***
Чувство, когда ты смотришь на человека, осознанно и, как бы трудно это не давалось признать самому себе, без холода, без неприязни, без напускной фальши, уже не казалось необычным. Кристофер уже не раз замечал и одёргивал себя, когда понимал, что смотрит на Эву чуть дольше прежнего. Было ли это той оплошностью, из-за которой Вильям обо всем догадался? Возможно, да, а может Шистад и не особо пытался это скрыть от других. Какое ему вообще дело до мнения других людей? Не заметить изменений в поведении Мун не мог разве что слепой. Как та стала дёрганно себя вести, как нервно и зажато, словно боясь смотреть в его сторону, отводила взгляд. Как раз за разом делала вид, будто это не ее Шистад пытался задеть, словно хотел потешить своё самолюбие. Только тогда, когда он впервые увидел слезы в глазах, слезы, стекающие по щекам из-за него, он вдруг ясно ощутил внутри что-то новое. Болезненно-щемящее. Колючее. Вина. Никогда прежде Крис не чувствал себя перед кем-то виноватым. Никогда прежде ему не было стыдно за своё хамское и недалёкое поведение. Особенно, когда его отчитывали за то, что он сделал. Делал. Разве Кристофер мог знать, что Эва окажется такой ранимой и впечатлительной? Такой, которая за маской напускного безразличия будет прятать глубокие раны, нанесённые им? Почему Эва не пожаловалась кому-то из своих подруг на такого несносного подонка как он? Уж если бы Мун рассказала обо всем Нуре, Шистад бы давно лежал на больничной койке с переломанными конечностями. Вильям бы постарался, он был в этом уверен. Но почему? ПОЧЕМУ она продолжала терпеть его выходки? Ответ на этот вопрос лежал на поверхности, но будто был скрыт от глаз шатена. И только спустя время внутри появились... что? Догадки? Надежда на то, что он ей интересен? Раньше бы Кристофер ухмыльнулся в своей манере, заявив, что, да, Эва по-любому испытывает к нему что-то. Эти ее взгляды, игры в молчанку, провокационные танцы на вечеринках — всё будто подтверждало ее интерес к нему. И ещё бы: он действительно имел от природы харизму, обаяние и шарм, да и за внешние данные можно сказать родителям «спасибо». Только вот отношение к людям у Криса было... такое себе. Словно чувствуя своё превосходство, он вёл себя как козел — именно так выразилась Эва, — но по-другому шатен просто... не умел. Или не хотел, почем людям знать? И из этого можно сделать вывод: обиды, разбитые сердца влюблённых по уши девушек, недопонимание. Драки. Было бы всё по-другому, не будь он в тот треклятый вечер злым после очередных разборок с якудза и не подойди к нему Эва с вопросом «всё хорошо?», ещё будучи новенькой в этой сраной школе? Он ведь тогда чуть ли не наорал на неё, правда, всё, на что Криса тогда хватило, так это только на: — Не твоё дело, рыжая. Пошла вон. Если бы тогда он ответил ей нормально, без злости на тех уродов и на себя в том числе, сидела бы она сейчас рядом? Вряд ли. Может быть, у них был бы секс, если бы на второй, третьей или пятой вечеринке Кристофер включил своё обаяние, уж с этим у парня проблем не было, но тогда и интерес к этой несносной особе пропал бы. Шистад бы выбросил воспоминания об их сексе так же легко, как одноразовый презерватив. Шистад всегда так делал. Какой был смысл в том, чтобы запоминать всех пассий, с кем он спал? Тогда бы Мун стала для шатена лишь очередным трофеем, который потом стоял бы на полке, покрываясь слоем пыли. Быть может, это и к лучшему? Что он в грубой форме прогнал ее, а не использовал как одноразовое утешение. Или всё-таки стоило начать диалог, который вылился бы непонятно во что? В дружбу? В игнор? В пятничный секс? Вот чего изменить нельзя, так это только прошлое, которое могло бы изменить жизнь в настоящем. Сейчас об этом можно было только думать и прокручивать события в голове, которые подобно беспрерывному катанию на карусели проносились перед глазами с огромной скоростью, путаясь между собой. Сколько машина стоит возле ее дома, а он сам — рассматривает спящую девушку, которая скрестила руки на груди, то ли защищаясь, то ли пытаясь согреться? Пять минут? Десять? Час? Время словно замерло, и только тогда, когда Шистад отвернулся от Эвы, ясно почувствовав боль в затёкшей шее, понял: долго. Будить девушку совсем не хотелось. Она так безмятежно и спокойно спала, пусть и в такой неудобной позе, что рука, то и дело приближающаяся к плечу Мун, замирала и отстранялась. Таких попыток было четыре. И только с пятого раза Шистад всё же коснулся плеча Эвы, слегка надавив, вынуждая девушку приоткрыть глаза и первые секунды смотреть по сторонам, пытаясь понять, где она находится. С кем находится. — Крис? — в голосе прозвучали вопросительные нотки, будто Эва не ожидала увидеть рядом с собой Шистада. Не ожидала, что