***
Эмма уже битый час слонялась из угла в угол по кабинету, ставшему ей местом для ночлега. Стоило бы лечь спать, потому что завтра намечался сложный день, только у нее сна ни в одном глазу. Время от времени она поглядывала на диван, но всякий раз откидывала мысль о попытке уснуть. Её взвинченное состояние не давало даже посидеть, что уже говорить от том, чтобы прилечь. Внутри неё всё гудело. Будто каждый из внутренних органов вибрировал на своей частоте, создавая аритмичное нечто. Отвратительный гул, который только при размеренном шаге, казался терпимым. К слову, сам кабинет наводил на нее не самые утешительные мысли. Хоть Реджина и изменила интерьер, но в воспоминаниях Эммы это всё ещё то место, где для неё рухнул мир и вся её жизнь. Точнее прошлая жизнь исчезла, и пришлось начинать заново, где всё было намного хуже. Хорошо, что тогда Эмма этого не знала. В потере памяти на четыре года был смысл. Помни она обо всём, когда очнулась тогда под мостом, кто знает, как она пережила бы такое потрясение, если бы вообще перенесла. Быть может в этом и был смысл её амнезии? Чтобы она окончательно не свихнулась? С другой стороны, если бы она тогда это пережила? Она приняла бы то, что натворила и что потеряла? Каким образом она нашла бы в себе силы двигаться дальше? Было бы ей легче принять и переварить, что на неё навалилось сейчас? Она никогда об этом не узнает, так какой толк об этом раздумывать. Эмма зашагала ещё активней, глядя себе под ноги. Из её «зашагивания себя в транс», чтобы ни о чём не думать, Эмму выдернула открывшаяся вдруг дверь. — Оу, прости, — на пороге замерла Реджина. Она сперва уставилась на Эмму, словно наличие той в кабинете, сравнимо увиденной летающей тарелке в небе. Затем её немного затравленный взгляд метнулся назад, себе через плечо, и её неловкость окончательно стала очевидной, когда Реджина посмотрела на свои руки, через которые был перекинут вязаный плед. — Я не знала, что ты тут. Я думала ты с сёстрами на веранде. Иначе я бы постучалась, — продолжила она, сильнее прижав к себе плед и приподняв подбородок. И всё-таки, застигнутая врасплох, Джина самое милейшее, что можно себе представить. Если до этого Эмма не находила себе места, то сейчас тоже застыла и с разливающимся теплом по всем конечностям наблюдала за Реджиной, которая пыталась скрыть своё смущение. Вот как её можно не любить? — Всё нормально, проходи. И тебе не нужно стучаться, это всё же твой кабинет, — Эмма не удержалась от улыбки, как она надеялась, дружеской. — Этот факт не даёт мне права нарушать чьи-либо личные границы. Даже ваши, мисс Свон, — нравоучительно отозвалась Реджина, вмиг приняв мэрский тон, что делало её не менее привлекательной. Эмма бы никогда не смогла для себя решить, какая Реджина ей больше по нраву — строгая мадам мэр или очаровательная Джина. И у той и другой имелись свои преимущества. Например, то что сейчас Реджина снова перешла на «мисс Свон» никак не задело Эмму. Скорее наоборот подстегивало дерзнуть в ответ. Эмма догадывалась, что этим своим «мисс Свонканьем» Реджина, во-первых прочерчивала границу, когда чувствовала незащищённость, а во-вторых, в её тоне Эмма не услышала былой ненависти и отвращения. Скорее, её слова звучали, как отточенная реплика. Будто у них были свои роли, и иногда им нравилось играть в эту игру — мэр и шериф. Так думала Эмма, поэтому она не обратила внимания на колкость. — Я всегда приучаю Генри слушать и слышать желания других, и никогда не пересекать… — Хей, Джина, всё норм, — прервала её Эмма, прикусив себя изнутри за щёку, чтобы не засмеяться в голос. Оказывается Реджина всё это время читала дальше нотации, но Эмма так отвлеклась на её вид и свои мысли, что всё пропустила, и лучше бы Реджина об этом не догадалась, иначе шутки кончатся. — Чем я могу тебе помочь? Ты же не просто так сюда пришла? Или ты хотела поработать? — спохватилась Эмма. Сама же только сказала, что это кабинет Реджины, а она всё еще мэр города! — Я оставлю тебя тогда. Пойду погуляю. — Нет. Решительное отрицание застало Эмму у дивана, где она замерла в ожидании продолжения. — Я… — Реджина непривычно для себя замялась, но уже в следующий миг расправила плечи, подошла к дивану и положила на него принесённый плед. — Я подумала, что тебе понадобится ещё один плед, чтобы не мёрзнуть. — Ты заботишься обо мне? — вырвалось у Эммы, запоздало сообразившей, что в их ситуации предписывать Реджине подобные домыслы равносильно вызову. — Не обольщайтесь, мисс Свон, — последовала ожидаемая реакция. — Просто меня не прельщает спотыкаться о вас каждое утро, когда я покидаю свою комнату. К тому же, вы должны согласиться, что спать на диване удобнее, чем на полу. Так что будьте добры, оставайтесь эту ночь здесь. Если же и плед не поможет, могу зажечь камин, — Реджина приняла защитную позу, скрестив руки на груди, будто собираясь принять ответную колкость, которой не последовало. Мысли Эммы были заняты совсем другим. — Странно, — заговорила она, опустив голову и разглядывая свой внешний вид — майка, шорты и босые ноги. Но не её прикид для сна казался странным, а то, что она при этом совершенно не мёрзла. — Кажется, ты зря беспокоилась. Мне совсем не холодно. Эмме самой не верилось в сказанное. Для верности она приложила ладони к щекам, потрогала себя за плечи и ноги. Всё тёплое. Спрашивается, надолго ли это? Тут ее словно озарило — присутствие Реджины. Но опять же, до прихода Реджины Эмма вроде тоже не мёрзла. — Странно, — повторила она и подняла глаза на Реджину, которая в ответ поджала губы и отвела взгляд. Эмма догадалась, что Реджина хотела что-то сказать. Что-то личное, но её недоверие мешало ей открыться. — Что? — как можно мягче спросила Эмма, чтобы не отпугнуть, на случай, если Реджина готова поделиться своими мыслями. — Ты знала? «Конечно не знала!» — тут же дала себе Эмма мысленный подзатыльник. «Иначе не принесла бы плед.» — Нет, я не знала, — подтвердила Реджина. — Тогда что? — Эмма ждала. Реджина же молчала, отводила взгляд и поджимала губы. Одним словом, боролась с собой. — Джина, если тебе есть, что сказать, даже если мне это не понравится, то говори. Я всё приму и даже не буду огрызаться, — с улыбкой сказала Эмма. — Твои огрызания меня не беспокоят, — Реджина закатила глаза. — Тогда что? Реджина нервно передёрнула плечами, скрытыми под шелковым халатом, и глубоко вздохнула. Её вздох можно было назвать капитулирующим, будто она, наконец, решилась высказаться. К радости Эммы так оно и было. — Я отметила и у себя похожие изменения, — Реджине явно нелегко далось это признание. — Ты тоже больше не мёрзнешь? Реджина повторно закатила глаза, на этот раз намного выразительней. Явно, чтобы подчеркнуть всю глупость вопроса. — Господи, Эмма, включи логику. Я швыряю огнём. Это моя стихия. С чего бы мне мёрзнуть, если мое тело до сегодняшнего дня, за исключением нескольких случаев, ощущалось как раскалённая печь! — И оно больше так не ощущается? — попробовала Эмма ещё раз, одновременно соглашаясь с Реджиной в тупости своего вопроса. Ведь она, можно сказать, прожила её жизнь со всеми составляющими, включая чувства и ощущения. Правда Эмма, до этого момента с тех пор как произошёл их обмен воспоминаниями, не позволяла себе к ним вернуться, как-то их разбирать или чего доброго их оценивать. Она считала, что достаточно навредила Реджине. То, что ей удалось заглянуть в столь нечто интимное, не давало ей права хоть как-то пользоваться своими знаниями. К тому же доступ этот не был добровольный. Она всячески старалась закрыть своим мыслям доступ к этой информации. — Верно. Должна признаться, что ощущать озноб в прохладной комнате после душа довольно непривычное или даже забытое