Наши дни
Сквозь наглухо задвинутые занавески вопреки всякой логике настырно пробивалось солнце. Смешно сморщив нос от бликующих на лице отголосков золотистого света, Лера перевернулась на живот и уткнулась в подушку. Вставать катастрофически не хотелось, но жажда настойчиво царапала горло изнутри. Кажется, коньяка вчера всё-таки было многовато… Вероятно, не только коньяка… Чёрт, и ведь сейчас придётся поговорить об этом? Приоткрыв один глаз, она выдыхает, обнаружив рядом только примятую подушку. Слава всем Богам, разговор откладывается. Когда позже, всё же поднявшись с постели, она не находит Соколова ни в ванной, ни на кухне, к чувству облегчения неожиданно примешивается толика сожаления от того, что он снова ушёл по-английски, оставив вместо себя энергично нарезающего будерброды водителя Смоленцева. Вообще, то, что вчера произошло — не поддавалось никакой логике. Она на все двести процентов была уверена, что её бывший вожатый — последний человек, с которым у неё что-то может быть. Точнее, он — первый человек, с которым у неё ничего не может быть по определению. Вроде бы всё ясно, как белый день, но… Это был самый безудержный и дикий секс в её жизни. Стоило Соколову припечатать её к стене и уверенным движением опустить руки на бёдра, как здравый смысл помахал отчаянно вопящему сознанию ручкой и унёсся в прекрасное далёко. Словно каждая клеточка тела тосковала по этим прикосновениям, от которых девушка была готова рассыпаться на атомы. И сколько не внушай себе, что переросла эту детскую влюблённость, что их ровным счётом ничего не связывает, что он сделал ей слишком больно — один властный поцелуй и её собственные руки начинают жить своей жизнью, резко и неаккуратно, так, что швы трещат, сдёргивая с себя футболку, расчерчивая мужской торс и спину, оставляя полукружия ногтей на плечах брюнета. И как такое может быть, что другой человек знает её тело лучше, чем она сама? Чёрт побери, его пальцы и губы предугадывают каждое её движение, любую возникшую в затуманенной голове случайную мысль. До спальни они добрались далеко не сразу. Первый раз он взял её на том самом кухонном столе, на котором она сидела десятью минутами ранее, даже не удосужившись избавиться от трусиков, сдвинул их в сторону и резко заполнил девушку одним толчком, заставив вскрикнуть. Илья двигался быстро и размашисто, крепко сжимая её бедра, выбивая воздух из лёгких. Совсем не так, как в лагере — грубее, жёстче, на грани наслаждения и боли. Никитина закрыла глаза и, в попытке не кричать, до крови закусила изнутри щёку. — Не смей, — рыкнул её бывший вожатый, — не сбавляя темп. Всего шесть букв, но всё и так понятно. Не смей закрывать глаза. Не смей сдерживаться. Не смей думать, что эта история закончена. Распахнув затуманенные глаза, девушка подалась ему навстречу и громко застонала. Эти её стоны, вероятно, перебудили всех соседей, а то и жителей соседнего подъезда тоже. Соколов доводил до исступления, заставлял голос срываться на хрип, но за мгновение до оргазма останавливался, вынуждая рвано и разочарованно выдыхать, а затем продолжал эту сладкую пытку. Между собственными всхлипами и непонятно к чему именно относящемуся «пожалуйста», которое срывается с губ на выдохе, Лера судорожно пыталась вспомнить, когда последний раз пила противозачаточные. Выходило, что со всей этой историей — давно нет, и незащищённый секс сейчас — не самая лучшая идея, но тело словно ей не принадлежало, требовало животной страсти, которая захлестнула с головой. Это безумие было не остановить, не теперь, когда губы парня скользят по коже, оставляя за собой