Незнание химии не освобождает от контрольной.

      Новый учебный год наступил быстро. Лето закончилось, казалось, ещё даже не начавшись. И, наконец, лицей наплыл, словно грозовая туча, которая таит в себе много нового: проливной дождь в лице бесконечных контрольных, ужасающую грозу разгневанного Зевса в виде множества проблем на почве неуспеваемости из-за кучи новой информации и умственной нагрузки, и, конечно же, подготовку к новым экзаменам.       Монпарнас, вскочивший от резкого звонка будильника, чуть было не упал с кровати. В этом году его будильник был ещё громче и ещё больше раздражал. Пьер был достаточно умён, чтобы понять, что лицей — следующая ступень после колледжа — это нечно другое, и что в лицее нужно приложить максимальные усилия для достижения своих мечт в плане учёбы в институте, и в дальнейшем на работе, ведь на улице оставаться не хочется никому.       Нехотя Монпарнас всё же встал с кровати, потом чуть посидел, протёр глаза и начал собираться. Джинсы, футболки и различные побрякушки теперь вступали в полную силу, ведь в лицее нет дресс-кода: туда можно хоть в трусах прийти и никто ничего не скажет. От этих мыслей Пьеру становилось легче, ведь его так заебал этот колледж со своими нормами: в том не ходи, это не обувай, причёску попроще и так далее. Что говорить о различных бодимодификациях, то... ничего! В колледже это было запрещено.       Одевшись и сделав укладку, Пьер, как всегда не позавтракав, взял свой рюкзак и отправился на учёбу. На этот раз он решил не опаздывать и вышел из дома за полчаса до начала занятий. Лёгкой походкой Монпарнас шёл по улице. Среди людей были в основном взрослые, спешащие на работу или погружающиеся в машину; кто-то из них был вместе с детьми, которых надо было отвезти в школу. Встречались такие же подростки, как и он сам, идущие на учебу в колледж или в лицей. Утром было светло и свежо, несмотря на оставшуюся от лета жару. Солнце пробивалось лучами через слегка колышущиеся листики ещё зелёных деревьев. Монпарнас смотрел по сторонам, наслаждаясь этим утром, и увидел впереди себя кошечку, гревшуюся на травке под солнышком. Такая пушистая, с чёрной шерстью с белыми пятнами, милая кошечка, плавно переворачиваясь с одного бока на другой, вытянув свои пушистые лапки и прищурив глазки, наслаждалась темплом. Дойдя до неё, Пьер присел на корточки и медленно протянул руку; кошка перестала двигаться и открыла глаза, а затем принялась обнюхивать Монпарнаса. Признав Пьера, кошка дала себя погладить по пушистой головке и даже почесать за ушком. Пьер улыбался. Но пришлось прервать всё это, ведь время не резиновое. Пьер встал, и кошка посмотрела на него своими жёлтыми фосфорическими глазами и мяукнула.       — Прости, котейка, — сказал Монпарнас, помахал ей рукой и пошёл дальше.       Несмотря на то, что новый учебный год наваливался на него снежным комом, состоящим из проблем и переживаний в связи с первым учебным днём, у Монпарнаса было сегодня очень хорошее настроение. Он с нетерпением ждал встречи со своими друзьями, которых не видел весь последний месяц лета. Все разъехались и разлетелись кто куда. Но больше всего Пьер скучал по своему лучшему другу Жильберу и по Жану Пруверу. Жаль, что Жеан теперь не будет вести у них уроки французского и литературы.       Дойдя до лицея, Пьер отправился в кабинет химии, где у них должен быть классный час а-ля знакомство с новым классным руководителем. Хотя казалось бы, Комбефера могли не знать только те, кто вообще колледж не посещал. Лицей же представлял из себя совершенно другой корпус, новую необследованную территорию. Неужели Комбефер отдал кому-то свой прежний чистый и аккуратный кабинет, который находится в другом корпусе? Уму непостижимо.       Заглянув в кабинет, Монпарнас увидел, что кто-то там уже сидел и ждал преподавателя. Готовый уже войти, Монпарнас услышал, как кто-то бежит позади и кричит ему.       — Пье-е-ер! — Это был, конечно, Жильбер, несущийся к нему со всех ног, расставив руки в стороны. — Лови меня, Пьер!       Монпарнас успел только широко раскрыть глаза, как Жильбер уже запрыгнул на него, обняв всеми руками и ногами. Они в месте благополучно упали, но это никого не разозлило и не расстроило. Оба крепко обнимали друг друга, валяясь на полу и радостно смеясь.       Выразив всю свою любовь, оба всё-таки встали и вошли в кабинет, сев за последнюю парту.       — Ну ты как? — Тут же начал Курфейрак с явным нетерпением. — Я так соскучился! По тебе и по всем остальным!       — Да всё хорошо, — ответил Пьер. — А ты как? Ты же вроде с Комбефером куда-то летал? — Хитро улыбнулся он, пристально глядя в глаза другу.       — А-а-а, да. Мы были сначала в Италии, потом поехали в Австрию в Альпы, — начал хвастаться Курфейрак.       — А что, вы одни ездили? Без твоих родаков?       — Ну да, — кивнул Жильбер.       — Они тебя отпустили со взрослым мужиком в чужую страну? — Негодовал Пьер.       — Ну вообще-то Антуан лучший друг моей мамы и она ему доверяет. Хотя на самом деле они с папой сами куда-то свалили, а мне деньги на карту скидывали, типа тоже куда-нибудь слетать, — продолжал хвастаться Курфейрак. — Ну и я подумал: «Ну а хули я полечу куда-то один в незнакомую страну?» Хотя Италия мне и так знакома. А вот Австрия... Бля, австрийцы такие угарные, — хихикнул Жильбер. — А ты где был?       — Дома чиллил, иногда гулял, — ответил Пьер с некоторой грустью.       — Один?       — Ну... нет... — заулыбался Пьер. — С Певичкой. — Монпарнас вдруг покраснел и перевёл взгляд куда-то в сторону.       — Вы что, встречаетесь?! — Теперь уже Жильбер хитро улыбался.       — Ну типа того... Ну я не знаю ещё. Отстань, — ещё сильнее раскраснелся Монпарнас.       — И вообще? Хули ты мне ничего не написал? Мы бы втроём в Италию полетели, — вдруг возмутился Жильбер с небольшой обидой.       — Ну, я не хотел навязываться и быть третьим лишним...       В кабинет вдруг вошёл Комбефер и все встали.       — Ита-а-ак! — Комбефер весь сиял и улыбался во все тридцать два. — Вижу знакомые лица, мои вы хорошие. И много лиц, перешедших к нам из других колледжей. Давайте знакомиться, — учитель подошёл к доске и начал писать своё имя. — Меня зовут Антуан Комбефер. Я теперь ваш классный руководитель. Для тех, кто выбрал факультет химбио — я буду вести у вас... абсолютно всё! Хотя, нет. Точнее, не всегда. В какие-то дни будет другой преподаватель, — Комбефер вдруг резко сменил манеру речи. — Короче, не хочу сам в этом разбираться, тут какая-то сложная система получается. Отстаньте, — протараторил он. — Так вот, я имел в виду химию с биологией, которые разделены на отдельные предметы типа органики, неорганики, биоорганики, генетики, молекулярной биологии — всё это отдельные предметы. А чего вы удивляетесь? Да, да, да, это всё отдельные дисциплины, сами выбрали.       — Да мы технари просто, — сказал кто-то из ахнувших.       — А, ну всё понятно с вами, — махнул на них химик. — Ну и учите свою математику, понятно?       Новые лица никак не отреагировали на выходку их преподавателя, но были слышны негромкие смешки, как будто кто-то чихнул.       — Так, посмеялись и хватит. Между прочим, у технарей я тоже буду вести химию и биологию, но только базу. Химикам на базу можно не ходить, кстати, — химики облегчённо выдохнули. — Так, вроде бы всё по этому поводу сказал, — Комбефер погладил свои усы. — Следующее... В лицее с этого года восьмибалльная система оценивания. Вот. Так, ещё... Сегодня у химиков следующие три урока: генетика, экология и органика, у технарей — дискретная математика, ядерная физика, французский и биология обыкновенная. — Класс снова хихикнул.       — Еба-а-ать... — обречённо шепнул Монпарнас. — Прости Господи...       — Чего такое? — шёпотом спросил Курфейрак.       — У меня будет пятый урок блять... — Монпарнас положил голову на парту.       — Хочешь, я с тобой посижу? Антуан всё равно не даст мне уйти раньше него.       — Ты настоящий бро, — Монпарнас посмотрел на него, как на героя. — А что делать, если я физику не понимаю, а тут ещё и ядерная?       — Ты же технарь.       — Я хоро... Я пиздато знаю математику, но физика...       Пока Жильбер выслушивал нытьё Пьера о том, что тот не знает физику, то краем глаза заметил, что на него смотрят двое его новых одноклассников, видимо пришедших из другого колледжа, и тыкают в него пальцем. Жильбер посмотрел на них нахмурившись, так что те заметили и быстро отвернулись. Курфейрак, пропуская мимо ушей болтовню Монпарнаса и щебетание Комбефера о плюсах химии и минусах гомофобии где-то на фоне, сначала подумал, что эти двое себе такое позволяют: сидят и обсуждают самого Жильбера Курфейрака. Он уже было начал выстраивать в голове возможные способы, как бы преподать урок этим двум придуркам, — так он назвал их у себя в голове, — что с ним великим, с элитой, лучше не иметь враждебных отношений. Но тут же на смену высокомерному и эгоистичному Жильберу пришла другая его личность, более приземлённая. Проще говоря, Жильбер сменил свою точку зрения очень быстро, решив, что он просто ошибся и что на этих идиотов можно не обращать внимание.       — А теперь давайте выберем старосту химиков, — продолжал распинаться Комбефер, чтобы потянуть время. — Кто хочет?       