Сущность Альфы

Вздохнув, Какаши исподлобья посмотрел на надувшегося омегу, который, сложив руки на груди, демонстративно отвернулся от него, при этом полностью закрывшись и не подпуская альфу к себе ни на шаг. И так каждое утро – это выматывало. Да, Хатаке знал, что будет очень непросто, что каждый кусочек доверия и благосклонности придется отвоевывать с боем, но прошло уже восемь месяцев, а единственное, чего он добился, так это лишь утренних скандалов, вместо полного игнорирования его персоны. Сперва он пытался поговорить с омегой, объясниться перед ним, как-то загладить свою «вину», подтвердить свои чувства действиями, но тот беседу никогда не поддерживал, доводов понимать не хотел, чувства отбрасывал, как таковые, и все равно продолжал обвинять, день ото дня, назидая и напоминая, кто же исковеркал ему жизнь. И со временем альфа перестал бороться, просто пустил все на самотек, надеясь, что рождение ребёнка что-то изменит, что в омеге проснутся чувства, что он станет более терпелив, благосклонен, доверчив, что перестанет отвергать его, согласившись на свадьбу и позволив пометить себя, но, чем ближе было время родов, тем скандальнее становился его сожитель, именно сожитель, ведь иначе, как сожительство, Умино Ирука их отношения не называл. - Послушай, Ирука, - Какаши понимал, что если он задержится ещё хотя бы на чуть-чуть, то опоздает на работу, но и оставлять своего омегу в таком состоянии он не мог, мало ли что тому взбредет в голову под влиянием гормонов, - мы это уже обсуждали, и не раз, и я думал, что мы таки решили, что ребёнок будет носить мою фамилию и принадлежать к моему роду - Ты не имеешь на это права, - злобно прошипел черноволосый омега, гневным прищуром карих глаз буравя своего сожителя - Но я же отец, - уже в который раз навел неоспоримый аргумент Хатаке, от которого омега следующей фразой отмахнулся, как от формальной мелочи - Осеменитель, Какаши, - брюнет показательно фыркнул. – Ты – всего лишь осеменитель, который нагло воспользовался тем, что у меня была течка и вот уже несколько лет не было партнера - Прекрати, Ирука! – не выдержав, вспылил пепельноволосый альфа, тщательно удерживая свое биополе, дабы не навредить беременному омеге. – Прекрати эти бессмысленные скандалы! Твои обмороки, твои гормональные сбои, твое плохое самочувствие – это все результат твоих же раздутых из ничего ссор! - Нет, Какаши! – вскипел омега, биополе которого рвано взметнулось, заклубившись. – Этого всего не было бы, если бы не твой эгоизм! С чего ты взял, что я должен принадлежать тебе?! Почему ты решил, что мне нужен этот ребёнок!? Какое ты имел право ломать мне жизнь, навязавшись мне, запретив делать аборт, а теперь ещё и досаждая своими нравоучениями?! - Потому что я люблю тебя, - альфа говорил эту фразу уже много раз, постоянно, изо дня в день, да и повторять её был готов каждую минуту, но именно эти три слова более всего злили омегу, который реагировал на них слишком агрессивно, в пылу ссоры бездумно расплескивая так необходимую ему сейчас для вынашивания ребёнка энергетику - И я люблю, - уже тише, будто успокоившись, произнес омега, но тут же, с тем же жаром и гневом добавил, - но не тебя! И ты это прекрасно знаешь, Хатаке! - Зачем мертвому твоя любовь?! – даже с вымуштрованной с годами выдержкой и со всем своим желанием вновь не распалять огонь конфликта Какаши не смог сдержаться. Слишком болезненной для них обоих была эта тема, слишком много струн былого она затрагивала, слишком назидательно нависала над их отношениями, омрачая их жизнь своим настырным взглядом из прошлого. - Отпусти его, Ирука, - уже тише, поникнув, произнес альфа. – Отпусти и живи дальше. Мертвых нельзя вернуть к жизни даже любовью - А кто в этом виноват? – явно сдерживая слезы, на грани слышимости прошептал брюнет. – Ты и только ты - Возможно, - уклонился от прямых обвинений пепельноволосый, чувствуя, что своими словами он вновь распалил в любимом ненависть и вновь окунул его в омут боли, который, казалось, уже должен был иссякнуть, но, очевидно, рана была слишком глубока, и даже его чувства не смогли остаточно залечить её, с каждым днем