россыпь мурашек, а пальцы трут горошины сосков и уверенно стимулируют клитор, доводя до исступления. Пару раз пиликает телефон, но они слишком увлечены друг другом, чтобы обратить на это внимание. Никки не сильно жаловала оральный секс. От одной мысли о том, что ей придётся опуститься перед мужчиной на колени, подсознание поднимало бунт, протестуя против этого всем своим свободолюбивым существом. Но тут она сама скользнула вниз, заставив Соколова удивлённо вскинуть бровь. Он шумно выдохнул, когда девушка провела языком по выпирающим на возбужденном члене венкам и аккуратно обхватила губами блестящую от смазки головку. Однако, надолго он не был готов отдать инициативу в её руки, поэтому вскоре накрутил светлые волосы девушки на ладонь и подался бёдрами вперёд, сам задавая темп и глубину проникновения. Кажется, если бы можно было заниматься любовью вечность, они бы так и не остановились… Позже, стоя под прохладными струями душа, Лера чувствовала, как размеренно бьётся сердце брюнета, крепко прижимающего её к своей груди. Пара непрошенных слезинок всё же скатилась из глаз, их тут же смыла вода, льющаяся сверху. Всё же, он идеально ей подходит. Жаль, что именно он… Они долго стоят в обнимку, ничего друг другу не говоря и слушая шум водяных струй. Да и вообще, едва ли сказали друг другу хоть слово после того, как пытались выяснить отношения на кухне. Кажется, что любое слово, произнесённое вслух, мигом разрушит магию этого момента и вернёт в суровую действительность, где их каждую минуту могут убить. В спальне Никитина быстро засыпает, устроив голову у парня на предплечье. Он же, перебирая её волосы, наконец, добирается до телефона и открывает входящие сообщения…***
Таксист попался разговорчивый, музыка в машине — слишком громкая, а освежитель воздуха до тошноты сладкий. Нервно барабаня пальцами по сиденью, Илья пытался собрать мысли в кучу, но получалось не очень. Ни Кир, ни Жека трубку не брали, два последних сообщения от друга были пересмотрены с миллиард раз, а внутри начинало предательски ворочаться беспокойство, хотелось бы верить, что безосновательное. Переслав айпишник программисту своей компании, который с закрытыми глазами мог решить эту задачку, Соколов положил кругленькую сумму за срочность, не акцентируя внимание на законности методов. Всё же выскочив из такси раньше пункта назначения и спешно шагая по тротуару, он решительно набрал номер Смоленцева. — Что-то с Лерой? — без приветствия обеспокоенно спросил тот. — Нет, Кир кое-что нарыл. Еду к нему в офис, с Лерой сейчас Ваш водитель… — Ты где сейчас? — после тяжёлого вздоха спросил генерал-лейтенант. — На проспекте Мира. — Разворачивайся. Езжай в больницу. — Что-то с Вяземским? — Поторопись. В трубку понеслись короткие гудки. Скрипнув зубами, парень развернулся и перешёл на бег. Беспокойство переросло в ощущение надвигающейся катастрофы, которую ему не по силам исправить. До госпиталя он добрался раньше Смоленцева и, решительно взбежав по ступеням, кивнул охранникам и положил руку на ручку двери палаты, в которой лежал Дрю. Если с ним что-то случилось, надо как-то сказать об этом Лере. Вообще, многое нужно ей сказать, поговорить уже, наконец, спокойно, как взрослые люди. Утро точно должно было начаться не так. Он должен был увидеть, как Никитина открывает глаза и тут же смыкает ресницы, пытаясь притвориться спящей, как солнце играет в её светлых волосах, как она отводит взгляд, чтобы не встретиться с ним глазами и спешно ретируется на кухню под предлогом сварить кофе. При всей своей смелости она бы точно бежала от разговора о том, что