говорит и показывает

временные рамки: пост-канон гая, где-то в середине первой части куросавы Каждая история должна начинаться с чего-то интригующего. Ну или хотя бы с какой-то проблемы. Вечные вопросы, чьи-то проблемы, размышления о том, о чем обычно никто и никогда не задумывается — вот, с чего начинается хороший рассказ. В нем будет то, что заинтересует читателя, ведь об этом он вряд ли задумается просто так. Простейшая загадка или мысль, способная натолкнуть на интересное... Хорошие истории не начинались в общественном туалете. Но эта началась. Может, она и не была хорошей вовсе, но разве это было так важно? На улице стояла зима — слишком холодная для их региона, и, главное, снежная. На своем веку — ему так не нравилось это выражение, но оно подходило идеально — Куросава перевидывал всякого, но такие огромные сугробы наблюдал впервые. Из-за этого в городе случалось множество казусов, начиная от простых падений и заканчивая чем-то серьезным, но его волновало то, что недавно выделенный им объект встал. Заказчик никак не мог уладить дела с компанией, убиравшей в снег, и в итоге стройка замерла — транспорт с материалами и необходимые машины на место были добраться не в состоянии, а без них работа дальше не шла. Сама бригада от безделья только и делала, что ныла: Асаи опять ударился в вечные жалобы, а Сакагучи и Арита пытались найти способы отпроситься у начальства, пока те не договорятся наконец с нужными людьми, за что получали по шее. Помимо этого все они рыскали в поисках неизвестного человека, раз за разом проникающего ночью на объект... В общем, жизнь текла своим кривым чередом — не так, как ей положено, но в целом нормально. На улице стояла ночь, еще более холодная и темная, чем обычно. Куросава и не помнил толком, что именно его надоумило завернуть в это местечко. Точнее говоря, он-то прекрасно помнил — даже слишком хорошо — но вот рассказывать об этом было не принято. Да и дело было вовсе даже не в этой ситуации, а в том, что случилось позднее, когда он собирался ополоснуть руки. В уборной он был не один. Поначалу его это не смущало — какой-то пацан не мог отвлечь его от собственных мыслей и желаний, тем более, в этом не было ничего эдакого странного или неправильного, но уже потом он понял, что все же что-то в этом мальчишке было не так. Хотя «что-то» — это очень слабо сказано. Стоя в одной только майке, он тщательно замывал школьную рубашку. Весь его грозный вид, этот страшный шрам через глаз и взгляд, не суливший ничего хорошего, поразили Куросаву в те моменты, когда он косо поглядывал в зеркало, пытаясь рассмотреть этого мальчишку повнимательней. Но делал он это осторожно, отводя взгляд в сторону всякий раз, когда неизвестны пацан поднимал голову. «Наверное, как те школьники!» — зло подумалось ему. Он слишком хорошо запомнил ту драку, в которой в первый раз столкнулся с Накане, и его воображении этот мальчишка уже толкал старушек и отнимал вещи у своих честных одноклассников. Чем сильнее Куросава думал об этом, тем ярче в его голове формировался образ ужасного хулигана, и тем больше он мысленно храбрился. В конце концов, он решил, что не стоило давать этому мальчишке и шанса смывать следы своих преступлений вне дома — он был уверен на все сто процентов, что на школьной форме была чужая кровь, которую этот парень спешно затирал — после чего обернулся к нему и громогласно буркнул: — Раковина только для мытья рук! Развелось тут, понимаешь ли... Куросава мысленно задрал нос в победном жесте. Вот это да! Вот так и надо было поступать с гнусными школьниками, которые думают, что они самые сильные! Это вам не Накане, который... Ну, не важно. В ответ на свое ворчание он ожидал, что мальчишка грозно посмотрит на него и продолжить замывать рубашку, или же и вовсе буркнет что-то нецензурное, но, к его большому удивлению, тот лишь слегка пожал плечами и закрыл кран. Рассеянно смотря на то, как неизвестный пацан выжимает рубашку, после чего кидает ее в пакет, Куросава не знал что и подумать — он ожидал сопротивления, а в итоге его действительно послушались. Только сейчас он заметил, что помимо портфеля у мальчишки с собой была и спортивная сумка, словно он не из школы возвращался, а из похода. Схватив ее, мальчишка накинул на себя сверху куртку — слишком легкую для такого мороза, после чего направился к выходу. Внезапно, Куросава задумался. На часах стояла почти полночь, и в это время из школы уже никто не возвращался. А еще эта сумка... Нет, все же, зачем ему в полночь кран в общественном туалете?! — Эй, парень! — окликнул его Куросава прямо перед тем, как мальчишка открыл дверь. Тот резко обернулся назад с молчаливым равнодушием, и взгляд этот заставил бы запнуться любого. — В такое время детям положено дома сидеть! — проговорил Куросава с напутственной мудростью, потому что и правда так считал. Ну, по крайней мере, приличные дети. — А ты что тут забыл, да еще и в такое время, а? Кажется, вопрос заставил мальчишку растеряться — тот недоуменно моргнул и замер на месте, продолжая сверлить Куросаву каким-то почти непонимающим взглядом. Тот же выжидающе уставился на него в ответ, думая о том, зачем он об