Прячете вы так себе, господа!

      — Довольно, Себастьян, — поднимаясь, решил Сиэль. — Я хочу отдохнуть.       — Никак нельзя, — приложив руку к сердцу, заявил демон. — Если Вы уснете сейчас, то не сможете сделать этого ночью. Следовательно, весь день Вы будете чувствовать себя уставшим. Как дворецкий дома Фантомхайв, я не могу Вам позволить…       — Тогда развлеки меня, дабы отогнать скуку, — раздраженно заметил граф, закрывая глаза и почти обиженно отворачивая голову. — Я понимаю, что тебе важно доказать свой профессионализм…       Фантомхайв сбился, уловив красивое и гармоничное звучание фортепиано. Чувствуя, что сильно пожалеет, если прямо сейчас не уйдет в дом, Сиэль медленно открыл веки, стараясь сдержать поистине детское любопытство. Этот ехидный демон… При случае он припомнит своему хозяину и его излишнее упрямство, и его капризы, но прямо сейчас у Себастьяна были немного иные планы. Склонившись и протянув господину руку, Михаэлис обворожительно улыбнулся, приглашая его на танец. В сиянии капель дождя, в которых отражался огонь восковых черных свечей, он смотрелся особенно прекрасно.       «Откуда…?»       — С чего бы мне танцевать со слугой? — только сейчас вспомнив об их не первом подобном разговоре, спросил граф. — Насколько я помню, мой учитель танцев — не ты.       — Но я готов заменить его в тех случаях, когда мы далеки от дома, — напомнил Михаэлис, сжимая маленькую, хрупкую руку в своей ладони. — Как дворецкий дома Фантомхайв, я…       — Не можешь оставить мою скуку без внимания, — закончил за него граф, обреченно кивая. — И когда ты успел приобрести граммофон?       Вопрос остался без ответа, но не потому, что дворецкий проявил эгоизм, а потому, что юный господин в нем не нуждался. Он знал, кто его покорный слуга… И на что он способен в своем стремлении заполучить желаемое.       Сократив между ними расстояние до позволительного минимума, они вместе закружились в волшебном, медленном, чисто английском, вальсе. Все вокруг потеряло значение… Все, кроме их глаз, устремленных друг на друга. Себастьян смотрел тепло и заботливо, как позволял себе это в редкие минуты их единения. Его взор согревал, словно укутывая тёплым и пушистым одеялом, сотканным из любви и обожания. Он готов был любоваться своей любовью вечно, и ему, демону, никогда бы это не надоело. Сиэль же был более скромен, бросая на слугу беглый, смущенный взгляд. Его щеки вновь полыхали нездоровым румянцем, и от этого ему становилось стыдно за самого себя.       — Вас беспокоят чужие взгляды или наша близость? — заметив его неловкость, учтиво поинтересовался Михаэлис. — Если первое, то я могу вырвать нежеланным зрителям глаза.       — Не надо!       Фантомхайв остановился, раздраженно дернув руками в надежде освободиться. Демон даже не шелохнулся, что уж говорить об остальном… По-прежнему крепко сжимая ладони господина, он приблизил их к лицу, целуя каждую по очереди. Это исчадие ада ни капли не раскаивалось в содеянном, но отчаянно желало успокоить своего юного возлюбленного. Все же они были на людях… Если то, что их окружало, можно было так назвать.       — Немедленно отпусти меня, — борясь с желанием прибегнуть к более не аристократичному методу уговоров, дрожащим голосом велел мальчик. — Хорошо. Я останусь до конца этого… мероприятия.       — И? — склонившись к его лицу, напомнил о еще одном пункте их небольшого раздора дворецкий.       — И иди уже сюда, наглый демон!       Их поцелуй не был крепким, скорее мимолетным. Казалось, будто губы Фантомхайва лишь скользнули по щеке Себастьяна, но этого было более чем достаточно, чтобы Михаэлис немного укротил свой нрав. Ответив таким же легким, теплым поцелуем, но уже в уголки губ Сиэля, дворецкий поднял находящегося в прострации контрактора на руки и осторожно, словно самую драгоценную вещь в мире, усадил его обратно за стол.       — Франкенштейн, мы можем продолжить, — с самой счастливой улыбкой объявил демон, прикладывая руку к сердцу. — Итак, на чем мы остановились?       Ученый молча смотрел на это маленькое единение, застыв, будто каменное изваяние. У него было такое чувство, будто он имел честь лицезреть нечто такое, чего не стоит видеть малознакомым существам. Как же он хотел… также свободно доставлять своему мастеру что-то более значимое, нежели просто ощущение уюта! Держать за его бледную, утонченную руку и не отпускать ни на минуту. Приобнять за плечи и видеть необычно смущенное лицо Ноблесс. А может быть даже позволить себе большее. Но, если подобное и однажды случится, то явно еще через столетий пять. Или никогда. Как бы ни раскрепощался мастер, он выглядел поистине одиноким и неприступным. И от этого было чертовски тоскливо…       Убрав мешающую челку, он с трудом отвел взгляд от сцепленных рук графа и дворецкого и спокойно улыбнулся.       — Полагаю, нашим господам не помешало бы и развлечься.       — Да они уже и так, видно, неплохо развлеклись, — присвистнул давно позабытый под плющом Урокай. — А тебе, Себастьян, могут дать восемь лет за любвеобильность. Еще и на публике.       Михаэлис усмехнулся, впрочем, и не отрицая подобных слов в свой адрес. Однако напряжение вдоль рядов внезапно хлынуло тяжким потоком, заставляя сидящих напрячься.       — Главное, чтобы это было угодно господину и не доставляло неудобств.       — Для них такой срок — легкий миг, — позволил пошутить себе Музака, у которого, видимо, на самом деле отсутствовало чувство самосохранения.       Геджутель изумленно повернулся в сторону двух гостей, будто соревновавшихся за идею наилучшего унижения дворецких и возможность быть удавленными где-нибудь в соседнем лесу. Похоже, конкретно ученого останавливал лишь один факт: если мастер опять случайно встретится с «топографической загадкой», то сможет случайно наткнуться на не самые приятно разукрашенные кусты с милым ароматом почивающих безмятежным «сном» мучеников.       Остальные зрители стали взволнованно перешептываться. Быть свидетелями удивительного арт-объекта они никак не рассчитывали. А Франкенштейн, холодно окинув взглядом наглецов, уже даже не мог выдавить из себя улыбку. У внешне спокойного мужчины в глазах танцевало адское пламя из тех глубин, где даже варящиеся котлы с грешниками казались прекрасным теплым отдыхом на Гавайях. Даже с участием коктейлей и вполне мирными развлечениями и уютной музыкой из разряда классики.       — Вот бедняги, — спокойно, без тени сочувствия прокомментировал Рагар, спрыгнувший с дерева для детального анализа разворачивающегося состязания. Только, видно, уже не дворецких.       Внимательно разглядывая мужчин и непривычно напрягшегося Ноблесс, чувствующего, как никто другой, бушующую ауру гения рода человеческого, Сиэль тихонько кашлянул, обращая внимание на свою персону.       — Думаю, я согласен развлечься. Как считаете, Рейзел-ним?       — Поддерживаю.       — Себастьян, приступай вместе с Франкенштейном. Мы подождем.       Дворецкие синхронно склонились, делая это знакомое, привычное движение слишком резко, будто им к спинам привязали по дереву. Они не решались вступать в открытый конфликт в присутствии своих господ… И нельзя сказать, что это делало их счастливыми. Чувствуя раздражение обоих, Фантомхайв и Кадис Этрама Ди Рейзел переглянулись. Один — с немым укором, второй — с непониманием.       — Иногда слуг надо поощрять, — сообразив, что своими силами его «друг» не дойдет до истины, начал издалека юный граф. — Конечно, не обязательно это делать так… ммм… показательно, но хотя бы изредка нужно доносить до них, что их старания имеют цену.       — Мне не все равно, — казалось, будто искренне удивившись такой оценке со стороны, поспешил пояснить Ноблесс.       