Жильбер тут же вскочил с места, гордо выпрямившись и растянувшись в хитрой улыбке. Для него было не суть важно, о чём идёт речь: если нужно было где-то принять хоть какое-то участие, он тут же решал баллотироваться.       — Так и думал, — улыбнулся Комбефер. — Жильбер, давай лучше дадим проявить себя новеньким?       Жильбер вдруг немного ссутулился и сделал ошарашенное лицо, будто после пощёчины, только без красного отпечатка ладони. Комбефер никогда ему ни в чём не отказывал. Ему вообще мало кто в чём-то отказывал.       Курфейрак решил продемонстрировать свою гордость, громко плюхнулся на стул и опустил руки так, что они с грохотом упали на парту. Комбефер это проигнорировал, даже не взглянув на Курфейрака, и продолжил вопрос о том, кто же хочет быть старостой.       — Пидорас... — пробурчал себе под нос Жильбер.       — Да ладно тебе. Не везде же быть тебе первым, — решил успокоить его Пьер.       — Я знаю, но... бля, он даже... блять, всё! — продолжал психовать Жильбер, скрестив руки на груди.       Выяснилось, что управлять химиками будет их новая одноклассница, которую они тоже не видели в колледже. Жильбер внезапно осознал, что очень разозлился от этой новости, и, сам не понимая почему, почувствовал жгучую ревность, из-за которой ему хотелось просто встать и уйти. Сердце билось с бешеной скоростью, казалось, что оно сейчас остановится, а горло сильно сдавило. Жильбер, конечно, был очень ревнивым и жутким собственником, но именно сейчас он понял, насколько сильно эти качества пустили в нём корни. Его мышцы напряглись, руки были всё так же скрещены, он зажмурился и попытался прекратить этот процесс воспламенения, успокаивая себя.       «Придурок, успокойся, она же тёлка, а Антуан гей...» — говорил он сам себе.       Курфейрак вдруг вышел из транса.       — Хорошо. Проверим, на что ты способен, — сказал преподаватель. Пьер сел на место.       — Анж бы в жизни ни за что не поверил, что я в классе у Антуана староста технарей, — гордо произнёс Монпарнас.       — Молодец, — попытался натянуть улыбку Курфейрак.       — Ну ебать, не расстраивайся, — ещё раз попробовал успокоить его Монпарнас, но Курфейрак всё продолжал улыбаться, чтобы Пьер не думал, что ему грустно. — Бля, нахуй тебе этот статус старосты, когда ты вообще с преподом ебёшься?       Курфейрак вдруг засмеялся в голос, но тут же опомнился и притих.       — Да, ты прав. Действительно, — Жильбер всё ещё пытался успокоиться от этого приступа смеха.       — Слушай, а ты ведь реально можешь не ходить в лицей, а на оценки насасывать... — задумался Пьер.       — Да, только вот когда я стану врачом, пациенту я здоровье не насосу.       — Но всё же... — прищурился Пьер. — Подумай, что ты упускаешь.       — Но знаешь, ты прав, — Курфейрак нервно крутил ручку между пальцами. — Но всё же, я не хочу пропускать уроки... — смотря на ручку, он невольно улыбнулся, а потом перевёл взгляд на Пьера, который вот-вот хотел что-то сказать, но Жильбер не закончил свою фразу. — Вне учёбы мы с тобой не так часто видимся.       Всё оставшееся до звонка время Комбефер продолжал объяснять что-то про учебу в лицее, параллельно рассказывая байки о том, как он учился в своё время. Курфейрак его совсем не слушал. Вместо этого он погрузился в какой-то непонятный транс: рассматривал кабинет, сравнивая его с тем, который был у Антуана в колледже, анализировал лица новых одноклассников. К слову, в новом классе Жильбер знал из двадцати восьми, не считая себя самого, только шесть человек: Пьера и Стефана, которого он только сейчас заметил, а остальные четверо раньше учились в параллельном классе. С этими шестью одноклассниками Жильбер никогда не имел никаких конфликтов. Но остальных двадцать двух он видел в первый раз в жизни и, соответственно, не имел ни малейшего понятия о том, что они из себя представляют, так как был склонен опираться на суждение о людях по внешнему виду. Поэтому он рассматривал каждого незнакомца, мысленно составляя его характеристику у себя в голове и, на всякий случай, начиная ненавидеть. У него всегда так получалось при знакомстве с кем-то — сначала относится с недоверием, а потом, в ходе долгого общения, решает, приятен ему этот человек или нет. Но даже если человек всё-таки оказывался ему неприятен, он всё равно мог оказаться ему полезен, и тогда Курфейрак всё же продолжал общаться с ним, всячески уворачиваясь от пуль ответственности и не принимая во внимание то, что «другу нужно помогать в беде». В новой, совершенно незнакомой обстановке Жильбер как-то неосознанно потерял свой образ дружелюбного и харизматичного парня с блистательным чувством юмора, который может найти общий язык абсолютно с каждым; с которым не соскучишься, которого все любят, ведь раньше так и было. Все, кто его знал, были от него без ума и падали в обморок от одной его улыбки. А вот новенькие, с кем он не был знаком, всегда делились на два лагеря: те, кто восхищался его харизмой и талантом разговорить абсолютно любого, и те, кто косо на него смотрел. Но, несмотря на все эти вышеописанные качества, к новым людям в своём кругу общения Курфейрак обычно начинал относиться предвзято. В каком-то понимании он был олицетворением изящного лицемерия и эгоизма, так как очень любил внимание к своей персоне. Изящного, потому что он был настолько хорош в этом, что если бы лицемерие было искусством, у Курфейрака был бы к нему талант. Даже с Грантером он не сразу начал действительно дружить, не думая о чём-то плохом в отношении него. Даже его возлюбленный Комбефер по началу в его глазах был мразью и извращенцем, а теперь они вместе и любят друг друга. И об этих чертах Жильбера, которые с глубокого детства пускали свои корни в его сердце, знал только Монпарнас. Пьер, кстати, был единственным, кто стал лучшим другом Жильбера почти сразу после знакомства. Курфейрак тайно ненавидел абсолютно всех, и его снисхождение получили только избранные в лицах, конечно же, Комбефера, Монпарнаса, Грантера и так далее. Они с Монпарнасом были очень друг на друга похожи в этом плане, только Монпарнас всегда говорил прямо, если кто-то не проходил у него фейсконтроль.       Короче говоря, Курфейрак новых одноклассников невзлюбил буквально с первого взгляда.       До конца классного часа оставалось ещё 20 минут. Говорить было не о чем, а презентовать себя Антуану было лень; новенькие, если что, спросят у Курфейрака, какой учитель хороший, или спросят у Монпарнаса, какой он отвратительный и ставит нули. В итоге Комбефер решил всех выгнать, оставив в кабинете только Курфейрака.       Жильбер остался сидеть на своём нагретом собственным задом месте, а Антуан был за учительским столом на другом конце кабинета и что-то записывал. Жильбер надменно смотрел на химика, не сводя с него глаз и надув губы.       — Ну чего ты сидишь? — Не отрываясь от записей, спросил Антуан.       — Хочу и сижу, — съязвил Жильбер.       — Так, пошли. — Комбефер закончил писать и направился в лаборантскую, куда должен был за ним последовать Курфейрак.       Закрыв за собой дверь в лаборантскую, Курфейрак снова встал в позу, ожидая, пока Комбефер сложит по местам все свои бумажки и обратит на него внимание.       — Ну ты что, зай? — Подошёл к нему Антуан, улыбаясь.       — Я тебе не зай, — продолжал выпендриваться Жильбер.       — Ну а кто ты? — учитель нагнулся к нему. — Хуй-са-сай? — и потискал за щёку.       От этих слов у Жильбера свело всё лицо. Он пытался выглядеть грозно и неприступно, но всё же смех вырвался наружу.       — Иди нахуй! — Смеялся Курфейрак, прикрыв рот рукой.       — Ты такой милый, когда злишься, — Комбефер продолжал теребить щёку Курфейрака, как будто тому было три года. Жильбер закатил глаза, громко цокнув. — Я прямо вижу, как ты хочешь меня ударить. Я представляю, как ты бьёшь меня своими малюсенькими ручками и это так забавно, — сказал химик, продемонстрировав то, как это выглядело в его воображении.       Жильбер продолжал сохранять хладнокровие.       — Да перестань ты на меня так смотреть! — Не выдержал Комбефер. — Давай не обижайся. Вспомни мордочки морских свинок. Как ты там говорил? Глупые, но милые мордочки.       — Я не обижаюсь.       — Ну а чего ты напыжился? Надулся, как хомяк: лапки сложил и надулся... — Антуан пытался вывести Жильбера хотя бы на улыбку. — Будто сейчас... пукнешь. Или уже.       Курфейрак не выдержал и всё-таки улыбнулся, но в душе он наверное умер от смеха, потому что на глазах у него появились слёзы. Он направился к креслу за рабочим столом и уселся в нём, закинув одну ногу на подлокотник.       — Зачем ты меня позвал? — Спросил Жильбер. — Я тебе сосать не собираюсь.       — Ой, да куда ты денешься? — Фыркнул Антуан, доставая что-то из ящика в столе. — Ну не обижайся на меня, котик, — продолжил он уже более спокойно, а потом подошёл к Жильберу и сел перед ним на корточки, — ну пожалуйста, — положил подбородок ему на колено и, смотря на него щенячьим взглядом, положил шоколадку себе на голову, чтобы Курфейрак её взял.       — Ну ты чего, бли-и-ин, — смущённо засмеялся Жильбер. — Ну ладно, ладно, — Курфейрак забрал шоколадку, а затем без церемоний открыл её и начал есть, на что Антуан довольно улыбнулся. — И вообще, ты забыл... я не котик.       — А кто? Морская свинка? — Антуан разговаривал с Жильбером как с ребёнком.       — Нет, морской свинкой я был в Италии. Вспоминай.       — Ящер? Это звучит не так мило.       — А по-моему они очень даже милые.