этом вообще спросил. В этом не было никакого смысла. Абсолютно. Ему должно было быть плевать на этого школьника, но он все равно поинтересовался у него, будто мог тут чем-то посодействовать. «Кажется, я становлюсь слишком добрым ко всякой шпане. Вот уж Накане, это все из-за него!» — поругав знакомого хулигана, Куросава, насупившись, продолжил сверлить взглядом озадаченного мальчишку. Тот, вдруг громко шмыгнув носом, растеряно пробормотал: — Да у меня дома водопровода нет. Тут настала очередь удивляться уже Куросаве. «Как это нет водопровода?!» — подумалось ему, пока он мысленно пытался сложить все это в голове. Нет, конечно, он знал о типе жилья в четыре татами, где не было даже ванной комнаты — такие дома располагались рядом с сэнто — общественными банями, и предполагалось, что именно туда жильцы таких тесных квартир и ходят. Но чтобы водопровода не было совсем — это уже совсем невиданное чудо. — А это... где? — наконец, выдавил Куросава. Очень уж хотелось ему поглядеть на дом, в котором не было водопровода. С профессиональной точки зрения. Честно-честно! Такие внимание вряд ли было оценено мальчишкой по достоинству, да и выходило это слишком странно и неправильно со стороны. Но об этом Куросава подумал уже после того, как задал свой вопрос, и, чтобы не терять лица хотя бы при этом юнце, он попытался состроить было самый серьезный на какой был способен вид. Подобные лицевые искажения явно заставили мальчишку озадачиться еще больше, но он почти сразу же назвал свой адрес. — Около шоссе Сангье, недалеко от канала. Рядом со средней школой «Нисикоя». Пятиэтажка прямо через дорогу от автомастерской. После чего напряженно уставился на Куросаву. Тот же задумался еще крепче. Он знал это место — и школу, и шоссе. И даже понял, о каком конкретно доме говорил этот ребенок. Однако, была вещь, которая смущала его очень сильно, настолько, что он был готов переспросить парнишку о том, не ошибся ли он местом — что он, собственно, и сделал, на что получил все тот же ответ. И тем, что заставляло Куросаву хмуриться еще больше и недоумевать было то, что по этому адресу — в пятиэтажке напротив автомастерской, что была недалеко от средней школы — проводились ремонтные работы по сносу. Его бригадой. Таинственный человек, каждую ночь проникающий на объект, значит... — Так его же сносят. Вот она — растерянность. Как-то его это даже расстроило — тот факт, что он раскрыл загадку, поставленную перед его бригадой. Нет, конечно, это было хорошо — значит, никто не пробирался на объект с целью украсть инструменты или технику, но смотря на этого мальчишку, который, видно, жил в этом старом здании и тихо там ночевал, настолько, что не оставлял после себя никаких следов, Куросава чувствовал себя как-то нехорошо. Ведь мальчишка там жил!.. А они сносят. — Ну да, — кажется, парнишка был не слишком расстроен этой новостью. — Найду себе новое жилье. Делов-то. Так он еще и бродяжничал!.. Так вот, значит, почему он стирал майку в общественном туалете. Попросту не было иной возможности. Куросава почти с тоской наблюдал, как крошится его теория о злом и страшном школьнике, который по ночам в тайне от родителей отмывал кровь с рубашки. И чем дольше он смотрел на подростка перед собой, тем сильнее он чувствовал то, насколько неправильной была эта ситуация. Он вздрогнул, когда пацан развернулся и уже было потянул руку к двери. Кажется, он ощущал себя настолько растеряно впервые в своей жизни. Даже когда Таро сломали, все было иначе. — П-погоди! — окликнул он мальчишку вновь. Тот развернулся, уже явно недовольный этим. — Ты можешь... — Куросава не верил, что действительно говорил это, — ... остаться у меня. Переночевать. Если хочешь. Сейчас такие морозы... Он ожидал, что тот сразу откажется. Или, например, наоборот, моментально согласится. В общем-то, этот парнишка мог и подозрительно осмотреть его и заявить, что предложение звучит интересно, но очень и очень подозрительно. Но этот парень вновь разрушил все ожидания Куросавы, когда вместо ответа лишь мучительно задышал и, отшатнувшись, уперся спиной в дверь. Он схватил себя за запястье, случайно задрав при этом рукав — Куросава растеряно опустил взгляд вниз и углядел между пальцев тонкий белый след на сгибе. Еще один страшный шрам. «Да что с этим мальчишкой не так?» — подумалось ему, когда он смотрел на парнишку. — С чего бы мне вам, дяденька, верить? — наконец, сдавленным тоном произнес пока безымянный. Выглядело это так, будто за этим вопросом стояла какая-то жуткая страшная история, но Куросаве было все равно на это — в целом, он просто неудобно себя чувствовал, когда понимал, что стоит за сносом обиталища этого паренька. А неважное сейчас прошлое мог начать ворошить только полный дурак. Скорчив жутко серьезное лицо, Куросава, попытавшись добавить своему тону хоть капельку солидности, проворчал: — Ну как же!.. Чтобы дети не слушались и не верили старшим! Это моя, как взрослого, обязанность — не дать такому заморышу, как ты, замерзнуть где-нибудь в заброшенном здании! Так что не умничай и собирай вещи, потому что мы идем ко мне домой. И майку эту свою вынь из пакета и аккуратно сложи, а то