Влюбленные

      Завтра Каджол предстояло вылететь в Болгарию на съемки фильма «Dilwale». Это было долгожданное возвращение актрисы на большие экраны спустя пять лет отсутствия в кинематографе. Билеты куплены, вещи упакованы, дети вместе с мамой прилетят через пару дней, как только она устроится на месте. Она уже больше часа крутилась, никак не удавалось уснуть, благо Аджай не мог прочитать ее мысли, и, списав все на банальное волнение перед началом съемок после долгого перерыва, отвернулся от нее и заснул, не зная, какие мысли мучают его жену.       Но вот только Каджол отчетливо понимала, что дело не только в предстоящих съемках, вернее совсем не в них, работы она не боялась, скорее наоборот, была рада и воодушевлена. Истинная причина ее волнения заключалась в том, что ей предстояло снова разделить рабочее пространство с Шахрукхом, который на протяжении почти двадцати трех лет был ее близким другом.       «Другом», — усмехнулась она про себя, так они с Кханом привыкли называть друг друга, отвечая на вопрос журналистов: «какого рода отношения их связывают», который те задавали постоянно. Да и что они могли еще ответить, они оба были несвободны, у него была жена и трое детей, у нее был муж и двое малышей. И только приближенные к ним люди догадывались, что мужчина и женщина испытывают друг к другу далеко не дружеские чувства, но молчали об этом.       Перевернувшись на другой бок, Каджол задумалась о том, чем занимается сейчас Шахрукх. Волнуется ли он также, как она? Или спокойно себе спит, совсем не думая о том, к чему приведет это их решение снова сняться вместе?       «Наверное, снова закрылся в своей библиотеке», — размышляла она, представив себе Кхана в очках с красной оправой, которые она ему подарила в далеком 2010 году, облокотившегося на книжную полку, с упоением читающего очередной шедевр Коэльо.       Прислушавшись к мирному сопению Девгна, Кадж бесшумно встала с постели и вышла на балкон, прикрыв за собой дверь. Поежившись от холода, она обхватила себя руками в попытке согреться и посмотрела на ярко светящую луну. Завтра они встретятся, что принесет эта встреча? Не пожалеет ли она о принятом решении? Может, все же не стоило поддаваться чарующим глазам Кхана, упрашивающим согласиться на участие в съемках этого фильма?       «Кого ты обманываешь, Кадж, будто, если бы Шах не упрашивал тебя, ты поступила бы иначе. Ты прекрасно знаешь, что ухватилась бы за любую возможность, чтобы снова побыть с ним рядом», — твердил бесенок, сидящий на одном плече, ангел же шептал, что она ненормальная, раз решила снова окунуться в этот омут с головой.       Во время съемок МНИКа пять лет назад они впервые вышли за рамки дозволенного поведения, позволили себе побыть счастливыми хотя бы в период съемок фильма. Признание в любви Кхана, которую он, оказывается, столько лет хранил глубоко внутри себя, было полной неожиданностью для нее. Не то, чтобы она не предполагала, что он любит ее, нет, напротив, она давно чувствовала эту любовь, но никогда прежде он не показывал этого открыто, а на съемках МНИКа вдруг осмелился. Этот водоворот чувств тогда настолько увлек ее, что она напрочь забыла обо всем: о том, что он женат и она тоже несвободна. И даже была готова бросить все, если бы он ее позвал за собой, но после одного откровенного разговора с Аджаем она решила дать своему браку второй шанс.       Она никогда прежде не видела мужа таким, ему было стыдно за то, что он спутался с Канганой, которая в Болливуде прославилась своими интрижками с женатыми мужчинами, просил у нее прощение за то, что ее предал. Она же, под гнетом угрызений совести за то, что изменила мужу с женатым Кханом, пусть даже она его любила всем сердцем последние двадцать с лишним лет, бросилась в объятия мужа, оттолкнув от себя Шахрукха. Она просто не могла ради счастья двух разрушить судьбы стольких людей. Изо дня в день она повторяла себе, что поступила правильно, но измученное сердце, страшно тосковавшее по Кхану, заставляло снова и снова задуматься над тем, правильное ли решение она приняла.       