лишь ятря сердце омеги, который, на самом деле, никогда и не был только его. - Ты был его начальником! – подверженный эмоциональным всплескам из-за гормонов, вновь вспыхнул Ирука, посылая в сторону мужчины град новых и не менее наболевших обвинений. – Ты дал ему это задание! Ты остался в стороне и просто наблюдал, заведомо зная, что миссия обречена на провал! Ты специально это сделал, потому что я выбрал Мидзуки, а не тебя! – омега перевел сбившееся дыхание и, присев на диван, опустошенно закончил. - Так что виноват только ты и этот грёбаный Корпус - Возможно, - на самом деле Какаши много чего хотелось сказать любимому человеку, много чего объяснить и дать понять, что его суждения ошибочны, но он не стал этого делать, и не только потому, что переживал за здоровье омеги, или потому, что он уже опоздал на работу, а потому, что на то были более глубокие причины, о которых было не ведомо никому, кроме него, его бывшего и уже мертвого подчиненного и друга, и ещё одного человека, которого он, уходя из Корпуса, надеялся больше никогда не увидеть. - До вечера, - сухо бросил Какаши и, взглянув на поникшего омегу, спешно покинул квартиру, понимая, что очередная попытка с его стороны наладить отношения уже в который раз вылилась в ссору с теми же обвинениями. Хотя, если честно, частично альфа был с ними согласен, по крайней мере, с тем, что служба в Корпусе исковеркала не только его жизнь, но и жизнь его друзей – Умино Ируки и Кагуя Мидзуки* (*принадлежность Мидзуки к клану Кагуя – задумка автора). Ему, человеку, который остался фактически единственным представителем своего рода, в свое время не осталось ничего кроме как добровольцем уйти в Корпус. Своего отца Какаши практически не помнил, лишь какие-то мутные очертания альфы с пепельными волосами, а после, когда ему было 20, пришло уведомление – во время подавления мятежа на Южном континенте* (* имеется в виду Южная Америка) полковник I Азиатского Корпуса Сакумо Хатаке пал смертью храбрых. Во время кремации, на которой молодой альфа так и не смог посмотреть родителю в лицо, так как гроб был закрыт плотной крышкой, ему, как единственному сыну и наследнику исчезающего рода, вручили орден отца за заслуги и выразили свои соболезнования, но что это могло изменить? Ни дома, ни родни, только очень дальние родственники, ни средств к существованию, так что в такой ситуации и речи быть не могло о продолжении обучения в Академии Законности и Правопорядка, и Какаши пошел по стопам отца – в Корпус. К удивлению самого альфы, служба в Корпусе, к тому же в I его подразделении, не показалась ему столь тяжелой. Да, были жесткие тренировки и строгий режим. Да, пришлось отказаться от многих вещей. Да, работа была, мягко говоря, не из самых приятных и порой приходилось переступать через себя, чтобы выполнить очередной приказ, но Какаши со всем этим справился даже более чем успешно, к 40 годам став полковником и заняв место своего отца. Закрывая глаза на многое, убеждая себя в том, что субординация превыше моральных норм, стараясь держаться особняком и ни к кому особо не привязываться, Хатаке все же оставался человеком, хотя, пожалуй, вся его человечность выражалась в одном – в дружбе с альфой, с которым он познакомился ещё будучи простым воякой. Кагуя Мидзуки был слегка вспыльчив, но по-своему добр, из-за чего ему часто доставалось от наставников за излишнюю сердобольность и перекраивания прямых приказов под свои принципы, но от этого худшим корпусником он не становился, наоборот, упорно шел к своей самой заветной мечте – стать одним из четырех генералов Азиатского Корпуса. Когда-то, получив короткий отпуск, Какаши, который неохотно, но все-таки согласился пойти с другом в клуб, спросил альфу, почему тот, будучи выходцем из сильного и влиятельного клана, пошел в Корпус, на что Мидзуки ответил просто и без утаек – он бастард* (*ребёнок, рожденный вне брака и непризнанный своим отцом, из-за чего не имеет права быть членом его клана) и потому, как и любой другой незаконнорожденный, хочет признания и власти. Тогда Хатаке не придал особого значения этим словам, ведь очень многие корпусники стремились именно