Я не стану добычей ворона

Раньше Мейсон и представить не мог, что можно радоваться несовершенству человеческого организма и ограниченным возможностям современной медицины, но сейчас эти, в общем-то печальные, обстоятельства обернулись для него нежданной удачей. Луис Гонсалес очнулся, но состояние его оставалось тяжелым, он едва мог говорить и не помнил событий, предшествующих аварии. Перевозить его было нельзя, вторая попытка допроса оказалась столь же малоэффективной, как и первая, ничего определенного врачи сообщить не могли, и Мейсон предвкушал еще не один визит в клинику. График дежурств сестры Мери он переписал еще во время первого посещения. Для того, чтобы увидеть ее, он готов был хоть каждый день тратить три с лишним часа на дорогу, выуживать крупицы информации из бессвязных ответов Гонсалеса, выслушивать пространные рассуждения медиков о последствиях черепно-мозговых травм. Увы, работа в офисе окружного прокурора не была синекурой и предъявляла права на его время. А сестра Мери после дежурства спешила на церковную службу в монастырь, куда ему доступ был закрыт. Все их общение оказалось ограничено временем ланча. Но и за эти полчаса Мейсон выяснил, что она любит григорианские песнопения*, Честертона** и Диккенса***, художественной литературе предпочитает труды по философии и мемуары. Узнал, что Стив Бассет приходится ей сводным братом, покойного отчима она не называет отцом и предпочитает не вспоминать его, ее родной папа умер больше пятнадцати лет назад, и память о нем ей бесконечно дорога, отношения с матерью не простые, а младшая сестра вызывает у нее тревогу. Он заметил, что Мери забавно морщила нос, если насмешившая ее шутка представлялась ей недозволенной, удивленно округляла глаза, если его слова противоречили тому, что она считала догмой, как бы серьезно и строго она не смотрела на него, в уголках ее губ таилась озорная улыбка. И он не верил, что за ее невинно-сдержанным обликом скрывается столь же спокойный внутренний мир. Но выяснить так ли это пока не представлялось возможности. Большие надежды Мейсон возлагал на свадьбу Келли. Мери обещала подумать над его приглашением и, когда он приехал снова, на этот раз предусмотрительно захватив ланч в Ла Меса, она все еще думала. Мейсон уговорил ее сменщицу поменяться дежурствами, якобы по собственной инициативе. Когда он позвонил ей накануне свадьбы Мери высказала свои подозрения насчет его вмешательства. Отрицать свою вину Мейсон не стал, но утверждал, что всего лишь хотел избавить ее от необходимости обращаться с личной просьбой. Ему показалось, что Мери не так уж недовольна таким поворотом дела. Разговаривая по телефону он явственно представлял ее лицо и недоуменно-сомневающийся взгляд, как будто говорящий: "Да, разве так можно?". Мери так и не сказала: "Да", однако, она не сказала: "Нет". Поэтому на следующее утро он выехал в половине шестого и гнал машину на предельной скорости, чтобы забрать ее из клиники - он предложил встретиться там, раз уж в монастырь ему нельзя - и успеть на церемонию. Мейсон едва не опоздал - на трассе произошла крупная авария с участием пассажирского автобуса, фуры и двух автомобилей. Пострадавших отвозили в ближайшую больницу, ту самую, куда спешил он, и Мери вышла на внеочередное дежурство. Она взглянула на него, ни на секунду не прекращая делать перевязку, и на ее лице явственно читалось облегчение от того, что не надо решать ехать с ним или нет, и сожаление, поскольку поехать все-таки хотелось. Мысленно поклявшись все же вывести ее из привычного окружения, Мейсон попрощался и отправился в обратный путь. *** На венчание он опоздал. Мейсон осторожно вошел и встал рядом с дверью, когда Келли уже произносила слова брачной клятвы. Его появление осталось незамеченным. Все внимание было приковано к новобрачным, юным, тонким, как будто светящимся любовью. Мейсон рассматривал затылки присутствующих, гадая, здесь ли София. Она должна была прийти непременно, но в каком обличье? Тед его заметил, сделал страшные глаза. Мейсон развел руками, показывая, что никак не мог успеть. Иден выглядела напряженной, похоже, она нервничала, то и дело оборачивалась, тревожно вглядывалась в зал. Знала о присутствии матери? Боялась, что та заявит