Скажем нет.

Летнее солнце заливало Лондон теплом и светом. Освежающей прохладой ластился к рукам мягкий южный ветерок. Шумели высаженные вдоль дороги раскидистые липы. Даже приют Вула: серое и квадратное, словно коробка, четырехэтажное здание, окруженное высокой чугунной решеткой - этим вечером казался не таким уж и плохим местом. Словно поддавшись магии момента, на его третьем этаже в распахнутом окне сидел юноша лет семнадцати на вид. Свесив ноги на сторону улицу, он подставлял лицо последним лучам солнца и едва заметно улыбался. - Ужин, - донесся до него из коридора за дверью высокий женский голос. Хотя призыв и относился ко всем обитателям этажа, подросток даже не пошевелился. Умом юноша понимал, что о нем не забудут. Но ему так хотелось, чтобы жизнь хоть раз вопреки всему пошла ему навстречу. Скрипнула дверь. - Мистер Реддл, долго вас ждать? Улыбка на лице подростка угасла, а оно само застыло маской вежливого внимания. Лишь отсветы заходящего солнца на долю мгновения вспыхнули в черных глазах рдеющими углями. «Пустые фантазии не претворяются в реальность. Пора бы уже и запомнить, Том» Юноша обернулся. - Простите, миссис Литтл, я уже иду, - прозвучал его приятный успокаивающий голос. Том спрыгнул с подоконника, одернул сбившуюся серую рубашку и направился к начищенным до блеска ботинкам, которые с какой-то педантичной аккуратностью всегда ставил на одном и том же расстоянии от двери. Застывшая на пороге комнаты пожилая женщина в старом, но опрятном темно-синем платье внимательно наблюдала за своим самым, пожалуй, неординарным воспитанником. Аманда знала Тома с колыбели. Уже тогда Реддл показался ей необычным мальчиком: он почти не плакал и вообще вел себя невероятно тихо для младенца. Нянечка даже разволновалась, что тяжелые роды не прошли для ребенка бесследно. И хотя денег на медицинское обслуживание у приюта не хватало, Аманда уговорила доктора Адамсона, который иногда помогал сиротам бесплатно, посмотреть на мальчика. Но никаких отклонений у Тома пожилой врач так и не обнаружил. А малыш между тем рос. Из тихого карапуза он превратился в задумчивого и мечтательного мальчика. *** Громкий треск рвущейся ткани вынудил Аманду замереть на месте. «А мы потом удивляемся, почему у детей штаны вечно драные» - раздраженно отметила женщина, снимая подол платья с ветки колючего куста. Полоса зеленых насаждений появилась у приюта в далекие девяностые прошлого века. Тогда дела сиротского дома обстояли на порядок лучше, и администрация могла позволить себе еще и не такие излишества. Но иссяк поток пожертвований, и ставка садовника легла на бюджет учреждения неподъемным бременем. В итоге сад отдали на откуп детворе и природе. Лишь изредка Мартинс – мастер приюта на все руки - подравнивал самые непотребные кусты. Именно это и привело Аманду на территорию одичавшего сада. Не Мартинс, конечно, а один из воспитанников, обожавший забираться в самые отдаленные уголки парка. Дотошно осмотрев разрыв, женщина с куда большей осторожностью двинулась дальше. В очередной раз повернув голову, она наткнулась взглядом на темноволосого мальчика лет пяти. Ребенок сидел под старой ветвистой яблоней и сосредоточенно орудовал карандашом, который так и норовил вывернуться из его маленьких ручек. «Ну наконец-то» - удовлетворенно выдохнула Аманда и направилась к Реддлу. - Здравствуй, Том, - мягко произнесла она, когда до мальчика осталась всего пара шагов. Однако ребенок, казалось, настолько погрузился в свое занятие, что попросту не услышал слов воспитательницы. Впрочем, Аманду это ничуть не смутило. – Здорово выходит, – стоя у правого плеча подопечного, женщина могла без труда оценить его творчество. – Знаешь, а почему бы тебе не показать свои рисунки остальным? Вместе ведь веселей. Павел, например, тоже любит рисовать. Вы могли бы подружиться. - Не хочу, - едва слышно прошептал себе под нос мальчик. - Почему? – тут же поинтересовалась Аманда. - Они скучные. И глупые. Много