произошло ночью. Но он бы заставил поговорить. Они и так потеряли слишком много времени, чтобы сейчас бегать друг от друга. Встряхнув головой, Илья отворил дверь и сделал шаг в палату, остановившись на пороге, как вкопанный. Кое-что изменилось: теперь перед ним стояло две кровати. И на второй лежала бледная, едва ли не сливающаяся с наволочкой Кристина Вайнштейн. — Мы нашли её сегодня ночью, — сказал появившийся за его спиной Смоленцев. — Без сознания. И сразу привезли сюда. — То есть как только она очнётся… — Мы узнаем имя того, кто заварил всю эту кашу с холдингом. На экране высветилось входящее сообщение от айтишника, который сообщил, что нужная информация лежала на поверхности, стоило только знать, где искать. — Раньше. Надеюсь, Лев Вайнштейн не сбежал из страны. — На что ты намекаешь? — Статический айпи. Систему безопасности последний раз взломали с его домашнего компьютера. Генерал-лейтенант кивнул, показывая, что принял информацию, но с места не двинулся, как-то чересчур пристально изучая стоящего перед ним парня. — Поехали же, ну. Если это он — я его и без всякой группы захвата по стенке размажу… — Не пори горячку, Илья. Ты никуда не едешь. — Это ещё почему? — повысил голос брюнет, следуя за отцом Леры в больничный коридор. — Мне жаль. Сказано это было слишком искренне для чёрствого Смоленцева, да и этот его взгляд, так ему не свойственный… Потихоньку начиная закипать, парень, решил, наконец, выяснить, какого чёрта тут происходит, но осёкся, с тихим шипением выпустив воздух через рот. Прямо на полу у подоконника сидела Жека, раскачивалась, судорожно обхватив себя руками, и отрешённым пустым взглядом смотрела в мятно-зелёную стену прямо перед собой. Сердце ухнуло куда-то вниз и внутри оглушительно тренькнуло, будто туго натянутая струна оборвалась. — Слишком высоко. Он приземлился на спину. Врачи ничего не смогли сделать. Мне действительно жаль… Но Илья уже не слушал, опустившись на пол рядом с подругой и крепко сомкнув вокруг неё кольцо своих рук.Четыре с лишним года назад.
Ночной город сиял миллионами огней, яркой иллюминацией раскинувшись под босыми ногами. Ветер трепал и без того спутанные волосы, молниеносно высушивая солёные дорожки на щеках. Докурив третью кряду сигарету, Лера сморгнула очередную слезинку и уставилась на открывающийся с крыши вид, стараясь отвлечься и выбросить все мысли из головы. А чего, собственно, она ожидала? С её вожатым всё изначально шло шиворот-навыворот, слишком эмоционально и хаотично, чтобы кончиться чем-то хорошим… Они заигрались и всё зашло слишком далеко, но всякая игра рано или поздно подходит к финалу. Смена в летнем лагере закончилась, закончилось и то, что было между ними. По всем канонам, так и должно было произойти, но… Можно сколько угодно приводить вполне логичные и само собой разумеющиеся доводы, пытаясь убедить себя, что ничего особенного не случилось, но эта леденящая душу пустота никуда не денется. Как и пульсирующее в странном подобии агонии сердце, разгоняющее волны беспросветного отчаяния по венам. Чёртов Соколов… Лера не заметила, как постепенно он стал воздухом, которым она дышит и эти его слова — удар под дых. Словно резко и безжалостно перекрыли кислород и теперь она жадно хватает ртом разреженный воздух, собирая последние крупицы. Ситуация с новоявленным папашей при этом автоматически отошла на второй план, не вызывая ничего, кроме раздражения. Даже ненавидеть его не было сил… Гремучий коктейль из событий и эмоций выжигал изнутри, грозя разорвать черепную коробку. Всё же, всё это слишком для её семнадцати лет… Над ухом сухо