к этому, так что желание альфы в какой-то степени ему было понятно, теперь же, раз за разом анализируя разговор с другом, пепельноволосый понимал, что именно в тот момент допустил едва ли не наибольшую ошибку в своей жизни. Прошло ещё несколько лет, а все оставалось по-прежнему: он, изо дня в день, четко исполнял свои должностные обязанности, порой врываясь в самую гущу опасных событий и выходя из них с минимальными потерями, изредка встречался со своим другом и практически пустил на самотек личную жизнь, довольствуясь редкими встречами с мимолетными партнерами. Но в один летний день, когда Хатаке получил столь редкую щедрость, как выходной, Мидзуки представил его своему жениху, который оказался премилым и умным омегой, преподающим в школе и колледже юридические дисциплины. Именно эта точка и стала отправной, положив начало резким переменам в жизни альфы. Нет, он и дальше исправно исполнял свои обязанности, проводил свободные вечера в компании друзей и периодически заглядывал в Старый город, чтобы снять шлюху на ночь, но вот внутри альфы поселилось какое-то нехорошее предчувствие, которое, впрочем, очень быстро себя оправдало. Даже сейчас, спустя 11 лет, он четко видел перед собой лицо генерала I Азиатского Корпуса Эйя, крепкого, высокого, сильного альфы, который отдал ему безапелляционный приказ, исполнение которого и привело к трагическим последствиям. Знал ли Какаши, что отправляет друга на верную смерть? Да, знал, но ничего не сделал, более того, даже пальцем не пошевелил, когда в наушнике раздавались сперва требования подмоги и помощи, а после все затихающие ругательства и проклятия в его сторону. Он просто всматривался в монитор, на который спутник передавал изображение с поля боевых действий, и лишь сжимал кулаки, прекрасно видя перекошенное от боли лицо друга, глаза которого не так уж и быстро потухли, ознаменовав завершение жизненного цикла Кагуя Мидзуки. Да, после он ушел из Корпуса, но не потому, что его мучили угрызения совести, а для того, чтобы быть рядом с Умино Ирукой, омегой, который уже давно стал для него больше, чем просто друг, вот только сам брюнет этих чувств не разделял. Какаши, взглянув на наручные часы, прибавил газу, понимая, что такими темпами он опоздает и на второй урок, хотя настроение привносить знания в светлые головы у него угасло окончательно. Альфа часто думал о том, а имел ли он действительно право привязывать к себе омегу столь эгоистичным способом? И всегда отвечал себе, нет, не имел, но, тем не менее, сделал так, как подсказывала ему его альфья сущность. Многие думали, что у них с Умино счастливая семья, но эта идиллия была всего лишь иллюзией. Когда он на перемене звонил Ируке, дабы поинтересоваться все ли у того в порядке, в ответ получал лишь ругательства и оскорбления, а не сведущие в этом деле коллеги подбадривали его, мол, гормоны у беременного, придешь домой, поцелуешь, он и перебесится. И это было больно, ведь Какаши прекрасно знал, что дома на него выльется ещё более ледяной ушат презрения и слов ненависти, что омега и близко его к себе не подпустит, закрывшись в своей комнате, из которой после будут доноситься приглушенные рыдания. Не этого хотел Хатаке для своего возлюбленного, но реальность оказалась таковой, и ему приходилось с ней мириться, по крайней мере, отказываться ни от своего омеги, ни от их ребёнка альфа не собирался ни под каким предлогом. Ероша и без того спутанные волосы, Сасори медленно спускался по лестнице, все ещё чувствуя в теле легкую слабость. Да, сон пошел ему на пользу, к тому же, к своему удивлению, он очень слабо чуял запах течки своей Пары, но, как бы там ни было, Итачи вчера потрепал его изрядно, вдобавок ко всему добротно так приложившись к его лицу кулаком. Вспомнив вчерашние события, альфа вздрогнул – мощь Древнего завораживала и в тот же момент вызывала животный страх перед более сильной особью, перед человеком, способным лишить жизни одним лишь взмахом руки. Сказания о Древних были всего лишь мифическими преданиями, хотя некоторые ученые настойчиво доказывали, что данный феномен имел место быть, но, как бы не старались археологи и