Самба белого мотылька

      — Дурацкая политика канала, — возмущается Соколова, стоящая рядом со мной. Она наблюдает за Славой*, который даёт интервью на камеру, делясь своими впечатлениями и прогнозами на счёт нашего сериала. По-видимому, я не зря сверлю её затылок взглядом, поскольку она поворачивается на меня и поясняет: — Для чего нужно убеждать всех, что весь персонал канала ТНТ — большая дружная семья? Это же очевидно, что не может быть всё так гладко между резидентами и актерами сериалов — не могут люди ладить со всеми одинаково, конфликты в любом случае имеют место быть.       Я пожимаю плечами и продолжаю слушать продюсера нашего канала, который рассказывает, какой дружной была наша съемочная группа.       — Вот взять, например, Аню и Антона, — мне кажется, что я слышу тяжкий вздох Соколовой, ожидающей своей очереди. — Этих двоих нельзя было успокоить на съёмках, — заверяет мужчина журналистку, берущую у него интервью. — Они постоянно что-то выкидывали.       Я хмыкаю и думаю над его словами. Думаю всё то время, пока мы с Анькой отвечаем на каверзные вопросы журналистки. Отвечаем заготовленными репликами, приправленными курьёзами со съёмок, в которых якобы участвовали мы вдвоём. Конечно, во всех рассказах есть толика правды, подобное и правда случалось, просто ни я, ни Соколова не реагировали на это так бурно, как сейчас врём об этом на камеру.       — Ань, всем зрителям, да и мне признаться тоже интересно, общаешься ли ты с Антоном за пределами съёмочной площадки?       — Да, разумеется, — улыбается Соколова. — Вы разве не видели мой инстаграм?       Я еле сдерживаю усмешку — ага, инстаграм, с выложенной фотографией с пикника у Шмелёва, сделанной почти год назад. Конечно, всё можно оправдать запретом Шеминова не выкладывать общие фотографии раньше времени, но нихуя.       — А как Ира реагирует на ваше общение вне съёмок? — журналистка разворачивается на меня, даже не подозревая, что заготовка на этот вопрос снова принадлежит Соколовой.       — Мы с ней тоже неплохо общаемся, конечно, не то, чтобы мы бегаем в свободную минутку по магазинам, — Анька очаровательно улыбается, но я чувствую, как скрипят её зубы от нежелания врать на камеру. — Но лайки друг другу в инстаграме ставим, — она переводит всё в шутку — единственной правдой в её монологе.       — Ну и вопрос с подвохом, — девушка-журналистка заискивающе растягивает губы в улыбке.       — Куда же без них, — смеётся Анька, но я прекрасно понимаю, что она раздражена.       — Не нужно далеко ходить за примером, что некоторые уже популярные звёздные пары когда-то познакомились на съёмках, — я уверен, что журналистка импровизирует, поскольку в глаза видел изначальный список вопросов. Выражение лица Соколовой подтверждает мои догадки. — Джоли и Питт, Депп и Хёрд, Татум и Дуан, все они познакомились на съёмках.       — Удивительно, что вы сейчас озвучили именно те пары, которые распались, — Соколова из последних сил старается быть обаятельной девочкой, но терпение у этой девочки с молниеносной скоростью кончается.       — Я думаю, что нам переживать не о чем, — улыбаюсь я, хотя понимаю, что мой оскал далёк от тех обворожительных улыбок, которые посылает Арс на камеру. — Аня ещё, может, потягается с Джоли, а вот мне до Питта очень далеко.       И всё-таки в словах Соколовой есть доля правды. Об этом я размышляю, пока беспорядочно переключаю каналы на телевизоре. Кузнецова пропадает где-то с Дариной, что было удивительно хотя бы потому, что Шеминов не сообщил о том, что приехал в Москву.       «Вся съемочная группа «Спасения» — большая дружная семья». Не были мы никакой дружной семьей, ни разу. Кто угодно подружился, да все, блядь, подружились, кроме меня и Соколовой. В моей записной книжке даже нет её номера телефона, я даже не знаю, когда у неё день рождения, а уж тем более не знаю, какие цветы и цвета она любит. Я нихера о ней не знаю в то время, как для всей страны я её лучший друг.       Я постоянно раздражаюсь. Настолько раздражаюсь, что опять завидую счастью Попова, который после съёмок уезжает по знакомому адресу. Адресу Соколовой, который я не знаю. Он улыбается, отправляя ей сообщения и получая их от неё. Он отправляет их на номер, который я не знаю.       Я начинаю его задевать. Поначалу это добрые дружеские шутки, во всяком случае, так считают Поз и Матвиенко. Но добрыми эти шутки никогда не были — все добрые шутки остаются там, в том времени, когда в нашей жизни ещё не появилась Аня Соколова.       