twilengers

Приходилось ли ему думать о смерти раньше? Пожалуй, что нет. Разве что мельком, украдкой, краешком сознания зацепиться за мысль, чуждую разуму подростка. «Мы ведь вечны, — думает почти каждый, — мы вечно молоды и вечно живы». Сейчас же к смерти он был близок как никогда, и задуматься об этом было бы как раз кстати. Сердце глухо колотилось то в горле, то в груди, дробя ребра в мелкое крошево и растягивая пищевод до невозможных размеров, а дышать все равно нечем, нечем… Но… отдать жизнь за любимого — разве это худшая смерть? *** Не то чтобы Питер жалел о переезде из теплого цветущего Феникса. Ему нравилась Аризона, нравилось обилие солнца и зелень повсюду. Он будет скучать по этим местам, знакомым с детства и таким родным. Будет скучать по жаре, по большому нелепому дому ужасного цвета. По тете Мэй, любящей, заботливой и вечно суетящейся. Даже по ее новому мужу, с которым они почти нашли общий язык. Но их ждут постоянные разъезды и командировки, в которые его, Питера, не приглашали, да и сам он не горел желанием. Поэтому и согласился пожить у отца. Не то чтобы он вообще о чем-то жалел. *** Форкс — полная противоположность Фениксу. Тут: а) холодно, мокро, сыро и все известные слова со схожим значением, которые только можно подобрать; б) безлюдно; в) безжизненно. Еще только въезжая в маленький городок, только увидев истершийся грязно-зеленый знак с проржавевшими белыми буквами и невнятным рисунком, приветствующий туристов («Или временных жителей», — добавил про себя Питер, особенно выделив слово «временных»), Паркер понял — он тут засохнет от тоски. То есть, простите, засохнуть в городе, в котором солнечный день — это четко каждая пятница тринадцатое, невозможно. Сгниет? Заплесневеет? Отсыреет? Определенно что-то из этого. Отец Питера — Стивен — шеф местной полиции. В общем-то, известная и уважаемая личность в городке. Хотя ехать на служебной машине по городу, в котором через полчаса после приезда о тебе будут знать всё, вплоть до того, какой пастой ты чистишь зубы, было неловко, Питер мысленно поблагодарил отца, что тот хоть не включил мигалки.       — Ну и кудри, — приятный, немного нервный голос отца отвлек Питера от разглядывания невеселого, но, в целом, вполне типичного пейзажа среднестатистического провинциального городишки. Питер растерянно взглянул на Стива, не сразу улавливая суть вопроса. Потом вскинул голову и запустил пятерню в волосы.       — Мэй подстригла перед выездом, — Питер сконфуженно опустил взгляд. Отец отцом, но они не виделись слишком долго, чтобы сейчас спокойно болтать о погоде или футболе. Не то чтобы Питеру было интересно хоть что-то из этого. Стив выглядит так, как будто ему неловко ровно настолько же, насколько он старается быть дружелюбным и… просто отцом? Быть отцом подростка его никто не учил, простительно, что у него получается не сразу. Из радиоприемника доносится какая-то дурацкая ретро-песня, которая одновременно вызывает желание заткнуть уши и притаптывать ногой в такт. Стив глубоко вздыхает и:       — Уже опять отросли, — снова смотрит на дорогу. *** Глядя на дом, который, кажется, ни капли не изменился с тех далеких времен, когда Питер лето за летом, стабильно по две недели, проводил в нем, его накрывает теплая, незнакомая волна ностальгии. «Возможно, все совсем не так плохо», — думается ему. И сразу становится легче, легче дышать, легче двигаться, легче улыбаться хмурому напряженному отцу, лицо которого светлеет, когда Питер подходит к нему и утыкается носом в плечо.       — Я скучал, пап. Правда скучал. Только что понял, — бормочет он неразборчиво и не совсем уверен, что Стив расслышал все верно, но его волосы ерошит сильная ладонь и Питер понимает — здесь он тоже дома. «Нет, все точно совсем не плохо», — теперь Питер в этом уверен. *** Вещей у Питера не так уж много, но Стив все равно помогает донести до его комнаты на втором этаже, которая тоже почти не поменялась. Сумка и рюкзак — у Питера, другая сумка и чемодан — у Стива. По дороге на второй этаж тот рассказывает о том, как убрался в доме к приезду сына - разгреб мусор в гараже, вычистил кухню, выгреб ненужный хлам из ванной. Ванная, вспоминает Паркер. Она ведь будет одна. Не очень удобно. Но все лучше, чем общие душевые и унитазы без кабинок в бойскаутском лагере. Его новая-старая комната… уютная. Нет, правда, действительно уютная. От нее веет тем детством, которое сильнее всего стремишься сохранить в памяти, избавляющейся с годами от всего ненужного. И ты кричишь ей: эй, нет! это охренеть как нужно! Но она тебя не слышит, и вот ты уже помнишь разве что самое яркое — вроде того, как в пять лет проткнул ногу ржавым гвоздем или в шесть нашел в мусорном баке настоящий, хоть и незаряженный, пистолет. А оказавшись в этой комнате, Питер будто бы встает в центр абсолютно всех воспоминаний, связанных с этим городом. Они дружелюбные и податливые. И Питер решает, что комната ему полностью по душе.       — Лампы, вроде, приличные, — роняет Стив, скидывая вещи к стене, на которой развешены всякие рисунки и прикреплена даже пара виниловых пластинок.       — А проигрыватель у тебя есть? — спрашивает Питер на автомате, даже не успев подумать.       — Что? А, да. Где-то был. Я могу поискать, если хочешь. Питер кивает, продолжая оглядывать комнату. Стены увешаны гравюрами — волки, снег и леса. Индейские мотивы. Это непривычно, но Питеру нравится.       — Постельное выбрала продавщица. Тебе, вроде, нравился голубой? — прозвучало скорее вопросом. Питер улыбается в ответ.       — Мне нравится. Спасибо. Неловкое молчание длится несколько секунд, прежде Стив снова вздыхает и словами «ладно» оставляет подростка в незнакомой обстановке. Питер было порывается что-то сказать, окликнуть или поблагодарить еще раз, но так ничего и не говорит. Потом. Они еще привыкнут друг к другу. Не один месяц под общей крышей куковать. И тогда же он вспоминает, почему с отцом всегда было так просто — ненавязчивость. То, что, увы, Питеру не передалось. Через несколько минут к окну его вынуждает подойти короткий двойной гудок. Питер почти уверен, что это друзья отца, и надеется только, что Стив не разболтал им чего-то совсем постыдного о единственном сыне. На подъездной дорожке стоит не то красный, не то оранжевый пикап, явно видавший жизнь, вдобавок сильно ею побитый. К его отцу, стоявшему возле капота этого древнего чудовища, который уже успел переодеться из полицейской формы в потертую фланелевую рубашку, на инвалидном кресле подъезжает человек. Его улыбка лучится даже сюда, до второго этажа, а смех, едва проникающий сквозь закрытые окна, тепл и добр. Чуть позади мужчины стоит парень, ровесник Питера или чуть старше. На нем мешковатая толстовка, а лицо обрамляют русые волосы, едва касающиеся плеч, и это мешает определить точный возраст. Парень о чем-то весело переговаривается со взрослыми. И не то чтобы Питера колет ревность, просто… он ведь тоже хочет быть так беспечен и легок в общении с собственным отцом. Не раздумывая, Паркер спускается к прибывшим. Ему неловко, но он уверен - Стив поможет освоиться.       — Питер, ты помнишь Чарльза? — Стив кивает в стороны человека на коляске. Тот улыбается и протягивает руку для пожатия.       — Да! — и добавляет почти не шутя: — Вид у вас цветущий. Чарльз хохочет.       — Я все еще танцую, — и игриво подмигивает. — Наконец-то ты здесь. Стив все уши прожужжал. Заждался сына.       — Ага, — цедит Роджерс. — Не заткнешься — свалю в грязь.       — А я те ноги отдавлю, — Чарльз угрожающе наступает на друга. Стив с легкостью отскакивает и принимается кружить прямо по дороге, раздразнивая мужчину.       — Нарываешься? — Стив скачет из стороны в сторону и даже принимается боксировать.       — Ага.       — Подеремся?       — Легко! Пока мужчины кружат по пустынной улице, смеются и кидаются безобидными колкостями, к Питеру подходит подросток.       — Привет. Я Уэйд, — он держится уверенно и легко, обворожительно улыбается. Смотрит в упор и почти не моргает. Придвигается ближе и приобнимает за талию?       — Мы в детстве пекли куличики, — теперь улыбка Уэйда больше напоминает оскал, и он, не стесняясь, прижимает Питера к себе. Мальчик теряется.       — Да, я… я помню, — голос его не слушается и он пытается отстраниться от слишком наглого, как оказалось, друга детства. Питер вертит головой и бросает беспомощный взгляд на шумную потасовку двух отцов, которые, видимо, отлично ладят. Питер предполагает, что это обречет на частое общество этого Уэйда. Паркер чувствует себя голым и беспомощным под пристальным взглядом подростка, и не находит ничего лучше, как спросить:       — Они всегда такие? — и не то чтобы ему очень интересно, каков его отец в повседневности. Это просто чтобы не чувствовать себя настолько неловко. Уэйд издает смешок и отвечает, что с возрастом только хуже. Питер выдавливает кислую улыбку и вспоминает серьезного строгого Бена, которого посчастливилось встретить Мэй, и не может решить для себя, кто лучше. С Беном, с которым его не роднит ничего, кроме фамилии и общего дома, он по крайней мере знаком лучше, чем с этим человеком, о котором знает только то, что того зовут Стивен Грант Роджерс и что когда-то он потерял жену. Из раздумий его выводит голос Джеймса.       — Я смотрю, вы уже сдружились, — в его глазах пляшут озорные искорки. — Ну давай, Уэйд, не смущай парнишку. Уэйд нехотя выпускает Паркера из своих цепких рук. — Ну, что скажешь? — Стив, будто не замечая ни сцены, представшей перед ним секунду назад, ни растерянности сына, облокачивается о кузов то ли ржавого, то ли плохо выкрашенного когда-то пикапа.       — Ты о чем? — непонимающе переспросил Питер.       — Сгодится подарок? — Стив едва сдерживал самодовольную улыбку.       — Это? — и кажется до Питера начало доходить.       — Я только что купил у Джеймса, — Стив больше не прятал ухмылку и на глазах раздувался от гордости, которая увеличивался вместе с восторгом, росших в глазах Питера.       — Да! — Джеймс от души хлопнул единственной рукой по металлическому боку развалюхи.       — Мотор я перебрал, Пит, — внес свою лепту Уэйд, сейчас улыбаясь больше дружелюбно и снисходительно. И у Питера сразу пропало всякое отторжение к нему.       — Бог ты мой! Обалдеть! — он кидал полные радости и благодарности взгляды по очереди на каждого из присутствующих и не мог оторвать рук от машины, ощупывая кузов, бортик, дверь. — Пап, я просто тащусь! Красота! Моя первая тачка! — Питер тараторил и тараторил, не переставая восхищаться таким дорогим подарком.       — Тетя Мэй ни за что бы мне не позволила! — не унимается Паркер, уже сидя за рулем в компании Уэйда. Улыбка не сползает с его лица, а восторженные глаза заражают своей энергичностью. Уэйд ухмылялся в ответ.       — Рычаг передач немного заедает, но это ерунда, мелочь. Ты же сильный пацан, справишься.       — Этот? — Питер неумело хватается за рычаг.       — Да, этот, — Уэйд кладет свою ладонь поверх руки подростка, немного спуская. — Так удобней держаться, — объясняет он.       — Может, прокатимся до школы? — Питер с надеждой смотрит на парня. Тот сразу сникает и подбирается.       — Я вообще-то учусь в резервации, — он виновато пожимает плечами.       — А, — разочаровано тянет Питер. — Я просто никого тут не знаю…       — Скоро узнаешь, — Уэйд подмигивает, игриво, точно в манере отца. — У такого милашки мигом появится толпа друзей и поклонников. До скорого! Уэйд выпрыгивает из пикапа, с силой захлопывая дверь, оставляя растерянного смущенного Паркера, все еще сжимающего рычаг передач, в одиночестве. Впереди школьный день, наполненный таким же одиночеством. Вся радость и восхищение новой (или только формально новой) машиной быстро сходят на нет.