Перерождённые. Прощённые и свободные

* * *

      Реджина находилась на грани срыва, когда уходила от Свон и этих самозванок, поэтому она поспешила к единственному, кто мог дать ей хоть частичку успокоения. Пусть её малыш неподвижно лежал на белоснежных простынях среди проводов и трубок, но один вид Генри придавал ей сил вздохнуть глубоко и на выдохе выпустить часть гнева.       Находиться в одном помещении со Свон было и без того невыносимо. Теперь же, когда к ней вернулись воспоминания, у Реджины даже представления не было, как в дальнейшем будет происходить их общение. Самoe оптимальноe решение — немедленный отъезд Свон с этими выскочками, но Реджина знала, что с упрямством Эммы, она ни за что не уедет. Она обязательно захочет поговорить, вот только им не о чём разговаривать. Словами прошлое не исправить. Свон придётся научиться жить с тем, что она натворила. Ей и так была дана отсрочка в двенадцать лет. Реджина же похоронила все воспоминания об Эмме, и двенадцать лет они не тревожили её душу. Сейчас они неудержимой лавиной прорвались в сознание.       Смерть Леопольда застала её врасплох. Когда она нашла его в кабинете, неподвижного и посеревшего. На неё накатила паника. Первым делом она почему-то позвонила матери. Сказалась многолетняя власть Коры над дочерью. Кора же, в свою очередь, сперва отругала Реджину за то, что та сразу же не вызвала службу спасения, и только потом отчеканила, что сама этим займётся, приказав Реджине ждать.       Сидя побледневшим изваянием на самом краю дивана, рядом с мёртвым мужем, Реджина находилась в таком шоке, что не сразу услышала грохот. Как только она открыла входную дверь, в дом первой ворвалась Кора, а следом за ней группа спасателей. Её оттолкнули в сторону, после того, как она отрешённо ответила, где находится мэр. Его реанимировали долго. Реджине показалось целую вечность. B конце концов было озвучено время смерти, и спасатели принесли носилки. В тот момент, когда лицо мужа скрылось под чёрным полиэтиленом, к Реджине пришло осознание, что она стала вдовой и вместе с тем у неё словно открылось второе дыхание. Вместо траура и горя, она почувствовала бесконечное облегчение. Она почувствовала свободу.       Больше никакого притворства. Никаких лживых улыбок и фальшивого дружелюбия. Никаких показных поцелуев и объятий, и более того, больше никакой принудительной ненавистной близости с тем, кого всей душой презираешь. Больше никакого мужа. Отныне она молодая независимая вдова и вправе делать, что захочет.       Привитое воспитание и сдержанность не позволили Реджине отпраздновать это знаменательное событие в гордом одиночестве с бутылкой лучшего вина из запасов своего мертвого мужа. Ей пришлось играть роль безутешной вдовы. Но и после похорон, когда последний гость покинул дом, и Реджина мысленно уже вдыхала аромат отменного вина, сидя в кабинете в кресле мужа, ей не дано было насладиться охмеляющим чувством свободы.       Мать, всё ещё находившаяся в доме, парой слов вдребезги разбила все иллюзии. Сухо и кратко она сообщила, что нашла для Реджины подходящую кандидатуру в мужья. B скором времени она их познакомит. Новый благоверный был каким-то именитым адвокатом из Бостона, дальше Реджина не слушала. Новость подкосила её хуже смерти. Скорее это и была её смерть. Ещё одного ненавистного замужества она не выдержит.       У неё ужасно разболелась голова, поэтому она позволила матери договорить и наконец уйти. С удручающей болью она поднялась к себе в комнату, кое-как приготовилась ко сну, приняла обезболивающие и с головой зарылась под одеяло. В тот момент ей снова хотелось быть ребёнком, чтобы как раньше, когда мать в очередной раз показывала свою самую худшую сторону, а отца не было дома, она пряталась в своей кроватке, закрывала глаза и представляла себя в другом месте, пока не засыпала. Но теперь она взрослая и знала, что от реальности не скрыться, фантазии не помогут избежать власти матери. Спасительный сон всё не приходил, поэтому Реджина приняла сильное снотворное, чтобы хоть на время дать себе отсрочку и покой. Если бы она могла предположить, что это решение принесёт с собой