Бумажное Сердце

Первой мыслью Томаса Джефферсона, когда он мягко прильнул к её губам, было осознание — Гамильтон прикончит его, если узнает. Этот гном, конечно, не имеет никакого понятия о чести, но за сестру своей жены стоит горой. Анжелика Скайлер, — Боже, от одного её имени сердце делает кульбит — без сомнения, была самой великолепной девушкой, какую он только видел. Джефферсона привлекало всё — начиная от этих космических глаз, так очаровательно сиявших во время каждой их дискуссии о правах женщин, и заканчивая её великолепным умом, который мог бы дать фору даже остроумному Гамильтону. Раз за разом Томас спрашивал себя, что же, интересно, сегодня изменилось? Он нежно скользнул рукой вперед, кладя ладонь ей на талию, а она глубже зарылась пальцами в его каштановые кудряшки. Боги, ну ему точно конец. Если сейчас кому-то приспичит пройти по тихому коридору, то они не успеют убраться подальше и забыть этот поцелуй, словно страшный сон — да и стоит ли? Мягкий свет сочился из окна, плотно укрытого толстыми алыми занавесками, а теплый летний воздух тонул в опъяняющем запахе цветов. Томас Джефферсон тонул. Он прекрасно понимал, что если сейчас не остановится, то это может превратиться во что-то куда более щекотливое, чем поцелуй двух людей враждующих идеалов. Анжелика Скайлер мягко отстраняется, а Томас никак не может поверить в то, что только что произошло. — Гамильтон меня прикончит, — выдыхает он ей в губы, и она усмехается, кладя ладонь на его колючую щеку, от чего сердце вспыхивает, словно бумажное. — А Вам не всё равно? — прищуривается Анжелика, и Томас готов поклясться, что сейчас в его груди будет прожженная дыра. — Это вызов? — он окидывает её взглядом свысока, но и сам понимает, что привычная маска давно слетела, разлетевшись сотней сияющих осколков, и нет смысла врать себе. — Несомненно, — она улыбается, но в этот раз как-то по-другому, словно спрашивая: точно ли тебе всё равно, и бумажное сердце сгорает, рассыпаясь пеплом. И Томасу Джефферсону всё равно.