Skateboarders

Возможность представить, что неделя, которая обещала быть куда лучше, чем все другие, исчезла сразу же в утро понедельника. Луи казалось, что все то, что он делает — это как минимум бессмысленно. Его семья отказывалась понимать, зачем нужно это все для их сына и старшего брата. Возможно, только его мать была куда обходительнее и не давала сына в обиду отца. Луи его ненавидел, как только мог. С раннего детства он мечтал уехать, исчезнуть, только чтобы не слушать каждый вечер, какой он отвратительный сын. Порой крики отца были слышны на улице, на их косо смотрели соседи, но в те моменты, когда Луи уходил из дома, ему было просто плевать. Он уходил, лишь бы на время забыться в его тайном месте, о котором совершенно никто не знал из его круга общения. Он пытался найти в себе силы. Пытался разобраться. Но каждый раз приходил к единым мыслям, что, если уж его считают ужасным человеком, то смысла быть другим, просто нет. Они жили по соседству со Стайлсами, и чуть ли не каждое утро Луи сталкивался с Гарри. Первое время, когда он узнал, кто его соседи, Томлинсон питал такое отвращение к Гарри, что не узнавал сам себя. Но со временем, когда смысла обращать внимание на Стайлса просто не было, когда они стали взрослыми, Луи понял, что-то отвращение утихло, исчезло, но оно возвращалось, когда Стайлс начинал пороть горячку и переходил границы. Томлинсон относился к нему как к сопернику, и было не важно, что они в одной команде, что это совершенно не правильно. Скорее, Луи было совершенно не до Гарри, который жил своей жизнью и никогда не подходил к кому-то из них. Он никогда не спрашивал совета у капитана, не интересовался турнирами и соревнованиями. Он все узнавал от Лиама, который по своей натуре был спокойным человеком, вывести которого было почти невозможно. И это совершенно не в счет, что Лиам и Гарри были кузенами. Молясь, чтобы утро субботы было спокойным, Луи выходит из душа, переодетый в спортивные штаны и светло-голубую футболку. Он спускается на кухню, заранее настраивая себя на самое худшее. Сегодня ему нужно быть в школе скейтбордистов. Тренер собирает их всех, чтобы объявить что-то важное, как понял Томлинсон из утреннего сообщения Лиама. К слову, именно Пейн был тем из команды, с кем Луи имел более прочные отношения. Луи никогда не считал Майкла или Алекса, или Олли с Грэгом своими друзьями. Так, всего лишь кучка тех, кто сможет что-то выполнить ради него. Этим Луи пользовался постоянно. — Доброе утро, милый. — Его мама целует в щеку, прежде чем снова отойти к плите. — Где отец? — Луи задает этот вопрос, потому что ему важно это знать. — Наверное, у себя в кабинете. Я не видела его с утра. К этому моменту на пороге появляется Лотти, одна из сестер Луи, потирая заспанные глаза. Она мрачно оглядывает брата, заваливаясь на диван. — Мама, а ты знаешь, во сколько твой сын сегодня явился? — Лотти… — Нет, — ледяной голос, который способен выбивать стены, обрушается на присутствующих, — пусть дочь продолжит. — Прищуренный взгляд отца, стоящего в дверном проеме, заставляет Джоанну отойти немного назад. — Ну, мне кажется, папа, что Луи пришел за полночь. — Тебе кажется, — фыркает Луи. Он знает, что это разозлит отца, и это будет поводом вновь уйти из дома и заночевать где-нибудь у Зейна в гараже. — Сколько раз я повторял приходить вовремя? — кидая толстую папку с документом, Дэн садится рядом с дочерью, исподлобья смотря на Луи. — Или мне вновь стоит показать, что меня нужно слушаться? — Ты не сделаешь это. — Буркнул Луи. — Ты чересчур самоуверен. Не желая продолжать разговор, Томлинсон отставляет чашку с чаем и поднимается с места. Он чувствует, как его отец закипает, готовясь