чувство для меня, — Реджина ухмыльнулась. Как будто самой себе, как будто сама не верила, что такое возможно. — Я забыла, каково это с удовольствием укрываться одеялом и не отбрасывать его уже пять минут спустя, потому что задыхаешься от жары, или наслаждаться теплом горящих поленьев в холодные зимы. Я зажигала камин, потому что мне нравилось смотреть на огонь. Его пламенные языки имеют какую-ту гипнотическую силу. Огонь и вода — это ведь такие стихии, которые невозможно удержать. И то, что мне подвластна одна из них, наводит трепет и ужас одновременно. Её взгляд был обращён к камину, на тот момент зияющему темнотой. Холодный, серый, покинутый. Он будто ждал, когда хозяйка вдохнёт в него жизнь. Наверное, впервые Реджина так открыто делилась своими мыслями. Поэтому Эмма слушала, затаив дыхание и внимая каждому слову. — Сейчас правда не зима, но мне не настолько жарко. Я не против, если ты зажжёшь его, — решилась заговорить Эмма, потому что Реджина замолчала, словно полностью уйдя в себя. — Мы можем посидеть немного, — она робко улыбнулась, кивая на диван. Реджина не ответила, но и не отказалась от предложения и тем более не ушла. Что уже было хорошим знаком. Затем она слабо кивнула. Они сели: Эмма, рухнув всем телом и откидываясь на спинку, Реджина на самый краешек, повернув колени к Эмме и сложив руки на коленях. — Сперва тебе придётся подложить поленья, — усмехнулась Реджина, указывая на большую плетеную корзину справа у камина. Эмма резво подскочила, набрала столько деревяшек, сколько могла унести в руках и поднесла их к камину. Сняв высокую решётку, она на секунду задумалась, как их правильно разместить. Так как от Реджины никаких указаний не последовало, она решила разложить их в виде шалаша. Ей нравился запах сухого дерева. Она уже предвкушала, как оно запылает и будет создавать особую атмосферу, вместе с успокаивающим потрескиванием и мягким светом. Она так увлеклась, что едва ли не с головой забралась внутрь, что послужило причиной чихания. За её спиной послышался сдавленный смешок. Эмма потёрла нос, чтобы избавиться от покалывания, поставила решётку на место и встала. К дивану она вернулась не сразу. Она метнулась к рабочему столу и включила стоящий на нём светильник, а затем бегом пересекла всю комнату к двери, чтобы выключить верхний свет. Только потом она присоединилась к Реджине, скопировав её позу, сложив руки на коленях. — Я готова, — воодушевлённо сказала она, переводя взгляд с рук Реджины на камин и обратно. — Ты себя ведёшь, словно ожидаешь чудесного представления, — Реджина криво усмехнулась. — Всё довольно банально. Вот смотри. И тут же кожа Реджины засияла алыми разводами, а глаза загорелись, как два рубина. С чёрными волосами, обрамляющими лицо, и мистической улыбкой она напоминала некую жрицу из фантастической саги о магах и волшебниках. Эмма не могла оторвать от неё глаз. На поднятой ладонью вверх руке образовался огненный шар. Он закружился на месте и был метко запущен по заданному направлению. Послышалось короткое шипение, и камин ожил. Вспыхнувшее пламя сперва полыхнуло вверх, будто дикий зверь, почуявший свободу, ведомый своей природой, возжелал вырваться из заточения. Эмма с головы до пят покрылась мурашками, потому что огонь и правда казался живым организмом. Она не знала, чудится ей или нет, но она вроде даже услышала угрожающее шипение. В следующий момент Эмма краем глаза увидела лёгкий взмах сияющей кисти и дикое животное тут же угомонилось, словно признав хозяйку смиренно вернулось в своё заточение. Рычащее пламя превратилось просто в огонь. Игривый, даже будто смеющийся, приветливый огонёк. Эмма невольно выдохнула и расслабилась, откинувшись назад. Она не заметила, что находилась в сильном напряжении. — Вот это да! — она снова села прямо. — Как ты можешь говорить, что это банально? Ты это видела? Он же как живой! Ты слышала?! Он такой…шшш… — Эмма с энтузиазмом размахивала руками и издавала шипящие и рычащие звуки, пока Реджина не засмеялась. — Это было круто, Джина! — Не думала, что нечто подобное может вызвать у тебя столько эмоций, — Реджина покачала головой. — Сделай ещё раз. Только на руке, — попросила Эмма с благоговением таращась на руки Реджины, поэтому не заметила, как та с усмешкой закатила глаза, но просьбу выполнила. На ладони возник пылающий шарик, размером с теннисный мячик. Он вертелся вокруг своей оси. Его концентрирующееся внутри себя и сияющее всеми цветами радуги пламя напоминало Эмме маленькую вселенную, от которой она не могла оторвать глаз. Пылающий, созданный Реджиной мир, продолжал своё движение на вытянутой ладони, и Эмма желала, чтобы их разговор мог также непринужденно кружить до бесконечности. Она забыла, когда последний раз чувствовала такую лёгкость при их общении. Реджина была какой-то другой. Что-то изменилось в ней. Эмма обратила на это внимание ещё во время ужина, в приготовлении которого Реджина не участвовала. Хелен и Кларк выпроводили её и Рейчел с малышами из кухни, заявив, что хоть таким образом хотят компенсировать Реджине своё присутствие в её доме. Так как Эмма причисляла себя тоже к числу нахлебников, осадивших мэрский дом, она вызвалась помогать. Чистка картошки на десять человек обернулась для неё неким побегом от реальности. Монотонное занятие подарило немного рутины. Минуты обманчивой обыденности. Когда ужин был готов и все были позваны к столу, в том числе Реджина с Рейчел и детьми, тогда-то Эмма и заметила, что с Реджиной что-то не так. Она была сама не своя. Бросала Эмме короткие, но неоднозначные взгляды. И не только ей. Она на всех смотрела с задумчивостью, порой даже застывала в движении с вилкой у рта. Реджина будто и не находилась с ними в столовой. Как сторонний наблюдатель она разглядывала разыгрывающуюся перед ней сцену семейного ужина и что-то растерянно пыталась для себя решить. Такой Эмма её ещё не видела. После того, как все дети уснули, и Ария собрала семейный саммит, как Эмма назвала про себя их скромное собрание, все выглядели серьезными, рассаживаясь вокруг вместительного стола в столовой, в том числе и Реджина. Не было больше ни задумчивости, ни застывших движений. Кей была отправлена сопровождать Дэвида в гостиницу «У Бабушки». Эту ночь они должны были провести там. Точнее Дэвид изъявил желание переночевать в нормальной постели, а не ютиться на непригодном для сна диване, а для страховки к нему прикрепили Кей. Эмма же подозревала, что Дэвид просто хотел немного дистанцироваться от их компании, внушающей нормальному человеку здоровый страх, а Кей отправили с ним, чтобы лишний раз не бесила хозяйку дома. Её отсутствие тем вечером ощущалось в первую очередь тем, что некому было ляпнуть какой-нибудь дурацкий комментарий, который бы смягчил атмосферу. Разговор продлился от силы часа полтора, но и этого хватило, чтобы у Эммы началось несварение желудка. Поездка в больницу должна была состояться ближе к вечеру. Кейлен авторитетно заявили, что после шести персонала и посетителей становится меньше, а в их ситуации, чем меньше людей они встретят, тем лучше. К тому же Реджина выяснила после телефонного разговора, что Белль ходит к Голду каждый день и уходит только после ужина. Преданный страж в виде невесты Голда им тоже не нужен, поэтому ещё один плюс пунктик к позднему времени. Со слов Арии их план был прост. Кейлен ослабят бдительность персонала, пока Реджина, Эмма и Ария проберутся в палату Голда. Кейлен встанут где-нибудь вне видимости Голда, Реджина будет задавать вопросы, а Кейлен тем временем слушать его мысли. Сложность состояла в том, чтобы никто больше к ним не вторгся. Эту проблему решила Реджина, самоуверенно заявив, что если она заявится в больницу, чтобы