DO YA THINK IM SEXY?

Я был достаточно расслаблен и спокоен. Если не обращать внимание на неприятное ноющее чувство в паху, я мог себя назвать относительно счастливым. Был как минимум один определенный плюс в истории этого вечера - я все еще не изнасиловал Хаммела, хоть и очень этого хотел. Я умел себя контролировать, и, пожалуй, и правда был не настолько ужасен, каким сам себя считал. Может, есть смысл поверить Хаммелу? Может, это все выдумки и мое самовнушение? А на самом деле двадцать восемь еще вполне нормальный возраст для начала чего-то большого и настоящего. Кажется, я ведь не все еще успел испортить с ним? Услышав озлобленный голос парня, я обернулся и приподнял одну бровь, совершенно не понимая, к чему он ведет. Радовался бы, что я его не изнасиловал и все. Ну да, яйца тянут, конечно, но это наверняка лучше порванной задницы, которую я с легкостью мог бы ему обеспечить. - Ты не обрадуешься, если я закончу начатое, - хохотнул я, снова поправляя брюки. Только сейчас я заметил, что все еще в одних носках, и опустил глаза, пытаясь увидеть, где именно мои кеды. Сработал эффект неожиданности, потому что я ничего не смог сделать, когда Хаммел завел мне руки за спину и толкнул на колени. Доверие. Вот что делает нас слабыми и уязвимыми. Вчера он сказал, что не вставит нож в спину, но сейчас он мог сделать что угодно. Он маньяк, киллер? Сейчас мои легкие будут простреляны, разрезаны? Меня отравят, свернут шею? Я стал совершенно беспомощным в его руках, и, почувствовав на спине нагибающую ногу, я задохнулся от боли и страха. Я больше не видел своей библиотеки, не чувствовал запах дорогого освежителя, своих духов. Я был в школьном подвале, сзади меня пять человек, и я слышу их голоса, оскорбления, я слышу все их планы. Курт не прикасается ко мне больше, но все мышцы сжимаются от того, что помнят первый удар битой по пояснице. Мое тело помнит эту боль спустя двенадцать лет, и никогда, наверное, не забудет. Из моих глаз готовы политься слезы, но я сдерживаюсь, удерживаю воздух внутри, задыхаюсь и жмусь щекой к полу. Мне нужно взять себя в руки, но перед глазами плывут картинки избиения, я помню солоноватую горячую кровь внутри, я помню то чувство, когда невозможно вдохнуть из-за сломанных ребер. Это глубоко внутри, это мое подсознание, и это самое страшное. Я так далеко взбирался наверх, не позволяя никому нагнуть меня. А сейчас я на миг пустил человека внутрь, и он сделал то, чего я боялся сильнее всего. То, что меня разрушало. Не зря ведь я был закрыт, не зря не доверял посторонним. А он посторонний, я знаю его все пару дней, и что в моем мозгу пошло не так, что я превратился в сопливого кретина рядом с ним? Ярость... Это то, что спасало меня не один раз, и это то, что сработало сейчас. В ушах забилась кровь, когда я поднимался, позорно опираясь на руки. Он выглядел невинно, улыбался, но в моих глазах сверкало адское пламя. Если ему это показалось забавным, сексуальным, то он должен знать, что это им не было. Это было унижение для меня, это было то, чего я так боялся последние годы сытости и спокойствия. И я бы не был собой, если бы мальчишка не ответил за это. - Выиграл? Ты считаешь, что это была игра? Ты в своем уме? - я зарычал, как раненный зверь, бросаясь на парня, поднимая его наверх и буквально вбивая лопатками в дубовую столешницу. Мне было плевать сейчас, насколько ему больно и страшно, потому что минуту назад я снова пережил то, от чего бежал, и я не оставлю это безнаказанным. - Да ты жизни не знаешь, щенок. Лучше было бы, чтобы я порвал тебе задницу, и ты не смог ходить пару недель? Тебе не нравится то подобие нежности, которым я тебя одарил? Хочешь грубости, хочешь до конца? - прижав его грудь локтем, свободной