кричат. *** Иногда Аманда задумывалась, каким мог бы стать Том, если бы в тот раз она все же отвела его к остальным. Но сделанного не воротишь. Тогда ей показалось, что лучше всего дать мальчику самому перебороть свою стеснительность. Но этого так и не произошло. Замкнутость и отчужденность Тома со временем лишь росла: ровесники виделись ему глупыми и скучными, а те, в свою очередь, считали темноволосого мальчика странным задавакой, что и демонстрировали всеми доступными способами. И зачастую эти демонстрации проходили далеко не безобидно. В результате Том повзрослел в окружении книг, огрызков карандашей и бумаги. К рисованию у мальчика обнаружился настоящий талант. С каждым днем его картины становились все лучше и лучше. Он словно стремился заполнить окружающую серую действительность своим собственным миром: удивительными местами и волшебными существами. Яркие и насыщенные цвета в его руках сочетались удивительно гармонично: они перетекали, отеняли и дополняли друг в друга – создавая просто потрясающее впечатление. Вежливый, ответственный, с ясным и цепким умом - Том всегда выделялся в общей массе воспитанников. Впрочем, за сорок три года работы встречала Аманда Литтл и таких мальчишек и девчонок. Не раз и не два она наблюдала, как благодаря своей целеустремленности и уму они поднимались с того дна, на которое их забросила жизнь, и добивались успеха. Но и среди них Том сиял природным алмазом на фоне россыпи синтетической мелочи. И вовсе не страхом, который с некоторых пор научился внушать одним своим присутствием. Аманда хоть и признавала, что тоже боится этого немногословного молодого человека, чувствовала, что за таким незамысловатым, в общем-то, для улиц Лондона фасадом скрывалось нечто несоизмеримо большее. Какое-то практически неуловимое ощущение захватывало каждого, кто общался с Томом сколько-нибудь долго. Но и сегодня описать его словами женщина так и не смогла. Лишь строго кивнула обувшемуся подростку и вышла в коридор, возглавляя колонну воспитанников. Путь до столовой Реддл преодолел старательно не глядя по сторонам. Все здесь было ему ненавистно: и отвратительная коричневая плитка под ногами, и крашенные бежевые стены, и двери, что пропускали звук словно фанера, и ровный белый свет. И люди. В первую очередь – люди. В столовую Том вошел последним. В грязновато-серых тарелках с отвратительным цветочным орнаментом по краю расплывалась порция тушеной фасоли. Зазвенели ложки. Гримасу отвращение Том подавил с трудом. Причиной подобного прилива брезгливости послужило вовсе не отсутствие у большинства присутствующих манер: Реддл никогда не считал себя столь поверхностным, чтобы судить о человеке по тому, как он держит ложку и различает ли пять видов вилок. Просто именно сейчас, склонившись над своими кормушками, люди для него как никогда отчетливо слились в аморфную серую массу. Каждый в этой столовой мнил себя особенным. Исключительным. Даже утверждая вслух иное, в глубине души он все равно продолжал лелеять эту мысль. И за это Том их презирал. За попытки прикрыться, словно праздничной мишурой, своей так называемой «индивидуальностью». За неспособность взглянуть правде в глаза. За бесхребетное потакание своим животным потребностям. За готовность опускаться для их удовлетворения все ниже и ниже: равнодушно смотреть, обманывать, предавать, убивать. За жизни в постоянном страхе: страхе не оправдать ожиданий, страхе смерти, страхе перед общественным мнением. И чем дальше, тем больше он видел в их поведении звериного. И относился соответственно. Себя, что характерно, Том считал человеком. Он с детства отличался от остальных. И «стая» это чувствовала. Именно «стая», ведь по сути своей человечество не так уж и далеко ушло от предков-приматов. Стало умней, агрессивней, изобретательней, но стоило немного копнуть, и наружу лезло одно. Сколько раз «старшие товарищи» учили Тома жизни? И как злились, когда мальчик смел им возражать? «Миром правит сила. Где-то ее олицетворяют