помнется, а утюг у меня работает раз через раз. Потом, чуть подумав, он протянул мальчишке руку. Что-то подсказывало ему, что именно так и надо было. — Куросава. Вполне просто и понятно, но так, чтоб не посмел назвать по имени. Тот слегка помедлил, но все же ответил на жест. Рукопожатие у него было крепким для такого юнца. — Гай Кудо. Действовать без дальнейшего плана было глупо. Но Куросава действовал. Почему-то. Он понятия не имел, зачем вообще пригласил какого-то незнакомого школьника домой — тем более, что тот мог воспользоваться ситуацией и тихонько обокрасть его. Не то, что у него было чего красть, но тем не менее... Плюс относительно недавние стычки с ровесниками этого парнишки оставили весьма неприятный след в памяти и на голове, так что если он и мог оправдать свои действия, то только одним. Полным безрассудством. И, может, жалостью. Но скорее первым. По пути домой в магазине он закупился всякой дрянью, которой, по его мнению, теперь питалось современное поколение. Гай всю дорогу молчал — то ли не считал необходимым высказать свое мнение, то ли попросту погряз в пучине собственных раздумий, и не заговорил даже в тот момент, когда они зашли в квартиру. Лишь потоптался на пороге, стягивая кроссовки — Куросава мысленно поразился, что в такой холод мальчишка ходил в подобной легкой обуви, но ничего не сказал — после чего медленно, следом за хозяином, прошел внутрь. Казалось, будто Гай не знал, что делать. Выглядел он спокойно, но в скованности движений и взгляду виднелось, будто он абсолютно растерян и даже не знал, что сейчас должно было произойти. Он так и застыл в проходе, внимательно осматривая тесную комнатушку. Чувствуя, что он сам понятия не имел, что именно сейчас необходимо предпринять, Куросава швырнул пакет с едой на столик, после чего угрюмо уставился на Гая — тот, продолжая стоять в дверном проеме, резко поднял на него взгляд и вздрогнул, после чего сделал один осторожный шаг вперед. Настолько медленно, будто ему физически тяжело было. Озадаченно смотря на то, как Гай медлит, Куросава покривился, после чего решил плюнуть на это и заняться пакетом. Какая разница, что он там копается? Это не поможет разогреть дрянь из магазина в печке, да и в целом, не его это проблемы. Захочет есть — сам как миленький пойдет сюда. Наконец, Гай все же подошел к столику и сел рядом. Неохотно, будто ему и правда не нравилось здесь находиться. Руками вцепившись в колени, он выдавал свое напряжение только этим — а ведь помимо впившихся в ткань брюк пальцев были и другие признаки его настоящих эмоций. Все это вызывало слишком много вопросов, которые могли возникать при взгляде на такого заморыша, но Куросава даже бровью не повел. Это было не его дело. Конечно ему было жутко интересно, но это были явно не те вещи, о которых можно было так вальяжно спросить... хотя бы сейчас. Для подобных вопросов должно было пройти определенное время, достаточное для более личных разговоров. А они только что познакомились в, черт возьми, общественном туалете. Может, через парочку дней и можно будет... но явно не сейчас. Мальчишка так задумался, что даже не заметил, как Куросава впихнул ему в руки тарелку с дрянью быстрого приготовления, заправленную майонезом. Увиденное явно поразило его воображение, и он несколько минут удивленно пялился на кулинарное чудовище в тарелке, пока сам Куросава со спокойным видом поглощал все это, смотря в только что включенный телевизор. Там показывали айдолов. Невинных прекрасных айодолов. Куросава расплылся в довольной улыбке, представляя, как эти очаровательные девицы обнимают его и... — Это и правда мне? Вопрос прозвучал глухо и тихо. С выражением полного негодования на лице Куросава медленно повернулся к Гаю, который продолжал сверлить тарелку в руках взглядом. Руки мальчишки не дрожали, как можно было бы подумать — наоборот, он слишком сильно вцепился в тарелку, едва ли не сминая хлипкий пластик. И чем больше тарелка трескалась в его руках, тем больше терялся в догадках Куросава. Это же надо было... Он поморщился, после чего со всей силы резко ударил мальчишку по спине, отчего тот едва ли не взвизгнул. Тарелка упала на столик, из-за чего ее содержимое растеклось по столу, сопровождаемое взглядами Гая и Куросавы. Встрепенувшись, мальчишка резко поднялся на ноги. — Я уберу. Голос его звучал твердо, но Куросава резко дернул виновника суматохи за локоть, заставляя сесть обратно. — Сидеть! — он недовольно запыхтел, когда Гай уставился на него в изумлении. — Послушай, парень. Понятия не имею, что с тобой приключилось, но ты давай... Прекращай это. Я тебя пригласил не за тем, чтобы ты мне тут тарелки ломал и столы пачкал. Прозвучало это так, будто он был жутко недоволен, и, осознав это спустя минуту, Куросава резко вскинул руки вверх. Гай выглядел еще более растерянным, смотря на то, как стремительно меняется выражение лица у его собеседника, тот же, в свою очередь, обдумывал, как бы объяснить все более понятно и безобидно. Образ злого школьника витал у него в голове до сих пор, но после произошедшего Куросава более не мог сопоставить этого мальчишку и то далекое свое представление. — Дети не должны вот