обрушиться на сына. Луи знает, каково это — быть совершенно чужим в этой семье. Луи забирает свой скейт и ноутбук, не забыв также про телефон и наушники, и покидает свою комнату. Разозлившийся отец уже ждет его около лестницы, и когда Томлинсон появляется в его поле виденья, громко произносит: — Ты никуда не пойдешь! — У меня тренировка, если ты не в курсе. А ты никогда не в курсе моих дел. — Что ты сказал, щенок! — звонкий звук от пощечины проносится по всем комнатам. Кожа на щеке начинает краснеть, но Луи привык к боли, привык ко всему этому дерьму. — Я ненавижу тебя. — Он едва не закричал, чтобы сдержаться. Грубо толкая отца, Луи громко хлопает дверью и останавливается около двери на улицу, когда слышит, чтобы он больше не возвращался домой. — Не волнуйся, не вернусь. В последний раз взглянув на дом, Луи вытирает рукавом кофты подступившие слезы и двигается к повороту. Ему нельзя плакать, нельзя показывать слабость, ни при каких обстоятельствах. Луи давно научился контролировать это, контролировать то, за что могут получить подзатыльник или оскорбительные слова, того хуже — от родственников. Не дойдя и пару шагов до главной улицы, Луи останавливается рядом с большим дубом, из-за которого виднеется знакомый ему скейтборд. Он подходит ближе, когда замечает откинувшегося на жесткую кору дерева Гарри. Его глаза закрыты, а дыхание дается рывками; ресницы трепещут, когда Гарри пытается не выпускать слезы, и только протерев глаза, он замечает наблюдающего за ним Томлинсона. — Чего тебе? — с горяча проговаривает Гарри. Приподнявшись, он подпирает скейт ногами, продолжая исподлобья наблюдать за Луи. — Если ты забыл, — переведя дух, начинает Луи. Каждый раз начинать разговор со Стайлсом ему давалось с трудом; каждый раз он едва сдерживал себя, когда тот начинал вести себя нехорошо, — нам нужно идти к тренеру. — В курсе. — Гарри вновь закрывает глаза, пытаясь выровнять дыхание, чтобы окончательно успокоиться. Через короткую паузу, которая для двоих кажется вечностью, Гарри процеживает сквозь зубы: — Я просто жду Лиама. Луи кивает, скорее, для себя, чем для Стайлса, ведь тот все равно не видит. Он облокачивается на забор, беря в руки телефон, и заходит в Твиттер. Промотав немного свою ленту, Томлинсон замечает интересный для него твит, опубликованный от аккаунта их клуба. «Тренер Джуд Дайсон собирается сообщить что-то важное для своих учеников». Луи несколько секунд обдумывает, прежде чем зайти в комментарии. Он не успевает начать читать, как замечает бегущего к ним Лиама. — Привет, парни. — Лиам подходит к каждому, прежде всего, к капитану, и подает руку. Опустившись рядом с Гарри, Лиам толкает его локтем в бок. — Дружище, что случилось? — Все нормально… — для утверждения Стайлс открывает глаза и поворачивается, чтобы посмотреть на кузена. — Правда. — Эй, нет, я тебе не верю. Давай, рассказывай. — Лиам… — Послушай, — перебивает его Пейн, — ты будешь вешать лапшу каждому, но не мне. Так что, я жду. — После короткой паузы Лиам вновь добавляет: — Ты поссорился с отцом? — на этот раз к разговору присоединяется Луи. Он как бы невзначай останавливается рядом с ними, чтобы более отчетливее слышать разговор. Гарри это не волнует. — Я был не в то время и не в том месте. — Требующий продолжения взгляд Лиама, Гарри вздыхает. — У него какие-то проблемы на работе. Он вновь вспылил, крича на весь дом по телефону, а потом ему случайно под ноги попался скейт. Он закричал, почему я оставил его под ногами. Я вышел из комнаты, сказав, что у меня тренировка, и я ухожу. Он вновь стал кричать, что я кроме своих тренировок ничего не вижу, и что с ними скоро забуду про семью. Ну, ты знаешь… — сглотнув, Гарри