«Olympus»

Hercule: НУ ЧТО ДЕВАЧКИ МОИ ХОРОШИЕ МОИ ДОРОГИЕ РАССКАЗЫВАЙТЕ КАК ВАШ ПЕРВЫЙ ЁБАНЫЙ ДЕНЬ В ЁБАНОМ ЛИЦЕЕ Hercule: Как там еще было Hermès: Сексуальные писечки Hercule: Благадарю Ares: Я СТАРОСТА У ТЕХНАРИКОВ Ares: ЭТО ПИЗДЕЦ Dionysos: Бля я хочу обратно Dionysos: Мне здесь не нравится ц Méduse: А мне наоборот Pygmalion: Поч тебе не нравится? Dionysos: ДА БЛЯ ПИЗДЕЦ Dionysos: Я СИЖУ С КАКОЙ-ТО ТЕЛКОЙ ПИЗДЕЦ Dionysos: ОНА БЛЯТЬ ФИФА ТАКАЯ ПИЗДЕЦ Dionysos: И ОТ НЕЕ ТАК НЕСЕТ ДУХАМИ ПИЗДЕЦ Dionysos: ОНА ИХ ЧЕ ПЬЕТ СУКА ПИЗДЕЦ Dionysos: ВЕРНИТЕ МНЕ МОНПАРНАСА ПОЖАЛУЙСТА Dionysos: ПИЗДЕЕЕЕЦ Dionysos: ХОЧЮ МОНПАРНАСА ПИЗДЕЦ Chiron: Пиздец.) Chiron: Ору. Orphée: Пизде-е-ец.) Ares: Перехочеш.       Пересланное сообщение:       Dionysos: ХОЧУ МОНПАРНАСА Aphrodite: АХАХАХАХАХ Méduse: МОМЕНТ, КОТОРЫЙ Я ЖДАЛА ВСЮ ЖИЗНЬ Dionysos: ((((((( Ares: Да я шучу Ares: А если чесно Ares: Хочу Грантера Dionysos: <З <З <З Hercule: Капец вы Hercule: Серьезно че произошло??? Иуда наконецто выкупил Исуса??       Пересланные сообщения:       Dionysos: ХОЧУ МОНПАРНАСА       Ares: Хочу Грантера       Dionysos: <З <З <З Orphée: Мне уже стоит ревновать? Hercule: АХАХАХАХАХ Aphrodite: Вот это я понимаю развитие отношений.))) Aphrodite: А то Вы всё от него бегали.)))))) Chiron: Блять, я прям вижу с какой яростью Жильбер начал писать.) Chiron: Это так смешно.)))))))))))))))0 Hermès: Я НЕПОНГЯЧЛ       Пересланные сообщения:       Dionysos: ХОЧУ МОНПАРНАСА       Ares: Хочу Грантера       Dionysos: <З <З <З Orphée: Ну-у-у... Hercule: Начинаеться) Hermès: ИДИ НАХУЙ       Пересланные сообщения:       Chiron: Блять, я прям вижу с какой яростью Жильбер начал писать.)       Chiron: Это так смешно.)))))))))))))))0 Chiron: ) Hercule: Азвалдзвлпхвалдпевлдпазвлщпвлпхза Hermès: То есть я для тебя как та тёлка для Реми? Hermès: Всё тут мне ясно. Hermès: Никто меня не любит. Hermès: Я хуею. Hermès: Никому я не нужен теперь классссссссссссссссссссс. Dionysos: ДА ТЫ ЧЕ ТЫ ЧЕЕЕЕЕЕЕЕ <3 Ares: Гермес Ares: Если я тебя буду хотеть Ares: Чирон меня убьет Hermès: Не убьет. Ares: Лаааадно Ares: Хочу Chiron: Только блять попробуй. Ares: Жильбера Chiron: Ну всё. Жди биологии. Dionysos: ААААААААААААААААааАААААхахаххахахахха Dionysos: Кст как дела в классе у Чирона дх? Hermès: Он назначил старостой у хихиков какую-то суку а не меня. Hermès: Она кстати тоже пиздец какая фифа. Chiron: Хихиков. Ares: Да кстат я тоже охуел Hermès: По таким видно что они не знают нихуя от слова совсем. Hermès: Она даже не знает формулу октадекановой кислоты ПРЯМ ВОТ ПО НЕЙ ВИДНО БЛЯТЬ Я ПРЯМ УВЕРЕН. Hermès: Или даже не знает как она выглядит элементарно. Hermès: Блядина. Hermès: Она похожа на шлюху блять которая как только узнает что я из богатенькой семьи то захочет отсосать мой хуй. Hermès: Сука тупая. Hermès: Бухает на вписках и не знает окончание спиртов. Hermès: МРАААААААААААААААААААААААААААААААААААЗЬ. Hermès: Я блять посмотрю на неё на микробиологии. Dionysos: Хдддд Dionysos: Успокойся Ares: А на че они заканчиваються) Hermès: Гидроксильная группа. Ares: Ты такой умный <3 Chiron: Даже я не помню полностью формулу этой кислоты... Hermès: Ты ч Hermès: Е Aphrodite: ЧЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕ       Пересланное сообщение:       Hermès: Он назначил старостой у хихиков какую-то суку а не меня. Hermès: Ага блять. Hermès: Но мы уже помирились))))) Hermès: Он мне вкусняшку дал)))))))))))))))))))))))))))))) Ares: Сперму ?) Hermès: Да, сперму) Hermès: Абазззжжжаю) Hermès: Особенно когда хуй прям весь путь по гортани и пищеводу проходит и в желудок НА НАХУЙ Apollo: ЕБАААААААААТЬ. Hermès: Ахахаххахаххаххаха Hermès: Да лан Hermès: Шоколадку он мне дал Dionysos: Со спермой) Hermès: От тебя вообще правду не скроешь) Ares: А знаешь почему)) Hermès: Почему Ares: У тебя из роты хуями пахнет Hermès: ХДдддд Hermès: Но хоть мы и помирились... Hermès: Но блять все равно. Hermès: Какова хуя?. Apollo: Какой кошмар. Aphrodite: Отпиздим его. Chiron: А ниче, что мы в общем чате?)

Apollo исключил Chiron из беседы

Apollo: ))) Aphrodite: Ахахахваджпзвпжвкпжзвапзжвп.