Доходит до абсурда — я шучу над его связью с замужней женщиной уже в эфирах, а Шеминов кричит на меня, потому что ему придётся вырезать это из эфира. Шутки не доходят до экранов телевизора, но все присутствующие на съёмках говорят о них в интернете и строят свои версии. И сегодня Арс не выдерживает — просит Волю и Стаса не ставить его со мной в импровизации.       Телефон, лежащий под боком, освещает комнату вспышкой. Потянувшись за ним, я роняю с журнального столика бокал с кофе. Новый бежевый ковер, выбранный Кузнецовой и Дариной, покрывается такими же новенькими артхаусными пятнами.       Обалдевший я смотрю на экран, читая сообщение с неизвестного номера. + 7-9**-***-**-** Нужно поговорить.       Я, охуевая, смотрю на присланный в новом сообщении адрес и уже через минуту натягиваю на себя джинсы, догадываясь, от кого было это сообщение.       — Привет, — выдыхаю я, пытаясь отдышаться, когда Соколова открывает мне дверь. Она отходит в сторону, позволяя мне войти. — Сказать, что я охуел, когда увидел твоё сообщение, это ничего не сказать, — я чуть ли спотыкаюсь о собственные ботинки, пока пытаюсь разуться.       То, что Анька в плохом настроении, я понимаю сразу. И дело не в её молчаливом кивке в сторону кухни, куда я иду следом за ней, когда вешаю свою куртку. Что-то мне подсказывает, что те догадки, которые я строил, пока крутил баранку по присланному адресу, неверные.       — Ты одна? — удивляюсь я, будто обычно меня девушки приглашают к себе в квартиру, когда у них дома остаётся муж. Аня, отвернувшись к плите, на которой стоит чайник, кивает. — Где Кирилл?       — Вроде как на съёмках, — пожимает плечами Соколова. — Ты чай будешь?       — Ты позвала меня пить чай? — фыркаю я, усмехаясь.       Какое-то время я наблюдаю, как она, не меняясь в лице, наполняет свой бокал горячим кипятком и опускает в него чайный пакетик. Соколова такая домашняя в этой серой, немного растянутой, футболке, открывающей её плечо, и белых коротких спортивных шортах, оголяющих её накаченные бедра и икры.       — Арс сказал, что ты последнее время акцентируешь слишком много внимания на наших отношениях, — говорит Анька, не поднимая на меня глаз, мерно размешивая сахар в своей кружке.       — О, а ты теперь, значит, пиздюлей всем обидчикам раздаёшь? — оживаю я, откидываясь к спинке стула, на котором сижу.       — Не выражайся, — произносит она спокойным голосом, в котором звучит какая-то родительская нотка. — Чего ты его постоянно цепляешь? — Аня поднимает на меня глаза.       — Соколова, ты ёбнутая что ли, я не пойму? — я вскакиваю со стула и смотрю на неё сверху вниз. — Ты реально не догоняешь? — она все также спокойно наблюдает за мной, продолжая пилить своими зелёными глазами. — Да, блять, уже даже Ира это заметила, одна ты продолжаешь хлопать своими глазками. Соколова, очнись! — кричу я, не жалея соседей актрисы. — Я хочу тебя поцеловать с самого первого дня нашего знакомства. Я как еблан шучу о желании поцеловать незнакомого человека. Я как долбоёб краснею каждый раз, когда нам нужно целоваться на камеру, — продолжаю я подбирать красочные сравнения. — Да у меня стояк каждый раз, когда ты просто смотришь на меня, — я совсем не стесняюсь в выражениях, — я несусь со съемок домой, чтобы трахать Кузнецову, а представлять при этом тебя, — Соколова облокачивается на спинку стула, позволяя мне выговориться. — Я целую тебя после съемок «Логики», а ты опрокидываешь меня, как школьника. И ты, блядь, у меня сейчас спрашиваешь, чего я его цепляю? — я упираюсь руками в стол и наклоняюсь к Ане. Наши лица так близко, что мне снова тяжело дышать.       — Хорошо, — пожимает плечами Соколова. — Раздевайся.       — Что? — мне кажется, что я ослышался.       — Раздевайся, — она встаёт из-за стола и хватается за края своей футболки. — Стояк — дело серьёзное, с ним надо что-то делать.       Я опешил. Да, она издевается. Я так думаю ровно до того момента, пока Соколова не стягивает через голову свою футболку и не остается передо мной в одном кружевном бюстгальтере нежно-розового оттенка. Вся моя спесь мгновенно испаряется. Анька тем временем подходит ко мне, и её руки ложатся на ремень моих брюк. Угадывая её намерения, я отступаю.       — Прекращай, — кричу я, не узнавая свой собственный голос. — Я так не хочу, — мне кажется, что я уже стою голый перед её взором и стесняюсь её взгляда. — Я не так хотел… Блядь, — я пытаюсь спрятаться в собственных ладонях, — я вообще не это имел в виду, — бросаю я, оставляя её за своей спиной.       Я наскоро обуваюсь и, держа куртку в руках, толкаю дверь, покидая квартиру Соколовой