замечает маленький шаг Томлинсона. — Я сказал, что, если у него проблемы, пусть оставляет их на работе, и не срывается на семье. И… в общем, он меня ударил. Лиам переводит взгляд на свои кроссовки, гулко выдыхая задержавшийся воздух в легких. Он знал отца Гарри не так хорошо, как его мать, но тот факт, что Робин никогда не поднимал руку на сына или кого-то еще, оставался фактом до сегодняшнего случая. Лиам постоянно переживает за Гарри, наверное, даже больше, чем за себя. Каждый раз именно Лиаму приходится успокаивать Стайлса, когда тот не может справиться со своими эмоциями, но это бывает очень редко. Очень. Всего лишь два раза. Наконец отойдя от назойливых мыслей, Лиам поворачивается к Луи. — Ну, а у тебя что произошло? — Ничего, — Луи мотает головой, пытаясь скрыть все, что только можно. — Нет, Лу, у тебя красная щека. Ты тоже поссорился с отцом? Томлинсон рвано выдыхает: — Да. — И в итоге? — Я сказал, что ненавижу его, и он выгнал меня из дома. На последнем слове голос Луи начинает дрожать, и он отворачивается в то время, когда Гарри поднимает свой затуманенный взгляд, осматривая Томлинсона. Ему на мгновение кажется, что Луи совершенно не такой, какой есть на самом деле, что все это иллюзия для него самого. Маска, которую он надевает каждый раз, когда находится в компании. Однако это не мешает Гарри также не 5забывать и о том, какой Луи на тренировках, как он ведет себя с другими ребятами, как он огрызается и все такое. И, черт, это не может быть маской. Он слишком уверен в себе, чтобы каждый раз вести себя так. Хотя, кто знает его мысли? Только сам Луи. Перед глазами Гарри мелькают картинки, как его первый раз избили ни за что. Это была просто нелепая случайность, под обстоятельства которой попал Гарри. И первые несколько ударов он получил как раз-таки от Томлинсона, который испытывал удовлетворение от этого. Добивали Стайлса уже приближенные Луи. На тот момент Гарри было пятнадцать. Бог знает, как он добирался до дома, но некоторые недели Гарри избегал тренировок, занимался один, либо с Найлом или Лиамом. И, когда произошедшее все забыли, включая Луи и других парней из команды, Гарри стал полноценно ходить на тренировки и посещать занятия, но его взгляды на мир и на другие вещи изменились вновь. — Окей, парни, — Лиам решает первым прервать нудную тишину, давящую на голову, — нам пора, иначе Дайсон закопает нас всех троих. На них снова опускается тишина, на этот раз, скорее успокаивающая, ибо каждый начинает думать о чем-то своем. Лиам размышляет, что ему повезло жить одному, недалеко от дома Гарри. Купить квартиру была заслуга Энн, которая помогла деньгами, когда Лиаму пришлось жить практически на улице. Этого бы не случилось, если бы его мать не приняла отца обратно, когда тот ушел от них, не оставил ни копейки. А через полтора года, когда жизнь матери Лиама началась налаживаться, решил вернуться, клянясь в том, что совершил ужасную ошибку. Лиам не верил словам отцам, и, когда его догадки подтвердились, — отец жестоко избил мальчика розгами, как будто это средневековье, — Лиам забрал свои вещи и некоторое время жил у Гарри в комнате. Только изменив свою жизнь, она действительно началась налаживаться. Гарри, ступая тихо, как мышь, на асфальт, пытается яро разобраться в своих мыслях. Не понимание, почему все так, а не по-другому, его настигает каждый день. И он не в силах разобраться с этим… один. Именно, он пытается, пытается выбраться, выкарабкаться, выползти, но все тщетно. Непонимание заглатывает его с каждым днем, и это непонимание растет в основном из семьи. Возможно, это прозвучит странно, но да, именно из семьи, и Гарри действительно не может понять, почему