Я хотела бы жить в другом мире

Они стояли, обнявшись, будто разговаривая без слов, глядя друг другу в глаза, не обращая внимания на то, что кроме них двоих в зале есть кто-то еще. У них была только эта единственная ночь, словно пожертвованная им свыше. Король взял свою королеву за руку и медленно повел ее вверх, по ступеням лестницы, что уходила в полумрак верхних ярусов. *** Он целовал ее осторожно, обнимал лишь в полсилы, словно боялся сломать. Синие глаза жадно изучали лицо, так сильно изменившееся с момента их первой встречи, лицо не девочки, а королевы. Его королевы, теперь она принадлежала ему, после стольких месяцев борьбы с огнем, сжигавшим его изнутри. Всегда ледяные ладошки стали теплыми, осторожно прикасаясь к его щекам, шее, тонкие пальцы перебирали длинные волосы. Айлир не собиралась осторожничать, это могла быть их единственная ночь. По щекам побежали слезы, которые она попыталась незаметно смахнуть, но это не укрылось от зоркого взгляда Торина. Всего несколько слезинок, но они разожгли в нем пожар еще более страшный, чем тот, что бушевал в нем до этого. Он мог поклясться, что слышит, как гудит ненасытный огонь, выжигая осторожность, оставляя внутри лишь что-то звериное. Дрожащими руками они освобождали друг друга от тряпок, мешавших быть ближе, мешавших чувствовать тепло друг друга. – Подожди, – тихо попросила Айлир. Он подумал, что это из-за ожогов, на ногах все еще оставались повязки – одна скрывала правую ступню, вторая – левую ногу до колена. Но девушка твердо стояла на каменном полу. Как-то виновато отведя взгляд, она замялась, словно пыталась что-то сказать, но не знала как. – Ты должен знать. Я не... То есть у меня уже было, но... Король снова прижал ее к себе одной рукой, снимая другой диадему с головы девушки. – Мне плевать, – вырвалось из его уст, когда он осторожно, стараясь не задеть искалеченные ноги, уложил ее в постель. Ему и вправду было наплевать, ведь он сам нарек ее новым именем, дал ей новую жизнь, позволяющую простить ошибки прошлого. Не было ничего нового в том, что они делали, новыми были лишь чувства, наполнявшие Айлир. Привычные движения доставляли странное наслаждение, она никогда не испытывала такого, она даже не знала, что может быть так хорошо. Она чувствовала его ладони, изучающие ее тело, чувствовала жаркие губы, целующие ее, целовала в ответ, но разве можно было это сравнить с тем, что он дарил ей? Все вокруг плыло. По венам приятным теплом растекалось чувство, не испытываемое ею никогда раньше, с каждым ударом сердца приносящее счастье. Чувство, накрывающее с головой, наполняющее каждую клеточку дрожащего тела. Тонкие пальцы сильно сжали его плечо, другая рука легонько царапнула широкую спину короткими ноготками, из груди вырвался крик… и тишина, нарушаемая только его дыханием. Осторожный, необычно нежный для него поцелуй, без страсти, без его обычной жадности, лишь ласка, которая исходит откуда-то из глубины души. Айлир поймала большую ладонь и поднесла ее к горячим губам, и он не сопротивлялся, лишь поглаживал ее тело другой рукой, осторожно, едва касаясь подушечками пальцев. Такая теплая, почти горячая, и дыхание – огненное, как у дракона, обжигающее. Ее кожа всегда была холодной, ладони ледяными, но теперь... ему нравилась ее теплота, он изучал каждую ее черточку свободной рукой, словно стараясь запомнить. Она и не заметила, как заснула под его размеренное дыхание, рядом с ним. *** Где-то снаружи затрубили рога, выдергивая ее из сладкого сна. Не глядя, Айлир положила руку на пустую подушку. Уже ушел... Открыв глаза, она увидела синюю ленту на собственном запястье, единственное напоминание о том, что это не было сном. Словно в тумане, не обращая внимания на вновь заболевшие ноги, она поднялась с постели. На полу лежало платье, она подняла его. Наспех одевшись, с трудом завязав только половину шнуровок, Айлир, хватаясь за стены, босиком вышла за двери, на галерею, ведущую к лестнице. Где-то внизу раздавались детские крики: кто-то плакал, кто-то смеялся, но она будто не слышала. Как в бреду, спотыкаясь, она дошла до лестницы, ей кланялись, приветствовали, но она смотрела только на закрытые врата. Врата, за которыми разворачивались армии, за которыми вот-вот начнется битва. Будто призрак она ходила, не в силах стоять или сидеть на одном месте, тихонько, так что слышала только сама, повторяя: – Только вернись, пожалуйста, вернись... Слезы застилали невидящие глаза, сердце почти остановилось, она и представить не могла, что на этот раз будет так плохо. Будто вырвала часть самой себя и теперь носила ее в руках, не зная, что с ней делать дальше. От него ее отделяли только ворота, жалкие деревяшки, но в то же время непреодолимая преграда. За ними битва – опасная, со страшным врагом, настоящим оружием, оружием, что может убить. Осознание того, что ночью она видела его, возможно, в последний раз живым, мешало дышать, оно ледяным шнуром затягивалось на горле, тисками сдавливало сердце. Айлир не понимала, где она, не понимала, что делает, мысли ее были спутаны. Чьи-то заботливые руки попытались поднять ее с холодного пола – она даже не заметила, как села посреди огромного зала. Мотнув головой, она сморгнула слезы и увидела перед собой обеспокоенное морщинистое лицо. – Делла... – хриплым голосом выдавила девушка. Старушка помогла ей подняться на ноги, и Айлир кинулась в ее объятия, сотрясаясь в громких рыданиях. Знахарка ласково гладила ее по волосам, успокаивая. – Делла, он же вернется, вернется ко мне, правда? – она чувствовала себя ребенком, у которого отняли самую сладкую конфету в мире. *** Он вышел рано, пока она еще спала, с невероятной осторожностью ступая по каменному полу, тихо собирая разбросанную одежду. Как хотелось разбудить ее, сжать в объятиях, поцеловать еще один раз. Но если бы он сделал это, уйти было бы сложнее в тысячу раз. Уже у дверей он позволил себе лишь одну слабость, но даже об этом потом пожалел – оглянулся на нее, мирно спящую. Он хотел запомнить ее такой, чтобы в случае гибели унести это видение с собой. Балин помог ему натянуть мифриловую кольчугу на плотную рубаху, щелкнули застежки стального доспеха. За открытыми пока еще воротами дворца шли последние приготовления. Он бросил последний взгляд наверх, туда, где спала королева. Застегивая холодный металлический наруч, он увидел синюю ленту на своем запястье. Обычно они снимались сразу же после церемонии, но им было не до этого. Лента, словно живая, пускала тепло по руке, по венам прямо к сердцу. Король взял из рук седовласого гнома свой меч и щит, сделанный из дубовой ветви. Глубоко вздохнув, Торин вышел за ворота, под холодный свет осеннего солнца. Его ждала битва, возможно смертельная, и он должен думать сейчас только об этом.