исследователи, за всю Историю Мира так и не было найдено существенных доказательств в пользу этой теории кроме какого-то там Храма, пока не было. Акасуна сейчас плохо соображал, но, даже несмотря на легкую головную боль и истощенный метальный резерв, он понимал – в Итачи переродилась сущность Древнего, и это пугало, так как никто и не под каким предлогом не заслужил подобной участи. Оставалось только надеяться, что Учиха справится с этой ношей и достойно выполнит миссию, возложенную на него богами. Кстати, об Учихе: кажется, он вчера говорил, чтобы Акасуна позвонил ему, когда поговорит со своим Истинным. Сасори вздохнул и инстинктивно замедлил шаг, пытаясь подобрать слова для того, чтобы… чтобы, что? Переубедить себя в том, что его омега не шлюха? Попытаться объяснить мальчику, что он больше не матка? Попробовать установить контакт и наладить отношения? Таки установить связь Пары? Как-то глупо все это звучало в виду того, что он вчера натворил. И больше всего альфу пугал отнюдь не тот факт, что у его омеги течка, слабый запах которой он чуял и сейчас, а то, что он поднял на мальчика руку, ударил, по сути, ни в чем не повинного ребёнка, самолично прикрепил к нему статус шлюхи и запер в комнате бессознательного омегу, которому, наверняка, нанес и ментальный ущерб. Вроде бы вчера Дей говорил, что с Хаку все в порядке, но так ли это? Физически, возможно, да, но вот его психическое и энергетическое состояние вызывало у красноволосого крайнюю степень опасения. Вполне возможно, омега никогда не простит его и так и не позволит установить связь Пары, хотя именно на такую участь Сасори и заслужил, ведь, несмотря ни на что, он – альфа, он опора и поддержка, хотя вчера своими действиями доказал совершенно обратное. Ещё даже не переступив порог кухни, Акасуна застыл, сперва учуяв, а после и увидев свое наваждение, к встрече с которым он определенно был пока не готов. Хаку стоял возле стола, одетый в то же юкато, в котором он забрал его из логова Красной Луны, и медленно нарезал тонкие ломтики бекона, но, то ли почувствовав, то ли заметив альфу, обернулся, тут же отложив нож и склонившись в вежливом поклоне. - Доброе утро, Сасори-сама, - омега выпрямился и, замолчав, посмотрел на красноволосого, который, понимая, что нужно что-то сказать, не мог вымолвить ни слова. Он чуял слабый запах течки, чувствовал слабость биополя мальчика, видел синяк на его скуле и по-прежнему не мог сказать ничего, терзаемый отчаянным желанием сейчас же сбежать. - Доброе, - наконец, смог выдавить из себя Акасуна и, дабы устоять на вмиг ослабевших ногах, прошел вперед и присел на стул, тем не менее, не отрывая пристального взгляда от омеги - Простите, что без спросу хозяйничаю на вашей кухне, - слегка покраснев и опустив голову, начал Хаку, - но я подумал, что вы, возможно, голодны и решил приготовить вам завтрак из имеющихся в холодильнике продуктов - Ничего страшного, - слегка ошарашено ответил Сасори. – Я, и правда, голоден - Тогда я продолжу? – мальчик на миг взглянул на альфу, чем тот и воспользовался, кивнув. Хаку вернулся к нарезанию мяса и взбиванию яиц, а красноволосый все так же неотрывно продолжал смотреть на него, недоумевая. Сказать, что Акасуна был шокирован – это ничего не сказать. На самом деле альфа пребывал в каком-то бессвязном состоянии, силясь понять то, что не понял до этого. Оказывается, Хаку знает правила этикета, более того, прекрасно справляется с инстинктами своей сущности. Тогда, что это было вчера? Почему омега так вел себя? Может, это какое-то помутнение рассудка на почве стресса? Или же… Сасори слегка нахмурился, вдруг осознав, что мальчик мог просто разыграть перед ним мастерский спектакль, вот только как ему это удалось, будучи течным и, как матка, недалеким в плане умственного развития, каковы были его мотивы и цели – все это красноволосому было пока не известно. - Хаку, как ты себя чувствуешь? – осторожно поинтересовался Акасуна, полностью свернув свое биополе, которое, впрочем, было ещё весьма слабым - Хорошо, - бросив беглый взгляд на мужчину и едва заметно ему улыбнувшись, омега вернулся к приготовлению завтрака - А