Самба белого мотылька

      Я остановил машину во дворе дома Соколовой. Кажется, что на смену посещения кладбища у меня пришло новое занятие. Теперь я вместо того, чтобы после съемок возвращаться в свою холостяцкую берлогу, поворачивал свой автомобиль по ставшему за эти пару недель привычному маршруту.       Я задрал свою голову и затянулся сигаретой, глядя на единственное окно в этом доме, которое больше никогда не порадует меня своим светом.       Я знал в этом дворе все. Знал, что через пять минут из подъезда выйдет хмурый высокий мужчина, которого жена опять выгнала вечером из дома, чтобы он погулял с собакой. Откуда я знаю про жену? Ну, на прошлой неделе она крыла его матами с балкона, все теми же матами умоляя найти работу, а не просиживать диван. Я одарю его сочувствующим взглядом, а он в очередной раз подумает, что я подозрительный тип. Я бы тоже так на самом деле думал, если бы каждый вечер сталкивался с двухметровым молчаливым парнем, который молча курит и сверлит взглядом одно из окон твоего подъезда, облокотившись на бампер своего автомобиля.       Мужик прикрикнет на собаку, задравшую лапу на заднее колесо одной из соседских машин, натянет поводок и потащит несчастную псину в сторону ближайшего сквера.       Собачник начнет скрываться за поворотом и с матами отпрыгнет от приближающегося автомобиля. Он всегда так делает. Думаю, что не ошибусь, если предположу, что у этого неработающего мужика нет автомобиля и каждый автомобилист для него априори враг.       Сопровождаемый нецензурной лексикой безработного во двор въедет форд фокус нежно бирюзового цвета. За его рулем сидит примерный семьянин, который в это время всегда забирает свою дочку с танцев. Вот и сейчас невысокая девочка лет восьми выбирается из салона папиной машины, придерживая чехол с одеждой в руках — у нее, наверное, было выступление.       Папа с дочкой проживают в соседнем подъезде, но мужчина отчего-то всегда паркует машину рядом с подъездом Соколовой. Сегодня ему пришлось поступиться своими принципами — на его месте стоял новенький черный француз ситроен c4. Ситроен не вписывался в мою привычную картину, поскольку все эти дни его здесь не было. — Здравствуйте! — кивнула мне маленькая девочка, прижимая к себе платье.       Я спрятал свою сигарету за спину под строгим взглядом отца девочки и кивнул им обоим. Мужчина открыл подъезд своим ключом и, пропустив дочь вперед, бросил на меня подозрительный взгляд. Я бы дал премию жителям это дома за бдительность — все считают меня странным, но никто еще не вызвал наряд полиции.       Домофон подъезда Соколовой оповестил меня, что дверь откроется, и я втягиваю голову в плечи. На улицу выскакивает молодая девушка на очередное свидание. Только за мои дни дежурства оно пятое. Она останавливается в паре шагов от меня и достает из сумочки зеркало, оценивая свою кукольную внешность. Все в ней какое-то ненатуральное, начиная с ее нарощенных волос и заканчивая огромными губами. Она переминается с ноги на ногу в ожидании очередного кавалера, и через три минуты ее ожидания во двор въезжает серый мерседес бенц. Машины на каждом свидании разные, как и кавалеры, и я даже начинаю делать ставки, какой модели будет машина нового ее хахаля.       Проводив машину взглядом, я покачал головой и полез в карман за новой сигаретой. Приятное тепло разлилось по всему телу, и я, улыбнувшись, привычно задрал голову. Второй раз я затянуться не успел, поскольку в следующую минуту сигарета выпала у меня изо рта. Выругиваясь, я смахнул пепел со своей красной толстовки и осторожно поднял глаза снова, чтобы убедиться, что мне не показалось. Под каким бы углом я не смотрел на окно, как бы не пытался проморгаться, картинка перед глазами не менялась — свет, действительно, горел в окне Соколовой. … — Тебе на какой этаж? — мужской голос вернул меня к реальности, и я посмотрел на собачника, который нервно теребил поводок своей собаки в своих руках. — Восьмой. Пожалуйста, — добавил я, чувствуя, как мое сердце поднимается к горлу, пытаясь выглянуть наружу.       Мужик кивнул и нажал кнопку с цифрами 8 и 5.       Мужчина с собакой был единственным человеком, который появился во дворе дома, пока я все двадцать минут дебилом пялился на окно Соколовой, пытаясь разглядеть силуэт, расхаживающий на кухне. Не скажу, что я радовался его компании, но другого шанса попасть в подъезд у меня не было — домофоном я не пользовался даже в те моменты, когда приезжал к Соколовой. Дверь всегда была либо распахнута — кто-то выгружал мебель, либо меня пускала приветливая старушка. — Ты кого уже вторую неделю высматриваешь? — поинтересовался мужик, которому, видимо, не нравилась тишина в лифте. Я прислонился к холодной стене, молясь, чтобы он перескочил третий и четвертый этаж и высадил моего собеседника на пятом. — Не ваше дело, — я решил не переходить на ты. — Как хочешь, — пожал он плечами.- Я тебя тут как-то видел. До твоего дежурства. Ты же к актрисе этой погибшей приезжал, да? Ладно, — махнул рукой мужик, сталкиваясь с моим взглядом.- Бывай, — попрощался он и вышел на своем этаже.       С каждым мерным гудением лифта мое сердце отсчитывало новые удары. Я не знал, кого я надеялся увидеть в квартире. Нет, я знал, кого я хочу увидеть, но прекрасно понимал, что это вряд ли произойдет, потому что тот человек, которого я хочу встретить, сидит на одном из пушистых облаков и под звук арфы поет «Самбу белого мотылька».       Двери лифта отворились, а я все еще прижимался к холодной стене. Будто сберегая меня от необдуманных действий, створки начали закрываться, и я, задержав их, оказался на лестничной площадке.       Я остановился около квартиры с номером 85. За эти пару месяцев ничего не изменилось. Все та же дверь бордового оттенка с незатейливым рисунком и тот же глазок, который так упрямо всегда игнорировала хозяйка квартиры.       Восемьдесят пятая квартира. Восемь и пять — как те цифры с мраморной плиты Соколовой. Пятое августа — дата ее рождения и восьмое мая — дата ее смерти. Никогда не задумывался об этом, но сейчас, увидев номер, гробовая плита Соколовой так четко встала перед моим взором, что мне даже пришлось прислониться спиной к стене. Я почувствовал подступающую тошноту — я так давно нормально не ел.       Восемь и пять. Адовые цифры. Тринадцать в общей сумме.       Я прекрасно понимал, что оттягиваю этот момент как могу. Я выпрямился и подошел к двери. Занес руку, чувствуя, как бешено бьется мое сердце, и мой собственный пульс оглушает мои уши. Я нажал на кнопку дверного звонка, даже не задумавшись над тем, что я скажу новым жильцам квартиры.       Пока за дверью слышались слишком живые шаги, мое сердце успело замедлить пульс. Казалось, что оно ведет какую-то свою игру. Я откашлялся и выпрямился, услышав, что шаги затихли и сейчас, возможно, меня изучают в дверной глазок. Глазок, который игнорировала бывшая хозяйка. Замок двери звякнул, и я даже немного оторопел, когда дверь неожиданно потянулась ко мне. Замешкавшись, я отскочил, понимая, что стою слишком близко. — Антон Шастун? — произнес удивленно до боли знакомый голос. — Михайлова? — охнул я, разглядывая девушку, стоящую передо мной.