мокрой и начинает липнуть к телу. Ну спасибо. Огромное такое, человеческое спасибо. Со злости он грохает окном, поворачивает ручку и возвращается в кровать. Накрывается дурацкой простыней, прижимается одним ухом к подушке, второе закрывает ладонью. Я не помню, сколько дней Нахожусь на дне, Бесконечно продолжая Рвать листы в календаре. Слова песни, продираясь сквозь больничную плотную подушку, пробираются прямиком в голову. Ну да. Отлично. Надо удалить эту песню нафиг. И вообще весь плейлист сменить. Накачать какой-нибудь старой попсы. Как там Пугачева пела… «Ты знаешь, все еще будет». Дальше, правда, Чимин не помнит, и что до этого — тоже. Пытается напрячь память. Не-а, никак. Зато мозг проводит прекрасный ассоциативный ряд. Пугачева — Киркоров — Цвет настроения синий. О нет. Только не она. Пожалуйста. Чим только успел забыть. Тэмин, мудила, скинул клип, Чимин сдуру посмотрел и потом мучился несколько дней. Но ведь отошел. За что? Просто за что? Так. Срочно вспоминаем что-то другое. Что может перебить эту дрянь? «Восемь восемьсот, пять, пять, пять, три, пять, три, пять, проще позвонить чем у кого-то занимать!» Это вообще откуда? «Две мясных котлеты гриль, специальный соус сыр, огурцы, салат и лук; все на булочке с кунжутом, только так, и это Биг Мак, Биг Мак — не устоять никак!» Теперь еще в Макдональдс захотелось. «Киндер Пингви я люблю, Киндер Пингви я люблю, Киндер Пингви, Киндер Пингви, Киндер Пингви я люблю!» Кажется, пора прекращать смотреть телевизор, потому что… «Обрати внимание, сделано в Германии!» Все, стоп, остановите эту карусель, пока не дошло до… Поздно. «Вжух, вжух, как это ново. Вжух, вжух, как это клёво. Вжух, вжух, проще простого! Ни тереть ни мазать, Все тебе и сразу, За мой идеальный вид Спасибо Veet Veet!» Застрелите Чимина кто-нибудь. О! «Братухе подгони на днюху черный пистолет, хэй, черный пистолет, хэй, черный пистолет». Это уже спасибо Тэхëну. Он любит такую фиговину. Сколько лет-то прошло с бума на эту песню? Так сразу и не вспомнить. Таким образом, прокручивая в голове все самые наитупейшие песни и слоганы, которые только могли быть, Чимин встречает рассвет. Голова идет кругом. Слова сливаются. Сходив на завтрак, потыкав вилкой творожную запеканку и выпив жалкую пародию на чай, Чимин возвращается в палату. Дожидается, пока медсестра притащит таблетки, и, быстро запив их соком, который вчера привезла мама, устраивается в кровати. Ну что, пора спать? Погода, похоже, располагает. Дождь до сих пор поливает, ветер завывает. Возможно даже никто не приедет. Хорошо бы. Ложкой снег мешая, ночь идет большая…