деньги, где-то – кулаки и готовность вцепиться в глотку, где-то – ум» – вот главный урок, который Том накрепко усвоил в стенах приюта Вула. Первое время приходилось тяжело: силы Тома не хватало, чтобы дать отпор всем. Но Реддл не сдавался. Смирения в маленьком тельце природа не заложила ни на грамм. Проигрывая в прямом столкновении, он научился бить в спину, заметать следы и скрывать мысли. Ни один из его обидчиков не ушел от расплаты. Чтобы избежать мести, действия Тома с каждым разом становились все более изощренными. Заподозрить его в происходящих с окружающими неприятностях решился бы разве что законченный параноик. И все же война в отдельно взятом приюте шла не в его пользу. Том отчетливо помнил тот день, когда все изменилось. День, когда одна из его картин ожила, и бурные волны штормового моря неожиданно выплеснулись в реальный мир. К счастью, буйство природы длилось считанные секунды, а вся появившаяся вода исчезла, словно и не бывало. Кто угодно другой, убедившись в сухости собственной одежды, постарался бы как можно быстрее забыть произошедшее. Но только не убежденный собственной исключительности Том. Реддл не посчитал неожиданный потоп бредом воспаленного сознания. Идея существования магии привлекла его куда больше. И тогда Том стал одержим. В отличие от денег, оружия или луженой глотки магия виделась ему универсальной силой. Абсолютная свобода. И магия откликнулась, приоткрывая восторженному ребенку свои секреты. А затем его жизнь вновь совершила резкий поворот. *** Тонкая кисть сама собою скользила по белому полотну дорогой бумаги. Под ее аккуратными, выверенными движения рисунок волшебного леса, в ветвях которого танцевали зеленые огни, близился к своему завершению. В шаге от мольберта стоял высокий, хорошо сложенный для своих одиннадцати лет мальчик в черно-красной клетчатой рубашке и джинсах. Его лицо напряженно застыло, а темные глаза неотрывно следили за кистью. Неожиданно мальчик протянул руку и поймал инструмент. А через мгновение после этого скрипнула медная ручка и дверь в комнату распахнулась. - Здравствуй, Том, - на пороге оказался высокий мужчина в темно-фиолетовом костюме. Его волосы и ухоженная борода отливали серебром, а глубоко посаженные глаза словно светились: настолько пронзительным казался их ярко-голубой цвет. В руках он держал лиловый плащ. - Здравствуйте, мистер… - Том изобразил вежливое внимание. - Дамблдор. Альбус Дамблдор. Преподаю трансфигурацию в школе для одаренных детей Хогвартс, - с легким кивком головы представился неожиданный посетитель. - Трансфигурацию? – с толикой интереса переспросил Том. Обычно подобным образом в его комнате появлялись желающие осчастливить умненького сироту приемной семьей: избавляться от таких Реддл навострился всего парой фраз. - Так называют область магии, которая изучает превращение одних вещей в другие, - использовал явно «детское» определение объяснил Дамблдор, после чего повернул голову к холсту и неожиданно спросил: - Можно я взгляну? - Если хотите… - немного растерянно сделал шаг в сторону Реддл. Магия? Неужели он не один такой? Ведь не бывает таких совпадений? Том с трудом заставил себя перестать пялиться на застывшего перед рисунком мужчину. Мальчик аккуратно смыл с кисти всю краску, промокнул ворс чистой тканью и только после этого отложил инструмент в сторону. - Мы называем себя волшебниками, - прервал затянувшееся молчание Дамблдор. – Но так часто не понимаем, в чем заключается настоящее волшебство. У тебя настоящий талант, Том. - Спасибо, мистер Дамблдор, мне об этом уже говорили, - Том никогда и не сомневался в собственной исключительности. Для него неожиданный посетитель лишь констатировал действительность, не более. – Не поймите меня неправильно, но волшебство… Том замялся, словно не в силах подобрать нужных слов. Неужели он и в правду не один такой? И отец…отец… Он просто обязан узнать! Глаза ребенка встретились с ясным взглядом Дамблдора. - Докажите, - голос Тома