так себя вести! Что за стеснение? Тебе что, лет десять? Он не был уверен, сколько лет было этому юнцу, но... Какая разница? Выглядел он не как тот, кто мог так просто испугаться и начать творить дурь из-за этого. Впрочем, иногда первое впечатление было обманчиво — Куросава слишком хорошо помнил, что уже один раз попадался на эту удочку. На ум сразу же пришел образ Накане, что заявился на объект и с радостным лицом рассказал о своих эмоциях в тот момент, когда получил по шее. — Ты должен быть рад за то, что тебе дали возможность ночевать не в холодной комнате без отопления, а в теплой квартире! Да еще и ужином накормили! Гм, пожалуй. Навык убедительной речи не входил в умения Куросавы, но он честно старался. Возмущенно фыркнув после того, как Гай вылупился на него, будто на чудо лесное, он спешно схватил свою тарелку и плеснул туда еще майонеза, после чего развернулся лицом к телевизору. Айдолы, вот, его понимали. Они не могли не понять — настоящие ангелы в человеческом облике. И раз уж этот мальчишка продолжал смотреть на него так пристально, что, казалось, сейчас просверлит ему дырку в голове, Куросава решил, что не его ума это дело. Захочет — будет есть и ночевать. Не захочет — общественный туалет ждет его. — В общем, закрой рот и ешь. Подумав о том, что это невозможно, Куросава помолчал и поправил: — Молча ешь! Вот. Может, это тоже сыграло свой эффект — вторая порция, демонстративно поставленная на стол, была уничтожена молча и быстро. Вопреки всем ожиданиям Гай оказался еще более молчаливым и тихим, настолько, что Куросава нервно оглядывался на него, пока убирался в комнате и стелил футоны — взгляд мальчишки был слишком уж пристален. За этом, видимо, и правда что-то скрывалось. Что-то очень нехорошее. Что-то, о чем лучше не спрашивать... Мало ли, как он отреагирует на вопрос! Кто этих детей разберет? Куросава так когда-то давно доверился Шизуке, а та затащила его под мост и едва не избила до смерти, не сама, конечно, но чужими руками! «В наше время дети были спокойней и проще», — нервно подумалось ему, когда он, наконец, закончил с подготовкой второго футона. Гай смотрел в экран, но Куросава чувствовал, что все внимание его обращено вовсе не на телепередачу. — Все! Ложись! Зубы перед сном почисти. У тебя же есть зубная щетка, да? Все попытки изобразить очень правильного и хорошего взрослого казались неудачными, но Куросава все равно продолжил играть в игру, правил которой не знал сам. Он мог бы сказать что-то еще, более воодушевляющее, но в голову ничего не приходило, и потому, молча посмотрев на то, как Гай скрылся в ванной комнате, он смог лишь облегченно выдохнуть. Нет, все же это было явно не его — все попытки поучать, делать то, что делают взрослые. Даже Накане, этот щегол, его не воспринимал как старшего и общался неуважительно (хотя очень даже дружелюбно, за что ему прощалось), и стоило бы уже смириться с мыслью о том, что стать авторитетом для молодежи Куросаве не суждено. Он уже готовился выключить свет, когда в комнату вернулся Гай и, оглянувшись по сторонам, замер перед своим футоном. Он вновь смотрел на Куросаву странным подозрительным взглядом, таким, от какого по спине шли мурашки. Нет, определенно, Куросаве абсолютно не хотелось знать, что с ним случилось. — Ложись, мне завтра рано на работу, — проворчал он, уже желая залезть под одеяло. Наклонив голову набок, Гай опасливо покосился на собственный футон, словно там мог спрятаться монстр-людоед. Почему-то зрелище скрывшегося под одеялом чудовища-екая очень живо представилось Куросаве, и он даже обомлел от мысли о том, что в его квартиру вообще пришел кто-то эдакий — он-то думал, что даже самый страшный монстр будет обходить это место десятой дорогой. — Может, лучше не выключать свет? — спросил он. Ну все. Терпение Куросавы кончилось. Шумно набрав воздух в легкие, он возмущенно ударил кулаком по стене — несильно, чтобы не проломить, конструкции тут были не самые крепкие — после чего ткнул пальцем прямо в Гая, отчего тот даже отшатнулся в изумлении, явно не ожидая подобной реакции. — Так! Это что еще такое?! За электричество нынче больно много требуют! Не знаю, что ты там себе придумал, или темноты что ли боишься, но свет я сейчас выключу! Залезай под одеяло! Ну! Вот! Отлично! И чтоб больше мне без этого! Я тебе что, богатей, чтобы всю ночь свет включенным держать?! Это еще и вредно, я в газете читал! И, когда Гай все же забрался под одеяло, Куросава щелкнул выключателем. Он направился к собственному футону и едва не споткнулся, когда откуда-то сбоку раздалось пожелание: — Спокойной ночи. — Гм, да. Спокойной. Ну очень странный мальчишка. С утра по телевизору показывали лишь сухие скучные новости, и Куросава, с тоской припоминая вечернее айдол-шоу, спешно уничтожал завтра, состоящий ровно из одного переваренного яйца, бутерброда с чем-то, что раньше, кажется, было джемом, и чая. Доля Гая была куда более обильна, ведь в нее входило целых два переваренных яйца и бутерброд с джемом (точно им) из новенькой пачки. Тостер, едва не сломавшись, хорошо справился со своей работой, и рассеянно Куросава отметил, что надо было бы отнести его в