навестить своего старого друга и пожелает, чтобы их не тревожили, никто не посмеет ослушаться, если только не хочет лишиться работы. Это заверение немного успокоило Эмму. Она-то не понаслышке знала, какой репутацией пользуется мадам мэр в своём городе. На этом вопрос был решён, во всяком случае для Арии и Реджины. Между этими двумя была странная химия. Было интересно за ними наблюдать. Обе тянули на себя роль лидера: Ария, как глава своей семьи, Реджина из-за своей должности и характера — эта женщина не привыкла подчиняться. «Больше нет», — напомнила себе Эмма. По логике это своеобразное соперничество должно было привести к конфликту. Но нет. Каким-то образом им удавалось делить первенство. Арию Эмма знала всего ничего, но у неё создалось впечатление, что Ария сдержанный и миролюбивый человек. Как огромная мохнатая собака, которая, уверенная в своей силе, никого не трогает, если её не дразнить. Реджину же Эмма знала лучше и замечала, что моментами поведение Арии её раздражало, и всё же она сдерживалась и не высказывала это вслух. Она будто прониклась уважением к необычной по всем параметрам женщине. Словом, Реджина демонстрировала верх воспитанности, навыки гостеприимной хозяйки, стратегическое мышление и дипломатический подход к мнению каждого участника разговора. Даже Эммы. И всё это с чрезвычайным самообладанием. Это была более или менее знакомая Реджина. С тех пор прошло каких- то пару часов и пришедшая в кабинет Реджина едва уловимо, но снова изменилась. Так как Эмма не знала, как долго продлится это изменение, она мечтала продлить эти умиротворённые минуты как можно дольше. — Это всего лишь огонь, а не восьмое чудо света, — вдруг снова заговорила Реджина, побудив Эмму очнуться и поднять глаза, чтобы увидеть, как на лицо Реджины легла тень грусти. — Хотелось бы мне, чтобы Генри в своё время отреагировал бы с похожим восхищением, когда раскрыл мой секрет. — Он ребёнок. Им свойственно пугаться, при виде неизвестного, — попробовала Эмма подбодрить. — Да что там дети, любой взрослый получил бы как минимум лёгкий инфаркт, увидев подобное зрелище. Вспомни, как Кейлен пришлось меня глушить, чтобы я окончательно не свихнулась, — сказала она, запоздало вспомнив, что глушить их обеих Кейлен пришлось не только поэтому. Она взмолилась, чтобы Реджина тоже не вспомнила. Тогда бы их зыбкая идиллия лопнула, как пузырь. — Я знаю, Эмма, и не виню его, — без всякого препирания отозвалась Реджина, ещё раз подтверждая, что нечто в её мыслях отвлекает настолько, что она и не думает острить. Она даже глаза не подняла, продолжая смотреть на крутящуюся сферу на своей ладони. — Просто мне бы хотелось уберечь его от тех переживаний, который он испытывал на протяжении многих недель. — Я понимаю, — Эмма кивнула, хоть Реджина этого и не видела. — Но теперь всё позади, и он в таком же восторге, как и я, — сказала она бодрее и указала на огненный шар. — Можно? — спросила она следом, скорее чтобы отвлечь Реджину от грустных мыслей, чем из любопытства. Впрочем, из любопытства тоже, призналась она себе, когда Реджина бросила ей непонятный взгляд. — Прости? — Можно мне потрогать? — уточнила Эмма, приближая кончик пальца на опасное расстояние. Она отчётливо ощущала жар, но он только подстёгивал приблизить палец ещё ближе. — Даже Генри знает, что играть с огнём опасно, — нравоучительно сказала Реджина, но никаких движений, чтобы остановить Эмму не предприняла. — Ты можешь пораниться, но ты это и так прекрасно знаешь, — она цокнула языком, ясно демонстрируя своё мнение. — Ничего, Кларк может всё исправить, — отмахнулась Эмма, так как мысль, погрузить палец в самый центр огня увлекала её всё больше. Не отрывая глаз от огня, пленённая им, она подалась вперёд. — К тому же, что-то подсказывает мне, что я не обожгусь. Ты же знаешь, что случилось, когда ты швырнула в меня шар, — добавила она отстраненно. Прежде чем Реджина успела хоть что-то сказать в ответ, Эмма сократила последние сантиметры между своим пальцем и пылающим шариком. Дальше случилось то, чего обе не ожидала и ахнули одновременно. На миг Эмма вспыхнула ярким сиянием, ослепившем обеих и послышалось шипение. Когда обе снова могли видеть, огонь пропал, а от ладони Реджины исходил один лишь пар. — Охренеть, — ошарашенно выдохнула Эмма. — Думаю, на этот раз, я с тобой соглашусь, — не менее шокировано сказала Реджина. — Что это было? — Эмма осмотрела свои руки, и не обнаружив ничего необычного, уставилась на Реджину, будто та могла дать ей ответы на все вопросы. — Смею предположить, что это нечто похожее, что случилось ранее, только в уменьшенных размерах, — медленно и с расстановкой ответила Реджина. — Получается, — Эмма замолчала, обдумывая свои следующие слова, — я тушу тебя? — сказала она, не мудрствуя. Реджина не ответила. Она замялась, как тогда, когда не сразу призналась, что с ней тоже произошли изменения, и ей больше не жарко. Внезапно на Эмму снизошло озарение. У неё появилась еще одна догадка, и она хотела её проверить. — Реджина, — начала она, намеренно не употребив её сокращённое имя. Пусть до этого Эмма машинально и называла её так пару раз, и Реджина никак на это не отреагировала, на этот раз она не хотела рисковать. — До этого ты сказала, что чувствовала жар в теле всегда, за исключением некоторых случаев, — Эмма не успела договорить, а Реджина уже отвела взгляд и сжала губы. — В каких случаях? Реджина негромко фыркнула и потерла ладони о коленки, оставив лёгкий влажный след на тёмно-синем атласе. Потому что полы халата разошлись, а под ним открылась ночная сорочка. Реджина не обратила на это внимание, как и на то, что щёки её зарумянились. — Джина? — напирала Эмма, потому что уже знала ответ. — В каких случаях? И тут же получила по заслугам за своё упрямство. Реджина слишком ровно выпрямила спину. Линия челюсти стала намного заметней. На Эмму посмотрели суженные потемневшие глаза, что не предвещало ничего хорошего. — Стоп, Джина! Подожди! — Эмма вздёрнула перед собой руки, чтобы это могло защитить её от грядущего гнева. — Я не хочу тебе что-то предъявлять, или на что-то претендовать. Я просто подумала… Просто так было у меня. Я всегда мёрзла. С тех пор как очнулась под тем чёртовым мостом в Бостоне, я мёрзла беспрерывно. И только когда я оказалась снова здесь, когда где-то рядом была ты, меня накрывало тепло. Рядом с тобой мне не было холодно. И я подумала, что у тебя так же. Ну не так же, а тебе не было жарко, когда я была рядом. Я просто подумала… Ты ведь сказала, чтобы я включила логику. Вот я и подумала… Прошу тебя, не сердись, — на одном дыхании выпалила Эмма и замолчала. Реджина ничего не говорила. Всё так же сидела, даже не шелохнувшись. Ни один мускул не дрогнул на её лице. Эмма обречённо сгорбила плечи и опустила голову. — Пожалуйста, не сердись. Я не хотела ничего такого… Ты только не сердись. Прости, — прошептала она, ощущая всю свою никчёмность. Она снова всё испортила. Знала ведь, что нельзя давить на Реджину. Знала, как Реджина не любит манипуляции, и всё равно полезла со своими догадками. Она ведь ещё так много хотела сказать и спросить. Секунды шли, но гневный ураган так и не обрушился. Эмма подняла голову и увидела, что Реджина сидела в более расслабленной позе и блуждала взглядом по комнате. — Ты права, — заговорила Реджина задумчиво, посмотрев на огонь в камине. — Права в чём? — неуверенно спросила Эмма, ещё не до конца веря, что миновала бурю. — В своих догадках, — Реджина саркастично усмехнулась, продолжая глядеть перед собой. — Ты представить себе не можешь, каково это — от всей души желать, чтобы человек исчез из твоей жизни, и в то же время осознавать, что этот же человек приносит в твою жизнь