В раю со вкусом яда

Новость о Маэдросе взбудоражила меня, однако узнать подробности не представлялось и вообще не было возможным, и так прошли две недели, и за всё это время я не знала, куда себя деть. С каждым днём мне становилось неловко в обществе гостеприимных эльфов. Я видела, что в лагере кипит жизнь, эльдар усердно работали и трудились. Визгливая, противная совесть кричала, что я нахлебница и лентяйка, а также по моей психике били отсутствие интернета и разряженный телефон. Мне было необходимо чем-то заняться. Хоть и большую часть времени я проводила в компании кого-то из принцев, или за редким случаем мы с одним из Амбаруссар прогуливались по берегу озера, но ближе к ночи я оставалась наедине с собой. Это было самое отвратительное. Ни разу за свою жизнь, пребывая в уединении, я не чувствовала себя так ужасно. А в первые дни нахождения в Арде моя загнанная душа только и грезила об одиночестве… Сейчас же я настолько надоела самой себе, что я стала намеренно задерживаться в гостевом зале или с Макалаурэ за обсуждением литературы и музыки, или с Тьелперинкваром, который теперь приходил вместе с отцом. Вначале я не понимала и не знала, о чём говорить с нолдорскими принцами: зачем они зовут меня и действительно ли им это нужно? Мой внутренний голос тихо и неохотно нашёптывал, что, несмотря на древность, по способностям и интеллекту я не достойна неформального общения с эльфийскими лордами. Об этом я как-то сказала Маглору. Мне было удивительно и одновременно забавно наблюдать за возмущенным лицом обычно спокойного менестреля. Канафинвэ в неком приказном тоне велел больше так не думать и ничего подобного не упоминать, поскольку считал неправильным нас сравнивать. И так одним вечером — погода выдалась замечательной — не в силах сидеть в четырёх стенах я позвала на прогулку Келебримбора. Он возвращался с тренировки, где оттачивал умение владеть мечом, и был не прочь отдохнуть за «непринужденной беседой». Мы решили дойти до большой раскидистой ивы и вернуться обратно. Дома эльдар тянулись вдоль всего берега. Впереди виднелись заснеженные склоны высоких и широких гор Эред Митрим, поросших елями и соснами. Сейчас мы шли по утрамбованной дорожке, и повсюду во множестве росли ароматные травы, однако цветы увядали, но у меня всё равно захватывало дыхание от красоты. Этими чувствами я делилась с Тьелпэ, а он говорил, что неплохо бы дождаться полуночи и любоваться горами в звёздном свете, когда создаётся ощущение, что земля и небо сливаются в одно целое. — В детстве я очень любил проводить время с дядей Тьелкормо. Почти всё время мы блуждали в лесу, — рассказывал нолдо, медленно переставляя ноги. — Это он привил мне любовь к стрельбе и научил различать зверей по следам. Отец был этим недоволен, — улыбнулся Тьелпэ. — Он опасался, что я стану охотником, а не кузнецом, как он. — Что плохого в том, если бы ты стал охотником? — сказала я и улыбнулась. — Ты ведь его сын. — Да, — тяжело выдохнул собеседник и посмотрел вперёд, на гладь воды, — но отец всегда говорил мне: «Ты внук Куруфинвэ Фэанаро. Ты похож на своего деда больше, чем его сын; больше, чем я. У тебя его руки. Так и будь гордостью Пламенного Духа, моей гордостью». Будучи ребёнком, я не понимал его, отмахивался. Мне казалось, что отец пытается сделать из меня того, кем я не хочу быть — тогда мне было интереснее играть с друзьями и проказничать, чем проводить время в кузне, однако сейчас я начал понимать. Хоть и немного, я помню своего деда. Я видел, как он создавал шедевры, видел его уверенность и решительность, когда он работал кузнечным молотом — Фэанаро не сомневался в своём мастерстве, он знал, что делал, он знал, как это делать. Вспоминая эти моменты, я восхищался им и мечтал стать таким же, — пепельные глаза Тьелперинквара заволокла дымка прошлого. — И больше всего я горжусь, что во мне течёт кровь Фэанаро, величайшего из нашего народа. И я решил, что хочу стать таким же Мастером, как мой дед и отец, — твёрдо завершил эльф. Я с жалостью посмотрела на Келебримбора, но тут же отвела взгляд на озеро — нолдо резко повернул голову в мою сторону и спросил: — Арина, а ты из своего рода на кого похожа? Я прикусила нижнюю губу: смена темы разговора порадовала и омрачила. Мы остановились в таком месте, где нас бы никто не увидел и не услышал. И не смог бы прервать. — Точно не на родителей, — наконец ответила я. — Мой отец говорил, что я точная копия его отца. По губам нолдо проскользнула улыбка. — Значит, я не один такой, — заметил он с некоторой радостью, — похожий на старшее поколение. — Будь уверен, — чуть улыбнулась я, сдерживая вздох. — Только я не помню своего деда. Он умер, когда я была ребёнком. Тьелперинквар молчал. — И если честно, — начала я с картинной бодростью, у меня хорошо получилось, — в моей семье не было частых обсуждений и разговоров о наследственных талантах, характере или внешности. Меня это даже не интересовало, поскольку я считаю, что всё зависит от человека, а не от его рода; каким он решит быть — таким и будет. Есть такая пословица: «Человек — кузнец своего счастья». Я полностью с ней согласна. — И какое счастье ты хочешь выковать для себя? — спросил эльф. Я боялась поднимать глаза на Келебримбора, боялась, что его взгляд заставит мой внутренний мир перевернуться вверх дном, потому глядела под ноги, а нолдо терпеливо ждал ответа. — Я… не знаю, Тьелпэ, — с заминкой проговорила я и, развернувшись, медленно зашагала в сторону лагеря. «Как же в Арде любят рассуждать о тонкостях души, особенно эльфы. Иногда аж тошно становится. Сами не нашли успокоения за все эпохи, так к другим с вопросами пристают. И не отвертишься, а в моём положении тем более. Дура! Не надо было так разговариваться», — подумала я с неожиданным приходом злости и не сразу заметила, как куруфинвион поравнялся со мной. — Арина, ты обижена на меня? — прозвучал его голос. Я приподняла брови. Все дурные мысли улетучились, стоило мне взглянуть на трогательно сосредоточенное лицо пока еще юного принца. — Почему, Тьелпэ? Нет. — Ты обижена и раздражена, — упрямо покачал он головой. — Я чувствую. Прости, если я сказал то, что пришлось тебе не по душе. В моей груди что-то заскреблось и протяжно завыло. Почему совесть просыпается только после того, как скажешь или сделаешь, а не до? Я обхватила ладонь Келебримбора своей ладонью, прижалась к его плечу и переплела наши пальцы. Он был очень тёплым, будто внутри него горел огонь. Нолдо удивленно воззрился на меня, но не отошёл и не отдёрнул руки. Я посмотрела на него с силой всех эмоций, которые испытывала тогда: — Тьелпэ, мне так трудно общаться с вами, ты просто не в силах представить как. Я не могу… я не привыкла говорить о том, что чувствую. Там, где я жила, подобное опасно, потому что никогда не знаешь, кому можно довериться. И так, раз за разом, оберегая себя от издевательств и насмешек, я училась прятать свои чувства, смеясь над собой или унижая другого. Я не могу, я не умею говорить о душевном, так что это не тебе извиняться. Я опустила голову. Тьелперинквар дотронулся ладонью до моего лица, ненавязчиво заставляя посмотреть на него. Его пальцы задели шею, вызвав по всему телу мурашки. Он мягко заглянул в мои глаза и — не побоюсь этого слова — с нежностью заправил за ухо непослушный локон. Некоторая часть меня затрепетала и задрожала. От кузнеца невероятно приятно пахло чем-то домашним. — Я так хочу вернуться, — в состоянии, близком отчаянию, с душой, тянущей руки к впечатленному эльфу, произнесла я, всматриваясь в Келебримбора. Почему рядом с ним так хорошо, когда его отец и дяди одним видом заставляют меня напрячься? Нолдо несильно сжал мою руку и пониже наклонился. — Я тоже хотел бы вернуться в Тирион, домой, — прошептал нолдо. — Но уже всё сделано. Конечно, в том наша вина, что мы не смогли выбраться из этого водоворота. Моя мать однажды сказала мне: «Если бы каждому было даровано знать всё наперёд — мы бы ни чему не научились и не стали сильнее, поскольку не прошли бы через все испытания, которые нам уготованы». Как бы нам ни хотелось обернуть время вспять. Остаётся лишь смириться и решить, как жить дальше. — Мы не можем выбирать времена, в которые нам жить, — я прикрыла глаза. — Мы лишь можем решать, как жить во времена, которые