Always a catch J. C.
Ливерпуль. 10.05.1959
За воротами старого кладбища святого Джеймса сегодня тихо. Хотя, наверное, странно было бы, будь иначе. Но я говорю не о тех странных звуках, что могут нарушать покой усопших и обретших вечный покой в той земле. А также будоражить кровь и нервы тех, кому не повезло их услыхать. Я говорю о том самом гимне скорби, грусти и отчаяния, что в душе человека играет одну и ту же мелодию, но ноты её исполнения у каждого свои. Сегодня же даже таких звуков в обители святого Джеймса слышно не было, лишь ветер шумел в зелёной листве деревьев да цветы яркими пятнами служили маяками средь травы на тех последних обиталищах, что ещё навещают родственники. У одного из таких, со скромной серой могильной плитой без всякой резьбы и вензелей, стояла необычная пара. Молодая стройная чернокожая девушка в элегантном чёрном платье с белой ласточкой воротника и в небольшой шляпке на аккуратно собранных мелких кудрях держала за руку мальчишку лет шести. Его светлые волосы торчали в разные стороны взъерошенным ежом, футболка белая, с растянутым воротом, но видавшая стирку, торчала неаккуратно заправленной в джинсы с вытянутыми коленями. Сам же мальчишка выглядел, будто уличный щенок, недоверчивый, дикий, слегка раздражённый, привыкший к языку силы и отлично знающий уже сейчас, когда и как нужно во время подобных "дебатов" укусить противника побольней. Кожа на костяшках ребёнка была напрочь стёсана от многочисленных драк, под глазом красовался смачный синяк. По всему было видно, что мальчику не нравилось здесь. И это чернокожая леди его привела. Но из уважения мальчик всё же перебарывал своё желание сбежать и держал взрослую за руку. Хоть при этом шмыгал носом и сопел как тот ёж. Девушка же тем временем убрала увядший букет полевых цветов и заменила его на свежий, с другой стороны к выцветшему и потрёпанному плюшевому медведю добавила яркий игрушечный грузовичок. Протёрла запылившуюся надпись:Mary Ann Quinn Constantine 1932 — 1953 * * * Alan Constantine 1953 — 1953 * * * R. I. P.
Мальчик стиснул кулачки. — Тётя Лиз, вы не обязаны. Здесь должен быть папа. А приходите вы. Почему? — Мы в своё время с твоей мамой сдружились. Ходили друг к другу в гости, часто делились рецептами выпечки, придумывали новые. Ты знал, что твоя мама хорошо готовила? Мальчишка лишь шмыгнул носом. — Мэри-Энн была по-своему счастлива. Особенно когда узнала, что у неё будут близнецы. Мы тогда по этому поводу полдня придумывали рецепт "самого вкусного в мире печенья для моих мальчиков". И пили чай. Она так радовалась. Хотя и понимала, что Том подобным новостям рад не будет. — Ваш муж, дядя Джереми, радовался тому, что у вас будет Нейт. Я видел, как он радуется, играя во дворе с ним в мяч. А мой отец днями дома не бывает. А когда приходит, то он вечно больной и злой. И колотит меня постоянно. Он что, маму и меня не любил? Тётя Лиз вздохнула. — Твой отец — военный наёмник, Джонни. Тем более с такими последствиями его работы. После потери руки и того ада, что происходил у него на глазах, он не может жить так, чтобы вокруг было мирно и спокойно. Он лишь может принести тот ад сюда, в свой дом и семью. Я не знаю, малыш, любил ли он Мэри-Энн. Я знаю лишь одно. В день, когда она узнала, что ждёт вас с Аланом, она была самой счастливой женщиной в мире. Словно получила самый желанный подарок на Рождество. А на следующий день она прибежала ко мне вся в слезах. Томас не хотел вас с братом. Он не хотел детей вообще. И они поругались. И больше я той счастливой женщины не видела. Зато часто слышала скандалы и звон битой посуды. И так до мая месяца... Женщина вздохнула. Мальчишка присел и всмотрелся в две одинаковые цифры рядом с именем на надгробии. — Это... мой брат, да? А почему именно Алан? Отец мне о нём ничего не говорил. И почему цифры одинаковые? — Он родился в тот же день, что и ты. Вы были близнецами. "Джонни и Алан Константин", — гордо хвасталась мне именами Мэри-Энн. Просто тогда... было слишком рано. Слишком... Мэри не выдержала. А Алана было уже не спасти. А ты остался жив. Когда Том, как всегда пьяный до полусмерти, в тот вечер вместо приветствия ткнул мне тебя с требованиями накормить — я была рада. Хоть ты выжил. Это было чудо. Ты был чудом, Джон. — А теперь? — Не знаю, малыш. Не знаю... Ладно, давай руку. Твою маму с братом мы проведали — пора и домой. Угощу тебя печеньем. Тем самым. Женщина в чёрном платье протянула руку, белобрысый мальчик