ремонт. Да, это и правда было бы неплохо, но времени у него порой не хватало... Резко покосившись в сторону, он оценивающе посмотрел на Гая, уплетавшего тост очень быстро, после чего буркнул: — После школы — ты ведь идешь в школу? — отнеси тостер в ремонт. — У меня нет денег. Куросава ожидал, что мальчишка возмутится и скажет, мол, это не его забота, что он уходит, или что-то в этом духе, в общем, проявит буйный юный нрав во всей его красе, как делала это Шизука, но вместо этого он выпалил самый очевидный и вместе с тем самый невероятно неожиданный ответ, отчего Куросава, чуть помедлив, сказал очень и очень большую глупость. — Деньги лежат в фарфоровой вазе. Да, у него была такая. Подняв недоуменный взгляд на Куросаву, Гай вскинул бровь и вынул откусанный бутерброд изо рта. — Вы мне настолько доверяете, что говорите такие вещи? О да! Точнее, о нет! Насупившись, Куросава скрестил руки на груди и отвернулся, пытаясь скрыть вылезшую на лицо гамму эмоций, состоявшую в основном из самокритики, раздражения, гнева и желания пустить горькую скупую череду слез (потому что одной слезы всегда было мало). Он сболтнул лишнего — случайно, сказал по инерции — и когда понял сразу, что лучше бы он этого не делал, мальчишка моментально задал ему этот самый вопрос. Возможно, судьба намеренно издевалась над Куросавой. Точного ответа на этот вопрос не было и, наверное, никогда не будет. — Н-нет конечно! Ты вообще о чем думаешь, а?! Вот пропадет хоть на иену оттуда больше, чем было в чеке на починку, я тебе такое устрою... Даже если убежишь устрою... М-м-м, да, гм. Ешь молча и не задавай глупые вопросы! — Гм-м-м, ясно. Хорошо. И опять эта странная реакция. Между ними повисла неудобная напряженная тишина — пока Куросава ковырялся в своей попытке приготовить вкусный и полезный завтрак, Гай решил видимо найти что-то у себя в сумке. «Наверное, запасную майку для школы», — рассеянно подумалось Куросаве. Та, что была самым наглым образом застирана в общественном туалете, все еще висела в ванной, слишком мокрая, чтобы надевать ее сегодня. Однако, эти мысли не оправдались — подняв взгляд, Куросава ошеломленно раскрыл рот, увидев как Гай держит в зубах сигарету. Очевидно, что искал он зажигалку. Заметив столь пристальное внимание, он постучал пальцем по предмету, привлекшему слишком много внимания Куросавы. — У Вас есть зажигалка? — Погоди-погоди, сколько тебе лет? Не самый подходящий ответ (вопрос?), но очень и очень нужный. Гай недоуменно вскинул бровь. — Четырнадцать? Ох... Четырнадцать... Совсем еще мелкий... Чувствуя, как внутри что-то пылает, Куросава возмущенно поджал губы и мгновенно выхватил сигарету изо рта Гая, отчего тот издал странный звук, похожий на писк сдуваемого шарика. Они оба вылупились друг на друга, и Куросава, будто настоящий родитель, заворчал: — Какие сигареты! Ты что, совсем сдурел?! — но подумав, что это слишком жестоко, он все же сконфуженно добавил. — Хотя бы на балконе это делай, умник! Прикончив свой завтрак, Куросава поднялся и бесцеремонно сгреб грязную посуду в раковину — разбираться с ней он предпочитал вечером. Схватив куртку и обувшись, он замер у входной двери, внимательно (и с подозрением) наблюдая за Гаем — тот даже не обращал внимания на столь пристальный взгляд, с интересом смотря на творящееся на экране зрелище с какой-то гениальной собакой. Это выглядело почти нормально — для ребенка, конечно же. Хотя мальчишка и выглядел старше своих лет, он все же оставался ребенком, и это чувствовалось. Внезапно, история про собаку кончилась, и началась лабуда про конгломерат «Хорин»... Почему-то в этот момент Гай резко переключил канал и выжидающе уставился на Куросаву. Тот, помявшись, буркнул: — Запасные ключи за телевизором. И ушел. Но с работы бежал очень и очень быстро, так, что даже проигнорировал глупые шуточки Сакагучи и Ариты о внезапной любви и куче женщин. Потом он им, конечно, еще даст за это по шее, и Асаи тоже, за компанию, но это точно не сегодня. Чувствуя в себе необычайный прилив сил, Куросава почти мгновенно взлетел по лестнице дома, чувствуя, как дома его ждет худшее. Каким же он был идиотом, что доверился какому-то незнакомому мальчишке! Как вообще можно было до этого додуматься?! Не было ничего хуже, чем оставлять малолетнего маргинала в квартире, оповестив его о том, где лежат ключи и деньги! Конечно, у Куросавы-то особо и не было чего воровать, но даже если он сопрет старый видеомагнитофон, то это будет уже огромная-огромная трагедия!.. Впрочем... Можно будет выпросить у Накане технику классом получше... Нет-нет-нет! Стоп! Никакой траты чужих денег на свои прихоти! Со страхом Куросава отворил входную дверь... ... только чтобы обнаружить Гая, усердно пишущего что-то в тетрадь под звонкое пение айдолов из телевизора. Увиденное настолько поразило Куросаву, что он уронил рабочую сумку на пол, отчего та громко шлепнулась о паркет. Вскинув голову, Гай оторвался от бумажной работы (домашнее задание, значит?) и встал на ноги, после чего схватил какой-то маленький листок со стола и торжественно вручил его Куросаве. — Они сказали, что починят к среде. Вот чек. Можно было бы усомниться в правдивости