Новость о незапланированной беременности расставила все по своим местам, вынудив женщину позвонить Шахрукху и попросить оставить ее в покое. О беременности, она умолчала, зная, что такого удара Кхан не выдержит. Пусть сначала свыкнется с мыслью о том, что у них нет будущего, потом она объявит публично о том, что в семье Девгн ожидается пополнение. Так она и поступила, поделившись с одним печатным изданием новостью, которая достигла Шахрукха в тот же день.       Можно ли чувствовать боль другого человека, даже не поддерживая с ним связь? Каджол была уверена, что можно. Ее радость от предстоящего пополнения в семье, сопровождалась привкусом боли. Она знала, что тем самым закрывает себе дорогу к нему, но не могла больше сдерживать эту новость. Вскоре он бы все равно узнал об этом, обнадеживать его и тешить иллюзиями себя и его, что у них может что-то получиться, бессмысленно. Все, что она могла — это тихо оплакивать свои несбывшиеся мечты, успокаивая себя тем, что как только она возьмет своего малыша на руки, все наладится.       Не желая ранить ни его, ни себя еще больше, она старалась минимизировать возможные встречи с Шахрукхом. Им нужно было время, чтобы прийти в себя. Видя его, она не помогла бы ни себе, ни ему принять реальность. Ей нужно было отвыкать от него. Снова. Но Каран и Маниш, видя как их друзья угасают с каждым днем все больше и больше, решили вмешаться и устроили им встречу, закатив праздник по случаю празднования дня рождения первого. После этой встречи, Каджол осознала, что без Кхана она не может. Да, о романтических отношениях между ними и речи быть не могло, но он был ей необходим хотя бы как друг.       С рождением сына, все и правда стало налаживаться. Заботы о Юге захватили ее, оттеснив весь остальных на некоторое время. Их общение с Шахрукхом постепенно вернулось к привычным пересечениям на церемониях награждения. Кажется, каждый из них принял как данность то, что ничего не сложилось, и двинулся дальше. Он не намекал ни на что, постепенно они снова обрели привычный комфорт: обменивались фотографиями подрастающих детей, смеялись над шутками, понятными только им, интересовались планами друг друга, и как и прежде избегали упоминания супругов в обществе друг друга.       И только глаза хранили тайну о всколыхнувших их несколько лет назад чувствах. Каждый раз встречаясь друг с другом взглядами, оба думали об одном и том же, но не решались открыть страницу, что так и не успели дописать. Единственный раз, когда они позволили себе большее, забыв о том, что за каждое решение придется платить, случился на юбилее друга и стоил им потери друг друга на почти два мучительно долгих года.       Тот их танец на злосчастном юбилее Карана запустил детонатор в лице Аджая. Ее муж никогда не был фанатом ее дружбы с Шахрухом, и она всегда понимала почему. Каджол не знала догадывался ли он о том, что происходило между ней и Шахом в период съемок МНИКа, но после этого Аджай стал еще более подозрительным и вспыльчивым. Любое упоминание Кхана вызывало в нем гнев, поэтому женщина старалась лишний раз не лезть на рожон, посвятив себя полностью недавно родившемуся сыну и семье, лишь изредка встречаясь с Кханом, не помышляя ни о чем, кроме дружбы.       Но только Аджай видел в Кхане прямую угрозу его браку. Возможно, он простил бы Каджол любой другой роман на стороне, но он не мог спустить ей с рук того, что она выбрала среди всех этого чертова Шахрукха. У них еще с девяностых шла ожесточенная борьба между собой. Сначала в кино, теперь за женщину. Несколько лет Аджай ждал возможности нанести Шахрукху контрудар, и вот Каджол сама вручила в его руки ту бомбу, что оставалось только привести в действие, что он и сделал, быстро сфабриковав обвинение Кхана в саботаже его фильма.       Аджай рассчитывал, что судебные тяжбы с производственным домом Ади, друга Кхана, непременно приведут к разрыву отношений Шахрукха и Каджол. Так и случилось. Ему даже и стараться не пришлось. Взрывная волна была настолько сильной, что последствия неизбежно затронули и «нерушимую» связь Шахрукха и Каджол. Их в одночасье объявили врагами в прессе. Каджол, естественно, пришлось поддержать мужа, что означало – выступить против Шахрукха.       