исполнился небывалой для ребенка властностью. Реддл умел приказывать. Зачастую люди бросались исполнять его пожелания быстрее, чем осознавали слова. - Хм. Ну что ж, вполне резонное требование, - кивнул Дамблдор, извлекая из внутреннего кармана своего пиджака деревянную палочку примерно пятнадцати дюймов длиной. Мужчина взмахнул ей, выписывая кончиком замысловатую траекторию, и шкаф за спиной Реддла вспыхнул ярким бездымным пламенем! Том инстинктивно дернулся в сторону. Но осознание потери не успело прийти, как пламя исчезло, а в шкафу что-то требовательно загремело. - Кажется, там есть что-то, не принадлежащее тебе, - как сквозь вату раздался ставший строгим голос Дамблдора. – Достань. Словно зачарованный, Том протянул руку, извлекая под взгляд «уже действительно волшебника» маленькую серую картонную коробочку. - Открой. Реддл послушно убрал крышку и высыпал содержимое коробки на кровать. Оказавшись на потертом покрывале, самые обычные безделушки: старая губная гармоника, серебряный наперсток, стеклянные шарики и пара подшипников - перестали светиться и подпрыгивать. - В Хогвартсе, как, впрочем, и во всем остальном магическом мире, воровство находится вне закона. Как и подчинение людей своей воле, кстати. Министерство магии – есть и такое – строжайше следит за соблюдением законов. В особо тяжких случаях даже ученика Хогвартса могут осудить на заключение в Азкабане. Жуткое место, между нами говоря. - Я понял, - произнес Реддл каким-то бесцветным голосом, не сводя с мужчины оценивающего взгляда. - Ты вернешь эти вещи владельцам и извинишься, - спокойно встретил взгляд ребенка Дамблдор. - Вы считаете это правильным? Ничего не зная ни обо мне, ни о том, как ко мне попали эти вещи? – совсем не по-детски поинтересовался Том. - Я могу согласиться, что ты не совсем понимал свои действия, когда пытался наложить на меня подчиняющие чары, но краденое есть краденое, - твердо произнес Дамблдор. – И будь уверен, я узнаю, если ты этого не сделаешь. - Я понял, - после недолго молчания вновь кивнул Реддл. - У нас в Хогвартсе, — продолжил Дамблдор. — Учат не только пользоваться магией, но и держать ее под контролем. До сих пор ты — несомненно, по незнанию — применял свои способности такими методами, которым не обучают и которые не допускают в нашей школе. Магия юных волшебников нестабильна: она растет вместе с ними, изменяется, выплескивается во время сильных переживаний - поэтому и обучать их не только бесполезно, но и опасно. Однако в одиннадцать лет наши способности более-менее стабилизируются, и детей приглашают специальные школы. В Англии такая одна – Хогвартс. - Значит вы здесь, чтобы пригласить меня в свою школу? – полувопросительно произнес Том, аккуратно убирая безделушки обратно в коробку. – Полагаю, за обучение нужно платить? - Мы не берем денег с учеников, - покачал головой мужчина. – А для помощи тем, кому она действительно необходима, учрежден специальный фонд. - У меня есть деньги. Я лишь хотел узнать – сколько, - чувствуя голос уязвленной гордости, вскинулся Том. - Кхм. Ну что ж, тебе понадобятся: палочка, котел, мантии, книги для первого курса… - принялся перечислять Дамблдор. Резкий тон мальчика ничуть не смутил опытного волшебника. – и телескоп. Все вместе обойдется тебе примерно в тридцать галлеонов. Это сто пятьдесят фунтов, если я ничего не путаю. - У меня есть нужная сумма, - не смотря на то, что все накопления Тома составляли порядка двухсот фунтов, его голос не дрогнул. Реддл знал цену деньгам, но магия в списке его внутренних приоритетов стояла несоизмеримо выше. «Не такое уж и дешевое дело этот волшебный мир» - констатировал сирота. Ответ мальчик поразил Дамблдора: озвученная им сумма составляла месячный доход средней семьи, откуда такие деньги могли взяться у сироты? Тоже украл? Или же - профессор невольно посмотрел на картину – заработал? Как бы то ни было, давить на ребенка еще больше определенно не следовало. - В таком случае самое время