будет сидеть в машине. Его машине. — Доставка на дом, — юмор в его словах был едва различимым, ведь усталость давала о себе знать. И пусть Мун была до сих пор пьяна, понять, что парень шутит, было несложно. Она выпрямила спину и расправила плечи, бросая на свой дом долгий взгляд. Словно не верила или не до конца понимала. И только спустя несколько секунд с губ сорвался понимающий вздох. Эва опустила глаза на свои ноги, которыми немного подвигала, чувствуя, как те затекли. Потом положила руку на карман шортов и в панике распахнула глаза, понимая, что телефона нет, хотя девушка ясно помнила, как положила его именно в этот карман, выходя из дома. Она повернулась к шатену и открыла рот, но взгляд опустился на протянутую руку, в ладони которой лежал ее телефон. Закрыла рот. — Спасибо, — слетела с губ тихая благодарность, ответом на которую последовал лишь сдержанный кивок головой. Девушка сжала в руке мобильник, поправила ещё влажные волосы, которые спутались, и отвернулась к двери. Щелчок — и та открылась, впуская в салон автомобиля ночную прохладу, которая тут же заставила Эву сжаться. Кожа покрылась мурашками от неприятного ощущения холода. Мун покинула тёплый салон машины и закрыла за собой дверь. Обняла себя руками и шагнула в сторону дома, не слыша за спиной звука отъезжающей машины. Хотела обернуться, но тут же мысленно себя отдёрнула. Эва преодолела несколько ступенек, прежде чем оказалась перед собственной дверью. Села на корточки и отодвинула коврик, под которым лежал маленький ключ. Взяла его и выпрямилась. Но прежде чем открыть дверь, услышала за спиной приближающиеся шаги и всё-таки обернулась. Она не успела спросить, зачем он пришёл, что ему нужно, потому что мгновение — и руки обвили талию, прижимая к себе, а губы, тёплые и сухие, накрыли ее рот, который от удивления приоткрылся. Эва могла его оттолкнуть. Могла ударить, ведь ее руки были абсолютно свободны, но тело словно окаменело. Лишь только тогда, когда Шистад сделал шаг вперёд и ее спина коснулась деревянной двери, ее ладони легли на сильные плечи, а губы стали несмело отвечать на поцелуй. Целовать школьного бабника — значит подписать себе приговор. Особенно, если учесть, что за этот вечер Эва ответила ему дважды . Его губы мяли ее слишком... нежно, осторожно. Руки не опускались ниже, продолжая лежать на талии, словно придерживая девушку, которая была уверена: ещё секунд десять — и она бы рассыпалась перед его глазами как песок, жалкой горсткой оказавшись возле ног. Голова ещё была тяжелой от алкоголя, а этот поцелуй... Он действовал куда опьяняюще, нежели спиртное. Только этот момент длился на самом деле недолго, а вот Мун он показался целой вечностью. Шатен отстранился от девушки, которая приоткрыла глаза, взглянув на парня так, словно видела впервые. Убрал руки с ее тела, сделал крошечный шаг назад. Его лицо было расслабленным, уставшим, однако в глазах был такой странный блеск, что Эва вновь почувствовала, как загорелись ее щеки. Шатен приблизил своё лицо к девушке, и та задержала дыхание и прикрыла глаза, словно готова была вновь ощутить на своих губах его губы, но вместо этого горячий шёпот коснулся ее уха, вынуждая тело вздрогнуть: — Спокойной ночи, Эва. А затем легкий, едва ощутимый поцелуй в скулу. Эва бы подумала, что это было лишь ее воображение, но стоило ей открыть глаза и увидеть лицо парня перед собой, поняла: всё это на самом деле. И это не ее чертово воображение. Кристофер не улыбался ей. Не помахал рукой, уходя к автомобилю. Он даже не обернулся, чтобы посмотреть на стоящую на пороге девушку, которая смотрела ему вслед не моргая. Лишь только тогда, когда машина отъехала от дома и скрылась в темноте, лишь только тогда, когда Эва открыла дверь и прислонилась к ней спиной, она поняла; оно и к лучшему. Ведь понять, о чем были его мысли, когда темные, странно смотрящие на Эву глаза полыхали дьявольским огнём, было несложно. Было сложно лишь в это поверить.Спокойной ночи, Эва
31 июля 2019 г. в 20:07
Тихий мерный гул двигателя автомобиля действовал слишком успокаивающе. В салоне было темно. Лишь фонари, стоящие по обе стороны дороги, являлись источником света, благодаря которому Эва могла рассматривать черты лица Кристофера, который с едва заметной усталостью вёл автомобиль, крепко держа руль руками. События прошлого вечера словно в замедленной съёмке всплывали в ее голове, из-за чего кожа щёк непроизвольно покрывалась румянцем. Из-за смущения ли? Из-за собственного стыда? Она не могла найти подходящего слова, чтобы описать то, что творилось в груди. А там, несмотря на успокаивающую и расслабяющую атмосферу в салоне автомобиля, сердце билось с такой скоростью, словно желало от бешеных оборотов остановиться.
