Самба белого мотылька

      — Ладно, хорошо, — Матвиенко хлопает в ладоши, слезая со стола, на котором громко кукарекал, пока Арс снимал его на камеру. — Теперь я загадываю желание, — он берёт в руки карты и перемешивает их, — проигравший рассказывает о самом постыдном поступке в своей жизни.       Он раздаёт карты себе, мне, Арсу и Ане, сидящей рядом с Поповым. Армяна нисколько не смущают отношения его приятеля с замужней актрисой, как и тот факт, что я быстро откликнулся на его приглашение, но появился на пороге его квартиры один. Серый не любит обсуждать чужую личную жизнь, как и не любит, когда кто-то суёт нос в его отношения. Этот принцип хвостатого вызывает у меня уважение.       С момента нашего поцелуя на парковке прошло пару недель, и мне дорогого стоит переступить порог комнаты, когда Серый быстро шикает мне, что Арс вместе с Анькой. Матвиенко даже ухом не ведёт, когда я не удивляюсь, как будто для всех, опять же кроме меня, отношения Попова и Соколовой были очевидны.       Входя в комнату, я жму руку Арса, с Анькой здороваюсь кивком. Она приветливо улыбается мне — её голова покоится на плечах Попова, и это её собственная нирвана. Соколову её нирвана успокаивала, меня же от чужой нирваны тошнило.       Когда карты остаются только у меня и Соколовой, я ловлю себя на мысли, что поддаюсь ей — нарочно не забрасываю картами, спохватываюсь слишком поздно, что у меня есть козыри. В общем, веду себя, как истинный джентльмен, хотя меня об этом никто не просит. Моё благородство играет со мной злую шутку — и дураком, как в жизни и любви, так и в картах остаюсь я.       — Валяй, Шаст, — Матвиенко подбирает под себя ноги и широко улыбается.       Аня прижимается спиной к Арсу, который обнимает её сзади и утыкается подбородком в её щеку. Я не могу отрицать тот факт, что они прекрасно смотрятся вместе. Но быть хранителем чужих тайн с каждым днём становится невыносимо.       В череде последних своих постыдных поступков я мог бы озвучить тот злосчастный поцелуй с Соколовой. Точнее, нет, предлог «с» тут был вообще неуместен хотя бы потому, что на мой поцелуй никто не ответил. Конечно, эта ситуация не к месту сегодняшним вечером, поэтому я неожиданно признаюсь в другом, далеко нелестно характеризующим меня поступке:       — В одиннадцатом классе меня отправили в летний лагерь. Мне очень сильно нравилась одна девочка, а я нравился её соседке, о чём знали все. Я тоже знал, но что я мог ей дать? Это сейчас, повзрослев, понимаешь, что вполне себе можешь быть в отношениях, не испытывая к человеку никаких чувств, — я как-то грустно улыбаюсь, понимая, что Соколова внимательно меня слушает, — а тогда казалось, что так нельзя. Ну, как казалось? Верилось, наверное. В крайний день смены мне позвонили родители — моего пса сбила машина. Единственным человеком, с которым я хотел бы поговорить, которого я хотел бы видеть в тот вечер возле себя, была та девчонка, что мне нравилась. Ленка. Но по воле злого рока её забрали домой родители. Ну и под руку попалась та девочка, которой я нравился.       — В смысле попалась? — создаётся ощущение, что Арсу недостаточно того, что я сгораю от стыда, а Анька смотрит на меня как на самое мерзкое в мире животное.       — Ну, я поцеловал её. Потом… потом мы переспали, — выдавливаю я из себя. — Оделся и сбежал из её комнаты. Утром даже не решился попрощаться с ней. Уезжали по разным городам всё-таки… — мямлю я виноватым голосом.       — И в чём постыдность поступка? — хмыкает Соколова, продолжая сверлить меня взглядом своих зелёных глаз.       — Я не помнил её имени. Нет, не так, я даже не знал её имени. Только фамилию. А ещё голубые, почти синие глаза, — неожиданно перед моими глазами всплывает та смешная девочка из летнего лагеря, и я улыбаюсь, увидев старую знакомую. — И волосы у неё были длинные по лопатки и светлые-светлые. И ещё она очень классно пела.       — О, — Арсений улыбается и целует Соколову в щёку, — Анька тоже очень круто поет. Предлагаю следующему проигравшему спеть нам любую песню, — Попов знает, что добровольно Аня вряд ли согласится петь.       Да, вот сейчас я был истинным джентльменом, ровным счётом, как и мои друзья. Мало того, что позволяю Арсу придумать желание, отдавая ему своё право, так ещё вместе с двумя мужиками нагло закидывая картами Соколову, пару раз даже мухлюя.       — Ладно, — сдаётся Соколова, откидывая карты в сторону, — что петь?       — Так, стоп, — останавливаю я Арса и Армяна, которые те открывают рты. — Арс, без обид, ты отнял моё желание, песню выбираю я. «Самба белого мотылька»* знаешь?       — Это которую Крид поёт? — неуверенно уточняет Соколова.       — Оригинальную версию Меладзе, — качаю я головой.       — Ладно, великий гугл найдёт текст, — неожиданно соглашается с моим выбором Анька, потянувшись за телефоном, лежащим в её заднем кармане.       Конечно, её ладонь нарочно касается Попова, заставляя его вздрогнуть от прикосновения. Матвиенко поднимается с пола и тоже что-то ищет в своём телефоне.       — Только я мотив не знаю, — признается Аня, держа перед собой телефон.       — Сейчас всё будет, — обещает Серый и нажимает на дисплей своего мобильного.       Судя по заигравшей композиции, Матвиенко нашёл минус. Соколова набирает воздуха в легкие и, ориентируясь на чуть слышный бэк-вокал, запевает:       — Ты так любила яркие цветы…       — Ты очень круто поёшь, — от моего голоса Соколова вздрагивает и медленно разворачивается на меня. Пару минут назад она скрылась на кухне Армяна — звонил её мобильный. — Музыкальная школа? — я честно пытаюсь быть дружелюбным.       — Да, пять лет от звонка до звонка, — улыбаясь, отвечает мне она. Та девушка на парковке никак не может быть Соколовой, вот она настоящая Аня стоит, улыбается мне дружелюбно, правда, от этой вежливой улыбки меня отчего-то тошнит. — До сих пор при слове сольфеджио в дрожь бросает. Но мама была непреклонна, — Соколова закатывает глаза, и я улыбаюсь.       Она держит телефон в руках, и я понимаю, что не могу сдвинуть наш разговор с мёртвой точки. Конечно, в принципе тему для разговора найти можно, что-нибудь, вроде «а че ты мне на поцелуй не ответила?»…       Аня смотрит на меня и не уходит из комнаты только потому, что я стою в дверном проёме. Она растерянно барабанит по дисплею своего телефона, и только сейчас до меня доходит, что она, скорее всего, разговаривала со своим мужем — лишний раз назвать его по имени даже в своей голове у меня язык не поворачивается.       — Слушай, — протягиваю я, будто бы предупреждая её, что сейчас трансформируюсь в надоедливого мудака, — как ты не боишься, что Кирилл всё узнает? — я быстро киваю на обручальное кольцо на её руке, которое она на автомате прикрывает левой рукой.       — Если хочешь что-то спрятать, достаточно спрятать это на видном месте, — будничным тоном говорит Соколова, в которой я снова узнаю ту девушку с парковки. — Извини, — она обходит меня, слегка задевая, и удаляется в комнату.