шмыгнул носом, взял протянутую ладонь с аккуратным маникюром на тонких пальцах — и они тихо направились к выходу. Но за несколько шагов до поворота вон с аллеи мальчик резко вырвался и стремглав побежал к могиле. Упал там на колени, упёрся лбом в плиту с надписями. — Когда-нибудь, мам, я встречусь с тобой. Обязательно! Я слышу, мам, я знаю ты тут. Я всё сделаю — и мы встретимся. Мама, слышишь? И точно так же, мгновенно, поднялся и, не отряхнув колен, побежал обратно. Лиз, стараясь скрыть слёзы и смешанные чувства, поджала губы, глубоко вздохнула. Протянула подбежавшему Джонни руку — и они уже окончательно направились к выходу, к кованным старым воротам. И всё это время молодая женщина в чёрном, поглощённая своими переживаниями и мыслями, не замечала, что, удаляясь от могилы своей подруги, её сын, маленький Джонни, постоянно прислушивается к чему-то. И часто оглядывается, будто за ним следят.Ливерпуль. 31.08.1961
— Тётя Лиз, откройте! Пожалуйста! Мелко стуча тапочками по полу и стряхивая муку с фартука, Лиз Гамильтон поспешно устремилась к двери. За нею, с большим и набитым под завязку рюкзаком, стоял Джон. Волосы как всегда были в беспорядке, на штанах, явно из подержанного костюма школьной формы, красовалось жирное пятно, вся рубашка была мокрая, от неё тошнотворно несло пивом, рукава и воротник справа телепались на паре чудом уцелевших ниток. Лицо мальчика было красным, губы потрескались и в паре мест, особенно сильно пострадавших от удара, кровоточили. Под правым глазом уже начал наплывать будущий немалый фонарь, Джон непроизвольно тряс головой, похоже было, что ухом с той стороны он не слышит. Помимо глаза у мальчика к тому же было свезено полщеки и лба. Будто его лицом возили по шероховатой стене. — Боже, Джонни! Кто это тебя так? — Том, кто ж ещё. Здравствуйте. Можно войти? Мисис Гамильтон незамедлительно отошла в сторону, освобождая проход. Закрыла за мальчиком дверь. Пока тот медленными шагами, через боль, дотащился до дивана в гостиной, она успела сбегать на кухню за аптечкой. Застала она Джона, снимающего рубашку. Тощенькое тельце, не знавшее загара и вечно скрытое не особо опрятной одеждой, часто висящей мешком, было синим. От побоев. На мальчике живого места не было. На плечах и руках местами виднелись круглые ожоги от сигарет. Некоторые из них — свежие. — Господи, — выдавила из себя Лиз, упала перед мальчиком на колени и заплакала. — Том привёл очередную шалаву в дом. Третью за этот месяц. И что? Естесственно, я ей не понравился. Женщина, сидя на коленях, плакала и обрабатывала многочисленные раны и ссадины мальчишки. — Не говори так. В твоём возрасте ругаться ещё нельзя... — Да пофиг... Я другого языка не слышу. В перерывах между... — скривился Джонни и тряхнул белобрысыми нестриженными кудрями, будто прогоняя туман из головы. Вот и всё, что тут скажешь? Даже возразить нечего. На дворе - времена коммун, клёшей, мира и цветов — а твой собственный алкаш-сосед буквально каждый божий день убивает своими руками своего же сына. А что делаешь ты и твой муж, Лиззи? Сокрушаетесь, за глаза жалеете мальца и делаете погромче запись выступления "Битлз" в Пещере. Да ещё время от времени ты своими руками мажешь йодом и заклеиваешь пластырем очередной след домашнего насилия. Будто это поможет склеить разбитую чашку... Твой собственный сын, сорванец, ровесник этого вот несчастного, сейчас играет за домом. Счастливое и беззаботное дитя, как ни посмотри. Как у всех. Что же случилось с этим миром такого, раз Джону, этому вот чудом уцелевшему после неудачного аборта мальчишке, здоровому и абсолютно полноценному, так достаётся от родного отца? — ... эта дрянь подзаборная обозвала меня крысёнышем! — сквозь зубы и боль процедил злой Джон. — А отец даже не почесался. Этот ублюдок был полностью с ней согласен. От себя добавил тухлую курью ногу мне в лицо, хук в ухо и то, что я "малолетняя мразь и убийца". А потом запустил мной в стену и пошёл с этой блядью наверх. — Ты сбежал? — Лиз не слышала собственного голоса. — Не сбежал. Ушёл. Схватил рюкзак и свалил. Это все мои вещи. Так что я пока что побуду у вас, ладно? А вечером уйду. Так, чтобы этот козёл не увидел куда. Можно? — А пойдёшь-то ты куда, Джонни? Тебе же всего восемь. Может, сначала попробуешь узнать, есть ли у тебя дядя, тётя? Может, еще жива бабушка или дед? — Да без разницы. Лишь бы свалить отсюда. Куда подальше. — Ну, пока ты здесь, тебе бояться нечего. Побудь у нас, времени ещё