слов мальчишки, но на бумажке значилось все то, то подтверждало его правоту. Подозрительно прищурившись, Куросава окинул взглядом сначала самого Гая, а затем и комнату — однако, к его удивлению, там ничего не поменялось. Совсем. Только что посуда в раковине была вымыта, на подоконнике стояла пепельница, а футоны аккуратно сложены в углу. За то, что мальчишка мало того, что не только не обманул его, но еще и убрался в комнате, Куросаве стало практически невыносимо стыдно, и он, опустив голову, промямлил: — Да-а-а... Молодец, парень. Войдя внутрь, он опустился перед столиком и с прищуром уставился на лежавшие на столе бумаги. Нет, все же, точно домашнее задание. Геометрия, математика — то, что он жутко не любил, но что пригодилось ему в будущем. В строительстве без этого никуда! Один неверный шаг, и... И... Ну, впрочем, не важно, они тут вроде не глупые смерти от несчастных случаев обсуждают. Когда Гай вернулся к выполнению домашнего задания, Куросава попытался было отвлечься на миленьких айдолов на экране, но даже они не радовали его взор. Помявшись и попыхтев, он все же не выдержал и повернулся к мальчишке, который что-то увлеченно чертил, так, что аж высунул язык от усердия. От изгиба руки шрам на запястье стал еще более заметным, и Куросава спешно отвел от него взгляд. — Я думал, ты заберешь все деньги и свалишь. А ты еще и посуду помыл. Скрестив руки, Куросава вздохнул и насупился. — Странный ты какой-то, парень! А? Такая-то возможность!.. — Я не преступник. Эту фразу Гай произнес практически ледяным тоном. Между ними повисла неудобная тишина, которую не могли сгладить даже поющие на фоне айдолы. Куросава с усердным видом сверлил взглядом стол, стараясь не смотреть на Гая. Он понятия не имел, что хотел сказать этим мальчишка, но прозвучало очень страшно и очень обидно — для Гая, конечно же, не для Куросавы. Возможно, за этим скрывалась какая-то не очень законная история? Вся неуверенность, а еще и эта фраза... Задумавшись, он едва не прозевал момент, когда Гай вместо каких-то действительно значимых действий не швырнул ручку на стол и не уставился в стол, зло сжимая кулаки. — Вы тоже думали, что я преступник? — хрипло спросил он. — Конечно! — уверенно заявил Куросава и закивал. — Все вы, малолетние хулиганы, те еще преступники! Мне пришлось лично таких несколько десятков побить, чтобы вы от меня отстали! Ты представляешь? Мне столько лет, а я занимаюсь тем, что дерусь с какой-то мелкотней! А потом Куросава рассказал о том, как познакомился с Шизукой и о многом другом, что последовало после этого — включая, конечно же, абсолютно безумное второе знакомство с Накане, которого почему-то очень восхитила наглость Куросавы и его действия. Может, в них — Накане и Гае — было что-то похожее, это странное недоверие взрослым и (почти) взрослое поведение, через которое лишь немного пробивались замашки молодежи. Но точнее Куросава сказать не мог. Он и сам-то был таким. Невзрослым. И чем дольше его рассказ продолжался, тем сильнее Гай менялся — и вместо плотно сжатых губ и нахмуренных бровей проступало абсолютное иное выражение, полное удивление и недоумения. Наверное, он-то никогда и не слышал о том, чтобы взрослые дрались со школьниками по таким глупым причинам, и когда рассказ завершился, Гай уставился на него так изумленно, что, смутившись, Куросава отвел взгляд в сторону. — Послушай, только никому об этом не рассказывай. В смысле, и так слишком много народу знают эту историю, не хочу еще больше позориться. Да и Накане этот никак не отстанет, не знаю, что ему во мне интересно... Выдавив из себя усмешку, Гай покачал головой. — Хорошо. Потом он отвел взгляд в сторону и потемнел лицом. — Хотя эти парни никакие не преступники. Лишь жалкие подражатели, — он провел пальцем по шраму на запястье и резко поднял взгляд на Куросаву. — Вы правильно не доверяли мне. Да и разве кто-то может доверять убийце? Куросава вытаращил глаза. — Ты убийца?! — Да нет же! — разъяренно рявкнул Гай, отчего Куросава отполз от него на добрый метр. Зло поджав губы, он осторожно, словно не желая сломать, ударил кулаком по хлипкому столику, после чего начал разглаживать и не без того ровную бумагу, на которой выполнял домашнее задание. — Но какое-то время назад кто-то пытался скинуть всю вину на меня... — Так. Парень. Гай резко вскинул голову, и они с Куросавой уставились друг на друга, после чего последний, вновь насупившись и скрестив на груди руки, проворчал: — Ты же не преступник, да? — Да. Сглотнув, Гай выжидающе уставился на него. — И не убийца. — Нет! — Ну, тогда молчи. Молчи и ничего мне не говори! Ничего слышать не хочу о том, что там случилось, — на самом деле знать об этом Куросаве хотелось очень сильно, но он понимал, что лучше не будет копаться в этом ради чужого блага, — И вообще, чужие страшные тайны меня не интересуют. Ты не преступник, и это главное. Не убивал? Отлично! Кто-то подставил? Ну и... в общем, скатертью ему дорожка. Ты же сейчас не под подозрением, да? Свободен, чист, так далее? Мальчишка кивнул и поджал губы, но не зло — скорее облегченно, будто он был жутко рад, что не должен был вновь возвращаться воспоминаниями