спасение от самой себя. Один и тот же человек — проклятье и спасение одновременно, — Реджина наконец развернулась к Эмме. В её взгляде таилось столько противоречивых эмоций, что можно было только догадываться, что творится в её душе. — Я множество раз была готова на всё, чтобы наконец избавиться от тебя. Я так сильно ненавидела тебя, и в то же время моё предательское тело требовало твоего присутствия, потому что, когда ты находилась где-то поблизости, даже испытывая моё терпение, — Реджина снова криво ухмыльнулась. — Моё тело реагировало с полной противоположностью. Как ты сказала? Ты тушила меня. Доводила меня до белого каления и в то же время не давала сгореть в гневе. Пусть моё сознательное «Я» и не хотелo себе в этом признаваться, но только рядом с тобой моё тело находило частичный покой. Боже, я ведь и спать с тобой начала, чтобы оправдать свою потребность быть с тобой рядом, — закинув голову назад, Реджина рассмеялась самым ироничным, полным безысходности, смехом, наводящим мучительную тоску на Эмму, которую льющаяся на неё откровенность поражала и тем же временем сдавливала грудную клетку тугим обручем. Ей было больно. Не за себя. За Реджину, за те мучения, которые ей пришлось пережить по её вине. — Себя-то я заверила, что затащила тебя в постель, — продолжила Реджина и снова замолчала, презрительно фыркнув. — Если быть точной, в постели мы этим не занимались, насколько я помню. Впрочем, какая теперь разница. Это только подчёркивает всю мерзостность ситуации, которую я сама спровоцировала, и желала повторять снова и снова. В моём понимании это была своего рода месть за то, что ты тогда со мной сделала. С твоим появлением я начала терять контроль: над сыном, над городом, над своим телом, над своим разумом, который не понимал, что чёрт возьми творится. Я снова хотела владеть ситуацией, подчинить тебя себе, хотя бы в этом отношении. Думаешь, я не видела, как ты пожирала меня глазами, как расширялись и темнели твои зрачки, и учащался пульс? — снова ироничная усмешка. — Я всё видела и всё понимала, и решила таким образом вернуть себе контроль. Однажды я уже воспользовалась подобным способом, — Реджина посмотрела на Эмму, и лучше бы она этого не делала. Слишком много мучительной искренности крылось в её глазах, от которой щемило сердце. — Мной всю жизнь помыкала мать, потом добавился муж, под которого она меня подложила из своих корыстных и эгоистичных побуждений. Под старика, который ни во что меня не ставил, видел во мне трофей. Красивая игрушка, обязанная раздвигать для него ноги по его первому желанию. Потом появилась ты, и жизнь моя приобрела смысл. После смерти отца ты была первым человеком, кто вселял в меня надежду, что жизнь не так уж и плоха, что есть что-то в ней хорошее. Этим хорошим была ты, — глаза Реджины засияли тем теплом и нежностью, в которые Эмма влюбилась с первой их встречи. — Потом Леопольд умер, и ты сделала… — тепло в карих глазах потухло. Они сделались пустыми, как и сердце Эммы, занывшее от одиночества. — То, что ты сделала, — глухо договорила Реджина, отвернувшись назад к камину. — Твой поступок меня не только опустошил, но уничтожил мою веру во всё хорошее. Он имел и позитивный эффект. Он помог мне измениться, помог собраться с силами и наконец противостоять всему миру, в первую очередь моей матери. Ты думаешь, я просто так трахалась с бывшим шофёром моего мужа на его столе, в его кабинете, в то время как входная дверь не заперта? — Реджина посмотрела на Эмму вызывающим взглядом, будто на самом деле ожидала ответ, хотя и так понятно, что это был риторический вопрос. Эмма же не могла произнести ни звука. В горле встал ком, делающий дыхание надрывным. — Не для тебя было устроено то представление, а для моей матери. Ей я хотела показать, что она больше не имеет надо мной власти. С того дня я буду решать, с кем мне спать, с кем мне жить, и, вообще, кого я из себя представляю. Ты оказалась не в том месте, не в то время. И как бы мелочно это не звучало, на какой-то миг, я была рада, что и ты стала этому свидетелем. Потому что ты причинила мне наибольшую боль своим предательством. До того момента я не думала тебе мстить, и тем более подобным образом. Когда же я увидела всю ту боль, то разочарование и крах в твоих глазах, тогда я испытала некое удовлетворение. В конечном итоге это делает меня ещё подлее, чем тебя со своим предательством. — Почему? — смогла выдавить из себя Эмма. Она непрерывно смотрела на Реджину, и даже в ее профиле угадывались меняющиеся эмоции, от которых хотелось спрятаться, так остро они резали по ноющему от тоски сердцу Эммы. — Потому что ты была ребёнком, Эмма, — ответила Реджина уставшим тихим голосом и всем телом развернулась к Эмме, так что их коленки соприкоснулись. — Из нас двоих я была взрослой, я несла за тебя ответственность. Я допустила то, что случилось. Я недостаточно пристально за тобой смотрела. Я не придала значения резким переменам в твоём поведении, что, как мы теперь выяснили, скорее всего стало причиной твоего поступка. Мы не знаем точно, но я почти уверена, что тебя регулярно чем-то накачивали, и не последнюю роль в этом сыграла моя мать. А если она причастна, это уже плохо. Я недостаточно участвовала в твоей жизни. Я должна была предвидеть, что ничем хорошим это не кончится. Что и произошло. И что я сделала? Я захотела отомстить. Эмма отчаянно затрясла головой. Ну уж нет! Всё что угодно, но она не позволит Реджинe взвалить на себя этот груз. Только не за это. — Нет, Джина, нет! — Эмма продолжала трясти головой. Голос дрожал, но она решительно продолжила. — Ты была лучшим в моей жалкой и никому не нужной жизни! Ты дала мне всё, ты научила меня всему, ты заменила мне всех и вся. Ты стала моей семьёй. Ты — моё всё, Джина. Даже не думай винить себя за то, что натворила я. Я была достаточно взрослой, чтобы понимать, что хорошо, а что плохо. — Ты была ребёнком, Эмма. Накаченным какой-то химией ребёнком. И вместо того, чтобы взять ответственность, во мне проснулось желание отомстить. Я мстила ребёнку! — повысила голос Реджина, но быстро взяла себя в руки. — Я не отвергаю твоей вины. Но пора нам стать обеим взрослыми и признать, что на мне лежит не меньшая ответственность. Ведь когда ты снова здесь очутилась, и я снова захотела тебе отомстить, я всё ещё мстила ребёнку. Той Эмме из прошлого, которая предала мою любовь к ней, моё доверие. Теперешнюю тебя я не знала, и не хотела знать, — Реджина прикрыла глаза и поникла, сделавшись такой маленькой и нуждающейся в поддержке. Эмма бы, не задумываясь, обняла её, прижала к себе, закрыла бы от всего мира и позволила бы передохнуть от него. Но Эмма уже выучила урок и осознавала, что это не тот момент, когда можно лезть к Реджине с объятьями. Реджина и так уже проложила огромный мост между ними, поведав о столь личном, интимном, что само по себе исключительно. Чем она это заслужила, оставалось загадкой. Поэтому единственное на что она решилась, это медленно накрыть лежащую на колене руку Реджины своей и легонько сжать. Пальцы под ладонью напряглись и слегка дрогнули. Реджина опустила взгляд, но не сделала попытки освободиться. Так и осталась сидеть с опущенной головой. Они молчали, глядя на их соединённые руки. Это было необычно. Вот так просто держать Реджину за руки, не вызывая у той ни гнева, ни протеста. И тепло, шедшее от мягких ладоней, ощущалось иначе. Если раньше Эмма жадно впитывала его в себя, чтобы согреться, то теперь оно проникало по капельке. Оно больше не казалось украденным. Оно передавалось как добровольный дар. Вопреки физиологии оно ощущалось ещё интенсивней. — Ты сама сказала, что мы обе взрослые, — заговорила Эмма тихо Реджине в макушку. — И