много. Можешь оставаться столько, сколько пожелаешь. Я и Джереми будем лишь рады, а Нейтон вообще придёт в восторг. Главное, пусть хоть раны с синяками заживут. Я лекарство положила, к вечеру должно чуть подтянуть. А там в школу пойдёшь - будешь как новенький! Устрою тебя в один класс с Нейтом, не бойся, договорюсь! Главное, не спеши, отдыхай. Набирайся сил. — Спасибо вам, тётя Лиз. Вы такая добрая... — Чаю хочешь? Джон прирученным волчонком исподлобья взглянул в лицо женщине и кивнул. "Господи Всемогущий... Он же ещё ребёнок... Столько побоев, боли, унижений... Нейт колено свезёт во дворе — полдня потом ноет. А этот при обработке ран даже не дёрнулся... И обоим — всего по восемь. А какая разница... Боже, милосердный и праведный, хоть ты чем-то помоги этому мальчику. Он не заслужил такой участи". После этого женщина и ребёнок, слишком рано ставший не по годам взрослым, сидели и молча пили травяной чай. В гостиной пахло мятой. После третьей чашки мальчика всё таки сморило, и он попросился спать. Лиз очень обрадовалась этому. Зная крайне крутой нрав соседа, его отношения к сыну и глядя на состояние мальчика, нетрудно было понять, что спокойных снов под своей крышей Джон видел крайне мало. Пусть хоть на диване у соседей поспит по-человечески. Лиз, как истинная заботливая мать, принесла подушку, мягкое одеяло, плед и даже напоила мальчонку тёплым молоком. Джонни молча и без пререканий выпил, зевнул, смешно клацнув зубами в конце, извинился. — Ничего. Сладких снов, Джонни. Спи, малыш, — проворковала молодая хозяйка дома и пригладила непослушные светлые пряди. Мальчишка скрутился в комок, закутался в одеяло по самые уши и засопел. А Лиз, выкинув драные лохмотья, пошла осматривать гардероб Нейтона в поисках его прошлогодней школьной формы. "Джон помельче будет. Нейтон растёт крепышом. Так что форма с прошлого года нам уже ни к чему, Нейт из неё вырос. А Джонни, пожалуй, будет как раз в пору.." Вот за этим занятием на втором этаже дома Гамильтонов хозяйку застал душераздирающий вопль снизу. Ожидая самое худшее, Лиз мысленно поблагодарила сына за увлечение бейсболом, взяла у его кровати биту и стала спускаться вниз. Но крик не повторился. Сосед не явился за сыном, нет. Просто мальчику приснился кошмар. И теперь он весь мокрый, перепуганный и потерянный сидел на диване с широко распахнутыми глазами и старался отдышаться. "Наверное, просто горячечный бред. У него просто температура поднялась," — подумала мисис Гамильтон. Но нет, Джон был холодный. Его трясло от жуткого озноба, и если бы не его состояние шока, он бы уже с головой кутался в одеяло. — Джонни, что случилось? Просто кошмар? Ты не заболел? Может, доктора вызвать? — А? А... Тётя Лиз... Нет, не надо. Я в норме. Всё хорошо. Просто жуть приснилась. Не надо врача, спасибо. Я здоров. И... Я очень... Спасибо вам, в общем. За всё. Но... Лучше пойду я. — Джонни!? — Тётя Лиз, честно. Огромное вам спасибо, что пытаетесь быть для меня теми, чем родные меня обделили. Я очень благодарен, честно. Но... будет лучше, если я просто сейчас уйду. Хорошо? Со мной будет всё в порядке, помните? Я же маме обещал. Обещаю и вам. А теперь пойду я, ладно? Он полез в рюкзак, вынул оттуда мятую футболку, одел и пошёл к двери. Звякнул колокольчик над входом, клацнул замок. Лиз подошла к окну. Джон тяжёлой походкой медленно направился домой.Лос-Анжелес. 17.09.2017
В этот вечер я был самым счастливым подонком, которого вообще можно было себе представить. Я уже почти месяц как выбрался из своей дремучей сельской дыры в колледж. Охренеть достижение! А шиш там, персональной своей заслугой я считал то, что за этот почти месяц я лично остался жив после всего того количества пива, виски и травы, что впихнул в себя за это время. До этого меня, грёбанного Мэта, "черти-б-его-побрали", Баумана, первокурсника, от начала учебного года вусмерть доставшего полобщаги своими выходками и гульбищами, другие полобщаги считали легендой! А теперь, с сегодняшнего дня (да, мазафакеры — всем сосать!) я официально стал солистом студенческой металл-группы "Hellblazer". И после первой в своей истории репетиции нас, четверо отморов с парочкой милашек (включая мою лялю, Элис), как заправских горластых нефоров понесло на самое старое кладбище. Прихватив, естественно, с собой пару паков пива. Честное слово, ещё в дороге я так накидался, что хрен вспомню, что это был за погост, но местечко нарисовалось колоритное. Если сейчас не шибко напрягать