что… - Сасори запнулся, понимая, что обсуждать подобное с омегой ему, как альфе, не предстало, но, пожалуй, кроме него никто и не имел больше права затрагивать подобные темы. – Что с течкой? - Все… - омега сперва вздрогнул, и не только телом, но и его биополе опасливо покачнулось, но после, очевидно взяв себя в руки, Хаку спокойно ответил, - все в порядке. Дейдара-сан мне многое объяснил и дал специальные таблетки, - мальчик невольно улыбнулся. – Очень добрый омега, - на секунду задумавшись, брюнет все-таки добавил, - теплый - Да… - как-то невнятно согласился Акасуна, так и не поняв, что же означает определение «теплый». Вполне возможно, что мальчик, никогда не знавший, что такое забота и ласка, потянулся именно к Дейдаре, который действительно был очень позитивным, добродушным и в то же время сильным духом, который был человеком, способным залечить любые душевные раны. Пожалуй, именно сейчас, всматриваясь в сосредоточенное лицо своего омеги и чувствуя спокойствие его биополя, Сасори понял, что Дейдара Истинный Итачи именно потому, что они невероятно плотно дополняют друг друга, будто когда-то раньше были одним целым, хотя, если верить легендам, у каждого альфы в этом мире есть Пара, ведь боги создают единую сущность, а после разделяют её на две части. Но, как говорилось ранее, Сасори мало верил во все эти предания о богах и перерождениях сущности, считая, что жизнь человека в его руках, чем ему и следовало заняться именно сейчас, дабы самолично не разрушить связь Истинных. - Хаку, послушай, - аккуратно, подбирая каждое слово и едва-едва прикасаясь к мальчику ментально, начал Акасуна, - то, что произошло вчера… - Очень больно? – не резко, но настойчиво перебил красноволосого омега, не отрываясь от своего занятия - Что? – Сасори даже слегка отшатнулся, сперва подумав, что мальчик говорит о своем состоянии, но именно вопросительная интонация фразы ввела его в недоумение, которое, казалось, рядом с его омегой стало нормой - У вас синяки под глазами, Сасори-сама, - Хаку, сделав пару шагов, приблизился к альфе и мягко, едва касаясь кожи, провел пальчиками по лицу красноволосого, - и нос слегка распух - Это мелочь, - не в силах отвести взгляд от столь притягательного лица омеги, слегка хрипловато из-за усилившегося запаха течки, ответил Акасуна, и не соврал. У альф, благодаря сильным энергетическим потокам, регенерация тканей происходит очень быстро, и чем сильнее альфа, тем быстрее его энергетика восстанавливает организм, а вот омеги. Омеги очень хрупкие создания, их биополя намного слабее, чем у альф, а значит, и регенерация происходит в основном за счет самого организма, а не энергетики, о чем и свидетельствовал синяк на скуле мальчишки. - Прости, Хаку, - Сасори аккуратно прикоснулся к лицу мальчика, все так же продолжая всматриваться в его бездонные в своей черноте глаза. – Обещаю, это был первый и последний раз, когда я причинил тебе боль Акасуна ожидал, что омега ему что-то ответит, надеялся, что хотя бы по состоянию биополя мальчика он сможет понять, что же тот испытывает к нему на самом деле, готов ли он понять и принять их связь Истинных, но вместо этого Хаку медленно наклонился вперед и легко, просто и непринужденно прикоснулся к губам альфы своими. Сасори замер: он не знал, как расценивать этот жест, не понимал, что сейчас руководит омегой – инстинкты или же чувства – он ощущал желание мальчика, чуял его великолепный запах, чувствовал жаркое касание губ, которые замерли на его в нерешительности, и видел надежду в глазах своего омежки, который так их и не прикрыл, будто считывая эмоции, которые одна за другой сменялись на лице красноволосого. И альфа поддался, осторожно и медленно начиная поцелуй, от которого омежка сперва вздрогнул, но после, прикрыв глаза, расслабился, так и не убрав ладонь с лица мужчины, пальчиками поглаживая его щеку. Неприкрытая неопытность мальчика в поцелуях возбуждала, будоражила кровь, как хмельное вино, взывала к сущности, которая уже расправила крылья инстинктов, подначивая биополе окутать омежку бережным коконом, с помощью которого альфа впитывал в себя эмоции своего Истинного, ощущая, как с