выбрали нас. — Да, — выждав паузу, так же ответил он и большим пальцем погладил мою щеку. — Надеюсь, я вам не помешал. Мы с Тьелпэ испуганно вздрогнули и даже плотнее прижались друг другу. В нескольких метрах от нас стоял Куруфин, скрестив руки и едва ли не притопывая ногой. Под его пристальным и немного злым взглядом я быстро, но аккуратно высвободилась из рук Келебримбора и отошла от него на пару шагов. Боже, давно мне не хватало общества Куруфинвэ. — Отец, ты ни чему не помешал, — сказал Тьелпэ, спокойно выдерживая взгляд фэанариона. — Мы с Ариной разговаривали. — Я заметил, — недовольно ответил Атаринкэ. — Ты нужен мне в кузнице, сын. Сейчас. Надеюсь, ты не забыл, что мы обязаны закончить за сегодняшний вечер? — Конечно, нет. Я всё помню. — Тогда почему же я ждал тебя больше часа? — Карнистир сказал мне, что ты ушёл обсуждать к Макалаурэ какое-то важное дело, и я подумал, что я мог бы в твоё отсутствие прогуляться некоторое время. Куруфин слышно выдохнул через нос, но спокойно произнёс: — Дело было обговорено быстро, на наше с Канафинвэ удивление. А сейчас я хотел бы, чтобы ты перестал прогуливаться и занялся тем, что необходимо. — Я понял, — тут же отозвался Тьелпэ и, подойдя к отцу, с готовностью произнёс. — Идём. Куруфин поглядел на него пару секунд и, развернувшись, направился вглубь лагеря. Тьелперинквар, убедившись, что провожать меня не обязательно, зашагал вслед и подмигнул на прощанье, а я тихонько улыбнулась и выгнула бровь: как Атаринкэ не покусал меня? Я ожидала получить от той картины, развернувшейся перед ним как минимум красноречивый жест, показывающий слежку. Я пару раз хихикнула от таких мыслей и запустила вспотевшие руки в волосы. Похоже, высшие силы Арды спасли меня сегодня. В нежданно приподнятом настроении я возвратилась в резиденцию Первого дома, улыбнувшись по пути знакомым эльфам, и с удовольствием получила ответные улыбки. Это проходили мимо друзья Амбаруссар — Лирулин и Наутомано. Они также были охотниками, и в присутствии близнецов мне довелось перекинуться с ними парочкой слов. Это случилось пару дней назад, когда мы с рыжими подбирали мне лошадь в конюшне. Узнав, что я никогда в жизни не ездила на лошади, даже не видела её до определенного момента, Макалаурэ поручил Амбаруссар научить меня держаться в седле. Если же близнецы увидели в этом что-то смешное и забавное, то мне было совсем не весело, потому что этих больших и временами своевольных созданий я побаивалась и весьма скептично отреагировала на небрежное отмахивание Амбарто: «Да чего сложного-то? Найдём спокойную кобылку и научим, да ещё за уши не оттянем!» Тьелкормо поглядел на мою кислую физиономию и на расслабленного рыжего и цокнул языком, а, выходя, посоветовал с такими учителями не отклоняться в седле назад и крепко держать поводья. Он, по его словам, конечно, сам мог бы помочь в таком нелегком деле, но охотник был занят чем-то более важным, что не очень нравилось Маглору. О деле не уточнили, но по тому, как в коридоре до меня донеслись слова Келегорма две недели назад и вскользь в теперешних разговорах, я догадывалась, о чём думал Охотник. Ведь для меня это тоже представляло важность. Я ждала Маэдроса с таким же трепетом и нетерпением, как и шестеро феанорингов вместе взятые, но я не знала ни об истинном нраве Нельяфинвэ, ни об его нынешнем состоянии ровным счётом ничего, и это тревожило меня не на шутку. Закрыв за собой дверь в комнату, я сняла сапоги и, подойдя к столу, зажгла светильник. Неожиданно мне стало очень холодно. То чувство, когда в сильный мороз выбежал на улицу без тёплой одежды, а в дом вернуться не можешь. Я выдохнула, поежилась и в полутьме увидела клубы пара, а после мой взгляд наткнулся на поверхность стола, на серебряный поднос, на кувшин с водой, которые медленно покрывались тонким слоем льда. Что это?.. — Не знаешь, какое счастье желаешь… Вот же врушка, — я содрогнулась от звонкого смеха и резко обернулась, а мужской голос с картинным разочарованием продолжил. — И кого я беру под свою опеку? Глаза прекрасного синего цвета смотрели на меня сверху вниз, внимательно и серьёзно, совсем близко.