ещё больший кошмар…       Сначала она не осознавала, где явь, а где сон. Приятные ощущения разливались томительной негой по всему телу. Ей было хорошо. Какое-то упоительное блаженство нарастало в ней с незнакомой интенсивностью. Но чудесный сон превратился в кошмар, когда она ощутила на себе тяжесть тела. Грудную клетку сдавило. Реджина осознала, что всё по-настоящему. Кто-то пробрался в её дом, в её спальню! Реджина начала сопротивляться, но руки оказались ватными, безвольными. Она хотела закричать, но голос был под стать телу, вялым, бессильным. Снотворное, вспомнила она. Её организм всё ещё находился под воздействием таблеток. Она не собиралась сдаваться. Она не позволит кому-то ещё над собой надругаться. Не теперь, когда она наконец стала свободной и независимой.       Знакомый голос, которого не должно было быть, не здесь и не сейчас. Голос, зовущий её по имени, заставил застыть и на миг придать надежду, что это всё-таки сон. Не могла быть Эмма в её комнате, в её постели и делать… делать то, что она делает. Реджина зажмурилась и задвигала головой из стороны в стороны, то ли для того, чтобы проснуться от этого кошмара, то ли, чтобы увернуться от настойчивых губ. Эти губы вытворяли просто недопустимые вещи, приводившие Реджину в панику. Она не знала, как реагировать. Будь это кто-то другой, Реджина бы даже не задумывалась, что делать, но это же Эмма. Её крошка-Эмма! И это крошка-Эмма сейчас лежит между её раздвинутых ног и там же находится её рука. В тот момент Реджина вспомнила, с какими ощущениями проснулась, и ей стало дурно. Это Эмма. Это всё время была Эмма, которая довела её до состояния, какое Реджине прежде не доводилось испытать. Время от времени она доставляла сама себе удовольствие, но это всегда была короткая разрядка. О муже даже упоминать не стоило. Он в первую очередь всегда думал о себе.       Муж, похороны, пустой дом, Эмма! Реджина полностью осознала ситуацию и ужаснулась.       Боже, что тут происходит? Эмма потеряла рассудок, или это она сходит с ума?       В то же время Реджина не хотела впадать в панику. Это всего лишь Эмма. Это должно быть какая-то из её шуток, которая на этот раз зашла слишком далеко, но с этим они разберутся потом. Сейчас, Реджина скажет, чтобы Эмма прекратила, и Эмма поймёт, что шутка закончилась.       Реджина попробовала придать голосу как можно больше решительности, но с губ слетало лишь подобие шепота, но Реджина не прекращала и всё просила и просила Эмму прекратить. Но Эмма будто не слышала. Она что-то бормотала, что отдавало одержимостью, словно это не Эмма вовсе. И в какой-то миг она разозлилась. Реджина кожей почувствовала исходящую от неё агрессию. Эмма стала грубее. Она обездвижила Реджину, напугав окончательно. Реджина окаменела, и когда почувствовала нечто твердое между ног, и это были не руки, осознала, что это никакая не шутка, и Эмма сейчас надругается над ней. Это полностью и бесповоротно пошатнуло сознание Реджины. Всё светлое и хорошее, что связывало её с Эммой, разрушилось в ту же секунду. Вера в их дружбу и любовь рухнула в какую-то бездонную дыру. Туда же Реджина выбросила веру в людей.       Эмма вошла в неё чем-то, что Реджина даже представлять не хотела чем, но это нечто было твёрдым и длинным, и вынудило её выгнуться от боли. Неразборчивый шепот Эммы звучал где-то у уха. Она двигалась и говорила что-то о любви, отчего Реджине хотелось разразиться в истерическом смехе. Боли она уже не чувствовала. Она вообще ничего не чувствовала. Она больше не сопротивлялась. Она просто хотела, чтобы этот кошмар, наконец, закончился, и она могла в одиночестве оплакать свою наивность и глупость.       Хоть тут Эмма не стала над ней издеваться. Всё закончилось быстро и стремительно. Как насмешка судьбы, к тому же моменту ослабло и действие снотворного, но Реджина уже ничего не хотела, кроме как остаться одной. Она отвернулась, когда приказала Эмме уходить. Смотреть на неё было бы испытанием. Реджине и без того было нестерпимо больно признаться самой себе, как же сильно она ошиблась в Эмме. Больше никогда она не доверится ни одной живой душе. С неё хватит.       