отправиться туда, где все это можно приобрести! Кстати говоря, совсем забыл! – воскликнул мужчина и полез во внутренний карман своего фиолетового пиджака. На свет дня появился конверт, на лицевой стороне которого изумрудно-зелеными чернилами изящной вязью значилось: «Мистеру Тому Марволо Реддлу, Лондон, Приют Вула, комната 113». Внутри на сложенном вдвое листе юноше сухим канцелярским языком предлагали поступить в Школу Чародейства и Волшебства «Хогвартс». Подписывал документ некий Армандо Диппет, директор сего учебного заведения. На втором листке оказался уже озвученный Дамблдором список необходимых для первого курса вещей. - А вот теперь можно и на Косую аллею, - улыбаясь в бороду, возвестил Дамблдор. *** Поначалу магический мир околдовал юного Тома. Но очарование сказки продлилось недолго. Очень скоро Реддл начал замечать, что и в этот мир проникло то, что он ненавидел больше всего на свете. Волшебники могли невероятное: мгновенно перемещаться на огромные пространства, читать мысли, изменять сущность вещей, создавать жизнь, управлять пространством – но предпочитали забывать об этом в угоду животным инстинктам. Редкий волшебник осваивал хотя бы часть тех безграничных возможностей, что дарила ему магия. Зато каждый умел почистить себе одежду взмахом палочки и завязать шнурки, не нагибаясь. Сказать, что Том разочаровался, значит не сказать и десятой доли правды. Невероятно талантливый и одаренный волшебник, с детства считавший себя исключительным и получивший тому подтверждение: можно сказать, что судьба Тома Реддла была предопределена. В его голове с ослепительной четкостью вспыхнула мысль: «Я рожден, чтобы изменить этот мир» Том сделал последний глоток подслащенного чая, сложил тарелки и поднялся из-за стола. В приюте Вула грязную посуду полагалось самостоятельно относить на кухню. - Спасибо за ужин, - как всегда вежливо поблагодарил мальчик повариху, опуская тарелки в мойку. - Пожалуйста, Том, - устало улыбнулась монументальная миссис Беррингтон. – Напомни, пожалуйста, Фреду и Павлу, что сегодня их очередь помогать на кухне. А то знаю я этих двоих. - Конечно, миссис Беррингтон, - произнес Реддл. - Спасибо, Том, ты такой хороший мальчик, - признательно кивнула женщина. - Всегда пожалуйста, миссис Беррингтон, - с неизменной маской вежливого внимания попрощался Том. Выйдя в зал, юноша сразу направился к столику, за которым шумела, что-то весело обсуждая, компания из трех парней и девушки. Впрочем, при приближении Тома их разговор как-то затих. - Чего тебе, - буркнул плечистый парень в затертой, но стильной джинсовой куртке. «Наверняка украл» - равнодушно отметил Реддл. - Миссис Беррингтон попросила напомнить тебе и твоему маленькому другу, - Том небрежно дернул подбородком в сторону вихрастого блондина. – Что сегодня ваша очередь помогать ей на кухне. - Напомнил? Вот и иди теперь, - во время произнесения фразы голос Фреда становился все тише и тише, а сам он словно бы меньше. - Я лишь надеюсь, что мне не придется извиняться за вашу безответственность, - негромко произнес Том, откровенно наслаждаясь ситуацией. Для такого сильного мага, каким без сомнения являлся Реддл, не составляло труда проникнуть в головы обычных людей, чтобы вызвать у них чувство непреодолимого страха. - Не придется, - придавлено пискнул Павел. - Что ж, тогда не буду отвлекать. А тебе, Фред, следует поработать над вежливостью. Понимание того, когда лучше промолчать, может однажды спасти тебе жизнь. Том надавил на сознание здоровяка, вызывая у того состояние на грани неконтролируемого ужаса. Удовлетворенный судорожными уверениями, что непременно, сейчас же, будет исполнено, он покинул столовую. Мысли Реддла вновь вернулись к тому моменту, когда он осознал свое предназначение. С того дня он буквально поселился в библиотеке. Том читал множество исторических книг, перебирал подшивки старых газет, изучал мемуары волшебников древности. Постепенно смутная картина реальности в его голове начала