о себе? Священник благословил брак, Джо и Келли слились в поцелуе. Иден не смотрела на них, она повернулась в пол оборота и прикусила губу. Мейсон проследил за ее взглядом до предпоследней скамьи. Невысокая шатенка привстала, подалась вперед. Он осторожно прошел вдоль стены, пока не смог увидеть ее профиль. Крупные очки, яркая помада... Мысленно он попытался избавить ее от лишних деталей, стереть грим, но лишь убедился, что художник из него никакой. На выходе из церкви Мейсон перехватил Иден: - София здесь? Она резко остановилась, словно запнувшись. - Ты слышал, - произнесла упавшим голосом. - Я была уверена... - Ты ошиблась, - оборвал ее Мейсон, не давая собраться с мыслями. - Как давно ты знаешь, что она жива? Иден посмотрела на него загнанным взглядом, но через секунду плотно сжала губы, вздернула подбородок. - Она пришла к тебе в больницу после похищения, - наугад выстрелил Мейсон и попал в цель. - Она призналась... - лицо Иден помрачнело. - Ты узнала ее! - он понял, что угадал. - Почему София не объявила о себе? Чего она добивается, ты знаешь? - Нет! И не хочу знать! Я ничего не хочу о ней знать! Она должна уехать... Мейсон, она не может здесь оставаться! - Почему? - ему в самом деле было любопытно. - Почему?! - Иден смотрела на него потрясенно. - Ты хочешь, чтобы она вернулась?! - Не хочу. Я не хочу. Было бы странно, если бы я мечтал о встрече с мачехой. Но ты - другое дело. По какой причине ты не желаешь возвращения матери? - Матери... - Иден горько усмехнулась. - Какая мать бросит своих детей на пятнадцать лет? Мы считали ее мертвой. Мы оплакивали ее! А она... Теперь она появляется, как ни в чем не бывало, и заявляет о своих материнских чувствах. Что-то раньше она о них не вспоминала! - Иден, она лечилась в психиатрической клинике. От амнезии. София не помнила... - А графа она в клинике нашла?! - Какого графа? - опешил Мейсон. - О, ты не знаешь! Она теперь графиня Армонти. - Вот как! - у Мейсона голова пошла кругом. Граф Армонти, доктор Армонти... Это один и тот же человек? Раньше ему не доводилось слышать о графах-психиатрах, но чего на свете не бывает... - Устрой нам встречу, - прошептал он, удерживая Иден за локоть. - Зачем? - воинственно ощетинилась она, но внезапно смягчилась и произнесла с надеждой: - Ты потребуешь от нее покинуть город? Ты же не хочешь, чтобы она вернулась в семью? - Не хочу, - подтвердил Мейсон. *** Как следовало из полученных документов доктор Армонти графом не был. Он оказался приемным сыном покойного графа и титула не унаследовал. Получил прекрасное медицинское образование, проходил ординатуру в швейцарской клинике, защитил докторскую диссертацию, был признан одним из ведущих европейских психиатров - список званий, регалий, научных работ прилагается - считался талантливым гипнотизером, в настоящее время занимался частной практикой. Интересно. По всей вероятности, Марчелло Армонти приходился пасынком Софии Вейн Кепвелл... Армонти, и был почти ровесником своей мачехи, вместе с которой прибыл в Санта Барбару. Недавно он открыл свой кабинет, и к европейскому светилу потянулся поток пациентов. Последнее обстоятельство было на руку Мейсону, который хотел поговорить с Софией без свидетелей. Тем более пасынков, психиатров, гипнотизеров... Узнав от Иден, что доктор Армонти отсутствует, Мейсон поднялся в президентский люкс. София его не ждала, но не удивилась - Иден уже поговорила с ней. - Ты тоже предложишь мне уехать? - грустно улыбнулась она. - Так будет лучше... - Мейсон посмотрел на свою ладонь, снова взглянул ей в глаза, - для всех. И для тебя. И для твоего пасынка. - А для моих детей? - тихо спросила София. - Разве Иден выразила точку зрения твоих детей недостаточно ясно? - Мейсон изобразил удивление. - Иден не может говорить за других. Мне важно мнение всех детей, - на секунду она отвернулась к окну. - Всей моей семьи. Мейсон, - стремительно развернувшись, взглянула прямо в глаза, - ты не хочешь, чтобы я уезжала! Ты просил меня остаться! - Я бредил. - ответил он сухо. - Нет. Бредил ты Шекспиром. И не говори, что не узнал меня. Принял за Памелу, Розу, добрую фею... Ты сказал, что меня не было пятнадцать лет и попросил остаться! - Это не имеет значения, - сказал Мейсон после