пусть ты не знаешь меня теперешнюю, но поверь мне хотя бы в этом — я в полной мере признаю и принимаю свою вину. Не важно, как ты решишь, по поводу нашего общения в будущем, когда всё закончится, если оно вообще входит в твои планы. Я приму любой твой выбор. Если ты скажешь уехать из города, я уеду, если ты скажешь остаться, я останусь, но не буду показываться тебе на глаза. Я сделаю всё, слышишь? — Эмма накрыла и вторую руку Реджины, — Всё, чтобы твои мучения прекратились. Буду честной, я не знаю, как я без тебя теперь буду жить. Наверное, так я представляю себе ад на земле. Но чтобы ты и Генри снова зажили спокойной, размеренной и счастливой жизнью, как прежде, я готова на всё. Могу даже с того моста за городом спрыгнуть, — закончила Эмма свой монолог. Ни на долю секунды она не сомневалась в своих словах. Она действительно верила в то, что говорила. Потому что страшнее ненависти Реджины, провести остаток своих дней без неё, были страдания Реджины. Что бы не потребовалось сделать, чтобы избавить её от них, Эмма сделает это. — Попрошу без вот этих драм с бросанием с мостов, — Реджина подняла голову, одновременно разорвав их контакт рук. — Нам и без этого есть с чем разбираться, — нервным движением она полезла в карман халата. — Прости, — Эмма виновато вжала голову в плечи, наблюдая как Реджина достала из кармана платочек. Ну конечно, у Реджины был платочек. Не бумажный, а самый настоящий из белоснежного мягкого материала. — Я, прости, правда готова… — Я знаю, Эмма, — прервала её Реджина и потянулась к Эмме. — Ты утверждаешь, что ты взрослая, но даже камин наполнить не можешь, чтобы не запачкаться. В следующий момент Эмма убедилась в мягкости платка. Реджина начала аккуратно тереть им невидимое для Эммы пятно на её щеке. Наверное, оно плохо очищалось, так как Реджина смочила кончик платка языком и снова начала тереть. Второй рукой она удерживала Эмму за другую щёку. Не ожидавшая подобной близости Эмма сперва замерла, а затем просто закрыла глаза и позволила делать Реджине с ней все что угодно. Незаметно для себя, она прижалась к поддерживающей её голову ладони и, кажется, даже потерлась об неё. — Ты веришь в то, что говорили Кейлен? — выдохнула Эмма. — Ты о чём? — отозвалась Реджина, продолжая свои действия. Наверное пятно было очень упрямым, раз Реджине понадобилось столько усилий. — Про родственные души, про то, что мы теперь связаны и всё такое. Пятно видимо стёрлось. Реджина резко отпрянула, вернула платочек в карман и встала. — Не знаю, Эмма, — заговорила она сдержанно, словно и не было тех минут мягкости и тепла между ними. — Единственное во что я верю, это то, что нам завтра предстоит сложный день. Если Кейлен в самом деле так хороши, как они говорят, то мы сможем получить ответы. Пусть не на все, но мы точно что-то узнаем. Информация — главное оружие Голда. Он непременно что-то знает. В это я верю, и пока мы с этим не разберёмся, мне не хочется думать о чём-то другом. Эмма тоже поднялась и кивнула с пониманием. Добавить ей было нечего, поэтому она просто молча смотрела на Реджину. Та приняла молчание за окончание разговора и собралась уходить. — Реджина, — остановила Эмма её перед самой дверью. У неё всё же остался ещё один вопрос. — Почему ты поделилась со мной всем? Почему так много рассказала? — Потому что я устала, Эмма, — с короткой задержкой ответила Реджина, не обернувшись. — Я устала ненавидеть. Устала жить в гневе. Я устала от самой себя. Пусть по мне этого незаметно, но я устала ощущать себя жертвой. Я хочу освободиться. Хочу быть свободной и наконец начать жить. Ответ Реджины окончательно ошеломил Эмму своей откровенностью. — И всё-таки, ты удивительная, Реджина, — нашла слова Эмма. Реджина слегка развернула голову в её сторону, показывая, что она готова слушать дальше. — Ты безоговорочно принимаешь в своём доме чужих людей. Ты делишься с ними своим кровом и едой. Ты общаешься с ними на равных, хоть они и рассказывают тебе невероятные вещи. И даже при всей твоей ненависти ко мне ты позаботилась, чтобы я не мёрзла и принесла мне запасное одеяло. Как ты можешь после этого утверждать, что ты подлая и тому подобное? Ты чудо, Джина. Никто не убедит меня в обратном. — Как я уже сказала, я устала ненавидеть, — ответила Реджина, дослушав. — Спокойной ночи, Эмма. — Спокойной ночи, Джина, — ответила Эмма в закрывшуюся за Реджиной дверь. Эмма не знала, уснёт ли этой ночью, но если ей всё-таки повезёт, то у неё точно не будет кошмаров. Один из них только что изжил себя. Реджина больше не ненавидит её.* * *
Моменты этого вечера ещё долго не давали Реджине уснуть. Ни то, чтобы её отношение к Эмме развернулись на сто восемьдесят градусов. Во всяком случае, пока Реджина не готова к подобным изменениям. Всё же какие-то изменения есть, и наверное, именно они способствовали тому, что позже вечером они сидели на диване, где она в какой-то мере открылась. Для неё это был огромный шаг. Пусть Эмма и заглянула ей в душу, но то было не добровольно обоюдное решение. Там же, на диване, при свете огня в камине, Реджина снова почувствовала близость с Эммой. Не физическую, хотя они и сидели рядом и касались друг друга частями тела, и это невольно вызывало трепет и тепло во всём теле. Но это казалось приятным волнением по сравнению с близостью душевной, которую Реджина ощутила. Рядом с Эммой ей было спокойно. Впервые за долгие годы, несмотря на их нынешнюю ситуацию, душа Реджины не металась. Словно вечно бушующее море наконец затихло, и водная гладь начала рябить под солнцем, время от времени плескаясь о каменные выступы. Как её внутреннее волнение мягко играло на струнах сердца при каждом прикосновении с кожей Эммы. Эмма же была такой непосредственной, такой… Реджина нашла в себе силы признать самой себе, что назвала бы её милой, даже родной. Она была такой подкупающей в своем любопытстве, как ребёнок в канун Рождества ожидающий чуда. В то же время в мыслях то и дело возникали картины из прошлого Эммы. Зная теперь буквально всё, можно было только поражаться, как Эмма после всего пережитого могла оставаться такой… жизнерадостной что-ли. Как и её сёстры. Может быть это у них семейное? Какой-то ген позитива, не дающий сломаться. Поразительно то, что Эмма будто заражала им и саму Реджину, внушая надежду, что всё будет хорошо. Отбросив всякую надежду на сон, она и решила спуститься на кухню, чтобы заварить себе чай. Там её ожидало ещё одно событие, после которого она утвердилась в своём решение, переосмыслить свое отношение к окружающим и в первую очередь к самой себе. Выбравшись из кровати, она накинула халат поверх ночной сорочки и как была, босиком, бесшумно покинула спальню. Везде царила тишина, свет был выключен, но Реджине не нужно освещение, чтобы ориентироваться в собственном доме. Света уличных фонарей, проникающего через окна, было достаточно, чтобы добраться до лестницы и спуститься вниз. Направляясь на кухню, она завернула за угол и врезалась в нечто, чего там точно не должно было быть. Точнее это был кто-то, осознала Реджина мгновением позже. Не будь она так погружена в свои мысли, возможно, Реджина отреагировала бы по-другому, а может быть и нет. Столкновение с кем-то в темноте любого бы напугало. Реджина вскрикнула, но тут же тяжёлая ладонь зажала ей рот, не позволяя произнести ни звука. Тогда Реджина не просто испугалась. Ей накрыла паника. Она вцепилась в зажимавшие ей рот пальцы, силясь отодрать их от себя. Безуспешно. Вдруг вторая рука стальным обручем обвилась вокруг поясницы и прижала к телу перед ней. Хотя нос её был свободен, Реджина начала ощущать, что задыхается. Мыча и вырываясь изо всех сил, она уже проиграла в голове все самые страшные сценарии