новой силой завибрировали нити уз Пары. Хаку хотел его, хотел, как омега хочет альфу, хотел всей своей сущностью и всем телом, хотел больше, настырнее, слаще, но Сасори прекрасно учился на своих ошибках, продолжая целовать мальчика медленно и томно, чувствуя на своих губах неумелое скольжение юркого язычка, от влажности которого все тело красноволосого пробирала дрожь. Хаку подошел ещё ближе, расположившись между ног альфы, и обвил его шею руками, медленно перебирая волосы мужчины и слегка болезненно их подергивая, будто призывая к более настойчивым действиям. Акасуна медлил, опасался того, что может сорваться, а мальчик в его руках был таким тоненьким и хрупким, таким податливым, слегка дрожащим от накатывавшего желания смешанного с растерянностью, что альфе оставалось только до треска сжимать полы юкато омежки и постепенно, языком приоткрывая губы мальчишки, проникать в его влажный ротик. Биополе альфы вихрилось, клубилось, тянулось к омеге, ласкало его своими прикосновениями, от которых Хаку издавал тихие стоны, хотя, Сасори чувствовал, что мальчик, как и он сам, пьянеет именно от поцелуя, отвечая на него робко, неопытно переплетая свой язычок с его, позволяя изучать каждый уголок в глубине своего рта и ещё требовательнее запуская пальчики в его волосы. Контроль плавно отступал на второй план, позволяя инстинктам руководить действиями альфы. Это было жарко и жадно, как ураган, который только набирал обороты внутри красноволосого и который своими шумными выдохами в перерыве между поцелуями разжигал омежка. Хотелось прикоснуться к мальчику, почувствовать гладкость и шелк его кожи, ладонями ощутить ту дрожь мурашек, которая, то и дело, пробегала по телу Хаку, побуждая омежку подаваться вперед и выгибать спинку. Поддавшись слабости, Сасори проник ладонями под полы юкато и вздрогнул, ощутив, как отозвалось юное тело в его руках на такую столь невинную ласку. Альфа, углубляя поцелуй, оглаживал стройные ножки мальчика, непроизвольно пододвигая его к себе ещё ближе, буквально впечатывая омежку в себя, чувствуя, как о его восставшую плоть трется коленка Хаку, вызывая уже непреодолимую дрожь желания. Искушение было настолько велико, что Сасори скользнул руками выше, подымаясь к бедрам мальчика, ощущая под подушечками пальцев нежную и горячую кожу и понимая, что на омежке нет белья. Мысль о том, что нужно купить Хаку одежду промелькнула в голове красноволосого и сразу же была вытеснена бурей эмоций, когда мальчик, разорвав поцелуй и прерывисто выдохнув, уткнулся лбом ему в плечо, тяжело дыша и вздрагивая всем телом, на ментальном уровне передавая свое вожделение и желание. - Сасори-сама, - прошептал Хаку, сжимая футболку мужчины в своих цепких кулачках, - не бойтесь. Я очень хочу этого Это была не похоть, и Акасуна чувствовал это. Это было желание своего альфы, своего Истинного, своей Пары. Альфа ощущал, как между ним и омегой все ярче и ярче пульсируют нити связи, как отзывается на них мальчик, как льнет к нему, жарко дыша в шею, как желает быть с ним, для него и только его, и это чувство остаточно убрало все барьеры сдержанности, которые красноволосый отпустил, зная, что сожалений не будет. Аккуратно развязав пояс, Сасори, плавно и неторопливо, освободил омежку от одежды, который застыл перед ним, краснея, смущенно отводя взгляд, но даже и не пытаясь прикрыться, позволяя альфе рассмотреть себя. Тоненький, гибкий, изысканный – тело мальчика было будто создано именно для жарких ласк. Кожу цвета редкостного мрамора невероятно контрастно оттеняли длинные темные волосы, рассыпавшись по плечам омежки и тонкими прядями прикрыв сжавшиеся сосочки мальчика. Алые губы слегка припухли от поцелуев, влажно блестели, слегка приоткрылись, превратившись в заманчивые створки, за которыми, а это альфа уже знал точно, было горячо и влажно, за которыми был такой мягкий, юркий и неумелый язычок. Маленькие яички подобрались, а небольшой, аккуратный член мальчика, выпрямившись, подрагивал, едва обнажив головку, на вершине которой выступила капелька смазки. Именно в этот миг, скользя ошалелым взглядом по телу омежки, Сасори понял, что даже бог не