так. Их мысли прерывает неожиданно появившийся из ни откуда Найл. — Хэй, дружище, — он приветствует Гарри, нежели других, — все будет хорошо. Кстати, — о, а теперь он точно обращается ко всем, — вы в курсе, зачем нас Дайсон собирает? — все отрицательно качают головами, и Хоран начинает ухмыляться. — Идут слухи, что будет майский турнир. — Я ничего не слышал об этом, — утверждает Луи. Да, пусть и Томлинсон является капитаном команды, но ему свойственно что-либо не знать. Майский турнир — один из важнейших турниров, на слет которого приезжают все самые известные молодые скейтбордисты. Найл пожимает плечами, и следующие несколько минут они идут, вновь погрузившись каждый в свои мысли. Луи, немного отстав, начал идти позади парней, осматривая каждого. Он останавливает взгляд на Гарри, когда тот спотыкается о камень. Чертыхнувшись, Гарри оборачивается и зелеными глазами насквозь пронзает Томлинсона. Его взгляд не сулит хорошего, поэтому Луи решает опередить рядом идущего Лиама. Когда они подходят к клубу, их встречает Дайсон. Он выглядит угрюмо и прячет взгляд. Найл так же начинает думать, что все слухи насчет турнира — всего лишь слухи, ничего более, но он продолжает надеяться на лучшее. Надейся на лучшее, но ожидай худшее. Парни располагаются на своих местах. Томлинсон присоединяется к Майклу и Алексу, которые говорят, что другие отошли в туалет и также немного взволнованы, но, кажется, Луи совершенно не до этого, хотя турнир для него очень важен. Лиам, Найл и Гарри образуют вторую группу и присаживаются на батуты. Гарри начинает покатывать свой скейт, на что Майкл недовольно фыркает. Но Гарри все равно; он давно научил себя пропускать все, что с ним не связано, на что ему совершенно безразлично, хотя первое время было сложно так делать. Джуд Дайсон присоединяется к своим ученикам, когда все в сборе, несколько раз подряд раскладывая какие-то документы. — Приветствую, малыши. — Такое прозвище Джуд дал еще вначале их тренировок, когда мальчики были совершенно маленькими и особо не понимали значения. У Дайсона не было детей, он также не был женат, и первая любовь не была взаимной. Но он продолжает любить ту, которая однажды покорила его сердце, и каждый раз призывает своих малышей к этому — любить, относиться с уважением, добротой и пониманием. Наверное, поэтому, Гарри казался его любимым малышом. Но не только Гарри. — Джуд, — Найл первый разрушает неловкое молчание. Кстати, они давно перешли с тренером на «ты», и вот почему между ними редко возникают конфликты. — Это правда? Каждый понимает, о чем говорит блондин, поэтому каждый жаждет получить достойный ответ. — Я понимаю, о чем ты говоришь, Найл, да. К вашему, скажем, счастью, майский турнир состоится. Давайте на минуту представим, как из серьезных, плохих и хороших парней, превращаются действительно маленькие дети, кричащие «Ура!», как будто им дарят долгожданный подарок. — Тише, тише, — уже строже, но все-таки нотки нежности мелькают, проговаривает Джуд. — Давайте успокоимся и выслушаем меня. Первым делом сообщаю вам, что, да, турнир официально подтвержден. Следующее, до марта следующего года мы будем тренироваться в том порядке, в котором и занимались. В это время я буду смотреть на ваши результаты и в конце марта объявлю, кто из вас проходит в турнир. Сразу говорю, проходят двое. Двое, только двое. Не больше, не меньше. С марта я буду тренироваться только с этими двумя. — У кого-то из нас есть шансы? — Майкл кивает в сторону Томлинсона. — Я не могу этого сказать сейчас, Майкл. Но, не думаю, что Алекс или Олли будут в двойке, с их-то посещаемостью. — Джуд усмехается и кивает в сторону скейтов. — А теперь я хочу видеть вас всех в