щёлкнула кнопка зажигалки, заставив девушку вздрогнуть от неожиданности. Вяземский сел рядом, затянулся, неспешно выдохнул дым, задумчиво глядя на ночные огни под ногами. Если кто и мог найти её здесь, то только он. Даже пугало, насколько хорошо друг её знал. Кажется, они просидели тут достаточно долго, не произнося ни слова и думая каждый о своём. — Пойдём домой, прохладно. Лера вздрогнула от того, как мягко и по-взрослому прозвучал голос парня. Эти непривычные глубокие нотки усталости и понимания заставили зябко повести плечами и повернуть голову, сфокусировав заплаканные глаза на знакомом до каждой родинки и шрама профиле шатена. — Поцелуй меня? Слова со скрежетом срывались с искусанных губ и звучали придушенно и жалко, полные до краёв отчаянием, которое накатывало волнами, как штормящее море. Дрю невесело хмыкнул, затушил бычок и поднялся на ноги, легко, как тряпичную куклу, поставив рядом подругу, с силой сжал её плечи и невесомо чмокнул в лоб. — Хреновая идея, Валер. Во-первых, мы это уже проходили, а во-вторых… Я — не он. И даже если я сейчас разложу тебя на этой крыше — легче не станет. Будет только больнее. — Куда уж… Слово «больнее» застряло на кончике языка, так и не прозвучав. Девушка судорожно всхлипнула, уткнувшись носом в грудь Дрю и привычно прикусив его ключицу, как всегда делала, когда не хватало слов. Он понял, прижимая к себе сильнее, словно баюкая в своих руках и выдохнул в висок едва слышное: «Мне жаль». Словно кислородную маску к лицу приложили. Если Соколов стал её воздухом, то Дрю сейчас помог не задохнуться, не рассыпается в пыль на этой крыше типовой многоэтажки на окраине города. Под утро, свернувшись калачиком у Вяземского на кровати и накрыв ладонями сцепленные на её животе в замок пальцы друга, Лера, наконец, прикрыла глаза, с мазохистским упорством прокручивая в голове самые яркие моменты с Ильёй. Это ещё не конец. Им нужно поговорить. Во что бы то ни стало. Не будет же её вожатый всю жизнь прятаться…***
— Отключила телефон! Нет, ну ты подумай! Женщина в сердцах отшвырнула трубку на диван и нервно забарабанила пальцами по коленям. Смоленцев, задумчиво пожевал нижнюю губу. Нет, он, конечно, ожидал бурной реакции, но чтоб его дочь вторую неделю не ночевала дома… — Не нагнетай, Катя. — Она меня с ума сведёт! — Давай отправлю своих ребят? Повяжут они её дружка, её домой доставят, всё в лучшем виде. — А дальше что, Костя? Под замок её посадим? Конвоира ты уже приставлял, так себе получилось… Мужчина недовольно цокнул. Идея казалась вполне себе отличной, поначалу даже вполне оправдывала себя, но с треском провалилась в итоге. С одной стороны, он вычислил-таки стукача, сливающего информацию, а с другой — перестал держать руку на пульсе и упустил момент, когда взаимоотношения у его дочери с племянником Соколова перешли за грань деловых. Катерина устало потёрла переносицу и горько усмехнулась. — Тем более теперь она тебя близко не подпустит. Твой характер… — Обычно я не спрашиваю… Отмахнувшись от последней фразы генерал-лейтенанта, мать Леры разгладила ладонями несуществующие складки на юбке и подошла к окну, словно надеясь, что дочь вот-вот пробежит по асфальтовой дорожке к подъезду. — Нет, Костя. Не смей. Мне не нравится этот её Вяземский… Но он хоть соизволил мне позвонить. Сейчас я хотя бы знаю где она. Заберём дочь от него — она найдёт способ сбежать. И тогда — ищи ветра в поле. Это не ребёнок, это наказание какое-то! Смоленцев подошёл сзади, сжал ладонями плечи любимой женщины, притягивая её к себе. — Она уже не ребёнок, — на выдохе произнёс он. Именно это они не брали в расчёт. Их дочь выросла, а они, заигравшись в статус инкогнито, умудрились этого не заметить.***