своей кончины, и того, что этот человек может ещё сделать с теми, кто сейчас ничего не подозревая спит в своих кроватях. Генри! Мысль о сыне придала ей сил. Не думая больше ни о чём другом, она начала колотить по груди удерживающего её человека, даже попыталась пинаться. Тогда рука со рта исчезла и тут же легла на затылок. Лицо Реджины оказалось приплюснутым к груди. Соображай Реджина чуть лучше, она бы сообразила, что нос её упирается в мягкую округлость женской груди. Но всё, что она осознавала, что её переместили к стене и зажали со всех сторон. Воздуха в лёгкие поступало всё меньше. В порыве отчаяния Реджина открыла рот и клацнула челюстями, сцепив между зубов то, что попалось. Над головой послышалось болезненное шипение, и хватка обеих рук стала едва ли не мёртвой. — Реджина, чёрт тебя возьми, прекрати брыкаться. Это я, Ария, — послышался громкий шёпот, заставивший Реджину застыть. — Я сейчас тебя отпущу, только не кричи. Ты разбудишь весь дом, — уже нормальным своим голосом добавила Ария. — Хорошо? Стальной обруч из рук расслабился, и Реджина вздохнула полной грудью. Колотящееся сердце начало замедлять свой бешеный темп. «Это Доннели, это всего лишь Доннели», — твердила себе Реджина, продолжая глубоко дышать. Она прибьёт эту женщину! Она задрала голову, чтобы высказать всё, что думает, но едва она открыла рот, тёплая ладонь вновь легла на её губы. На этот раз не сильно. — Вы обещали не кричать, — тихо проговорила Ария. Глаза её блеснули фиолетовым и потухли. Шли секунды. В темноте выражения лиц было не различить, но это не мешало им сверлить друг друга взглядами. Наконец, Реджина сдалась и капитулирующе вскинула руки. Следом пришло осознание, как близко они находились. Реджина почувствовала стеснение, потому что на данный момент ей в живот упиралась та часть тела Доннели, которая делала её не совсем женщиной. Она отодвинулась насколько позволяла стена позади неё. — Отпустите меня, — выдохнула она резко, как только рука больше не зажимала рот. Ария мгновенно отошла на шаг. — Что вы здесь делаете? — сама не понимая, почему она вдруг ощущала такую неловкость, Реджина нервно запахнула на себе халат. Как назло пояса не оказалось, где ему положено быть. Видимо, он остался наверху. — А вы? Реджина резко вскинула голову. — Это мой дом! — рявкнула Реджина. — Я могу здесь ходить когда и сколько хочу, — тише сказала она, но ей удалось придать своему голосу как можно больше недовольства. — Прошу прощения! — на этот раз Доннели возвела ладони вверх, показывая, что не намерена вступать в конфликт. — Я не могла уснуть, поэтому решила пройтись ещё раз по дому и проверить, всё ли заперто. Укол вины сделал Реджину мягче. Это женщина всего лишь заботилась об их безопасности. — Хотите выпить чаю? — предложила Реджина, в некотором смысле желая загладить вину. Она, вроде как, причинила боль Доннели. От мысли, что она укусила эту женщину, даже думать не хотелось, куда именно, если вспомнить, в каком положении они находились, по телу Реджины прошлась волна дрожи. Это странное чувство, и ей хотелось от него избавиться. — Чаю? — переспросила Ария, будто сама мысль пить чай казалась абсурдной. А может она казалось таковой, потому что предложение шло именно от Реджины? Не желая зацикливаться на этом, Реджина передёрнула плечами и, минуя Доннели, зашагала туда, куда направлялась с самого начала. — С вами или без вас, я намереваюсь выпить чашку чая, — мимоходом бросила она. — Решайте сами. Добравшись до места назначения, Реджина включила свет. Защищая глаза от непривычной яркости, она прикрыла их ладонью и, опустив голову, прошла дальше, чтобы включить плиту, наполнить чайник водой и поставить его на огонь. Глаза не до конца приспособились к свету, поэтому она держала их прищуренными, когда развернулась и снова вскрикнула от неожиданности. Прижимаясь бедром к столешнице, скрестив руки на груди, с самым невозмутимым видом стояла Ария. — Серьезно?! — зашипела Реджина, подперев бока кулаками. — Опять? Невозмутимый вид Арии потерпел крушение, когда уголок её губ предательский дрогнул. Это не осталось незамеченным. Реджина сузила глаза. — Вы же сами меня пригласили следовать за вами, — поспешила сказать Ария, прежде чем на неё выльется поток праведного гнева, зарождение которого безошибочно угадывалось в воинственной позе хозяйки дома. — Вот именно! Пригласила следовать, а не подкрадываться! Снова черты лица Арии дрогнули, выдавая ухмылку. — Мои извинения, мисс Миллс. В следующий раз буду усердно топать, — Ария сжала губы, очевидно, чтобы своей рвущейся наружу улыбкой не разозлить Реджину ещё сильнее. — Во-первых, — Реджина гневно ткнула указательным пальцем в её направлении, — никаких следующих раз не будет! — Ария кивнула, будто бы в знак согласия, но что-то подсказывало Реджине, что смиренность эта — сущее притворство, что распалило её ещё больше. Чего только стоит это её «мисс Миллс», выражающее всё, что угодно, но только не уважение. — А во-вторых, мисс Доннели, теперь я точно верю в вашу родственную смесь с мисс Свон. — В каком смысле? — Ария изогнула бровь дугой. — А разве не очевидно? — фыркнула Реджина. — Отсутствие манер и ярко выраженное свойство, раздражать меня — это ваша отличительная семейная черта! Воцарившуюся тишину кухни нарушал лишь звук закипающей воды. На лице Арии не один мускул не дрогнул. Только потемневший взгляд прошёлся по Реджине сверху вниз и обратно. — В мои планы не входило выводить вас из себя, — наконец заговорила Ария. Голос её был низок и спокоен. — Не моя вина, что вас так легко напугать. Касательно отсутствия манер, — тут же продолжила она, не дав Реджине возможность вставить слово, так та уже набрала в себя воздух, чтобы именно это и сделать. — В детстве учить меня манерам было некому. Боюсь, что Эмму тоже, — при всём спокойствии в голосе Арии проскользнула резкость. — Но поверьте, при необходимости, я могу проявить исключительные навыки, присущие высшему светскому обществу. Во всяком случае, королева Великобритании не жаловалась при нашей встрече. Первым порывом Реджине хотелось ответить, что королева Великобритании слишком воспитана, чтобы указывать кому-то на ошибки и тем самым ставить человека в неловкое положение. Правда этот порыв тут же испарился. Реджина быстро осознала, что в ней говорит раздражение, и она несправедлива к Арии. Следом за этим снова накатило чувство вины. Зная то немногое, что ей поведала Рейчел, о тягостях ранних лет Арии она могла только догадываться. Это точно не было радужное детство. — Прошу прощения, — Реджина задрала голову и глубоко вздохнула, снимая с плеч напряжение, скопившееся за последние минуты. — Я не подумала… — она замялась, не зная, как правильно указать на свой промах по поводу испорченного детства. — Прошу прощения, — повторилась она, полагая, что для такого нет правильных слов. Чтобы извинения не остались только на словах, Реджина нашла взгляд Арии, чтобы та сама всё поняла. — Не надо меня жалеть, — жёстко произнесла Ария. — Уверена, Эмма тоже в жалости не нуждается. Быть может, мы не выросли на привычных вам стандартах воспитания, но уверена, мы не самые худшие экземпляры человечества. Некоторым мы даже нравимся, — с отчётливым сарказмом закончила Ария и уставилась на Реджину. Не зная, что на это возразить, Реджина пару секунд стойко выдержала пристальный взгляд, но в конце концов сдалась. Долго смотреть в эти необычного оттенка глаза, пронизывающие до самой корки черепа, оказалось сложно даже для Реджины. Взгляд её невольно начал бродить по Арии в целом. Её длинные волосы были перекинуты на одно плечо. Освещённые верхним светом, они отливали синевой. Голый торс обтягивала белая майка, приглядевшись