Эмма что-то ещё говорила, но Реджина не слушала. Когда же Свон исчезла, Реджина позволила себе заплакать. Тишину комнаты этот плач не нарушил, но сердце болело и разрывалась душа. Когда же последняя слеза высохла на щеке, Реджина поклялась, что больше никогда в жизни не позволит себя использовать.       Утром следующего дня за чашкой кофе Реджина сознательно обдумывала свою жизнь и пришла к неутешительному выводу, что она размазня — мямля, которой управляли все кому не лень, и что с этого момента одна она будет вершить свою судьбу. Она взрослая, самодостаточная женщина. Вдова, обеспеченная деньгами, которых ей хватит на многие годы, если не до конца своих дней. Она владеет уникальной способностью, в конце концов! Так какого дьявола она позволяет кому-то помыкать собой? С неё хватит. Она обязана взять свою жизнь под контроль.       Реджина никогда не забудет и не простит. Она уже заставила себя намертво заблокировать малейшие воспоминания как о совершенном Эммой поступке, так и о ней самой. На миг Реджина задумалась, почему она не воспользовалась своей способностью? Ведь одно касание вынудило бы Эмму отпрыгнуть от неё как от огня, в прямом смысле слова. Но она не сделала этого? Подумав, Реджина призналась себе, что даже после того, что натворила Эмма, она не готова причинить ей вред. От этого боль от предательства только возросла, так же как и презрение к себе. Что она за человек, что после всего, она не может по-настоящему возненавидеть Свон? Ведь та заслужила. Реджине очень хотелось спросить почему? За что? Но нет. Эмме Свон больше нет места в её жизни. Отныне там ни для кого нет места. Доверие и любовь это проявление слабости. Хоть тут мать оказалась права. С этого дня она стирает прошлое и начнёт с чистого листа. И начнёт она как раз с матери.       Она наглядно продемонстрирует, что никто не посмеет больше распоряжаться её телом. Ни мать, ни навязываемый новый муж, ни уж какая-то малолетка. Если кто-то будет её касаться, то только с её позволения. В какой-то степени Реджине было это необходимо для себя. Ей требовалось стереть следы того, что натворила Свон. Перечеркнуть кошмарную ночь чем-то совершенно другим. Быть может решение было не идеальным, и скорее бунтарским, но ей хотелось доказать не только матери, но и себе, что теперь она решает, с кем будет спать, когда и где.       Подходящего кандидата долго искать не пришлось. Их водитель — Том. Глупое имя для огромного мешка с мускулами. Реджина редко обращала на него внимание, и общались они только по необходимости короткими фразами. Он даже казался ей немного туповатым, но для её планов ей не требовались его интеллектуальные способности. В том, что он клюнет на приманку, сомневаться не стоило. Они мало разговаривали, но Реджина не единожды замечала на себе его плотоядные взгляды, когда мужа поблизости не оказывалось. Поэтому совсем не трудно было заманить его в дом, под предлогом обсуждения их дальнейшего сотрудничества. Дальше было приглашение в кабинет и скинутый с обнаженного тела халат. У Тома оказалось достаточно извилин, чтобы понять, что от него требуется. Он мгновенно превратился в щенка со свисающим языком, только слюны не хватало. Реджина преодолела своё отвращение при данной картине. Она просто хотела закончить задуманное.       Входная дверь была ею предусмотрительно оставлена приоткрытой, и в любой момент могла заявиться мать, которой она позвонила тем же утром и попросила о встрече, чтобы поделиться своими планами на её предлагаемого кандидата в мужья.       Том времени даром не терял. В считанные секунды он стащил с себя всю одежду. Взгляд Реджины упал на его пах, в первый момент она даже испугалась его размеров. Её сексуальный опыт ограничивался покойным мужем, член которого был в разы меньше. Ту штуку, которой воспользовалась Эмма для своего мерзкого деяния, Реджина даже вспоминать не хотела. Теперь же, глядя на Тома, у Реджины возникли опасения, что она ошиблась с выбором партнёра. Но мгновением позже она оглядела Тома с ног до головы: молодой, накаченный, симпатичный, готовый к действию и при всём при этом выглядел, как огромный послушный щенок. Он будто ожидал следующего приказа, будто без разрешения хозяйки не смел и шагу сделать, и Реджине это понравилось. Так понравилось это чувство власти, что она ощутила прилив возбуждения. Она поманила его пальцем, и когда тот послушно подошёл она велела ему начинать. И Том, к её удивлению, не разочаровал. Он оказался более чем умелым любовником. Особенно умело он пользовался своим языком, чего Реджина до этого никогда не испытывала. Леопольд никогда не спускался ниже её талии.       