В кедах противно хлюпала вода, облепившая тело одежда потихоньку начала подсыхать, но всё равно зуб на зуб не попадал от холода. Вроде бы тёплый день, обрушивший на город короткий ливень, сменился прохладным вечером, а Никитина всё продолжала сидеть на скамейке у главного входа в вуз, как приклеенная. Она пришла сюда после обеда, дождавшись, когда Дрю ненадолго отскочил по делам. Если бы друг узнал, что стоило ему выйти за порог, как она схватилась за телефон и набрала номер Соколова — мало бы ей точно не показалось. Илья не брал трубку. Не скидывал, не отключал телефон, а просто приговорил её слушать монотонные унылые гудки, и от нетерпения, покусывать губы. Поток выходящих и возвращающихся в училище людей стремительно редел, а тот, кто был ей нужен, так и не появился. Словно его ластиком стёрли из тетради её жизни. Вот только её мнения никто не спросил, так что, собственно, какого чёрта… Вскинув подбородок, Лера подошла к окруженному девчонками парню в форме, который по возрасту вполне мог бы учиться вместе с её вожатым и решительно потянула его за рукав. — Можно тебя на пару слов? Удивлённо вскинув брови, тот всё же позволил отвести себя на пару шагов в сторону. — Не припомню, чтоб мы были знакомы. — Мы и не знакомы. Я ищу кое-кого… — Так. Телефон в помощь. Я тут причём? Телефон в помощь… Горько усмехнувшись, девушка потёрла друг о друга замёрзшие ладони. Телефон далеко не в помощь, если человек отчаянно не хочет, чтобы его нашёл тот, кто нервно считает гудки на другом конце провода. — Ты прав. Ни при чём. Извини. Никитина поёжилась и, отвернувшись, побрела к лавке, на которой до этого сидела. Окинув взглядом её насквозь промокшую одежду, парень цокнул и, догнав, удержал за запястье. — Стой. Зовут-то его как? — Илья. — Фамилия у Ильи есть? — Соколов. Соколов Илья Сергеевич. — Сокол? — искренне удивился собеседник. — Ты его знаешь? Теперь уже Лера схватила молодого человека за руку, в надежде цепляясь за его пальцы, как за последнюю соломинку. — В некотором роде… Только его нет. — В смысле? — Ну так ему начальство какое-то спецзадание поручило. Он вернулся, диплом забрал и свалил куда-то, никому не сказал ничего. Мы ещё позавидовали, что все экзамены автоматом получил, а нам тут корячься и сдавай… — Ясно. Лера кивнула и, не обходя луж, побрела к автобусной остановке. Спецзадание. Вроде уже давно было понятно, что она — разменная монета, так, приключение на лето за экзамены автоматом. Но почему тогда от боли душу наизнанку выворачивает, когда подтверждение этих слов в очередной раз слетает с чьих-то губ? — Эй, он обидел тебя чем-то? — обеспокоенно спросил парень. — Может, дядю его спросить? — Нет, не нужно. Всё в порядке, правда, — выдавила жалкую улыбку девушка. Обидел? Нет, не обидел… Он просто разбил её сердце и безжалостно растоптал его своими безукоризненно белыми кроссовками. Всего и делов.***
Шмякнув грязной потёртой шваброй об пол, Соколов вяло начал возить её по вытертой плитке, прилагая огромные усилия, чтобы не уснуть прямо тут, в забытой всеми богами забегаловке на окраине, вывеска над которой гордо именовала её баром. Когда он последний раз спал? Кажется, заканчивались вторые сутки, как он на ногах… Лучший выпускник курса, самый перспективный курсант Академии… Как-то не особо вязалось с тем, чем он сейчас занимался. С утра — работа в службе доставки и бесконечные мотания по городу, вечером — за барной стойкой выслушивать пьяные бредни клиентов, разливая по бокалам низкопробный