Orphée добавил Chiron в беседу

Orphée: Заебали уже хернёй страдать. Chiron: Да внатуре, че как дети ёбаные. Apollo: В этой беседе я знаю только одного ёбаного детёнка. Hercule: АХАХАХАХАХАХАХХА Hercule: АНЖ НАЧАЛ УЧИТЬСЯ СМЕШНО ШУТИТЬЬЬ Hercule: Знаете я даже рад что мне опять не дали класс Hercule: А то это капец Hercule: Носиться с ними Hercule: Старост назначать Hercule: А они еще обижаються Aphrodite: Бля, когда Курф таким мерзким стал? . _ . Orphée: Это реально мерзко, но я посмеялся. Хд. Chiron: Её убрали из программы с этого года кстати.       Пересланное сообщение:       Hermès: Я блять посмотрю на неё на микробиологии. Hermès: Не понял блять. Hermès: СУКА КАК Я ЗОЛ БЛЯТЬ Я ХОТЕЛ МИКРОБИОЛОГИЮ. Chiron: Госоподи, зочем?) Chiron: Ещё больше нервов себе трепать? Chiron: Ты её в меде на углубленном изучать будешь. Поэтому лучше проведи лицейские годы без микробиологии, и таким образом насладись свободным временем. <3 Ares: А чё в меде пиздец? Apollo: В МЕДЕ РЕАЛЬНО ПИЗДЕЦ. Aphrodite: АХАХХАХАХАХХАХХАХАХ Dionysos: МСЬЕ ОТСАДИТЕ ОТ МЕНЯ ЭТУ ФИФУ Apollo: Нет. Dionysos: ( Aphrodite: Кстати о старостах. Aphrodite: Угадайте, кто староста у лингвистов.))) Ares: Ты Aphrodite: Неа.))))))))))))))) Ares: Блять хорош выебыватся Ares: Я и так из-за этой физики на нервах Ares: Я ее сука вобще не понимаю Ares: Кто нибудь обьясните физику ядерную Ares: Кто обьяснит того поцелую Dionysos: Сериал чернобыль посмотри Orphée: Жаль, что я учитель литературы, а не физики... Ares: Тебя могу поцеловать и без объяснения <З Orphée: Ай. <З Hermès: Бля я знаю физику. Hermès: И ядерную и хуядерную блять. Hermès: Я знаю ВСЁ. Hermès: Но почему-то мной будет управлять какая-то тупая рваная силиконовая пизда без серого вещества в мозгу сука. Chiron: А хуядерную никто так как ты не знает <3 Orphée: Лично проверял? Chiron: Ну Жеан блять. За кого ты меня принимаешь? Chiron: Конечно лично. Hercule: АХхахахаххахахах Пересланное сообщение:       Hermès: Но почему-то мной будет управлять какая-то тупая рваная силиконовая пизда без серого вещества в мозгу сука. Hercule: Бедный мальчик Hercule: Обидели мышку написили в норку Hermès: ДА Я ЕЁ ВЫЕБУ МОРСКИМ ОГУРЦОМ И ОН В НЕЁ КОНЧИТ СВОИМИ КИШКАМИ. Hercule: ФУ БЛЯТ Ares: Успокойся хд Orphée: Увидел слова "кончить" и "кишки" и удалил это сообщение. Даже не хочу знать, причём тут кончать и кишки. Dionysos: АААААААЙЙЙЙЙЙЙЙ Chiron: Я, конечно, встречаясь с тобой, просвещен в твоих знаниях по биологии и химии. Но ёпта, ты чё?       Пересланное сообщение:       Hermès: ДА Я ЕЁ ВЫЕБУ МОРСКИМ ОГУРЦОМ И ОН В НЕЁ КОНЧИТ СВОИМИ КИШКАМИ. Hermès: Такая участь ждёт каждого кто мне помешает хоть в чём-то. Aphrodite: Да блин, угадайте.       Пересланные сообщения:       Aphrodite: Угадайте, кто староста у лингвистов.))) Hercule: Я никого не знаю, так что сдаюсь Aphrodite: Зельма.))))))) Hermès: ЧЕ ПРАВДА Ares: Да ну нахуй Hermès: Зельма, респект Hermès: Выеби их всех Hermès: Морскими огурцами Méduse: Ахахах, хорошо)) Chiron: Так, Пан и Артемида, когда вино глушить будем? Apollo: Опять напьётесь, как в прошлом году... И вообще, сегодня не 1 сентября. Apollo: Я тебя домой не пущу. К Жильберу своему пойдёшь. Hermès: Да я и не против) Pan: После уроков       Пересланное сообщение:       Chiron: Так, Пан и Артемида, когда вино глушить будем? Pan: У тебя их сколько Chiron: 5 Ares: ОТПУСТИТЕ МОЮ ГРУППУ С БИОЛОГИИ Pan: АХАХАХАХ НЕ ЛЕЗЬ БЛЯТЬ ДЕБИЛ ОН ТЕБЯ СОЖРЕТ Méduse: ХДДДД. Hercule: ВХАПВАЛХЦЫВЗЛАЗЩлшК30АЫВЖ Chiron: Нет. Ares: Тогда я Ares: Как сутинёр Жильбера Chiron: Получишь ноль баллов по химии и биологии. Ares: ЦЦЦЦЦЦЦЦЦЦЦЦЦЦЦЦЦЦЦЦЦЦЦЦЦЦЦЦЦЦЦЦЦЦЦЦЦЦЦЦЦ Chiron: Сутенёр он блять. Hermès: Ебать вы хддддд Orphée: С этого года, кстати, нельзя 0 баллов ставить. Ares: ПАНЯТНА? Chiron: Ну поставлю 1. И чё? Ares: ........ Aphrodite: ХАДПХХАХАХХАХАХ Aphrodite: БЕДНЫЙ ПЬЕР ХД. Chiron: Да ладно. На самом деле мне нравится издеваться просто. Chiron: Жильбер, помнишь я тебе ноль баллов за кр поставил?) Hermès: ДА ТЫ БЛЯТЬ КОНЧЕНЫЙ НАХУЙ Hermès: Я ТАК ТОГДА АХУЕЛ ЕБАТЬ КАК Я НЕ ЗНАЮ Я АХУЕЛ Hermès: Я типа всё правильно написал и смотрю а там ноль блять Hermès: НОЛЬ ПОНИМАЕТЕ? Chiron: Ахахаххахахах. Но реакция была просто отвал пизды, я считаю хд. Orphée: Ахаха, придурок. Apollo: Но это в его духе.) Apollo: А вы уже встречались тогда? Chiron: Не. Orphée: Странное покорение сердца. Orphée: Напишу об этом поэму пожалуй. Pan: АХахаххахахахаххахах бляяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяять Pan: Это он типа тебе не давал и на твои ухаживания не отвечал и ты такой ОПА ЕБАТЬ А КАК ТЕБЕ ТАКОЕ Orphée: Хд. Chiron: Вважпвэхпхзвахзадхз Chiron: Ну типа того.)