к которой, Реджина залилась краской. Она ничего не могла с собой поделать, видя след от своего укуса. Если она верно различала очертания под майкой, то она бы оставила следы не просто на левой груди, а ещё чуть правее, то сомкнула бы зубы на соске. И она не просто укусила, а до крови! На белоснежном материале отчётливо виднелись несколько пятнышек крови. «Боже!» — простонала про себя Реджина. Тут же пришло воспоминание, как она была прижата к этому сильному телу, как почувствовала на своём животе легкое давление. Реджину передёрнуло. Нет, не от отвращения, а от неловкости. Как она умудрилась попасть в такую несуразную ситуацию? Реджина невольно снова посмотрела на Арию, неосознанно желая увидеть какое-либо подтверждение тому, что Арии на данный момент так же неудобно, как и ей. Только та стояла всё так же, вполне расслабленно, смотрела на Реджину, не встречаясь с ней взглядами. Если быть совсем честной, то один момент Реджину посетило любопытство, каково это — быть с такой, как Ария? Ария привлекательна. Даже можно сказать красивая, прекрасно сложенная, загадочная и чрезвычайно необычная женщина. Неудивительно, что Реджине стало любопытно. Меньше в физическом плане, сколько в эмоциональном. Какова она наедине с Рейчел? Как она показывает свою любовь, нежность? Показывает ли вообще? Потому что Ария не была примером открытого человека. Удивительно, что она вообще согласилась присоединиться к ней на кухне. И теперь они находятся среди ночи вдвоём, рассматривают друг друга, при том, что их одежду нельзя причислить к подходящему для разговора двух едва знакомых людей. А она ещё задумывается, какова Ария в отношениях? Молчание затянулось, делая ситуацию еще напряженней. Чайник оповестил о закипевшей воде. «Спасена звонком, как говорится.» Или в её случае — свистком. Реджина в очередной раз дёрнулась и поспешила к плите, чтобы скорее снять чайник с огня. Они уже произвели достаточно шума. Меньше всего ей хотелось, что кто-то проснулся и спустился вниз. Что они подумают? Они тут одни, ночью, едва одеты. На ней даже нижнего белья не было! Реджина невольно зажмурилась, так как не хотела думать, было ли оно на Арии. След от укуса на груди у Доннели. Её волосы, после, как минимум часа, метаний на подушке, даже страшно представить. Полностью осознавая свой внешний вид, Реджина невольно опустила на себя взгляд и ужаснулась. Под ночной сорочкой отчётливо выделялись соски. Она не просто покраснела, а стала пунцовой, так запылали её щёки. Видимо её тело среагировало на то, что она стояла босиком, почти раздетая. Раньше-то Реджина никогда не мёрзла. Что только могла подумать Ария? А она точно видела! Реджина заставила себя сделать несколько глубоких вдохов и выдохов. «Ничего постыдного или неестественного они не сделали. Они сейчас выпьют чай и разойдутся по комнатам, как цивилизованные люди.» На этом она и сосредоточилась. Первым делом нужны чашки. Открыв верхний шкафчик, где находилась посуда, Реджина замерла. Обычно она там находилась, только на данный момент полка оказалась пустой. Ни одной кружки. Что неудивительно, при таком скоплении народа в доме. Им с Генри, или даже с Эммой, проживающей с ними последнее время, хватало тех кружек, которые она разместила на нижней полке. Конечно, у неё имелась в запасе ещё посуда, но выше, куда она не доставала без помощи специального складного стульчика. Сейчас ей определённо не прельщало подниматься куда-либо, не в этом одеянии. «В посудомоечной машине должны быть чистые.» Реджина не успела и шагу сделать, как перед её глазами, как по волшебству, паря в воздухе, появились две чашки. Конечно не по волшебству. Разумеется, Реджина поняла кто за этим стоит. — Спасибо, — скупо бросила она, не оборачиваясь. Она «сняла» чашки и поставила на стол. — Пожалуйста, — донёсся до неё ответ со слышимой ухмылкой. «Она точно издевается надо мной!». На миг в Реджине проснулся соблазн подсыпать Арии слабительное в чай, чтобы поубавить в ней желание показывать свое превосходство. — У меня ещё не было возможности поблагодарить вас за то, что позволили мне и моей семье остаться в вашем доме, — вдруг сказала Ария. — Могу себе представить, как нелегко это для вас. Не уверена, позволила бы я такому количеству чужих людей остаться в моём доме. После такой искренности у Реджины пропало всякое желание пакостить Арии. Она кивнула в знак признательности и занялась чаем. Когда от двух чашек поднимался ароматный пар ягод, Реджина пригладила волосы, запахнула покрепче халат и, приловчившись, прихватила обе чашки и направилась к Арии. Они сидели напротив друг друга, разделяемые кухонным островком, мраморная поверхность которого приятно холодила руки. Реджина всё ещё ощущала жар на щеках. Они молчали. Только тихое постукивание ложечек по стенкам тонкого фарфора нарушало возникшую тишину. От которой ещё веяло неловкостью, но уже не такой ярко выраженной. Реджина начала расслабляться. — Можно задать вам вопрос? — решилась заговорить Реджина. К тому времени чай уже не обжигал язык, поэтому она смело отпила большой глоток. Предпочтительней был бы бокал сидра, собственного изготовления, но из-за отсутствия такового на кухне, она довольствовалась тем что есть, внушая себе, что горячий чай не менее эффективен. — Можно, — ответила Ария, оторвав глаза от своей чашки, содержимое которой практически не изменилось. Погружённая в свои мысли, Реджина не обратила внимания, притрагивалась ли Ария к ней вообще. — До ужина мы с Рейчел разговаривали, — Ария коротко кивнула, побуждая продолжать. — Она рассказала мне немного о вашем прошлом… — весь облик до этого спокойной Арии мгновенно изменился. Скулы очертились резкой линией, на голых плечах и шее взбугрились мускулы, застывший на Реджине взгляд потемнел. Вся она словно одеревенела. — Пожалуйста, не сердитесь на неё, — поспешила Реджина развеять очевидно неправильно составленное мнение об её разговоре с Рейчел. — Она рассказала только то, что было напрямую связано с ней. Косвенно она упомянула ваше с ней детство, но скорее она говорила о том, какую роль она сыграла в трагедии случившейся с вами. Какой именно она не уточняла, — заверила Реджина. Подсознание заверяло, что это именно то, о чём Ария точно с ней обсуждать не будет. Вообще ни с кем не будет. Молчаливые секунды затянулись. Наконец, мимика Доннели ожила. Морщинки на лбу разгладились, мускулатура рук больше не выпирала. Ария даже поднесла чашку ко рту и подула в неё. Так и не сделав глотка, она держала её перед собой в обеих ладонях и разглядывала её содержимое. — В чём ваш вопрос? — сказала она, не поднимая глаз. Реджина откашлялась. Пить перехотелось, поэтому она отодвинула от себя фарфор. Впрочем там все равно осталось совсем немного на донышке. Даже хорошо, что под рукой не оказалось сидра. — По словам Рейчел, ваше возвращение в место, где вы выросли, ваша с ней встреча после стольких лет… Вы вернулись чтобы отомстить. Чтобы вершить справедливость. — Таков был план, — с тихим стуком Ария вернула чашку на мраморную столешницу. Она подняла на Реджину глаза, лишённые всех эмоций. — Если я правильно поняла, вы много лет жили этой идеей. Всё время вы жаждали отомстить. Вы не могли забыть и простить. — Вы всё правильно поняли. Но я всё ещё не услышала вопроса. Сухой тон, скупые слова. Ария отвечала неохотно и может только из вежливости ещё не ушла. Реджина решила больше не тянуть. — Когда вы узнали, что Рейчел тоже пришлось нелегко, что ей досталась не самая счастливая участь… — Над ней издевались, её насиловали и унижали многие годы, — жёстко оборвала Ария. — «Не самая счастливая участь» — не то словосочетание, каким можно описать жизнь Рейчел, мисс Миллс. — Как будто я