рукой я принялся расстегивать ремень на его брюках. Пуговица и ширинка поддались легко, но стащить их с него в такой позиции было просто невозможно. Они попросту не двигались, оставаясь на своем месте, и нужно было его поднять. Потащив его на себя, я спустил его со стола и перевернул к себе спиной, вжимая его лицом в стол точно так же, как вжимал он меня в пол. Потащив за ремень вниз, я смог наполовину достать его задницу из узких брюк, и тут же скользнул ладонью между его ног, сжимая в руке вставший член и вполне ощутимо его прижимая. Увы, сейчас я не был возбужден, мне не хотелось сделать ему приятно, мне хотелось только, чтобы он почувствовал хоть толику того страха, что чувствовал я. - Я растрепался тебе, а ты воспользовался этим? Воспользовался моей слабостью? Убрав руку, я снова повернул его к себе лицом, но на этот раз не укладывая на стол, а просто заводя руки за спину. Я делал то же, что делал он. Правда, не поставил его на колени, а на коленях, по сути, страшнее всего. - Я думал ты просто играешь роль наивного мальчика, будучи обычной шлюхой. Но нет, в тебе крылось дерьмо похуже... - несмотря на свою злость, несмотря на перенесенный страх, я не мог спокойно смотреть в его испуганные глаза. За это время он стал слишком многим, и мне так не хотелось верить, что он не тот, за кого себя выдает. Во мне боролось два человека. Я внутренний, молодой, и я тот, кем был сейчас. Первому хотелось прижать его к себе, и я уступил. На пару секунд я крепко прижал парня к себе, зарываясь губами в его волосы на виске и вдыхая запах. Но уже совсем скоро одеяло перетащил второй я. Тот, который напомнил, почему я стал таким, почему никому не стоит доверять. И этот второй оттолкнул Хаммела от себя и отступил назад. Я вытер губы тыльной стороной ладони и сделал вид, что стряхиваю грязь. - Я совершенно правильно делал, что никого не подпускал к себе. И вот, оступился. Ты не выиграл у меня, я просто... - неожиданно, я сбился. Горло стянуло тугим ремнем. - Я просто защищаюсь от тебя. Проваливай отсюда, и больше не появляйся. Ты остаешься в команде, но я не хочу видеть тебя рядом с собой! - я перешел на крик, что случалось со мной крайне редко. Я сжал в руках его запястья, пытаясь успокоить самого себя, но ничего не получалось. Крошечный, но так бережно выстроенный карточный домик только что рассыпался, все мои робкие надежды сдохли, и я снова был наедине с самим собой. - Забудь это все, это все не имело значения... - оставляя остатки напускного мужества, я рванул из библиотеки прочь. Я бежал, как маленькая обиженная девочка, но я ничего не мог поделать с душевной болью, от которой меня выворачивало. Бросившись в спальню, я не включил свет, а сразу рванул в угол, в небольшое место между шкафом и стеной. Туда было непросто втиснуться, но у меня получилось. Все наши проблемы родом из детства. Именно в таком месте я сидел, когда пьяный отец орал на маму, именно в таком я сидел, когда мачеха говорила, что неплохо бы сдать меня в детский дом, потому что я все равно нелюдим и мне все равно, где и с кем жить. Стена с одной стороны и шкаф с другой обеспечивали приятную защищенность. И пусть я больше не плачу, но именно тут мне проще откинуть голову на стену, запустить руки в волосы и позволить себе прочувствовать все то, что варится внутри. Влюбился? Страшное слово из списка запрещенных, но я не знал другого определения тому страху и боли, которые я испытывал от мысли о том, что Курт больше не вернется. Что я буду видеть его на сцене и никогда не смогу прикоснуться. Я думал, что сложно после незначительных отношений переносить бывшего партнера. Но куда сложнее будет смотреть на того, с кем ничего так и не случилось, как бы сильно того не хотелось.