мою похмельную память, то вряд ли там можно было сыскать хоть одну могилку, которую бы хоть кто-то посещал. Трава и сухостой шумели у нас на уровне груди, сверху свесили крылья, складки тряпок и скорбящие мордахи искусно вырезанные ангелы, девы и прочие готично-унылые надгробные статуи. От их вида аж блевать хотелось — серьёзно, как с одной натурщицы состругано! Да и хрен с ним. — Мэт, дружище, а напомни-ка мне ещё раз, на кой хер мы припёрлись на сей погост? — повис на моих плечах наш гитарист, Рауль Кастилья. Его тёмное лицо метиса сейчас украшал размазанный белый грим в виде черепа. Из пасти пасло, длинные чёрные патлы нашего Ла Муэрте спутались. — За вдохновением, амиго мио. Будем на живца музу ловить. Ты ж не хочешь до седин играть каверы Мэнсона? — абсолютно честно и по-серьёзному ответил я. — Ну, и почин обмывать. — Ну и кто эту херню придумал? Мэт, бляха, если ты просто побухать хотел в стрёмном месте — я б тебя в парк за колледж отвёл. Нахера сюда "за музой" тащиться? У нас с тобой уже есть, — хохотнул басист, Кобольт. Бритый бугай, больше похожий на скинхэда, под два метра ростом, бессменно таскающий драные джинсы, гриндера и бомбер на голый торс. После чего стрельнул пальцами окурок в ближайшие кусты и звучно хлопнул по заднице свою "детку", Джули. Та же подобный "комплимент" восприняла достойно: с размаху влепила не менее звучную пощёчину своему парню. Тот лишь заржал во всю глотку, взвалил остатки нашего "топлива" на плечо и пошёл вперёд. Ла Муэрте нетвёрдо зашагал за ним следом. Замыкал триумфиальное шествие Гонзо, наш ударник с длинной чёлкой в пол-лица, лестницей подкожных пирсингов от ключиц до скулы, разными глазами миндальной формы (да, он, по ходу, сбежал из Чайнатауна) и в неубиваемых шипастых наушниках. Была ли у него гетерохромия, говорил ли он по-китайски, что за музло слушает и как его реально зовут — никто не знает. Гонзо нетрепливый, зато палками машет как бог. А нам того и надо. И сейчас этот бог продефилировал мимо и ткнул в мою сторону "козу" чёрными облущенными ногтями. Я засмеялся. — Люблю вас, ублюдков. Вот чес'слово, от души! — Иди в жопу! — послышалось дружное пожелание в ответ. После чего старый погост наполнился громким пьяным смехом. — Коть, а что это там впереди? — приобняла меня за талию Элис, кутаясь в позаимствованную с "капитанского" плеча косуху. Свободной рукой она показывала куда-то в сторону. — Странный какой-то склеп, что ли... Ещё и с оградой? Меня что, глючит? Я всмотрелся в то, на что указывала моя милая. Нет, её не глючило. Действительно, ограда, мне где-то по грудь, незатейливая, кованная, с острыми навершиями и деталями на арматурах прутьев. Уже порядком побитая ржавчиной, неухоженная, но целая. Абсолютно все колья ровные и на своих местах. Что странно. И я всё же не мог понять, что ж такого необычного было в склепе за ней. Но что-то было, определённо. — Умничка, лап, — и я нежно чмокнул девушку в подставленную макушку. — Аллё! БАНДА! Павильон на три часа! Туу-сиим! Спустя минут пятнадцать вся наша чудная компашка таращилась на архитектурный ансамбль бухого на всю голову Церители. То, что у меня в отдалении вызвало недоумение, вблизи оказалось пятой стеной в конструкции. Да, это не бред и не белка: усыпальница была построена в пять стен-квадратов, три метра высотой каждая и с наглухо замурованной дверью в одной из них. Стены, кстати, были не совсем ровные, а будто вогнутые внутрь и чем-то напоминали линзы очков. А образовавшиеся углы снаружи впритык примыкали к упомянутой кованной ограде, что шла строго кругом склепа. Вход во двор "пентхауса" как раз закрывала шипастая калитка. — А-а, сцука, — сплюнул в сердцах Ла Муэрте, — Церители был бухой... — Скорее, Гауди, — отозвалась моя Элис. Вот она, прелесть учёбы на архитектора. — Чё? Это тот хрен, что в Барселоне гремучий собор никак не достроит, чтоль? — блеснул познаниями Кобольт. Хрена се, а я думал он только порноактрис по размеру сисек узнавать мастер... Да пофиг. — Ай, блять! Хорош пиздеть! У нас тут хоромы простаивают — а мы лясы точим. Пошли к чуваку в гости! — начал ныть Ла Муэрте и с грацией мешка с дерьмом полез через забор. — Отето ты дыбил, Рауль! А калитка для кого? — галантно окрикнул скалолаза Кобольт и что было дури двинул берцем по замку с ноги. Ржавая железка хрустнула — вход свободен. — Ёба, блять... — выругался Рауль, тряхнул патлами и пошёл обследовать дверь. Кобольт же направился в ближайшие буйноколышущиеся "будуары". То ли проветриться, то ли за арматурой. Остальные небольшим стадом топтались у калитки и сторожили бухло. Я пошёл вдоль забора кругом. Сложный узор с какой-то оккультной (или какой другой) ересью, изрядно напичканной геометрическими кружками, треугольничками и крестами и заключённый в коло символов какой-то хренописи (если б мог это прочесть — я б, наверное, плакал, блин) повторялся на каждой из стен сложным... как там его? Элис же вечно исправляет... барельефом, точно. Включая железную дверь, тут рисунок был вытравлен рельефом, как огромным клеймом. В целом даже красиво, отметил я про себя. Атмосферненько так. Если б не стрёмные готичные языкатые гаргульи на покатой крыше. Скорее интуитивно, чем осознанно, я крикнул чудо-взломщикам у входа: — Э! Делки! Двери не покарёжте! Чтоб хрень эта вся оккультная целая осталась! — А ты чё, в этой теме спец дохера, чтоль? И чё мне будет, если вдруг погну? — подал голос Рауль. Вот же заноза в жопе, вот обязательно надо что-то гавкнуть! — Девчонки давать не будут! Аккуратней дрыном маши! Послышалось дружное ржание и злобные маты Ла Муэрте. — А чтоб тебя... Сука, ты Бауман! Вот чтоб ты знал! Такое другу напророчить, не, ну вы слышали? Ты б сам там хрен не околачивал, а пришёл бы, помог! Резонно. Чем больше народу пинает упомянутую дверцу — тем быстрей она упадёт. А заодно проконтролирую, чтоб всё было на мази. А то вдруг чего... Чтоб потом не говорили, что накаркал... Сказано — сделано, втроём мы таки благополучно и в целости сняли с петель причудливую дверь и торжественно, под свет зажигалок и смартфонов, вошли в обитель усопшего. — Во непрухааа... Это чё за ебола такая? Мы чё, в чёрный храм сатанистов влезли? Не-е, пацаны, если так — то я пошёл. Мои предки сюда из Мексики сбежали не ради того, чтоб меня потом по бабкам и брухо таскать. — А ты чё, патлатый, засцал? — Кобольт хоть и язвил, но арматуру бросать не собирался. Наоборот, всё крепче, до белых костяшек сжимал железный прут на плече. "Ради всего святого, прям как дети. Язвы и желчи — через край, а сами толкаются у входа", — подумал я, вздохнул и прошёл вглубь. Внутри стены были ровные, несмотря на форму снаружи. И даже своей нетрезвой башкой я понял, что сей склеп для каких-то своих целей после постройки сначала использовали живые люди. А уже только потом сюда поселили "жильца" на ПМЖ. Что для меня лично было... дико. Или жутко. Не могу понять. Почувствовал нечто подобное кто-то ещё из присутствующих? Вряд ли, уже бы началось нытьё и недовольство. Но меня не отпускало это липкое чувство, и отрезвляло оно получше минералки утром. Вдоль уходящих вглубь оставшихся стен с обоих сторон от пола шли каменные панели, сплошь испещрённые латынью. И судя по найденным числам, похожим на главы и стихи, это были выдержки из библии. Заканчивались панели на уровне плеч Кобольта карнизами, сплошь заставленными толстыми свечами. Слева от входа — чёрными, справа — белыми. Вверху от них по оставшейся части выбеленных стен шли чёрные стрелы свечной копоти. А вот и причина возмущений Рауля. Я нашёл её на полу. Из каждого образованного строением угла шло по две чёрные линии. А их пересечения рисовали на полу громадную пятиугольную звезду. Мы стояли у её "ног", вершина же уходила вглубь. В центре звезды, в пятиугольнике, на полу в чёрных линиях угадывались очертания хорошо запечатанного люка. Странная форма для погребального саркофага, не находишь, Мэт? Неа, я тогда не находил. Нарой ребята тут хоть коллайдер, хоть сраный Ноев ковчег (хотя вот с этим был бы вопрос), хоть золото третьего рейха — я б точно не удивился, даже бровью бы не повёл. А саркофаг формы не такой, как у людей, да ещё и в звезде — пф! Может, мы вломились в гости к какому-то богатею-параноику, я там знаю? — Давайте свечи зажжём, светлее будет, — предложила Джули и забрала у Гонзо зажигалку. Кобольт хмыкнул и стал чиркать крикетом у чёрных свечей. Его девушка и Ла Муэрте пошли зажигать белые. Я прошёл дальше и стал помогать Элис. Через десять минут мы сидели друг напротив друга, травили байки и пили пиво. Очень напоминало атмосферу детского сериала "Боишься ли ты темноты?". Только без костра, леса и порошка из спецнабора спецэффектов. Каюсь, я тащился от историй "Общества полуночников" с очкариком во главе, когда был малой. Даже хотел нечто подобное основать у себя за фермой. Но всё получилось уныло, не выгорело моё общество. А я открыл для себя "Байки из склепа". И понеслось. В