И вот когда она сидела в кресле мужа с головой Тома между ног, она вспомнила, как однажды она так же стояла на коленях перед сидящим в этом же кресле мужем и делала то, от чего её тошнило. Когда же Леопольд решил, что ему мало и сильнее надавил на её затылок, Реджину буквально вывернула наизнанку и на него тоже. После этого он больше не настаивал на подобном.       Через какое-то время Реджина уже и забыла, зачем вообще затеяла всё это. Ей начало нравиться, по-настоящему нравиться. До этого она никогда не испытывала наслаждения от секса, но с Томом… С этим на вид глупым, немногословным парнем Реджина впервые ощутила настоящую похоть, которая подпитывалась чувством власти. Потому что Том делал всё как и что она хотела, и делал он это с завидным рвением, будто желал выслужиться у своей хозяйки. Он брал её уверенно жестко, а Реджина и не думала сопротивляться. Она забыла о матери, забыла об идиоте, который желает жениться на незнакомке, забыла об Эмме и насилии над собой. Она просто наслаждалась физической близостью с молодым любовником, которого в первую очередь заботило её удовольствие, а не с самовлюбленным стариком или одержимым навязчивой идеей подростком с искусственным членом.       Наслаждение испаряется в мгновение ока, когда где-то рядом раздаётся шум. Реджина впадает в ступор, когда видит, кто стоит в паре метров и таращится на неё каким-то затуманенным болезненным взглядом. Первый шок проходит за секунды, за которые Реджина успевает соскочить со стола и накинуть первое, что попалось под руки — рубашку Тома. Одновременно с этим где-то в душе она ощутила не поддающееся объяснению чувство вины, вины перед Эммой. Она даже позвала её по имени, ещё не зная, что хотела сказать, но что-то в ней требовало извиниться. Однако имя подействовало на Эмму совсем иначе. Дальнейшее Реджина запомнила, как какой-то отрывок из психотриллера.       Это была не Эмма. Это… Реджина не могла бы её даже человеком назвать. Эмма превратилась в дикое существо. Озверевшее, сорвавшееся с цепи создание, которое с трудом в конце концов смогла уложить целая бригада спасателей и лошадиная доза транквилизаторов, как об этом ей позже сказала мать. Она появилась вместе с Голдом, и это он вызвал службу спасения и шерифа. Пока Эмма буйствовала перед домом. Реджина только сильнее впадала в шок. Она просто не могла поверить, что это её Эмма. Когда же Эмму всё-таки занесли на носилках в машину и увезли, Реджина ещё долго приходила в себя.       Когда мать снова заявилась в дом, на этот раз одна и сообщила, что проблем с Эммой больше не будет, что её переведут в другой интернат, и теперь они могут обсудить её будущее замужество, Реджина сорвалась и велела убираться матери ко всем чертям со своими планами. Она сказала, что если Коре так хочется, то пусть сама и выходит замуж, и добавила, что с этого дня она не позволит вмешиваться в свою жизнь, иначе мать пожалеет. На удивление Кора действительно перестала осаждать её с новым замужеством, она вообще стала реже появляться, и у Реджины началась совершенно новая жизнь. Жизнь, в которую двенадцать лет спустя снова ворвалась Эмма Свон и всё испортила.       И она снова проделала это. Эмма буквально ворвалась в палату Генри, застав впавшую в забытье Реджину врасплох. Та так и застыла с ладонью у губ. Видимо, она неосознанно всё время трогала шрам. Тогда она не почувствовала боли, когда осколок врезался в кожу, и не поехала сразу в больницу. Возможно след был бы менее заметен, если бы его вовремя обработали, но Реджина никогда не жалела об этом. Этот шрам стал ей напоминанием, насколько обманчивыми могут быть люди.       — Нам нужно поговорить.