Они лишились в одночасье того, что питало их все эти годы – друг друга. Но только Аджай просчитался. Вместо того чтобы охладеть друг к другу, они становились все ближе и ближе, находясь в разлуке. Кхан старался передать Каджол послание через свою страничку в твиттере, оставляя на ней небольшие цитаты, которые всегда доходили до адресата и помогали держаться там, без него. Они жили мыслью, что нужно просто набраться терпения и ждать, когда все уляжется и можно будет снова вернуться друг к другу.       Когда стало можно, Кхан первый нарушил это молчание, позвонил ей и спросил в чем она собирается пойти на церемонию. Им вручали награду за лучшую пару последних двух десятилетий, и он рассчитывал на то, что она придет. Она не могла ему отказать, язык не повернулся бы сказать ему «нет, я не приду»‎. Они договорились, что в их образах непременно будет что-то красное, какая-нибудь незначительная деталь в виде бабочки, пояса или губной помады – знак того, что их любовь жива. И хоть они не сказали об этом друг другу, оба прекрасно понимали символику этого цвета.       В этот же вечер Кхан предложил ей сняться вместе в новом фильме, у которого на тот момент даже сценария не было. И она снова не могла отказать ему. Вспомнив безмерное счастье, которым светились глаза Кхана в тот вечер, когда подписалась на эту авантюру, Каджол невольно улыбнулась. Когда она подписала контракт на фильм Шетти после первого прочтения сценария, который был далек от идеала, отправив Кхану короткое «согласна», его ответ не заставил себя долго ждать. Буквально через несколько минут он позвонил ей сам и потребовал подтвердить то, что она написала. Каджол пришлось сказать ему «согласна», по меньшей мере, раз 100, прежде чем до Кхана, наконец, дошел смысл сказанного.       Она согласна.       Через несколько недель Каджол вместе с Рохитом Шетти, все еще не до конца осознающим, что Кадж действительно согласилась, прибыли на съемки фильма «Богатей» с Кханом в главной роли, чтобы обсудить предстоящие съемки. Шахрукх в это время снимался. Поприветствовав съемочную группу, Каджол шепотом попросила не прерывать актера, и, приземлившись на свободный стул, стала наблюдать за мужчиной. Несмотря на то, что они относительно недавно встречались, она успела соскучиться по мужчине, настолько, что сейчас не сводила с него полного нежности взгляда. Когда Шахрукх повернулся в сторону членов съемочной группы, он увидел ЕЕ. Он, знал, что Каджол должна была сегодня приехать с Шетти сюда, но не ожидал увидеть ее сейчас. Моргнув глазами несколько раз, убедившись в том, что ему не мерещится, Кхан расплылся в улыбке, смотря на Каджол, совершенно позабыв про съемки эпизода, которые не были завершены. Не теряя больше ни секунды, мужчина быстро преодолел расстояние, разделяющее их, и заключил женщину в крепкие объятия, не веря своему счастью.       — Я тоже скучала, — прошептала она, обнимая его в ответ.       — Ну и счастливчик ты, Шетти. Скажи, как тебе удалось заполучить их в свой фильм, — спросил Рахул Дхолакия, указывая головой на все еще обнимающихся Кхана и Каджол.       — Сам этого не понимаю, просто повезло, — искренне ответил режиссер.       — Ну что, приступим? — вспомнив про то, что они не одни, Каджол отстранилась от Кхана, и обратилась к Рохиту.       — Давайте, — ответил Шетти, и, поставив рядом три стула, жестом пригласил пару сесть. Кхан заботливо помог Каджол устроиться, и встал за ее спиной, не желая расставаться с женщиной ни на секунду. Рохит сделал вид, что не замечает ничего происходящего вокруг, стал листать страницы сценария, отыскав то, что нужно, он стал рассказывать актерам отредактированную версию истории любви Миры и Каали, которых должны были сыграть актеры. Обсуждение затянулось на несколько часов, Кхан и Каджол то и дело предлагали свои идеи, заставляя режиссера на ходу менять историю: убирать одни эпизоды, редактировать вторые, вставлять третьи. Все это время Кхан так и простоял за спиной Каджол, держа руками ее за плечи, когда Рохит показывал что-то