обретать черты завершенности. В прошлом магии олицетворял собой именно то, о чем грезил юный волшебник. Личная сила гарантировала абсолютную свободу. Но затем магия начала слабеть. Исчезли чародеи, способные поворачивать вспять реки, воздвигать и разрушать горы. Дошло до того, что для магии стал требоваться проводник из особым образом обработанной частицы волшебного существа. Год за годом пролетали перед глазами юного Реддла. В начале семнадцатого века магический мир окончательно ушел в тень, не способный противостоять стремительно растущему и прогрессирующему миру магглов. Вынужденный скрываться, он тайно изымал рожденных в обычных семьях одаренных. Так культура магглов проникла в магический мир. И ее влияние все нарастало. Слизерин - первый из четырех факультетов Хогвартса - считался домом амбициозных, умных и целеустремленных волшебников. Не удивительно, что на него поступала большая часть аристократии магического мира. Не стал исключением и сам Реддл. Своими наблюдениями и выводами Том поделился с друзьями. И осторожные разговоры дали щедрые всходы: именно эти люди как никто ощущали перемены в своем мире. Стихийные посиделки быстро переросли в регулярные собрания. Ощущение принадлежности к узкому кругу людей, обладающих достаточным влиянием, чтобы решать будущее страны на деле, а не на словах, будоражило кровь. Молодые аристократы с удовольствием принялись играть в большую политику. Реддл быстро занял в их маленьком кружке лидирующее положение. Сильный и талантливый волшебник, лучший ученик курса, целеустремленный и уверенный в себе молодой человек приятной внешности – он словно магнит притягивал к себе самых разных людей. В конце третьего курса, на фоне напряженной политической обстановки, друзья официально организовали Клуб Истории. Теперь даже самые дикие идеи, включая провозглашаемые набирающим силу Гриндевальдом идеалы превосходства волшебников над магглами, они смогли обсуждать на вполне законных основаниях. Куда менее официально возник Орден Рыцарей Возрождения. Структура, которой в будущем предстояло изменить этот мир. Том возглавил и его. Это повлекло за собой массу обязанностей, но, в конечном счете, окупилось сполна. Клуб стремительно набирал популярность, как место, где можно отдохнуть в приятной компании, пообщаться с умными людьми и завести полезные знакомства. Орден же манил сопричастностью к тайне и уже вполне реальным влиянием. Учитывая, сколько потомков известных семей и просто талантливых волшебников состояло в обеих структурах, в скором времени они обещали стать надежным фундаментом будущего величия своего председателя. А превращать детские игры во вполне реальные обязательства Реддл научился виртуозно. В начале шестого курса Том видел лишь одно существенное препятствие на пути к своей цели: в волшебном мире личное могущество все еще играло слишком важную роль, а Реддл, не смотря на все свои способности и таланты, пока еще сильно недотягивал до великих волшебников современности. Со временем, конечно, его сила обещала стать достойной и Гриндевальда, но ждать долгие годы в планы амбициозного молодого волшебника не входило. В поисках могущества он все глубже погружался в тайны по-настоящему черной магии. Впрочем, сам Том относился к разделению волшебства на добро и зло с иронией. Магия лишь инструмент – так он считал. Юноша закрыл дверь в комнату, которая служила ему домом долгие семнадцать лет. Теперь именно ей предстояло стать свидетельницей его первого шага к величию. Последние годы Том почти все свободное время уделял сущности магии. С помощью своих богатых и родовитых друзей он получал доступ к книгам, многие из которых существовали в единственном экземпляре. Он строил теории, проводил исследования, искал доказательства. В очередной раз его картина мира дополнялась новыми красками. Магия в понимании юноши представилась неким энергетическим полем, удаленном от реального мира в условном пятом измерении. Она одновременно присутствовала