***

      Не дождавшись ещё пяти минут до звонка на перемену, Курфейрак вышел из лаборантской и увидел знакомые лица — Мюзикетту, Азельму, Жоли, свою красотку и Грантера, которые стояли рядом с Монпарнасом. Жильбер на всех парах подбежал к ним и радостно со всеми обнялся. Последней была Мюзикетта, поэтому, обняв её, он положил свою голову ей на грудь и трагично произнёс:       — Все меня предали... одна Мюзикетта в жизни осталась.       Ахнув, Мюзикетта его обняла крепче и материнским жестом погладила по волосам.       В этот момент мимо компании прошла Антуанетта, которую Комбефер назначил старостой химиков. Она проходила с другой их одноклассницей и теми двумя парнями, которые, как показалось Курфейраку, косились на него на классном часу.       — О, Жильбер! Или как там тебя?.. Не прикрывайся, все и так знают, что ты пидорас. Обнимашки с девочками тебе не помогут, — небрежно произнесла староста, чем вызвала смех у тех парней, и все вместе они пошли дальше. Не было слышно, о чём они продолжили разговаривать, но снова раздался смех.       Гордость Курфейрака была ущемлена. Его никогда так не оскорбляли, да ещё и на глазах у всех, и такая выходка просто лишила его дара речи. Он даже не успел съязвить в ответ, хотя обычно мастерски делал это в словесных перепалках. Многие в колледже знали о его ориентации, но не делали попыток его задеть или высмеять, ведь он был довольно известной личностью, а с такими принято общаться хорошо. Осуждать его могли только тайно, за его спиной, но всё же иногда он об этом догадывался.       — Это кто ещё такая? — Скривившись, как от неприятного запаха, спросила Мюзикетта, продолжая обнимать Курфейрака.       — Пизда с горы блять. Та самая староста, — нажаловался Жильбер.       — Вот она сука! — Прокомментировал ситуацию Монпарнас.       — Курф, тебя это совсем не колошит? — Спросила Азельма.       — Мне вообще похуй, но если это продолжится, то отпиздим их, — спокойно сказал Курфейрак. — А её в первую очередь, и меня не смущает, что я парень, а она девушка, — он повысил тон и отлип от Мюзикетты. — Наличие дырки не говорит о какой-то физической слабости. Если уж она позволяет себе как-то высмеивать человека за ориентацию, то это говорит о том, что она вполне понимает, что получит пиздюлей. — Мариус хотел что-то сказать, но Жильбер продолжал говорить: — А если не понимает, Мариус!.. То она о-о-очень тупая. А вот наличие гейства не говорит о том, что я не смогу ей как следует дать пизды. Всё блять! И пусть мне хоть кто-нибудь помешает.       После этой речи повисла пауза. Все боялись её нарушить, потому что сейчас любое слово могло привести Курфейрака в ещё большую ярость.       — Вообще-то я согласен с этим утверждением, но пусть её хотя бы Мюзикетта побьёт, а то это нечестно, — всё-таки высказался Мариус.       — Посмотрим пока, не будем загадывать, — постановил Жильбер. После недолгой паузы он продолжил: — В конце концов, только Бог может видеть, кто отпиздит эту суку, — Курфейрак подмигнул Монпарнасу, а тот подмигнул в ответ. — Но единственное, что я могу сказать — война началась.       Перемена пролетела незаметно для всех, и друзьям пришлось разойтись по кабинетам. Курфейрак нехотя попрощался с Монпарнасом до следующей перемены и отправился на урок. На этот раз он решил сесть с Жоли, чтобы и с ним перетереть всем косточки. Курфейрак, как обычно, не хотел ничего слушать, тем более урок был вводный. Генетика — сложная наука, которую в колледже они изучили очень поверхностно.       — Мсье, — поднял руку кто-то из класса. — А скажите, все эти предметы вообще обязательные?       — Ну, — задумался Комбефер, поправив очки. — Я, конечно, могу ошибаться, но многие из вас, или даже все выбрали химбио не для того, чтобы в офисе работать. Кто хочет поступить в мед?       Абсолютно весь класс поднял руки.       — Ну вот. Все дисциплины, которые мы изучим за эти два года имеют базовый уровень. А на первом курсе медицинского вы будете изучать их углубленно, а какие-то даже будете изучать вплоть до диплома, — высказался Комбефер, но после паузы продолжил уже с лёгким смешком: — Вот... В мед поступите — вы охуе... — Комбефер резко отвернулся, закрыв рот рукой. Класс окатила волна смеха. Затем учитель также резко развернулся обратно. — В шоке будете, короче.       Посреди его речи дверь вдруг распахнулась и пропустила того, кого Курфейрак меньше всего хотел когда-либо видеть.       — Я дико извиняюсь, — сказал Генрих, постучав ноготочками по стене.       — А что это мы так рано, Маугли? — Наигранно удивился Комбефер. — Опоздал всего лишь на полтора часа. Почему не на три? Почему не на четыре? Не на пять?       Доставать опоздавших Комбефер умел. Генрих стоял, переминаясь с ноги на ногу и чувствуя на себе взгляды всего класса.       — Раз ты опаздываешь, то можешь пойти поставить на территории лицея палатку, чтобы не просыпать больше мои уроки! — Голос Антуана внезапно перешёл на крик, и в конце он даже стукнул кулаком по столу. Его хорошее настроение внезапно куда-то улетучилось, и вдобавок ко всему он почувствовал, что сорвал голос. Не надо было так резко кричать.       — Иди на место, — прохрипел он, — пиши объяснительную.       Генрих осмотрелся и увидел, что рядом с Курфейраком свободно. В лицее во многих кабинетах все парты были сдвинуты, поэтому одно место рядом с Курфейраком ещё было не занято. Не долго думая, Генрих прошёл туда. Заметив это, Жильбер яростно кинул на пустовавший стул свой рюкзак, но Генрих не растерялся и повесил рюкзак Жильбера на стул, за которым тот сидел.       — Привет, — поздоровался он. — Ну как дела?        Вдруг Генрих услышал резкий хлопок и сразу посмотрел на преподавателя. Это Комбефер стукнул учебником о свой стол, заметив как Генрих начал разговаривать с Жильбером.       — Мало того, что ты опаздываешь, — у Комбефера снова прорезался голос, и с каждым словом он становился на тон выше, — так ещё позволяешь себе кого-то отвлекать? Отсел от Курфейрака быстро!        Генрих уже было начал вставать с места, чтобы пересесть, но Комбефер вдруг передумал.       — Так, нет. Курфейрак, ты лучше пересядь. Сюда, — он показал на кресло за учительским столом, так что Жильбер не стал возражать и покинул своё место, хотя и не хотел расставаться со Стефаном.