парке. Как только Дайсон выходит из зала, Майкл поворачивается и хлопает по плечу Луи. — Думаю, я буду вместе с тобой, — его уверенный тон даже не уходит, а нотки гордости играют в каждом слове, — уверен, что ты будешь один из нас. — Он капитан, как минимум он там будет. — Грэг вставляет комментарий не столько в ответ, сколько для себя, и, забрав свой скейт, уходит. — Кому-кому, а вот Стайлсу там делать точно нечего. — Это еще почему? — Найл в секунду поворачивается и пристально смотрит на Алекса. — Чем он хуже тебя? По крайней мере, у него с посещаемостью все отлично, в отличие от тебя, мудак. — Это кого ты мудаком назвал? — Майкл подходит ближе, сжимая кулаки. Он понимает, что рядом нет Пейна, но есть Томлинсон, и он готов в любой момент исполнить его указания. Хоран спокойно выдыхает, шепча Гарри на ухо: «Я заберу свой рюкзак, и мы уйдем. Я скоро». Он идет к раздевалке и оборачивается, когда касается ручки, для убеждения, что с Гарри все будет в порядке. Гарри же кажется невозмутимым. Он переводит взгляд от разъяренного Майкла на Томлинсона, а потом и на других парней. Луи свистит, тем самым привлекая внимание Майкла. И, когда тот получает кивок от Томлинсона, наносит удар прямо в челюсть Стайлса. От неожиданности Гарри уносит в сторону, и он упирается в холодную стену. Прикрыв глаза, Стайлс ожидает еще несколько ударов, но получает лишь плевок на свою руку. Когда он открывает глаза, то видит перед собой уже Луи, сжимающего кулаки. Он качает головой и шепчет тихое: «Так надо, Стайлс», после чего бьет его в скулу, а затем наносит удар коленом в живот, от чего у Гарри появляются звездочки и он сползает на пол. Не показывай, что тебе больно. Не смей. Когда боль немного отступает, Гарри приподнимается на руках, чтобы нормально сесть и анализировать, что вообще только что произошло. Он пытается различить бегущих к нему Найла и Лиама, но его мысли все равно уходят в другое русло. Так надо, Стайлс. Для чего? Что он сделал, чтобы получить сейчас такое? Гарри не слышит ни Найла, ни Лиама. Его глаза сфокусированы в одной точке, а внутри разгорается вулкан. Настоящий вулкан обиды, безысходности и сломленности. Он не чувствует боли, которую причиняет ему Найл, пытаясь дезинфицировать разбитую губу и ссадины; не чувствует прикосновения кузена, который пытается осмотреть его на наличие каких-либо следов; не чувствует ничего. Гарри вновь сломлен. Не понятно, откуда вновь у Стайлса возникает это чувство, ведь он запрещает себе чувствовать. Чувствовать то, что делает его слабым, уязвимым, потерянным и изнуренным. Два с половиной года он приучает себя не чувствовать эти чувства. Последний раз был, когда они сломали его скейт. Пополам. Любимый и неповторимый скейт, который сейчас покоится у Гарри на чердаке, как память о чем-то новом, любимом и… больном. –… Посмотри на меня! — Гарри вздрагивает и поднимает взгляд на Хорана. Его потерянность, читаемая в глазах, пугает Найла на столько, что он медленно отпускает его, отдавая его Лиаму. — Эй, эй, Гарри, что произошло? Стайлс в ответ лишь качает головой и поднимается с пола. Он забирает скейтборд вместе с рюкзаком и курткой, и направляется к выходу. Он сталкивается с Грэгом и не дает ему коснуться себя, когда тот пытается что-то спросить. Понимая, что парень не виноват, что он был подвергнут насилию над собой, Гарри, покачивая головой, уходит. Далеко не правильные мысли мстительности и жестокости бродят в голове Стайлса, пока он идет домой. Он дает им волю разгуливать вовсю, но он запирает на замок чувства, пытаясь совладеть собой. Его путь лежит через лесопарк и пару небольших кафе, в которых делают отличный кофе, и подают его вместе со свежеиспеченными