в каждой точке пространства и в то же время не соприкасалась с ней. Сама способность к магии являлась следствием соединяющей волшебника или магическое существо связи с этим самым полем. Домыслов в получившейся картине у Тома по итогу вышла куда больше, нежели фактов, но его это совершенно не смущало. Юноша вообще отличался изрядной самоуверенностью. Сапоги с глухим стуком опустились на отведенное им место, а сам Том вернулся к открытому окну. Однако забираться на подоконник не стал: испорченный момент уже не вернуть. Да и солнце практически скрылось за горизонтом, уступая место длинным теням подступающей ночи. Дальше тянуть некуда. Том вцепился в подоконник и шумно вдохнул всей грудью. Дальше. Тянуть. Некуда. Хлопнула закрытая рама. Прошуршали тяжелые занавески, погружая комнату во мрак. Вспыхнули, разгоняя темноту, шарики холодного белого света, которые юный волшебник во множестве сбрасывал с кончика своей волшебной палочки. Звякнула откинутая крышка массивного сундука. Самым обычным маггловским ножом Том резанул по запястью. - Шшш… - шипел будущий великий маг, пока его кровь наполняла фарфоровую чашку. Убедившись, что алая жидкость набралась до нужной отметки, подросток провел засветившейся зеленым светом палочкой по ране. Глубокий порез закрывался, словно молния на куртке, зарастая чистой плотью следом за кончиком магического инструмента. Спустя двадцать минут на полу появился нарисованный кровью круг, который густой вязью оплетали ряды рун. Почему некоторые слова и символы обладали магической силой, Том даже со всеми своими знаниями объяснить пока не мог. Но это совершенно не мешало ему ими пользоваться. А затем из сундука воспарили в воздух застывшие в самых разных позах тела. В конце учебного года Хогвартс потрясла самая страшная трагедия за последние десятилетия: пропало сразу пять учеников! Расследование не принесло результатов. Том самодовольно ухмыльнулся: еще бы, куда этим недоумкам из аврората до его гения. Дамблдор, конечно, посматривал на него с подозрением, но и старик остался с носом. Гениальная в своей простоте идея пришла к Тому во сне. Если способность к волшебству предопределяет связь с энергетическим полем, существование которого предположил Реддл, то нужно всего лишь расширить ее. Как? Если сравнить поле магии с реальным пространством, то ответ становится очевиден. Черная дыра! Нечто, обладающее такой массой, что само пространство сминается и рвется. Вернее, ее магический аналог - запредельная концентрация энергии. Первое тело опускается в круг. Направляемый твердой рукой нож вонзается в сердце. Тускло вспыхивают руны, озаряя комнату тяжелым алым светом. Жизненная сила покидает погибающее тело и мечется запертое в клетке чар. Некромантия. Чернейшее из магических искусств. Нет - нечто куда более совершенное, чьим изобретением Том по праву гордился. Одна за другой жертвы проходят через руки палача. Руны дрожат и размываются. Комнату заполняет шелест. Становится тяжело дышать. Последний удар. На миг замирает само пространство. Противоестественная тишина. А затем в центре круга появляется точка. Черная настолько, что свет вокруг нее меркнет и превращается в темную дымку. Точка растет и ширится, втягивая в себя разлитую в воздухе энергию. Том поддается притяжению и делает шаг, уходя в темноту, словно в воду. Он падает-скользит в бесконечном ничто. По его жилам бежит жидкий огонь. Он задыхается. А затем темнота взрывается. Ослепительная боль затапливает все существо властолюбивого волшебника. Тело со всех сторон сдавливает нахлынувшая лавина ощущений. Перед внутренним взором полыхающим калейдоскопом проносится поток картин. В ушах звучит заставляющий вибрировать каждую клеточку тела гул. Десятки лет чужой жизни, сжатые до нескольких мгновений, обрушиваются на него подобно ледяному водопаду. Выбрав всю свободную энергию вокруг, черная дыра замирает и медленно, словно неохотно, исчезает, оставляя на полу распростертое обнаженное тело.