алкоголь. Домой он обычно добрался под утро и успевал вздремнуть всего пару часов до противного писка будильника, возвещающего, что новый грёбаный день сурка настал. На одной из первых смен телефон, как нарочно, шмякнулся экраном о плитку пола и теперь показывал лишь кривые фиолетово-чёрные кляксы. Купить новый не было ни лишних денег, ни, самое главное, времени, поэтому пришлось временно пользоваться служебным допотопным аппаратом, который хозяин заведения гордо выдал, что называется «на всякий случай». — Ну зачем ты, Илюша, — всплеснула руками вышедшая из подсобки бабулька, подрабатывающая тут уборщицей. — Я сама… — Ничего, я уже почти закончил, — вымученно улыбнулся парень. У него и мысли не было геройствовать, пока он не увидел как старушка, подслеповато щурясь, пыталась разглядеть цифры на треснувшем стекле тонометра, а потом тяжело опустилась на старенькую тахту. И, отчего-то, наплевав на усталость, брюнет вернулся назад к барной стойке и взялся за швабру, мыслями переносясь в тот самый день, когда торопливо собирал вещи, спешно покидая Академию. И ведь ему предложили место. Дядюшка, лицемерно улыбаясь, пришёл оповестить, что Смоленцев «готов закрыть глаза на то, что случилось и взять его работать к себе». Ну как, работать — стоять на вытяжку у двери в кабинет и быть готовым в любой момент сорваться за коньяком или сигарами в элитный магазин на соседней улице. При условии, что он всё так же будет играть свою роль и забудет о существовании у генерал-лейтенант дочери, конечно. — Соглашайся, — уговаривал родственник, расплываясь в улыбке, которой Чеширский кот бы позавидовал. — Работа не пыльная… — Уж лучше пыль глотать, — усмехнулся Илья. — Передай своему начальнику, что может другого кандидата на роль холопа подыскивать… — Гордый, значит? — скривился мужчина. — Понимай, как хочешь, — пожал плечами парень, разворачивалась, чтобы уйти. — Дурак… Теперь только и сможешь, что пыль глотать… Значения этим словам Соколов не придал. Тем более, что первое собеседование прошло неплохо и его должны были оформить в отделе кадров в начале следующей недели. Покинув стены своей будущей работы, парень понял, что в этом районе живёт Никитина — столько раз она говорила, что из её окон центральный парк видно, а дом у неё раскрашен бешеными треугольниками. Решение пришло мгновенно, и, не зная точного адреса, он спешно зашагал через парк. Дом с треугольниками нашёлся быстро, а разговорчивые бабульки у подъезда сообщили, что «эта чума Лерка» живёт в 56 квартире и даже услужливо подсказали код домофона. Не дождавшись лифта, Илья взбежал по лестнице на нужный этаж и уверенно нажал на чёрную пимпочку звонка. В голове с удивительной ясность в стройный ряд встали слова и предложения, которые нужно сказать. Они поговорят. И расставит все точки над «i». — А я погляжу, ты не из понятливых, — недовольно протянул Смоленцев, открывший дверь с номером 56 на обивке. — Не могу сказать, что тоже рад Вас видеть, — хмыкнул брюнет. — Лера дома? — Что ж ты такой упёртый, Соколов? Неужели так сложно держаться от моей дочери подальше? — А это теперь уже не Вам решать… — Не мне. Зато я могу решить кое-что другое. Более не задерживаю. Захлопнув дверь у брюнета перед носом, Константин Дмитриевич раздражённо поморщился и разблокировал свой смартфон. В тот день домой Илья вернулся под утро — полночи прождал у подъезда. Лера так и не появилась. Зато на следующий день его служебный мобильный противно запищал монофонией — звонила девушка из отдела кадров, чтобы ровным голосом сообщить, что они приняли решение в пользу другого кандидата…