результате я сижу тут, с друзьями, потягиваю баночное говняное пойло, на коленях спит моя девочка. А на дворе кладбище, кресты и глубокая ночь. Детская мечта сбылась, ещё и с лихвой? Пусть так, я рад. Тем временем истории становились всё проще, "заплетык языкался" всё сильней, а неприкрытые зевки всё шире. Пора было валить по койкам. В общагу соваться было уже поздно, решили переконтоваться до утра в кофейне семьи Рауля, на диванах. Вроде уже всё выяснили, как тут оживился скиняра. — Пацаны, вечер был отпадный, я хочу себе трофей. На память, — и схватился за полюбившийся прут. — Тебе чё, железки мало, чтоль? Убери, с ней в зал не пущу. — Да ща я этим ломиком эту крышечку, лёгонько... Загляну внутрь, цапну каждому по сувенирчику — и пойдём спатки. Вы пробовали тормознуть Кин Конга, увидевшего Эмпайр-стейт-билдинг? Вот и я о том же. Каков же был облом, когда вместо гроба с истлевшим дворянином, обложенным драгоценными цацками по самое не балуй, нашему взору предстала вполне себе современная, обычная мраморная урна для кремации, обложенная с трёх сторон на равном удалении стопкой рукописных тетрадей в кожаном переплёте с длинным ремешком-обмоткой, дорогая золочёная зиппо с крестом на корпусе и блоком сигарет Marlboro. Судя по тому, что Гонзо даже и не рыпнулся заглянуть под крышку "саркофага" в полу, Кобольт шустро сцапал блок, Раулю досталась моднявая зажигалка, а мне — чтиво. Ну что ж, титул "главного ботана в косухе" мне обеспечен. Разобрав подарки и "прикрыв камнем пещеру Христа" (или Аладдина, нужное подчеркнуть), мы под тупые шутки Рауля направились в кафе. А меня никак не покидало ощущение, что и этот склеп, и эта вечеринка ещё вылезет нам боком.Лос-Анжелес. 20.09.2017
Ну охренеть! Вот честное слово, я бы в жизни своей не поверил, что всё говно, происходящее в социуме, может взять и вылезти в одном месте, разом и в один чётко определённый день. "Так не бывает, глупый Мэт Бауман, это фантастика!" Да хрена с два! Обломитесь! — кричал бы я подобным скептикам в их рожи, скажи они мне нечто подобное сейчас. Сегодня все занятия отменили. Всему колледжу. Вот только не радуется никто, все ходят как в воду опущенные. И стараются чёрное одеть, что студенты, что преподы. А мне с утра принесли записку и "трофей" Ла Муэрте, ту самую зажигалку. "Сука ты, Бауман, — говорилось в записке, — везучая, мать твою, сука. Всё у тебя прекрасно, и девушка любимая есть, и с учёбой ладится, и пошёл куда хотел. И предки у тебя — не козлы. И пальцем никто у виска за твоей спиной не крутит. Мол, вон идёт мексиканский шизик, с духами он типа общается. Чё, амиго, мескаля обожрался? Твоя семейка Адамсов тебя за верблюда держит? Дома, в Мехико, было тяжко. Много крови на улицах, много смертей, много неупокоенных. И я малой, не понимал, что к чему. Теперь-то я понимаю, да поздно. За мной пришли, я слышу шёпот и голоса. Это всё, допрыгался ты, Ла Муэрте. Так что, амиго мио, как ты любил говорить, в память о себе оставляю свой трофей. Носи, счастливый Бауман, и помни сраного патлатого шизика Рауля Кастилью. А будешь в Мехико, походи по монастырям, поищи, кто такая Аня Флин. Найдёшь — дай знать, ей привет передают.чёртов ублюдок Ла Муэрте"
Самого же Рауля сегодня утром нашли в его комнате. Повисшим на багете шторы-ширмы. Соседа Ла Муэрте так достали постеры, усилки и шнуры в комнате, что свою вылизанную половину он в буквальном смысле отделил, протянув от входа до стены напротив трубу, служащую багетом для толстой непрозрачной ткани. Теперь же эта ткань была аккуратно собрана, большая часть трубы блестела нержавеющим боком на солнышке, а на ней на совесть закреплена петля из гитарного ремня Рауля. Вот в таком виде металлиста и нашёл его сосед, вернувшись с утренней пробежки. И вот теперь по дорожкам студгородка пачками ходят копы с блокнотами, у общаги торчит карета коронера, на ступеньках учебного корпуса кучка активистов со студсовета обрывает интернет в поисках фото Рауля "без боевой раскраски"... Короче, движняк пошёл, все при делах. А я вот сижу у себя в комнате, на кровати, как неприкаянный и клацаю золочённой зиппо. Вот же лажа! В дверь постучали. — Не заперто, входите! Вошли двое, один — насколько я вспомнил — глава охраны колледжа. Второй был не из наших и уж слишком походил на инспектора, хоть и стоял в джинсах, футболке неопределённого цвета и кожаной куртке вместо формы. — Здравствуйте, я — инспектор Леснер, — представился вошедший в куртке, небрежно