паузы, во время которой лихорадочно искал подходящий ответ. - С некоторых пор я уже не имею отношения к семье... - Ты всегда будешь частью моей семьи, - произнесла София четко, словно давала клятву. - И для меня имеет значение твое мнение. Что ты думаешь? - Я думаю, - Мейсон пересек номер, - думаю, Иден не может решать за всех твоих детей. Келли и Тед имеют право голоса, - София расцвела. - Но я буду голосовать против, - поспешно уточнил он. *** - Иден, - Мейсон сел на ее стол, чем вызвал недовольную гримасу, - тебе не приходило в голову, что возвращение Софии решит нашу главную проблему? Иден нахмурилась. - Джина, - пояснил Мейсон Отец объявил о помолвке прямо на свадьбе Келли. Джина сияла, как золотая монета, а бриллиант на ее пальце ослеплял. Келли и Тед не выглядели обрадованными, но Келли была слишком занята своим мужем, а Тед не любил конфликтных ситуаций - они ограничились дежурными фразами. А вот Иден впервые на памяти Мейсона выразила несогласие с решением отца. СиСи был неприятно поражен, но непреклонен. В последнем Мейсон не сомневался - переубедить отца не удастся никому. - Подумай, - он улыбнулся уголком рта, - если София объявит о себе, отец будет официально считаться женатым. Возможно, он захочет развестись... Иден негодующе фыркнула. - Он захочет немедленно развестись, - поправился Мейсон. - Это займет время. А там... многое может случиться. Быть может, Джина подцепить другого богатого старичка... или молодого авантюриста - тут, как повезет. - Нет! - Иден была настроена решительно. - Я не хочу... Если о ней узнают, это все усложнит. Пусть она уедет. Мейсон, она должна уехать! И чем скорее, тем лучше. - Что ж, попробуем ее убедить. *** Убедить Софию, разумеется, не удалось. Она наотрез отказалась уезжать. Однако объявить о себе тоже не захотела. В сущности, Мейсон видел плюсы и в ситуации с официальным возвращением миссис Кепвелл, и с ее отъездом из Санта Барбары. Впрочем, минусы он видел тоже. Но София отказывалась выбрать хоть что-то, и оставалась в Кепвелл отеле, не открывая своего имени. История затягивалась. Мейсон устал спорить с мачехой и сестрой, которые упрямо стояли на своем, отвергая все разумные доводы. Неудивительно, что он стремился в край тот милый, где цветет она**** и выкраивал для поездки в клинику время, которого вечно не хватало. Гонсалеса уже перевели в тюремную больницу Санта Барбары, его дело было готово для суда, а Мейсон продолжал по два-три раза в неделю ездить в благотворительную клинику уже без какого-либо предлога. Жаль только, что узы вечного обета приняла она, и забытая для света, богу отдана. Нет, Мейсон был бесконечно далек от того, чтобы сравнивать себя с доблестным рыцарем, а тем более следовать его примеру - принять сан, поселиться в убогой келье близ монастыря. Он с улыбкой вспоминал слова баллады: И душе его унылой, Счастье лишь одно, Дожидаться, чтоб у милой Стукнуло окно; Чтоб прекрасная явилась И из вышины В тихий дол лицом склонилась Ангел тишины... Его жизнь словно разделилась. Он предъявлял обвинения, допрашивал обвиняемых и свидетелей, выступал в суде, отбивался от нападок Стива Бассета, который ополчился на него без внешнего повода - быть может, вообразил соперником за кресло окружного прокурора? - спорил с Петерсоном, безуспешно пытался вразумить Иден и Софию, наблюдал за подготовкой к свадьбе СиСи Кепвелла и Джины Блейк Демотт, язвил, ехидничал, паясничал... И одновременно, словно в иной параллельной реальности перед ним стремительно разворачивалась лента горной дороги... ...Счастье лишь одно, Дожидаться, чтоб у милой Стукнуло окно; Чтоб прекрасная явилась И из вышины В тихий дол лицом склонилась Ангел тишины... Мейсон помнил слова Мери: "стоять на краю обрыва и смотреть вниз, пока не закружится голова". Он не боялся упасть. И голова у него не кружилась. Он уже летел. ________________________ *О том, что любит Григорианские песнопения, Мери говорит в сериале https://ru.wikipedia... **СБ молчит на счет любви Мери к Г.К. Честертону, но он католик, автор чудесных детективов и его люблю я. ***Диккенса я не люблю - так ни одного романа прочесть и не смогла - но мне кажется Мери он должен нравится. **** Шиллер, "Рыцарь Тогенбург" в переводе Жуковского.