устоял бы перед таким искушением, а он далеко не бог, он просто альфа, человек, который желает быть со своим возлюбленным. Альфа поманил к себе омежку, легонько подтолкнув его ментально, и Хаку послушно сел на его бедра, острыми коленками упираясь в широкое сидение стула. Стянув с себя футболку, Сасори отбросил её куда-то в сторону, неважно куда, главное, что сейчас его Пара мог касаться своими тонкими пальчиками его кожи, мог скользить своими жаркими ладошками по его груди, мог прижиматься к нему своим разгоряченным телом, вызывая именно то желание своего Истинного, которое не дано понять во время обычного секса. Хаку дрожал, и Акасуна это чувствовал очень отчетливо, но это был не страх со стороны мальчика, скорее опасение, что он что-то сделает не так, но альфа приобнял своего омегу, поддержал его, огладил тонкую талию и остро выступающие тазовые косточки, желая со всей нежностью показать мальчику, как это – заниматься любовью. Кожа на шее омежки была тонкой и нежной, маленькая жилка пульсировала под ней, побуждая альфу бережно прикусывать её и тут же зализывать. Хаку дрожал в его руках, выгибал спинку, подставляясь под ласкающие поцелуи, цеплялся пальчиками за его плечи и осторожно что-то шептал, слегка поерзывая от желания и нетерпения. Запах его Пары был не просто сладким, он был сладостным, проникал под кожу, окутывал альфу чистотой своего аромата, возбуждал своей неповторимостью, запечатлевался в памяти как тот, который принадлежит только его Истинному. Нити связи окрепли, выровнялись, стали практически нерушимыми, будто показывая, что для полного единения остался всего лишь один штрих. Сасори чувствовал, что мальчик отзывается на эту связь, что он отдает всего себя, без остатка и до последней капли, что его эмоции, его переживания, его желания, все это связано именно с близостью Пары, а не только с течкой или подчинением альфе. И это пьянило, дурманило, отбрасывало реальность на задворки понимания, скользило ароматом Истинного в воздухе, проникало в биополе, придавало ему сил, восстанавливало энергетику альфы, закручивалось в невидимую спираль и вновь возвращалось к омежке, формируя именно тот круг их совместной энергетики, которой доступен только Паре и только при обоюдном согласии. Скользящими поцелуями Сасори спустился ещё ниже, аккуратно и бережно прикусывая маленькие розовые сосочки мальчика. Хаку выгнулся, до боли впившись острыми ноготками в плечи красноволосого, и издал глубокий и чувственный стон. Альфа рыкнул, больше не в силах сдерживать свое желание и принялся попеременно вылизывать, прикусывать и ласкать сжавшиеся в горошины соски омежки, попутно опуская руки с талии мальчика на его ягодицы. Пальцы альфы подрагивали, неуверенно сжимая мягкие половинки, а омежка так и ластился к нему, подставляя свое тело для поцелуев и выгибаясь в пояснице в преддверии проникновения. Аккуратно потянув за шнурок, Сасори вытянул тампон и тут же проник пальцами в приоткрытую дырочку, сразу же замерев и оторвавшись от столь сладкой на вкус кожи мальчика. Внутри омежки было жарко, влажно, скользко и тесно, так тесно, что пульсация мягких стеночек слишком отчетливо ощущалась альфой, который, вскинув голову, растерянно посмотрел на своего Истинного. - Ты… - Сасори не мог задать этот вопрос, он не понимал, хотя и осознавал, но все равно не понимал очевидный факт, ведь его омега – матка, пусть и в прошлом, но этот жар, эта узость тела, эта неумелость и неопытность говорили совсем обратное, то, что и остудило пыл Акасуны - Ш-ш-ш, - Хаку приложил палец к губам альфы и слегка двинул бедрами, при этом передавая свои, пусть и не самые приятные, но терпимые, ощущения на ментальном уровне. – Все в порядке, Сасори-сама. Просто будьте аккуратнее Его Истинный доверял ему, и это было самым главным, а со своей сущностью альфа сможет совладать, ведь это не просто желание к спариванию, это желание быть со своим омегой и доставить ему удовольствие. Потянувшись к губам мальчика, Сасори возобновил мягкий поцелуй, отвлекая и начиная бережно подстраивать вход омежки под свой, далеко не маленький размер. Красноволосый боялся, что Хаку будет