Согласиться, пусть и не с первой попытки, на то, чтобы ее подвезли до дома? Было странно, стыдно, и... страшно. Ведь Эва по-настоящему не знала, что теперь ей делать. Как реагировать. Что говорить в ответ. Особенно когда тебя почти — это прозвучит странно! — просили, пусть и не стояли на коленях, умоляя. Если вспомнить события начала прошлого года, когда Мун только-только осваивалась в новой школе, когда старательно, в некоторой степени унизительно пыталась найти себе друзей, и когда украдкой, но всё-таки поглядывала на третьекурсников, таких спортивных, высоких и красивых, один из которых был настолько эмоциональным и общительным, что не привлечь внимания к своей персоне просто не мог, Эва бы ни за что на свете не подумала, что спустя месяцы этот человек покажет себя совсем не таким, каким она его видела. На публике.
Когда между ними пробежала кошка, Эва не знала. Не могла помнить, ведь столько всего произошло за этот год! Подумать только! Все те стычки, все те сплетни, многочисленные вечеринки, неожиданные отношения ее лучшей подруги с одним из Пенетраторов — всё могло послужить тому расколу в их общении. Может, она что-то сдуру ляпнула лишнего Шистаду или что-то сделала не так, а может и наоборот. Одно она знала точно: не помнила. И был ли вообще смысл копаться в прошлом, искать причины, когда сейчас Эва сидит на сидении в его машине, слушает какую-то песню из его плейлиста и, черт возьми, смотрит на него.
И одного Мун точно не понимала: когда? Когда Кристофер поменял свое мнение на ее счёт? Когда понял, что оскорблять ее, выставлять полной дурой, высмеивать стало неуместно? Глупо. По-детски нелепо. Когда он понял, что она — человек и у неё есть сердце, и что все те унизительные слова, брошенные в ее сторону, ранят сильнее острого ножа?
Эва смотрела на шатена, который устало потирал лицо ладонями, стоило машине остановиться на светофоре, а в голове появлялись обрывки фраз из воспоминаний.
— Трудно скрывать зависть, когда ты — школьный лузер, Мун?
— Ты постоянно ошиваешься где-то рядом. Знаешь ли, это напрягает.
— Я приехал поговорить. Кофе был лишь предлогом.
— Твоё будущее — паутина и кошки!
— Что это было, Мун? Ты понюхала меня?
Этот голос в голове был почти реальным, таким, словно Крис говорил все эти слова прямо сейчас. И сердце болезненно сжималось. Как и губы, которые стали дрожать.
Человек, сидящий на расстоянии вытянутой руки, толкал ее в бассейн. Оставлял на светлой коже багровые синяки. Плевался ядом и брезгливо, словно Эва была действительно чем-то больна, морщил лицо, стоило только его глазам наткнуться на рыжие волосы в толпе людей.
Подавляя в себе желание снова разреветься, Эва смотрела на парня, который чуть затормозил, пропуская машину скорой помощи. Она смотрела на его профиль, скользила взглядом и рассматривала вены на руках, затем длинные пальцы, уверенно держащие руль. Да, это всё тот же Кристофер Шистад. Всё такой же вспыльчивый, эмоциональный и самоуверенный. У него не отросла третья рука и волосы он не перекрасил в пепельный блонд. Он говорил по-прежнему уверенно, его брови иногда выразительно выгибались, а на губах могла появиться знакомая ухмылка. Но вспоминая их прошлое, Эва не могла поверить и признаться самой себе, что человек, сидящий рядом, другой. Он совершенно не тот, каким Эва его знала. Не тот, кого ненавидела всей душой.
Гул в машине был едва слышимый, музыка играла слишком тихо, чтобы нервировать и беспокоить уставшее сознание. Лёгкое покачивание на поворотах успокаивало, вводило в состояние дрёмы. Именно поэтому, когда моргать стало слишком трудно, — ещё бы: веки налились свинцом из-за пролитых слез, — Эва прикрыла глаза и устало вздохнула, позволив телу расслабиться. Позволив себе погрузиться в такой желанный и нужный сейчас сон.