отодвинул в сторону полу и ткнул в значок на поясе. Ну таки да, говнометр мой всё же исправен и работает в прежнем режиме, на опережение. — Ага, — рассеянно ответил я на дежурное приветствие, теребя в руках завещанное. Главу охраны передёрнуло. — Пришли о Рауле расспрашивать? Узнавать детали, "собирать картинку"? Я в курсе, Шерлока смотрел. — Ага, — вернул мне мой же тон инспектор, садясь на стул у дальней стены и вынимая блокнот из-за пазухи. — Раз ты у нас сообразительный, тогда сразу к делу. Всё общежитие в унисон твердит, что вы были друзья не разлей вода, хоть и те ещё, цитирую: "занозы в жопе". И вот что странно, свидетели утверждают, что этот гот везде ходил с размалёванным лицом, вроде грима в виде черепа. — То, что рожу вечно малевал — это да, факт. А про детали я не в курсе. Разные специальности, разные предметы. Пересекались мы с ним лишь вне занятий. — Бауман, не дерзи! — попытался выставить грудь колесом начальник охраны, здоровенный любитель нагетсов с одышкой и не истекающей "парой месяцев до пенсии". Леснер же был спокоен. — Я серьёзно. Члены вашего студсовета уже во всю занялись рытьём информации о Кастилье. Мои ресурсы куда более обширнее. Я уже знаю, что тебя с ним помимо статуса проблемного студента объединяет тот факт, что вы оба были в составе рок-группы в этом колледже... — И что? Группа распалась, не успев толком собраться. Да и гитарист из Ла Муэрте был так себе, откровенно говоря... — Да какая разница. Студенты хотят устроить нечто вроде прощального вечера. Я криво усмехнулся. Активисты как стервятники, вечно суют свой нос туда, куда не просят. И всё ради того, чтоб выпендриться, устроить показательный фарс. — Ну, удачи им в этом нелёгком занятии. Обломятся на входе. Инспектор вскинул бровь. — Что, уже наверняка скулят, цитирую: "Бли-ин, вот урод, не мог хоть какую-то фотку без своего грима сделать? Вот же ж сраный гот!" А, инспектор? У того вдруг зачесалась макушка. Прав был я, и знали мы это оба. — Ну, есть такое... А что? — А то... Кастилья хоть и урод был, как по мнению других, но жизнь он любил слишком сильно. И ещё он суеверный был до тошнотиков. Всяких духов уважал, часто мог на кладбища ходить. Говорил, что в гости, "чтоб те не скучали". Я тоже одно время думал, что он того, с прибабахом. Но потом смирился. Чудил он сам по себе, никого особо не трогал... А может, он так предкам мозг выносил, чтоб они от него со своей кофейней отвязались. Они ж эмигранты, из Мексики, а так быстро раскрутились, семейный бизнес обустроили. И на сына давили, мол, сиди тихо и не шебурши, много тебе знать не надо. И послали его сюда, учиться на юриста. Чтоб буквой местного закона другие буквы бить. Добились, блин, что сказать... — О, так это ваша бравая компашка несколько дней назад на местном погосте "в гости" в склеп сходила? — А что, уже родственнички жалуются? — Нет. Просто детали уточняю. На всякий случай, вдруг таки заявятся... — А, да. Были мы в том склепе, каюсь. Если вас устроит, готов помочь в восстановительных работах... — Да не суть пока. Что-то оттуда унесли? — Ага. Блок сигарет, старые тетрадки и это, — и я сунул инспектору зиппо с листочком. — Опа, предсмертная записка... Тебе трофей оставили? Хорошо, — зажигалка вновь ко мне вернулась. — А писульку я забираю. Как вещдок. — Да на здоровье. Что-то ещё? — Благодарен за сотрудничество, мистер Бауман. Искренне соболезную и сожалею, что мы так познакомились. Если в дальнейшем вспомните ещё какие-то детали или будет что-то серьёзное происходить — звоните, — и инспектор протянул визитку с координатами. Сам же встал, поправил куртку и двинулся из комнаты в коридор, о чём-то разговаривая с местным пузатым цербером. — Вот же ж блять! Да лучше бы Рауль был жив и я б тебя вообще не видел! — со злости крикнул я запертой двери и сунул зажигалку в карман. И на кой ляд Ла Муэрте оставил зажигалку мне? Я ж вообще-то не курю, и он об этом знал. Вон, лучше бы Кобольту сбагрил, тот бы даже спасибо сказал. А то ходит по общаге крикеты стреляет... Хотя того и стреляет, что свои вечно где-то сеет... Жаль было бы, красивая, зараза... С другой стороны, с какого перепугу идиот не выкинул зажигалку ещё по дороге с погоста? Ели он был такой повёрнутый на сверхъестественной мудятине, на фига красился как Йорик и до последнего таскал вещь из могилы? При чём вообще его внешний вид и исповедь в письме про духов, призраков и всякое такое? Да что вообще тут происходит? И главное, на кой