***

      С наступлением большой перемены Пьер наконец-то выдохнул с облегчением. Если дискретная математика Монпарнаса очень сильно заинтересовала, а ядерная физика и вовсе сразила его наповал, то на уроке французского языка он чуть не умер от скуки. Эти полтора часа для него длились целую вечность. А самым страшным было то, что Жеан Прувер преподаёт только в колледже.       «Даже не с кем пофлиртовать или побесить,» — думал Пьер.       Вспомнив про Жеана, Пьер посчитал, что лучшим решением будет заглянуть к нему вместо того, чтобы в очередной раз идти куда-то с Курфейраком в магазин или курить и из-за этого опаздывать. Чтобы добраться до Жеана, нужно было идти в другой корпус, потому что лицей и колледж были в разных зданиях. Одна только мысль о том, что нужно будет так долго идти, приводила Монпарнаса в ужас, но его ноги уже шли в направлении лестницы, так что он решил не менять маршрут.       В здании колледжа всё было по-старому: стены, выкрашенные зелёной краской, которую сам Монпарнас почему-то называл цветом «болотного говна крысы, болеющей сифилисом», знакомый узор на плитке в фойе и такое же знакомое лицо охранника Жавера, вечно следившее за всеми с неодобрением. Пьера ободряла мысль о том, что Жавер больше ничего не может ему сделать, так как Пьер теперь учится не в этом здании. Он даже приветственно помахал охраннику рукой, на что тот не нашел что ответить и просто проследил за тем, как Пьер поднимается на второй этаж.       Проходя по родной рекреации, Монпарнас положил руку на сердце от нахлынувшей ностальгии. Не то, чтобы он успел до смерти соскучиться, просто он осознавал, что не будет больше здесь учиться. При виде дверей кабинета истории и обществознания его охватил знакомый мандраж, но он всё же совладал с собой. Там теперь сидит новый учитель, наверняка ещё не такой острозубый, как Анжольрас, и ему только предстоит познать все прелести этого места. А рядом была та самая заветная дверь, ради которой Монпарнас проделал этот крестовый поход. Набрав в лёгкие побольше воздуха, он постучался и открыл её.       Жеан сидел на своём месте в окружении кактусов и герани и пил чай. Он сразу бросился обнимать Монпарнаса, как будто они в последний раз виделись лет десять назад, а не на прошлой неделе. Он был счастлив увидеть среди учеников знакомое лицо, и то, что кто-то пришёл его навестить, приятно грело его учительскую душу.       — Ну что, уже чувствуешь себя взрослым в лицее? — Спросил он, сияя, как Орден Почётного Легиона.       — Чувствую себя разве что ничтожеством, — вяло ответил Монпарнас, изо всех сил стараясь сохранять имидж вечно всем недовольного флегматика, но всё же улыбка от радости видеть Жеана не сходила с его лица. — У меня только что был французский, и эта мадемуазель Гонделорье с тобой ни в какое сравнение не идёт. Бубнит что-то себе под нос, как будто ей насрать, что происходит в классе.       — Ты просто привык к моим урокам, — Прувер встал на защиту коллеги. — Уверен, что она хороший преподаватель.       — Лучше тебя всё равно никого нет, — сказал Монпарнас, томно прикрыв ресницы и приблизившись к лицу литератора. — Ты так сексуально говоришь по-древнегречески.       Жеан невольно хихикнул, то ли от смешного по его мнению высказывания, то ли от смущения. Но Пьера это нисколько не задело.       — В древнегреческом нет ничего сексуального, — пожал плечами учитель. Краска не сходила с его румяного лица.       — Наверное ты прав, — начал шептать Пьер Жеану на ушко, всё так же вздыхая. — Но когда на нём говоришь ты... ох, даже не знаю...       — Пьер... — вздохнул Жеан, вежливо отталкивая Монпарнаса. — Не надо.       — Почему? — Не унимался Пьер. На этот раз он решил так просто не сдаваться. — Неужели я тебе не нравлюсь? — Он невинно закусил губу.       — Нравишься! Ты мне очень нравишься, Пьер, — прошептал Жеан, отворачиваясь, тем самым позволяя Монпарнасу поцеловать его в шею. Его щеки покраснели ещё сильнее, так что редкие веснушки, покрывавшие все его лицо, стали почти незаметны. Он рвано выдохнул. Действия Монпарнаса были приятными, но одна мысль о том, что их увидят, приводила его в ужас. Пересилив себя, он отстранился и взял лицо Пьера в свои руки.       — Но я не хочу торопить события. Тебе не кажется, что всё идёт слишком быстро?       Пьер погладился щекой о его ладонь и поцеловал бледные пальцы с ухоженными ногтями.       — Я всего лишь хочу быть с тобой. Разве тебе не хочется того же?       Он прижался своими губами к чуть приоткрытым губам Прувера, затем оставил спустился ниже и оставил несколько влажных поцелуев на его шее и ключицах. Для этого пришлось расстегнуть рубашку учителя, и тот, хоть и пытался сопротивляться, поддался ему.       — Пьер...       — М? — Монпарнас погладил нежную кожу его щеки и поцеловал в ухо, вдыхая приятный запах цветочного шампуня, исходивший от мягких волос Жеана. Его руки в это время сжали упругую задницу литератора, обтянутую вельветовыми брюками. Он прошёлся языком по ушной раковине, чмокнул за ухом и вновь вернулся к губам. Жеан ответил и на этот поцелуй, не переставая оглядываться на дверь. В конце концов он взял себя в руки и как можно осторожнее оттолкнул Парнаса.       — Я тоже хочу этого, дорогой. И всё же не стоит спешить. К тому же мы в колледже! Сюда в любой момент может кто-то зайти.       Монпарнас вздохнул. Что бы он не делал, с какого бы угла не пытался подойти, любой его шаг был обречён на провал. Он готов был выть от тщетности и безысходности. Такое действие со стороны Жеана привело его в ярость. Ни одна его несчастная попытка как-то наладить с Жеаном хоть какой-то контакт не увенчалась успехом. Игривое выражение лица Монпарнаса моментально сменилось на более агрессивное, но в его тёмно-серых глазах плескалась обида.       — Боже... — произнёс Пьер. — Как ты заебал. — Он хотел было высказать всё, что думает по этому поводу, но передумал, чтобы не пачкать руки. Монпарнас развернулся и пошёл прочь, демонстративно хлопнув дверью, от чего в кабинете задребезжали стёкла.       Он шёл быстрым и тяжёлым шагом, будучи сейчас готовым снести на своём пути стену, как Халк. Он по-настоящему был в гневе.       При выходе из корпуса он сразу же увидел, как его друзья стоят и о чём-то разговаривают, но даже не развернулся в их сторону, будто бы не видел их. И всё же, Пьер замедлил шаг, раздумывая, подходить к ним или нет. Он был настолько расстроен, что всё-таки решил не кривить душой и не натягивать на своё лицо маску радости, сочтя лучшим решением отправиться домой. Это заметил только Жильбер.