в какие-то страшные и далекие времена, оставившие у него что-то слишком неприятное на душе. — И вы так просто мне поверите? Опять этот пронзительный взгляд. Слишком подозрительный и страшный. Возможно, все же стоило выслушать его историю... Хотя нет. Куросава покривил губы и покачал головой. Все же, нет. Не стоило. Конечно, ему было жутко интересно, и вообще, судя по шраму на руке, сюжет мог походить на нечто невообразимо безумное и интересное, что-то такое, что даже по телевизору не покажут, но... Это все равно, что копаться в чужой душе! Тем более, что Гаю было явно некомфортно это рассказывать. А по окончанию рассказа от Куросавы наверняка ожидали какой-то мудрой мысли, которую может сказать лишь видавший жизнь человек, и он на эту роль абсолютно никак не подходил! — Ты мне уже надоел. Куросава зло засопел. — Я же сказал — мне плевать. Ты доказал, что ты хороший человек, когда не свинтил прочь с деньгами. И даже отнес тостер на починку! Какие еще доказательства нужны? Они оба замолчали, размышляя о чем-то о своем. Первым не выдержал Куросава. — Ты вообще где жил раньше? — Нигде, — хмуро пробормотал Гай. — Я сирота. Сбежал из приюта. Хмыкнув что-то себе под нос, Куросава кивнул. — Ну, тогда поживешь тут. Примерно тут началась их короткая история. По итогу Гай оказался куда более тяжелым на характером, чем казалось в самом начале — у него были огромные проблемы с контролем, и хотя, в принципе, он вполне адекватно выполнял все необходимые указания и даже помогал по дому, иногда он все равно отказывался от всего, огрызался и хамил. Впрочем, Куросава и сам был не лучше, и на подобное поведение отвечал аналогичным. В целом, ругались они часто. Но не то, что кто-то особо обижался. Наверное, так и вела себя настоящая «семья». Куросава не мог сказать, что Гай стал ему почти что родным сыном или высказать что-то аналогично философское и определенно мудрое. Он, в самом-то деле, не особо понимал чем отношения его и Гая отличались от тех же с Асаи и остальной бригадой. Конечно, у них была достаточно большая разница в возрасте, что сказывалось на некоторых аспектах их взглядов на жизнь, но... Куросава общался с Накане абсолютно гладко. С ней же, с разницей. Видимо, дело было все же в характерах. Но он не мог сказать, что эти несколько месяцев прошли плохо. Нет, они даже... хорошо прошли, надо было сказать. Было в этом — в присутствии другого человека дома — что-то очень приятное. Тишина и одиночество угнетали, а когда в квартире горел свет не потому, что так было приятней, а потому, что он действительно был нужен кому-то — для работы или других занятий — или когда чайник кипел вовсе не для одной порции чая а для нескольких, которые можно повторить по паре раз, ведь пить в компании куда приятней, то жизнь становилась как-то светлее. И просто лучше. Их отношения можно было назвать взаимовыгодными: Куросава помогал Гаю с какими-то из домашних заданий просто потому, что мог, а сам пацан убирался дома и следил за количеством продуктов в холодильнике. Ел он сравнительно мало, много не требовал, места много не занимал. Да и если бы занял, Куросава не то, что сильно возмутился бы. В общем, все шло очень даже хорошо. Наверное, не «семья». Что-то вроде хорошей дружбы. О том, что настроение Куросавы от пассивно-агрессивного сменилось до пассивно-позитивного сказали ему даже ребята из бригады. Хитро перемигиваясь между собой, Арита и Сакагучи наперебой спрашивали про женщин, а Асаи вслух предполагал самые безумные теории. И когда они услышали ответ — и имя — то почему-то переменились в лице, и, озадаченный, Арита пробормотал: — Да вы, начальник, с опасным парнем связались. — Он не убийца! — возмущенно проворчал Куросава, собирая вещи. Тогда рабочий день уже подходил к концу, и их небольшой разговор был его завершением. Смотря на Куросаву с самым серьезным, на какое он был способен, лицом, Арита покачал головой и, вдруг, хитро улыбнулся. С усмешкой он томным голосом произнес. — Я такого не говорил! Ах, стало быть, вас интересуют не женщины, да и помоложе... Когда лицо Куросавы принялось менять все цвета радуги, начиная от самых экзотичных и заканчивая чем-то более обыденным, впрочем, все еще не свойственным для живых людей, эти трое быстром смекнули, что пора бы и честь знать, иначе на следующий день их бренные тела будут висеть на флагштоке с подписью о том, что они очень плохо пошутили. Догонять Куросава их не стал, но запомнил — и записал в воображаемую книгу обид. Но на следующий день, после крепких подзатыльников всем троим, Арита все же договорил: — Вы бы все же почитали о том, кто он. Пацан устроил огромный скандал с одной богатой семейкой, которая хотела его подставить, выдав за убийцу своего главы. Говорят, он там в какой-то жуткой школе-интернате содержался... Ариту передернуло, и Куросава сухо кивнул. Он предпочел поверить всем этим словам, но проверять, впрочем, все равно не собирался. Это были не его проблемы, всех все устраивало. И его, и Гая, которому не лезли в душу. Все же копаться в чужом прошлом было как-то... неправильно как-то. — Я подумаю, — сказал он. Но ответ все уже знал. Иногда, обдумывая слова