хер меня всё это парить должно? И почему оно парит? В общем, белых пятен в понимании происходящего — писанная торба, надо было хоть с чего-то начинать. И я полез в интернет, мучать Google тупыми вопросами. В строке вбил "грим череп". Ну, результаты предсказуемы — куча страшных бухих фото с Хэллоуинов уличных разных годов, не такие страшные фото с Хэллоуинов корпоративных, совсем юзабельные изображения с тематических фотосессий, отретушированные и вылизанные, хоть на рабочий стол ставь. А ещё куча рисованных картинок, обоев на комп и раскиданные в этом потоке логотипы с черепочками и афиши разнообразных метал-групп. Так, ладно, это по поиску картинок, а что нам выдаёт общий поиск? Тоже вполне традиционно: названия тех самых групп с афиш, расписания их концертов, Хэллоуин, мастер-классы, челенджи, флэшмобы... Опа, а что за Калавера? Звучит по-мексикански... Да, спорить о гениальности и оригинальности своего решения не буду. Википедия для студента — всё. И как оказывается не только для учёбы. Итак!.. "Калавера — мексиканский символ Дня мертвых. Это слово может означать целый ряд изделий, ассоциированных с праздником. Сахарные Калавера — кондитерское изделие, используемое для украшения алтарей и употребляется в пищу во время празднования". И как пример — красочные изображения маленьких сахарных разукрашенных черепочков и печенек в виде гробиков. Мило. Я нашёл символы мексиканского Хэллоуина. НО! По данным той же самой всезнающей "тёти Вики" мексиканский День мёртвых празднуется первые два дня ноября и корнями своими уходит к ацтекам. А вот там всё вообще было весело, особенно с семейными реликвиями, частными алтарями, реальными черепами предков и тэ дэ. И судя по тому, что я прочитал, живые действительно красили свои моськи под Йорика, чтоб пришлым умершим родственникам на празднике не было грустно и обидно. Ок, ладно. А на хрена тогда так каждый божий день мазался Ла Муэрте? Предположим, с малых ногтей Рауль мог видеть неупокоенных духов и призраков. Коих по улицам лихой Мексики благодаря разборкам и революциям ныне шляется великое множество. Допустим, его родители сначала думали, что постоянные истерики их сынишки — просто чудачества. Пока в один прекрасный день не задолбались стирать из-под него простыни. А местный колдун не объяснил что к чему и не посоветовал малому красить моську под скелетика. Типа чтоб демоны не нападали, так что ли? И вроде всё было чудно ровно до той пьянки в склепе. Рауль стянул что-то ценное, что было захоронено под кучей свечей, звёзд, кругов и прочей оккультной херни. И после этого рисованная моська от гостей "с той стороны" уже не спасала. И за одним из них он пошёл следом, в петлю. Выходит, так? Мэтти, дружище, постой. Ты хоть себя со стороны слышишь? Вот на кой ты думаешь о такой хрени, ищешь варианты, скрытые смыслы... А толку? Ла Муэрте мёртв, всё. И он — один из трёх обладателей могильными трофеями. Кто следующий? И будет ли этот следующий? Почему тебя больше интересует его размаляканная харя, чем возможная угроза? Ведь изначально склеп какой-то ненормальный был, надо было головой тогда думать, а не двери с петель сшибать. И вообще, лучше б ты за учёбу думал так же рьяно, как за всякие эти... праздники... Хренов Шерлок... Услышь твою версию суицида тот же Леснер или хоть кто-то из здешних преподов — да тебя в психушку под фанфары запрут! Поехал мальчик, скажут, мозгами своими зелёными, пропитыми да неокрепшими. И поделом, не фиг по кладбищам склепы вскрывать! Но всё таки прав ли я? Как ни посмотри, а хорошо было бы, чтоб как в Хогвардтсе, хопа — и у тебя под рукой целая толпа тех, кто в курсе про духов и магию, кто умеет делать всякие штуки, верит в чародеев и колдунов. И с кем можно поговорить на подобные темы, не боясь санитаров и рубахи с длинными рукавами. Или... всё же есть? Вдруг у меня всё же есть нечто полезное? Я ещё раз достал из-под кровати тетрадь в кожаном переплёте, верхнюю со стопки. Вчера вечером тоже доставал её, но так и не решился начать читать. Лишь подпись глянул. Оформленно неаккуратно, с первой же страницы начинается текст. Личность хозяина выдавала оставленная в кожаной обложке визитка. Белый бумажный прямоугольник гласил:Джон Константин
экзорцист, демонолог и магистр Тёмных искусств
"Магистр" был нервно перечёркнут, и сверху красовалась рукописная надпись "полный лапоть". А внизу, под всеми этими регалиями и исправлениями тоже от руки добавлено:[а ещё маг-детектив и трепло]