Прячете вы так себе, господа!

      Сиэль медленно опустил фарфоровую чашку на блюдце, казалось, искренне наслаждаясь минутами столь редких в его жизни тишины и покоя. Аромат листьев липы и лимона смешивался с соленым запахом моря, что залетал в небольшую, хорошо освещенную комнату через открытое окно. Этой ночью в доме Кадиса Этрама Ди Рейзела было решено поджечь около пятисот свечей. А все потому, что гость из мира людей видел в темноте так же плохо, как и любой другой нормальный человек. И пусть экономному Франкенштейну это не нравилось, но как дворецкий своего мастера он вынужден был оказывать самый радушный прием гостям… Пусть даже нежеланным.       — Ваш потрясающий бланманже завоевал сердце моего юного господина, — открывая дверь и тем самым помогая Франкенштейну и серебряному подносу пройти в комнату без происшествий, учтиво заметил Себастьян, обращаясь с виду даже искренне. — Что вы туда добавили?       — Рисовую муку, — все еще пребывая в своих раздумиях, легко поделился секретом ученый. — И немного клубники. В сочетании с этим холодным десертом она особенно подходит под жаркую погоду…       — Звучит довольно изысканно, — дворецкий семьи Фантомхайв с интересом вдохнул аромат необычного угощения. — Возможно, мне стоит научиться готовить его.       — Мне будет приятно знать, что кто-то готовит по моим рецептам.       Франкенштейн с довольным видом поставил свой поднос на стол. Сколько же ингредиентов он посадил, пытаясь найти те легкие особенные блюда, которые заставят мастера с нетерпением просить вожделенной добавки! Это было не так-то просто, как могло показаться на первый взгляд. Ведь Рейзел-ним всегда смотрел на все с отрешением. Хорошо, что за ним присматривает именно он, а не кто-то наподобие Геджутеля. И как вообще до его появления в особняке мастера тот еще не помер от угощений благородных? Вот она, истинная сила Ноблесс! Невозмутимость, бесстрашие и живучесть. Воистину прекрасно.       Расчищая место на чайном столике не без помощи «друга», он думал о том, насколько же сильно Себастьян отличается от него. Они были знакомы от силы неделю, но этого было достаточно, чтобы слуги могли получше узнать друг друга. Например, Михаэлис знал, что Франкенштейн модифицированный человек. А Франкенштейн был в курсе того факта, что Себастьян не кто иной, как демон. И, что самое удивительное — ни первого, ни второго это нисколько не беспокоило. Улыбнувшись собственным мыслям, человек хотел было приступить к сервировке, как его внимание привлек небольшой листок, на котором были выведены до боли знакомым почерком записи. Не устояв перед соблазном, мужчина вытянул прижатую дверцей тумбочки бумажку и стал внимательно читать. И лучше бы этого не делал. Потому как эта маленькая вещица могла в корне изменить его отношения с товарищем-дворецким.       — Стараниями какого… пытливого сверхразума создавалось это произведение? — чуть ли не скрипя зубами, он бегло осматривал бумажку, которая порождала чертову тучу вопросов без ответа.       Страничка была аккуратно расчерчена на две половины и представляла собой странную колонку, содержащую в себе лишь два имени: Франкенштейн и Себастьян. И походило это на какое-то извращение заскучавшего придурка, которого контузило от переизбытка эмоций. Выглядевшая будто пометки Шерлока таблица имела пятнадцать пунктов, имевших под каждым именем плюсы, минусы и подозрительную надпись «не исследовано».       — Что там у вас, Франкенштейн? — Михаэлис не спеша подошел к товарищу, с интересом воткнувшись в бумажку.       — Да вот думаю, кто посмел поставить напротив пункта «агрессивность» чертов минус? Неужели я так плох? Да и на самоконтроле тоже…       Себастьян, с позволения человека, взял бумажку, расширенными от удивления глазами оглядывая пометки касательно его портфолио. Обычно бесстрастное лицо исказила нервная улыбка.       «Слабость к кошкам? Ревность? Придурковатые угодники, что это за ерунда?»       Заметив изменения не только в своем отношении к миру, ученый озадаченно поправил сползшую на глаза челку.       — И что это может значить? Кто это написал?       — Это была… моя инициатива.       Оба мужчины резко развернулись, услышав голос за дверями. Сам Кадис Этрама Ди Рейзел тихой поступью вошел в комнату, держа в руках красную книгу с небольшой гравировкой, за которой выходил по просьбе Сиэля. Увидев его, Фантомхайв облегченно вздохнул, радуясь, что ему не придется все это объяснять в одиночку.       — Вас не было слишком долго, — пояснил граф, с благодарностью принимая книгу и кладя ее себе на колени. — Так долго, что Рейзел-ним смог отыскать «Похитителя детей» Джеральда Брома. По ходу дела был составлен этот список. Верно?       Благородный согласно кивнул, садясь на свое место у открытого окна. Он хотел было попросить Франкенштейна принести что-нибудь согревающее для юного гостя (все же человеческое дитя было хрупким не только на вид), но дворецкий дома Фантомхайв позаботился об этом раньше. Заботливо переняв книгу, он накрыл колени господина стопроцентным синтетическим пледом, получив в ответ лишь холодный кивок в благодарность.       — Если господам будет угодно, — Михаэлис поднялся с колен, мягко улыбаясь, — то можно провести соревнование на звание лучшего дворецкого.       — Неплохая мысль, — не сразу, но все же согласился Франкенштейн. — В качестве судей можем позвать так же Геджутеля и Рагара.       — Музака и Лорд тоже…       — Старый мар… уважаемый Лорд слишком занят своими делами. Не думаю, что отвлекать его хорошая идея, — вмешался демон, прежде чем почтеннейший Ноблесс успел совершить роковую ошибку. — Трех судей будет вполне достаточно.       Дворецкие закончили свои дела и лишь после покинули комнату, где их господины оставались в молчаливой компании друг друга допивать чай со сладостями. Стоило тяжелой дубовой двери закрыться за их спинами, как темная аура накрыла коридор, поглощая двух мужчин своей устрашающей тенью. Если бы что-то в этом мире могло испугать этих необычных существ, они несомненно бы устрашились того чувства соперничества, что охватило их. Дворецкие не должны были испытывать подобных эмоций, ведь они словно призраки: сделал дело и исчез, будто тебя и не было. Но разве применимо было это правило к двум нелюдям?       — Доброй ночи, Франкенштейн-ним, — твердо смотря в глаза собеседника, пожелал Себастьян, улыбаясь своей самой «теплой» улыбкой. — Завтра нам предстоит непростой день. Я докажу Вам, что я…       — Лучший дворецкий, — закончил Франкенштейн, холодно улыбаясь. — Что ж, доброй Вам ночи, господин Михаэлис.