Сиэль тяжело вздохнул. Видимо, если он так и продолжит говорить намеками, то до сути они дойдут хорошо если в следующем столетии. Взяв чашку, чтобы хоть как-то прикрыться от собственного стыда, он продолжил:       — Франкенштейн-ним чувствует себя одиноким рядом с Вами. Создается такое впечатление, словно Вы и не замечаете этого. Поддержите его. Кажется, он впадает в уныние.       -…       — Я хочу сказать, что иногда между людьми, долго живущими под одной крышей, возникает тесное общение.       -…       — В общем, просто скажите ему что-то типа «молодец» или «хорошая работа, Франкенштейн». Это его воодушевит.       -…       -…       -…       — Что?       — Вы так же воодушевляли своего дворецкого?       — Простите?       — Вы… поцеловали его. Это было поощрение?       -…       — Граф?       — Фрезия в вашем саду была доставлена из Южной Африки? У нас, в Лондоне, эти растения называют цветами аристократов из-за невероятного аромата, который очень часто используют парфюмеры. Врачи говорят, что их запах также избавляет от депрессии и стресса…       Рейзел неуверенно кивнул, упустив тот момент, что цветы эти посадил Франкенштейн… Буквально на следующий день после их короткого, но содержательного разговора по поводу редкого выхода Ноблесс в свет. Скорее всего, тот довольно старательно оформлял этот сад, учитывая не только цветовую гамму и долголетие растений, но и их скрытые свойства… А ведь благородный никогда и не задумывался насчет облагораживания как помещений в особняке, так и чего-либо за его пределами. Ему было достаточно этого прекрасного, кажущегося таким легким неба. Столь изменчивого, в одно время спокойного, как самые светлые людские чувства, такие как радость, умиротворенность, проявление безграничной доброты. А в другое — столь пугающего и волнующего… Штормы происходили в Лукедонии, надо признать, крайне редко. Их чуть ли не отмечали в истории благородных.       С какого времени он стал так себя чувствовать? Будто в душе порождается новое, волнующее своими нотками чувство. Давящая на грудь тоска? Ощущение однообразия, одиночество? Ответа на это он не знал. Но сейчас слова графа возымели на него эффект. Он прекрасно понял, что тот пытался донести до его неумелой в контактировании личности. Франкенштейн своими стараниями смог развеять то беспокойство, вдруг внезапно атаковавшее Ноблесс бесконечными обыденными днями. И причиной было отнюдь не свойство вышеупомянутых цветов, найденных неизвестно какими силами, непонятно за какие средства. А участие ученого в его жизни, желание сделать приятно, дать ощутить потерянный комфорт. Он продумал каждую мелочь. Включая разнообразные беседки, скрывающие назойливое солнце с любой стороны и многое другое. Осознание такой заботы разволновало его. Благородный не знал, чем ответить на такое прямое заявление. Но одно он мог сказать точно: как бы то ни было, а Франкенштейна он уже вряд ли легко отпустит.       — Мастер?       Рейзел поднял глаза на дворецкого… Нет, на Франкенштейна — его семью. Человек как и всегда был собран, внимателен и немного трогателен в своей заботе. Для Ноблесс он был чем-то далеким, необъяснимым, противоречивым этому миру… И очень красивым. Не только телом (хотя и это тоже), но и душой. Человек был непокорным, умным, желанным, ненавистным, единственным. Он принадлежал ему всецело, о чем никогда не стеснялся заявлять. Иначе как еще объяснить то, что при встрече с Лордом, он склонял свою голову лишь когда он, Ноблесс, делал тоже самое…       — Франкенштейн, на колени.       — Рейзел-ним?       — На колени, — снова повторил Ноблесс, беззвучно ставя свою кружку на блюдце. — Ты отказываешься?       Непонимающе моргнув, дабы убедиться, что все происходящее сейчас правда, мужчина медленно, словно под тяжестью невыносимого груза стал на колени, склонив голову. Неужели он был настолько плох, что чаша терпения мастера переполнилась? Что ж, если такова Его воля, то он…       — Кадис Этрама Ди Рейзел, — голос Лорда звучал тихо, но холодно, словно это не он только что подобно капризной барышне подкладывал на свой мокрый стул ворох розовых полотенец. — Что, во имя вечного сна, ты делаешь?       — Да ладно тебе, Рейзел! — от переизбытка чувств, даже сорвавшись с собственного места, как можно легкомысленней воскликнул Музака. — Ну, подумаешь, пару раз нахамил, да убить попытался. Это же Франкенштейн…       — Он так делает каждый день, — добавил Рагар, также, как и остальные намереваясь выяснить причину гнева Ноблесс и спасти друга. — Как-то раз он чуть было не удавил меня, когда я запачкал своей кровью его ковер в гостиной, но я не считаю, что этот инцидент был чем-то из ряда вон выходящим. Нрав Франкенштейна непрост, но ведь он…       — Весьма не плохой человек, — закончил за него Геджутель, испытывая от происходящего некую неловкость. — Прошу, помните об этом, вынося…       — Я принял решение, — пресек любые уговоры Ноблесс, поднимаясь и в этот раз собираясь обратиться лично к человеку. — Подними голову.       Все еще не понимая, что к чему, растерянный ученый выполнил приказ. Уже не сколько для показательности в состязании, сколько для них обоих. Кадис Этрама Ди Рейзел никогда при нем так себя не вел. И поэтому он боялся признаться даже себе, что искренне испугался… лишь бы его вновь не попытались оставить.       Стоило мужчине набраться смелости посмотреть мастеру в глаза, как случилось нечто, что закоротило его, как облитый водой электронный датчик. Неумело убирая с лица нависшую золотистую прядь, Рейзел легонько коснулся губами его щеки, таким образом стараясь выразить ему свою… признательность? Действия Ноблесс были осторожными, даже робкими, словно тот опасался спугнуть ученого. В кроваво-красных глазах застыло странное выражение.       — М-мастер? — Франкенштейн, забыв обо всем, схватил благородного за запястья, требуя объяснений.       — Вот это поворот, — почесал голову Музака, переводя взгляд с одного на другого, тихонько подходя ближе, даже наступив в лужу и не обращая на это внимание. — Кажется, я немного утратил связь с реальностью.       — Видно, с ними уже все как раз-таки ясно, как день, — ухмыльнулся Лорд благородных с видом, будто повидал многое.       Геджутель смущенно пытался вставить свои пять копеек, призвав к уму-разуму и порядку. Но не смог. Такой эмоциональности от Ноблесс он не ожидал.       — Тихо, тут особенный момент! — шикнул кто-то из остальных благородных, которому явно понравилось происходящее.       — Ты ведь сможешь сделать все в наилучшем виде для меня, Франкенштейн? — вопросительно глядя ему в глаза, спросил Рейзел.       С трудом приводя самого себя в чувство, ученый почувствовал, как его лицо немного покраснело.       — Я никогда Вас не подведу, — мужчина приложил руку к сердцу, не отрывая взгляда от благородного.       В ответ на это Ноблесс лишь кивнул, удовлетворенный ответом. Подняв взгляд на графа, он непонимающе склонил голову на бок, глядя на его смущенное, но довольное лицо. Дворецкий дома Фантомхайв даже приложил кулак к губам, дабы скрыть разрывающий его смех кашлем. Уловки господина превзошли все ожидания. Даже он, демон, не сумел бы сделать лучше.       Урокай резко сорвался с места, сжимая руки в кулак до крови. Он больше не собирался терпеть это… этот… цирк!!! Как смели гадкие людишки насмехаться над Рейзел-нимом?!       Драгус послушно откликнулся на призыв хозяина, отправляя материализованную духовную энергию в виде огромных змееподобных существ в сторону ненавистных им людей. Его сильнейшая атака, к сожалению, не достигла цели, так как Михаэлис, не теряя и крохи драгоценного времени, успел поднять молодого господина на руки и вместе с ним отпрыгнуть на достаточное расстояние, чтобы выжить. Франкенштейн же поступил более эффективно, приняв весь удар на себя. Полностью покрыв свое тело аурой, как доспехом, он защитил и себя и мастера со всех сторон, все-таки получая незначительный урон в правую руку. Рукав пиджака и рубашки разодрался до локтя, открывая глубокий, кровоточащий порез. Заметив это, Себастьян опустил прижимающегося к нему господина на свой пиджак, до этого заботливо уложенный на траву. Он не собирался смотреть на то, как его товарища, если, конечно, демон имел права так называть человека, медленно убивают. А то, что дворецкому великого Ноблесс придется несладко, было ясно и без дара предвидения.       — Иди к нему, — словно прочитав его мысли, велел Фантомхайв, пусть и неохотно, но отпуская слугу. — Там ты сейчас нужнее.       — Да, мой лорд.       Поцеловав на прощание ладонь господина, Михаэлис взмыл в воздух, чтобы через пару мгновений оказаться рядом с Франкенштейном… который как раз уговаривал Ноблесс не вмешиваться не в свою драку.       — Прошу, отойдите подальше, — потеряв всякую надежду, что к нему прислушаются, перешел на мольбы человек. — Ваши силы еще не восстановились полностью. Обещаю, я остановлю Урокая… не убивая.       — Мы остановим, — поправил Михаэлис, снимая перчатки и тем самым обнажая ладонь со светящейся печатью контракта. — Господин сейчас находится недалеко отсюда в полном одиночестве. Мне пришлось оставить его, дабы вернуться. Если Кадис Этрама Ди Рейзел действительно желает помочь, то смею заметить, что его присутствие рядом с гостем сейчас намного важнее, нежели трата сил на поединок.       Франкенштейн согласно кивнул, подтверждая слова своего недавнего соперника. После такого напора Ноблесс сдался… Перед этим, конечно, пообещав, что вернется сразу же, как укроет графа в безопасном месте. А это значило, что время, отведенное дворецким для победы, резко сократилось.       Не тратя времени на пустую болтовню, мужчины принялись за дело. Строго соблюдая приказ господина, Себастьян не торопился взывать к своей демонической сущности, предпочитая справляться уже привычными методами. Достав серебряные ножи, дворецкий ринулся в ближний бой, позволяя Франкенштейну расправиться с врагом издалека. Темное копье свободно легло в руку, поражая своей мощью и ненавистью. Отвлекшись, Михаэлис лишился своей рубашки, ибо та разорвалась, попав под атаку с концентрацией разрушительной энергии, сделанной оружием духа. Не будь он демоном, то, скорее всего, давно бы погиб, так как враг, сам того не ведая, задел и жизненно важные органы. Заметив это, Франкенштейн незамедлительно ударил по Эгваину волной тьмы, что нашла свой конец в потоках энергии, созданных с помощью оружия главы клана. Воспользовавшись моментом, Михаэлис невидимой тенью проник за спину благородного, безжалостно протыкая его плоть ладонью. Как и было обещано, они не собирались его убивать. Лишь немного «успокоить».       Отпустив оружие, Урокай всем сердцем воззвал к его силе. Кашляя кровью, он желал лишь одного — мести!       И она действительно пришла… Из-за спины, как и сам демон. Следуя зову, глефа поднялась над землей, устремившись в голову Михаэлиса. Однако вместо этого она была сбита темной атакой, что потоком множества энергетических копий устремилась на оружие духа главы клана Эгваин прямо с небес. Драгус исчез до того, как пыль снова успела осесть на землю. Однако беды дворецких на этом не закончились. Словно насмехаясь, судьба подкинула им еще одно испытание. Только теперь уже в виде глав клана Кертье. Сделавшись невидимым даже для сенсоринга, Рагар ударил по Франкенштейну мощной атакой с концентрацией разрушительной энергии. Не ожидая подобного, человек не успел выставить щит, однако смог увернуться так, чтобы в этот раз пострадала лишь рубашка… Теперь больше напоминавшая лоскуты нищего.       — Довольно! — поднявшись, громогласно велел Лорд, и Кертье, не сомневаясь ни на мгновение в правильности его решения, покорно опустился на землю, отзывая Картас. — Рагар не желал тебе зла, Франкенштейн. Он действовал согласно моему приказу. Мы просто не хотели, чтобы энергия копья вновь тебя поглотила.       — Я так и подумал, — нервно дергая глазом, заметил человек, с большим удовольствием отзывая свою чертову возлюбленную. — Спасибо за беспокойство.       — Его кто-нибудь заберет? — указывая на бессознательного Урокая, напомнил о насущной проблеме Себастьян. — Я не хочу сказать, что он в плохом состоянии, но врачебная помощь бы ему не помешала.       — Так же, как и вам — отдых!       Голос Сиэля был полон силы и уверенности, а потому привыкшие слышать повелительные нотки лишь от Лорда благородные невольно сникли. Почему-то прямо сейчас, стоя перед глазами укоризненно смотрящего на них ребенка, а также явно недовольного Ноблесс, они чувствовали себя подавленно. Им следовало остановить Эгваина до того, как вмешаются человек и демон. Но никто не успел и пальцем пошевелить перед тем, как завязался ожесточенный бой… А когда они одумались, сдерживать пришлось уже Франкенштейна.       В это время лицо Музаки почему-то выглядело вполне удовлетворенным. Довольно улыбаясь подобно коту, он молча оценивал повреждения местности и самих пострадавших, не решаясь сказать об этом вслух. Ведь его так же, как и притащили в мешке, могли спокойненько отсюда утащить. А тут… было на что посмотреть.       Всегда идеально выглаженная светлая рубашка Себастьяна была изрядно измята и испачкана в крови и грязи, говоря о том, что этот бой и демону доставил немало гемора. Аккуратный, ровный надрез от шеи до пояса обнажил его белесый, атлетически сложенный торс. «Царапины» на нем больше не было, и Лорд оборотней даже пожалел об подобном. Нередко увидишь спокойного, собранного дворецкого семьи Фантомхайв в таком виде. И хотя мужчина не видел его ранее в бою, но явственно ощущал, что это было редким зрелищем даже для его господина. Музака невольно посмотрел на Сиэля… чтобы увидеть его удивленное лицо. И не только. Скорее всего, юный граф также наслаждался подобным видом. О чем говорил его внимательный взгляд и заметное желание подойти поближе.       Мужчина тут же глянул на Рейзела и выпал в осадок. На всегда таком безмятежном, идеальном лице Ноблесс отражалось странное смешение эмоций, основными из которых выделялись горечь и беспокойство. Его незадачливый дворецкий часто участвовал в ужасных битвах, меняя свой гардероб по несколько раз на неделю, поэтому полностью обнаженная верхняя часть тела не была чем-то удивительным. Разорванные и подгоревшие остатки того, что называлось рубашкой, украшало землю, будто измазанный в саже снег. Сам Франкенштейн пострадал довольно серьезно, стараясь как можно быстрее утихомирить взбесившегося благородного без вреда для хозяина и уменьшения повреждений для драгоценного сада. Такие цветы было чертовски трудно создать. И Музаке даже стало на мгновение жаль ученого. Ведь, как пить дать, половину растений мужчина явно вывел сам…       Взяв в руки лежащее неподалеку утерянное полотенце, Лорд оборотней подошел к злющему, но уже не желающему все разнести Урокаю.       — Чего тебе? — недовольно воззрился на него только-только пришедший в себя Эгваин, игнорируя полное безразличие на лице Музаки.       Не отвечая, тот швырнул грязную ткань, ставшую подобно тряпке, прямо в лицо буяну.       — Приберись за собой, — тихо, будто советуя, приказал он.       — С чего бы я… — благородный было хотел возмутиться, но замолк и рыкнул, заметив холодный взгляд оборотня.       Быть убитым Франкенштейном в его планы не входило. Поэтому он обозленно кивнул, но полотенце все же выкинул.       — Ступайте домой и отдохните, — решил Ноблесс, помогая графу спуститься с высокого склона. — Мы позаботимся об остальном.       — Я так понимаю мы — это все, кто не помог? — выдвинул предположения Лорд, тяжело вздыхая.       Кадис Этрама Ди Рейзел кивнул. И в этот раз, спорить с ним никто не осмелился.