этого не понимаю! — возразила Реджина. — Рейчел дала верно понять, какие зверства творил с ней её бывший муж и его дружки. Мне даже упоминать об этом страшно. Реджину действительно передёргивало только от далёкого представления о том, что пришлось пережить Рейчел, одновременно с этим в ней закипала кровь от ярости, что подобное происходило чуть ли ни у всех на виду, и никто ничего не заподозрил. Что если бы Ария задержалась бы со своими планами ещё на несколько лет? Жила бы Рейчел и дальше в этом аду? Она тряхнула головой, не желая и дальше погружаться в подобные мысли, и вернула внимание к Арии. — Я предпочла лишь обозначить, что знаю о её прошлом, — она уставилась на Арию. В этот раз она ни в коем случае не отведёт глаза первой. Она выиграла. Ария перевела взгляд ниже, что тут же заставило Реджину проверить, запахнут ли ещё халат. — И ради Бога, называйте меня Реджиной. После этой ночной встречи, что-то другое было бы смехотворным, — фыркнула она, больше чтобы отвлечь внимание от своих действий. — Я запомню, — отозвалась Ария. Реджина услышала намёк на улыбку, поэтому она глубоко выдохнула, подняла голову и перешла к сути вопроса. — Когда вы узнали, что Рейчел тоже страдала, и что люди, навредившие вам, получили по заслугам, что вы почувствовали? Ваша жизнь стала другой? — Это уже два вопроса. Реджина многозначительно изогнула бровь, на что Ария скупо усмехнулась и тут же приняла серьёзный, даже суровый облик. — Вы же не хотите провести параллели с тем, что случилось с вами и Эммой? — Разумеется, нет, — быстро ответила Реджина. Слишком быстро, и Ария тоже это заметила. — Не совсем, — лицо Арии разгладилось, и Реджина продолжила, — мне хочется узнать, каково это, когда после стольких лет ненависти и жажды мести, получить желаемое. Отомстить. — Вы думаете, я получила желаемое? — выражение лица Арии не сильно изменилось, но её глаза. В них отразилась такая гуща сожаления, что Реджина пожалела, что завела этот разговор. Наверное, стоило бы быть польщённой, что Доннели до такой степени открылась ей и позволила увидеть часть своего внутреннего мира. — Послушайте, — продолжила Ария, придав себе привычный, невозмутимый вид, — я не знаю, что вам рассказала Рейчел, но вот что скажу вам я, — Реджина задержала дыхание, — Мой план не сработал. Сперва да, всё шло, как я задумала, но потом всё вышло из-под контроля, превратившись в трагедию, в которой погибли люди. Какой бы план мести я не строила, в него никогда не входило смерть людей. Признаю, в душе, я готова была растерзать на куски, сжечь живьём, задушить собственными руками этих ублюдков. Бог судья, они заслужили это! Но никак не я тот судья, кто будет решать, кому жить, а кто заслужил смерти. Я не хотела им быть. В мои планы входило лишить их всего, унизить, растоптать их жалкие, прогнившие душонки, затем отдать их закону и стоять там и смотреть, как их осудят. Я хотела, чтобы они сожалели, чтобы тоже страдали! Но смерть…смерть я никому не желала, — Ария тяжело выдохнула. Реджина, дышавшая, кажется, через раз, боясь прервать поток слов, тоже. — В итоге Кларк пришлось делать выбор, кому жить, что само по себе чудовищно, но этого было недостаточно. Ей пришлось позволить умереть сестре своей девушки на глазах у той. Выжившая Рейчел до остатка своих лет, должна жить с мыслью, что за неё умерла мать детей, которых она теперь считает своими. Эмма попала в руки к этим отморозкам и пострадала так, что потом провела полгода в клинике. А теперь представьте боль, горе, гнев, чувство вины, поглотившие мою семью… — Ария замолчала, то ли сама вновь переживая прошлые эмоции, то ли для того, чтобы дать Реджине возможность полностью проникнуться ими, — И это только верхушка айсберга. Кейлен, не имеющие другого выбора, должны были пропустить всё это через себя. Всеобщую боль, разом, беспрерывно. Они месяцами практически не спали. Днём бодрствовали, чтобы хоть как-то сглаживать углы, создавая маломальский баланс между чувством вины и облегчением, что всё закончилось, и мы выжили. Только, когда мы все спали, их сознание отдыхало от криков боли и стонов мук. И всё это, потому что я не смогла пережить случившееся со мной. Потому что я выбрала не тот путь. Вместо того, чтобы оставить прошлое в прошлом, перешагнуть через него, я выбрала ненависть и месть. — Как вы с этим живёте? — вырвалось у Реджины, когда поток слов, вызвавший комок в горле, иссяк. Ария какое-то время смотрела Реджине в глаза, в которых Реджина практически видела внутренний диалог. Ария решала, можно ли довериться ей ещё больше? — Я простила. — Кого? Рейчел? Тех людей? Реджина нахмурилась и поджала губы. Шестерёнки в её голове закрутились, чтобы разобрать посланный ей код во множество сложных составляющих, которые несомненно скрывались за этим простым ответом. — Себя, — ответила Ария, заставив мозг Реджины интенсивнее напрячься. — Я простила себя за то, что позволила тем уродам отобрать у себя многие годы полноценной жизни. Много хорошего прошло мимо меня. Мой разум был затуманен. Мне легче сейчас, зная, что злодеи понесли наказание, но если честно, одно это не сделало бы меня счастливой. Реджина машинально кивнула, скорее чтобы показать, что она вся внимание. Так как она ещё не до конца прониклась посылом мыслей, которые Ария хотела до неё донести. — Ненависть, месть, гнев, злость, обида, зависть — это не те чувства, сделавшие меня счастливой. Они только отравляли меня изнутри. Я столько лет гнила без света внутри меня. Когда я получила свою, так называемую, месть, легче мне от этого не стало. Будь у меня только это, меня бы поглотило одно лишь опустошение. Не имея ничего другого, моя цель была бы достигнута. У меня не оказалось бы больше маршрута, куда двигаться дальше. Я отомстила, а дальше что? Знаете, от чего мне стало легче? — задала Ария риторический вопрос. Поэтому Реджина промолчала, чтобы та продолжала. — Люди, окружающие меня. Моя семья. Они принимали меня со всеми моими грехами и достоинствами. Принимали и любили. Я осознала, что у меня есть всё, чтобы быть счастливой, и я решила ею быть. Я не забываю того, что случилось. Я взяла на себя ответственность принять это, сделать частью себя, но я не позволяю прошлому управлять моим настоящим и будущем. Я дала вам достаточно развёрнутый ответ? — Более чем, — сказала Реджина, неуверенная, каких слов ждёт от неё Ария в ответ. — У вас есть всё, чтобы быть счастливой. Решение — какой вы хотите быть завтра, через неделю, месяц, год, только за вами. Спокойной ночи, Реджина. Ария оттолкнулась от островка, развернулась и быстро покинула кухню. Отстранённым взглядом Реджина наблюдала за её уходом. — Спокойной ночи, — успела ответить она, прежде чем Ария скрылась за углом. Реджина перевела взгляд на её чашку. Пустую. Странно, Реджина не заметила, как Ария её опустошила. Потом она заглянула в свою и так и застыла взглядом на оставшейся на дне лужице, которая, высыхая, оставляла некрасивые круги по краям, которые Реджина терпеть не могла. Эта чашка ей вдруг напомнил себя. Белоснежный дорогой фарфор идеальной формы. Снаружи безупречный, но если приглядеться, то холодный и пустой. Только пара круглых тёмных полосок напоминало, что какое-то время назад этой посудой пользовались по назначению, чем-то она была наполнена, чем-то, дарящем тепло и даже успокоение. Без содержимого, это просто кусок глины. Реджина брезгливо схватила обе чашки и отнесла их в мойку. После такого разговора о сне она больше не мечтала, но всё же предпочла вернуться в постель. Тело совсем окоченело. Под одеялом, в тепле, искать смысл собственного существования и принимать решения о будущем всё-таки приятнее. Потому что ей определённо есть о чём подумать.