***

      Вечер ранней осени ничем не отличался от летнего. Было где-то девять-десять вечера. Кроме Курфейрака, покачивающегося на качелях, во дворе не было людей. Его окружали только невысокие бетонные квартирные дома, очень близко стоявшие друг к другу. В большинстве окон горел свет и были видны силуэты людей, которые находились в своих квартирах и ходили туда-сюда. Собственно свет из окон и один фонарь во дворе были единственными источниками света в этом богом забытом дворе. Звёзд по-прежнему не было видно, как и во всем Париже. Тишину нарушали только сверчки и комары.       — О, ну наконец-то, — оживился Жильбер, увидев знакомую походку. — Что это за глушь? — Он встал с качелей.       — Охуенный двор, — ответил Пьер. — Тут всегда так тихо и умиротворённо. Я сюда часто прихожу, когда убегаю из дома.       — А... Ну, да, я наслышан. Но почему мы не могли встретиться пораньше например?       — Не часто нам удается погулять чисто вдвоём, как раньше...       — А-а-а, — заулыбался Жильбер. — Я тебя понял. Кстати, Комбефер мне сказал, что ты не пришёл на последний урок. Что случилось?       — Просто не хотел идти. — Пьер сел на лавочку, засунув руки в карманы толстовки.       — А ну не пизди! Я видел тебя, как ты уходил куда-то из другого корпуса, — Жильбер встал напротив.       Пьер посмотрел куда-то в сторону. В такой темноте было трудно разобрать выражение его лица, но было видно, что он перестал улыбаться.       — Честно говоря... — он вдруг остановился. — Хотя, долго рассказывать.       — Расскажи, — Жильбер сел рядом с ним и приобнял его.       — Ну, это всё из-за Певички...       — Что? Но я думал, что у вас всё хорошо!       — Да... Он мне нравится. Я просто так завидовал тому, что у тебя с Комбефером всё так хорошо. Вы такие милые. Не знаю даже... Я просто хотел, чтобы ты думал, что у меня так же с Жеаном. Не хотел быть ущербным что ли... Но на самом деле после твоего дня рождения он со мной почти не разговаривал. Ну, то есть мы гуляли, да. Но он был таким отстранённым и молчаливым, я его таким никогда не видел. Даже в личке мы перестали переписываться. Совсем. Это в беседе мы такие дохуя милые и всё такое. На деле же... хуета. — Пьер говорил, изо всех сил пытаясь оставаться невозмутимым, его голос даже ни разу не дрогнул, но по бликам в глазах можно было заметить, как у него наворачиваются слёзы. Он старательно избегал взгляда Курфейрака.       После его исповеди повисла пауза. Жильбер хотел было прервать её, но Пьер вздохнул и продолжил.       — А когда все отправились кто-куда, в городе остались только мы с Жеаном. Гулять было совсем не с кем ни мне ни ему, поэтому приходилось гулять вдвоём. До этого я думал, может с ним что-то не так, типа творческая личность и всё такое. Но это продолжается до сих пор. Мы гуляли немного во время этих ваших массовых поездок, но я уже успел заебаться. Мы просто встречались и молча ходили. И эти гулянки продолжались максимум два часа, пока кто-то не наберётся мужества слиться или напиздеть о внезапных делах. Я даже не знаю, что не так: может он долбоёб, может я какой-то не такой?.. А может нам не суждено быть вместе и это просто мои хотелки, которые скоро пройдут, но я от них страдаю?       — Может он переживает? Типа тебе нет восемнадцати, а он уже большой.       — Да я к нему и дружбу катал, и сердце, и яйца. Будто бы ему просто неприятно со мной иметь дело, а сказать об этом не может. А ждать с моря погоды, совершеннолетия и всего прочего не вижу смысла. Страдать сейчас для того, чтобы потом страдать из-за того, что он опомнился, а мне надоело за ним бегать. Ты же не будешь пытаться всю зиму дотянуться до большой красивой сосульки, пока она, растаявшая и маленькая, сама к тебе в руки не упадёт.       И снова оба замолчали. Не то, что бы Жильберу было всё равно, но даже у самых красноречивых людей не всегда имеются искренние слова поддержки. Всё, что мог Курфейрак — просто крепко обнять своего лучшего друга. Но даже этого Пьеру хватало, чтобы заполнить своё сердце и успокоить оголодавшую душу, так соскучившуюся по любви... Любой, будь она дружеской или романтической.       — Совершеннолетие... — снова заговорил Пьер, смакуя это слово, ощущая его на своём языке. — Ждать совершеннолетия, чтобы встречаться со взрослым? В этом ведь нет ничего такого. Я не нуждаюсь в потребности трахаться с ним или с кем либо, да и он вроде тоже. Я просто хочу любви, как бы глупо это не звучало. Хочу быть с человеком, который мне нравится... Да, мы одного пола. — Он вдруг улыбнулся. — В ад попаду, ну так ничего страшного.       — А ты не пробовал с ним поговорить?       — Конечно пробовал. Вот только всё было без толку: он либо прикидывался, что ничего не понимает, либо игнорил меня.       — Хочешь Антуан с ним поговорит?       От этого предложения Пьер шмыгнул носом и повернулся к Жильберу.       — Ну... — он снова отвернулся, взглянул на небо. — Не знаю. Пожалуй да, хочу. Потому что я устал это терпеть. Потому что я уже чувствую, как начинаю его ненавидеть.       Курфейрак понимающе хлопнул Монпарнаса по плечу.       — Надо сделать аборт этой ненависти, — сказал он максимально серьезно, на что Монпарнас отреагировал громким смехом.       — Ну ты дура-а-ак, — ответил Пьер, продолжая смеяться. — Это грех! — Он поднял вверх указательный палец.