Ариты, Куросава все же задавался вопросом о том, почему Гай согласился пойти с ним. Вероятно, вся эта история с подставой вызвала у него определенную неприязнь к взрослым, как и у Накане, только вот мотивация последнего была предельно ясна, хотя и очень глупа — он не ожидал такого напора и ответственности за свои слова, за что получил в зубы, а вот Гай... Тут-то было труднее, это не просто капризы богатого ребенка, каким был Накане, а что-то действительно серьезное, то, к чему Куросава ни в коем случае не имел отношения и вообще ничего там не понимал. И даже хорошо, что не понимал. Но один раз он все же спросил об этом у мальчишки. — Я не люблю лжецов, — сказал ему Гай тогда. Потом, потерев рукой затылок, он отвел взгляд в сторону и пробормотал: — Вы выглядели достаточно честно и прямолинейно, чтобы Вам можно было поверить. Хотя я опять рисковал. Больше они эту тему не поднимали. Но как бы хорошо они не общались, как бы не было видно, что привязка к какому-то месту делает жизнь Гаю намного проще, чем она была, Куросава слишком хорошо понимал, что тут он не останется. Может, поживет пару месяцев, но потом точно уйдет прочь. Такие люди долго не задерживались на одних местах. И хотя самого Куросаву не тянуло в сторону философии и размышлений на подобную тему, даже он знал, что Гай — именно такой человек. Он твердил себе, что хочет стать сильнее, а связи награждали людей лишними слабостями. — Я уже жил под чужой опекой. Иногда Гай рассказывал о прошлом, обычно, когда по телевизору показывали что-то очень невеселое. Смотря в экран пустым взглядом, он с громким вздохом взъерошил волосы на голове. — Икеда-сан. Правда, ему здорово досталось за то, что я жил в его доме. Мне лучше не задерживаться долго на одном и том же месте. Тогда Куросава лишь сухо покивал и поворчал что-то невразумительное на этот счет, рассмешив Гая, но сам лишь подумал о том, что это все пустые отговорки. Что бы не говорил мальчишка, он не просто боялся повторения этой истории — тем более, что на Куросаву вряд ли кто вообще накинется, бригада и Накане отомстят. Просто один раз поверив и оказавшись в беде из-за этого, мальчишка рассудил, что лучше будет держаться подальше ото всех. Это было здраво. Но все равно глупо. Впрочем, когда он все же решил уйти, Куросава не возражал. — Вы мне очень помогли тогда. И это было хорошее время. Но я не хочу обременять Вас дальше. Стоя у подъема на лестницу в квартиру, Гай смотрел на Куросаву сухо и серьезно, как и обычно — такой уж он был парень. В руках у него была его дорожная сумка уже с новыми вещами, на которые за этот месяц всучил ему денег Куросава, возмущаясь, что, дескать, такое старое тряпье даже он не стал бы надевать. Пыхтя и искренне пытаясь сделать каменное лицо, Куросава думал о том, как же не нравились ему моменты прощания. Было в них что-то очень неприятное и противное, тем более, если уходивший человек-то был хороший. Будь его воля, он бы и не пускал этого малолетнего кретина никуда, но кто ж его остановит? — Ты и не обременял, — возмущенно проворчал он, хотя вышло скорее обижено. Но в ответ Гай ничего не сказал, лишь улыбнувшись — очень даже искренне. На дворе уже царила весна, и Куросава рассеянно отметил, что сейчас ночевать на улице будет куда более безопасно, чем прошедшей жутко холодной зимой. Он бы жутко горд тем, что пригласил мальчишку к себе — потому что в такие морозы могло случиться буквально все, что угодно. Это был очень даже благородный поступок! Может, это и был один из маленьких шажочков к новой жизни, которые он старался делать? Бодрым шагом направившись к выходу, напоследок Гай замер в воротах со двора. Они с Куросавой уставились друг на друга, и, улыбнувшись еще шире, мальчишка громко крикнул: — Вы абсолютно прямолинейный чурбан! У Куросавы глаза на лоб полезли. — Что?! — Самый лучший тип людей! Замешкавшись, Куросава крикнул ему в ответ: — Возвращайся! — Обязательно. И Гай скрылся. Куросава еще долгое время смотрел ему вслед. Их прощание было таким быстрым, что он не должен был ничего почувствовать — по логике, но на сердце почему-то все равно было тяжело и очень-очень грустно, словно ему по-настоящему его, это сердце, разбили. Что бы Гай не сказал ему напоследок, он все же был чудесным мальчишкой. За все это время Куросава успел привязаться к нему, и это удручало. За этими тоскливыми размышлениями он и не заметил, как сзади выросла высокая темная фигура, и как вдруг на плечо оперлась чья-то тяжелая рука. Накане, возвышающийся над ним, словно линия электропередач, смотрел вслед скрывшемуся Гаю, после чего опустил взгляд вниз, на шумно шмыгающего носом Куросаву. — Ушел? — Ага, — вытерев глаза рукавом, кивнул Куросава. Задумчиво причмокнув, Накане лишь недоуменно покачал головой, после чего вдруг в изумлении уставился на своего старшого, который безуспешно пытался скрыть слезы. Растеряно смотря на него, Накане судорожно оглянулся по сторонам, после чего тряхнул Куросаву за плечо. — Э-эй, ты чего это плачешь? А? Скинув чужую руку с плеча, Куросава громко вздохнул и попытался было сделать гордый вид. Вышло не слишком успешно. — Заткнись, придурок! Что б ты еще понимал...