булочками. Когда Гарри нужно подумать, он постоянно заходит в одну из кафе, заказывая много кофе или чая, чтобы его мысли смогли выстроиться в одну логическую цепочку. Но сегодня не тот случай, чтобы зайти, посидеть и подумать. Гарри нужно как можно быстрее добраться до дома, незаметно пробраться с ноутбуком на чердак, закрыть на замок дверь и, возможно, просидеть там до позднего вечера, не подпуская никого, кроме своих мыслей. Через полчаса медленного шага, Гарри, наконец, заходит к себе во двор, пытаясь натянуть улыбку. Джемма полулежа, читает книгу, качаясь в гамаке, но, заметив брата, она откладывает книгу, чтобы лучше изучить его лицо. Минуту спустя она понимает, что брат в плохом, не правильно, в ужасном настроение, чтобы пытаться что-либо спросить у него. Решив, что она спросит об этом потом, она улыбается ему уголками губ, когда Гарри снимает потертые кроссовки и заходит в дом. Он тихо проскальзывает мимо кухни, а поднявшись на второй этаж, прислушивается, и, услышав голос отца в кабинете, который вновь кому-то сердито что-то объясняет, прокрадывается в свою комнату. Гарри ставит скейт под кровать, на случай, если кто-то зайдет. На Джемму можно положиться, она не скажет ни при каких обстоятельствах. Убедившись, что ноутбук достаточно заряжен, Гарри тихо закрывает дверь и пробирается по узкой лестнице на чердак. Эта постоянно пыльная, просторная комната стала для Гарри по-настоящему вторым домом еще в детстве, когда его ругали, и он каждый раз убегал наверх, чтобы его не нашли. Уже после, когда Гарри повзрослел и понял, что это единственное место, где он может быть наедине с мыслями. Закрыв на старый ключ дверь, Гарри располагается на уже пыльном покрывале, которое мама положила на чердак несколько лет назад. Он открывает ноутбук и дожидается его загрузки, пока рассматривает пыльные стены и полки, а также небольшое оконце, через которое свободно можно залезть любому. Гарри не раз так делал, когда приходил домой очень поздно. Наконец, когда ноутбук оповещает об окончательной загрузке, Стайлс открывает папку с дневником и собирается с мыслями. «14.09. Вам когда-нибудь приходилось чувствовать те чувства, которые вы поставили под запрет? Никогда не чувствовать их; не воспринимать их больше, чтобы они не смели вновь разрушить вас? Я знаю, что почти невозможно, не чувствовать, поставить все на замок; под запрет. Но все же, это возможно в какой-то степени. Я научился контролировать все свои эмоции и чувства. Я два года закрывал их, не чувствовал, не давал просто возможности выйти им, показываться, открыться. Я думал, что все — я могу. Но, оказывается, ничего я не могу. Не могу контролировать их до конца, не могу забыть; не могу пропустить боль… Кульминация этого дня произошла на тренировке после разговора с тренером. Он, кстати, сказал, что майский турнир все же будет, что он оставит только двух лучших. Счастье? Возможно. Меня… избили. Вновь. За два года. И лучше бы я выслушивал все, что они обо мне думают, все, что думает обо мне этот Томлинсон, лучше бы так, чем вновь отбитый желудок. Может быть, они хотят убить меня? Тогда что им мешает? Я не скрываюсь, не сижу вечно дома, пускай. Что им мешает? ЧТО? Я устал чувствовать вечно эту боль, устал, устал, устал. Пожалуйста, Господи. Что им нужно от меня? Я сломаюсь. В итоге, я просто сломаюсь и не смогу биться дальше, до конца. Я запретил слезам быть на глазах, чтобы их видели. Но… ведь я один, правильно? Значит, пусть. Пусть идут, наружу, пусть. Говорят, что так будет лучше, говорят… Снова слова. Ничего не значащие слова. Кому они нужны — эти слова? От них нет толку. Мы все говорим, говорим, но не пытаемся что-то сделать».