в сценарии, Кхан все также, не отходя от Кадж, наклонялся, фактически перегибаясь через нее, и смотрел туда, куда указывал режиссер. Благо, кроме Шетти, находящегося с ними в комнате, этого никто не видел. Когда с миссией было покончено, режиссер с полностью переписанным сценарием, к слову, второй раз, удалился. Каджол задержалась еще ненадолго, потому что на площадку с минуты на минуту должны были привести АбРама, узнав об этом, женщина выразила желание познакомиться с младшим сыном Кхана, про которого так много слышала от Шахрукха, и уже успела полюбить. Ожидая прибытия малыша, Кхан показал Кадж парочку отснятых сцен «Богатея».       — Я тебе уже говорила, что ты один из самых лучших актеров нашей страны? Ты правда удивительный! , — сказала она, и, заметив, что Шахрукх покраснел от ее искренней похвалы, потянулась к его лицу, хохоча.       — Спасибо, — вымолвил он, позволяя женщине потрепать его по щечкам.       — Уверена, фильм ждет успех, иначе и быть не может, ведь мой старенький алмаз снимается в нем, — добавила она, не прекращая смеяться. Кхан только и мог, что стоять и любоваться ею, его сумасшедшей Каджол. Услышав шум подъезжающей машины, Кхан выглянул в окно, и, заметив знакомый автомобиль, схватил Кадж за руку и потащил на улицу.       — Он не спит? — спросил Кхан своего телохранителя Рави.       — Нет, сэр, — ответил тот, помогая Шахрукху открыть дверь. Отпустив Каджол, мужчина приблизился к машине и протянул руки к своему маленькому ангелу, сидящему на руках у няни.       — А вот и он. Мой сын, — гордо произнес Кхан, аккуратно принимая из рук няни малыша и показывая его Каджол.       — Привет, маленький принц, — произнесла Каджол, потрепав ребенка за ручку. — Он — твоя копия. Удивительное сходство, я по фотографиям еще это заметила, но в жизни еще больше, — добавила она осипшим от переполняющих ее чувств голосом, смахнув непрошенные слезы с глаз. Шахрукх сиял, переводя взгляд с сына на Каджол, и наоборот.       — Эти кудряшки, — сказала она, нежно дотронувшись рукой до вьющихся темных волос малыша.       — Эти глазки, так напоминающие папу, — добавила она, склонившись над ребенком, заглядывая в карие глаза малыша.       — Первые месяцы у него были твои глаза, — вдруг произнес Шахрукх, целуя сына в щечку. -Я хотел сказать зеленые, как у тебя, — быстро исправился он, сообразив, что выразился не совсем так.       Каджол только кивнула, не зная, что еще можно сказать в этот момент, и снова посмотрела на мальчика, изучающего ее с огромным интересом. Видимо, малыш почувствовал безграничную любовь этой удивительной женщины к нему, и сам протянул к ней ручки. Она осторожно взяла ребенка и прижала к себе, вдыхая присущий только деткам запах. Заметив на груди женщины подвеску, АбРам потянулся к ней.       — Шах, сними ее с меня, — вдруг сказала Каджол.       — Что? — переспросил Кхан, не понимая, о чем говорит женщина.       — Цепочку, сними с меня ее, — повторила Каджол свою просьбу. Шахрукх обошел Кадж сзади и расстегнул цепочку, на которой висела подвеска, и снял ее с шеи женщины.       — Надень на АбРама, — продолжила она давать указания. — Это амулет, который подарил мне папа, — добавила она.       — Кадж… — хотел возразить Шахрукх, зная, как дорога Каджол память об отце.       — Я так хочу, считай это моим запоздалым подарком на рождение АбРама, — улыбнулась она малышу, наблюдая за тем, как он рассматривает амулет с символом «ОМ».       — Спасибо, — искренне ответил мужчина, застегивая на шее сына подарок Каджол.       — Пусть он будет теперь тебя оберегать, солнышко, — прошептала женщина, и чмокнула малыша в румяную щечку, от чего последний рассмеялся.       — Ямочки, у него твои ямочки, — произнесла Каджол, с любовью смотря на маленького мальчика, как две капли воды похожего на Кхана.       — Можно я щелкну вас вместе? — спросил Шахрукх, доставая из кармана мобильный телефон.       — Еще спрашивает, конечно, можно, — ответила она, и, повернув АбРама лицом к Кхану, сказала: — Давай, — в последний момент, прижавшись губами к ямочке на щечке ребенка, заставляя его снова рассмеяться.