***

      Дождавшись, когда время на экране телефона изменится на 17:00, Грантер осторожно постучал и вошёл внутрь. Он никак не мог привыкнуть к новому кабинету Анжольраса. Это место выглядело, как необжитая квартира: голые стены, никаких растений на шкафах, идеально чистая доска. Присутствия Анжольраса, каким его все привыкли видеть, вообще не ощущалось. Учителя выдавал только аромат кофе, распространившийся по всему помещению и добравшийся даже до последних парт.       — Привет, — сказал Грантер, подходя к Анжольрасу сзади и целуя его в кудрявую макушку. Тот развернулся на своём кресле, чтобы поцеловать в ответ, и указал Грантеру на первую парту.       — Надеюсь, ты помнишь, о чём мы договаривались, — сказал он, приводя своё рабочее место в порядок и раскладывая учебники по стопкам. — Пока мы в школе, наши отношения носят сугубо деловой характер. Ты ученик, а я — учитель. Понятно?       — Ты сам меня поцеловал, Жожо, — сладко улыбнулся Грантер, усаживаясь так, чтобы быть ближе к Анжольрасу.       — Я тебя поприветствовал. Больше в здании лицея мы так делать не будем.       Грантер молча послушался. Он был в восторге от Этьена. Этот человек, всегда казавшийся таким холодным, наедине с ним был милейшим созданием в мире, в то время как в колледже сохранял имидж серьёзного преподавателя, мастера своего дела, свято уважающего закон и дисциплину. Грантер только диву давался от того, как эти две крайности сочетались в его парне, и просто наслаждался каждым мгновением, которое они проводили вместе, влюбляясь в него всё больше и больше.       Грантер обладал умением воспринимать слова человека, не вслушиваясь в то, что он говорит. Он на автомате записывал теорию, которую Анжольрас диктовал ему, как казалось самому Реми, со скоростью света, не упуская при этом возможности полюбоваться учителем. Обществознание ему, на самом деле, «нахуй не всралось» (цитаты великого Монпарнаса), но по настоянию мадам и мсье Грантер, которые хотели, чтобы их сын был лучшим во всём, он ходил на занятия к Этьену весь прошлый год. Тогда-то и исчез этот необъяснимый страх перед преподавателем, держащим в ужасе всё учебное заведение. Пробыв наедине с Анжольрасом всего пару часов, он понял, что тот не был тем жутким гремлином, которым его все считали. Историк оказался довольно приятным в общении и даже пытался шутить, и ещё реже у него это получалось. Незаметно для себя Реми вдруг осознал, что его, чёрт возьми, очаровали. День, когда он не видел Анжольраса, проходил для него зря. Собственно, чтобы расположить к себе этого тогда ещё неприступного красавца, он и начал усердно заниматься его предметами, так что в этом году, учитывая то, что он выбрал гуманитарный профиль, он вполне мог отказаться от услуг Этьена в качестве репититора. Но возможно ли было это сделать, когда он был просто без ума от преподавателя и хотел проводить с ним всё своё свободное время? Поэтому сейчас Реми находился там, где он находился.       Полтора часа пролетели практически незаметно. Правая рука ныла от боли, и Грантер с ужасом заметил, что исписал пять листов с обеих сторон.       — Мы сегодня к тебе?       – Увы, но нет. Комбефер сегодня вечером дома, да ещё и с Курфейраком. Смотрят «Звёздные войны» раз в пятидесятый.       – Ты что, до сих пор ему не сказал? – Грантер был немного озадачен.        Анжольрас замялся.       –Ну-у-у, ещё нет. Неизвестно ещё, как он отреагирует. Не хочу выслушивать нотации на тему того, что я «не отвечаю за базар», потому что в своё время гонял их с Курфейраком. И до сих пор, если честно, гоняю – мне не в кайф слушать то, чем они там в у Ферра в комнате занимаются.       Грантер ухмыльнулся.       – Ага-а. Сам гонял, а теперь встречаешься со мной и по углам бегаешь, – он подошёл к Этьену со спины, пока тот складывал вещи в портфель, и обнял его, разглаживая руками складки на рубашке.       – Грантер.       – Извините, мсье, – не без тени иронии хмыкнул Грантер, но всё же отошёл. – Вы ведь с Комбефером лучшие друзья, я думал, у вас с ним нет секретов.       – Я тоже так думал, – сказал Анжольрас, обшаривая карманы в поисках ключей от кабинета. – Но, тем не менее, все откуда-то знают, что мама называет меня именем чувака из аниме и что в детстве я был жирной свиньёй.       – Брось, – нежно прошептал Грантер, касаясь его руки в надежде, что хотя бы сейчас Анжольрас не будет вырываться. – Мне кажется, что ты был очень милым маленьким пухляшом. Совсем как ангелочек, – он потискал мужчину за щеку.       Анжольрас в который раз пожалел, что показал ему свои детские фотографии.       – Пойдём, – взмолился он, сдаваясь под напором ласок Грантера и оставляя целомудренный поцелуй у него на лбу, предварительно убрав назад тёмные кудри. – Прогуляемся.       Реми отошёл в сторону, давая Анжольрасу возможность первым выйти из кабинета. Он вышел вслед за ним, и, сохраняя дистанцию, направился вместе с учителем к лестнице, ведущей на первый этаж, с нетерпением ожидая того момента, когда они выйдут с территории лицея и он наконец-то сможет взять своего парня за руку.