больно, понимал, что обстановка не та, что нет в этой атмосфере разгромленной кухни ничего романтического, что стул – это не широкая и удобная кровать, на которой он смог бы без стеснений ласкать своего Истинного, но и оторваться от столь сладких губ уже не мог. Чувствуя напряженность своего альфы, Хаку помогал ему, слегка приподнимая бедра, позволяя пальцам максимально проникать в глубины своего нутра, пылко отвечая на поцелуи и прижимаясь к груди красноволосого, прогибаясь в пояснице так, чтобы Истинный мог ласкать его стеночки и искать самые сокровенные точки. Сасори не мог больше сдерживаться, осязая свою Пару так остро, чувствуя жар его тела, ощущая, как по ладони стекает смазка, и подавляя в себе желание ворваться в тело мальчика. Приспустив свои пижамные штаны и придержав Хаку за талию, альфа приподнял омегу над собой, помогая ему опуститься на свою плоть. Омежка, чувствуя дрожь своего партнера, придержал член у основания и направил его в свою дырочку, опускаясь медленно, неторопливо, закусывая губу, но глаза не закрывая, удерживая зрительный контакт и ощущая сильную ментальную поддержку, которая забирала его боль, заменяя её вихрем чувственных эмоций. Сев на плоть альфы полностью, Хаку прильнул к красноволосому, слегка подрагивая от непривычного ощущения заполненности и в то же время чувствуя, как пульсирующий жар распространяется по его телу, побуждая полностью отдаться своему Истинному. Сасори, невероятным усилием воли сдерживая свои порывы, отстранил от себя мальчика и внимательно, изучающе, на него посмотрел: Хаку дышал глубоко, его кожа покрылась легкой испариной, а волосы разметались по спине влажными прядями. Альфа провел рукой по телу омежки, от шеи к паху, и вздрогнул, когда, скользя по животу, почувствовал под ладонью пульсацию своей собственной плоти. Это было последнее, что явственно запомнил Акасуна, предвкушающая дрожь омежки и плотно сжимающие его член стеночки, а после альфа просто отдался безумной круговерти, в которой были только он и его Истинный. Хаку кричал, но не от боли, а от того вихря наслаждения, которое даровал ему его альфа, рвано и глубоко толкаясь в его нутро. Сасори сжимал своего мальчика в объятиях, целовал каждый доступный ему сантиметр тела, скользил по нему руками и упивался отзывчивостью своего Истинного, чувствуя, что связь Пары стала единой и нерушимой, крепкой, связывающей их до конца жизни. Поддавшись желаниям, альфа рывком снял с себя омежку и слегка грубовато уложил его на кухонный стол, забрасывая ноги мальчишки себе на плечи и мощным толчком врываясь в его тело. - Сасори-сама! – вскрикнул Хаку, выгибаясь в пояснице и пропуская в себя плоть альфы по самый корень. – Хочу, Сасори-сама! Вас хочу! В себе! Полностью! Красноволосый рыкнул и ещё резче начал входить в столь податливое тело, чувствуя, что долго сдерживаться он не сможет, но инстинкты брали свое. Он сжимал бедра мальчишки, с восхищением наблюдая, как тугая попка насаживается на его член, и на полную мощь раскрыл свое биополе, которое полностью восстановилось, которое своей силой питало и его, и мальчика, которое сконцентрировано вилось вокруг омежки, формируя метку принадлежности. Миллионы колких мурашек пробежали по телу альфы, сжимаясь в плотный жаркий ком в животе и заставляя его двигаться с размахом, подводя омежку к вершине наслаждения. Хаку опять что-то кричал, требовательно молотил кулачками по столу и активно подавался навстречу, но вот, в миг, во вспышке, в рывке, в порыве, омежка выгнулся, сорвавшись на протяжный крик, и задрожал всем телом, изливаясь себе на живот. Это завораживающее зрелище опалило сущность, и альфа, сделав ещё несколько поступательных толчков, окунулся в самый мощный оргазм, который когда-либо испытывал в своей жизни, чувствуя, как нити уз Пары закручиваются, заплетаются, сжимаются, образуя яркую метку принадлежности. Пребывая в эйфории и все ещё сотрясаясь всем телом, Сасори уцепился за мысль, что нужно не допустить вязки, но, как только он уже начал покидать тело мальчика, Хаку плотно сжал его бока ногами, буквально вгоняя в себя член альфы, у основания которого сразу же начал расти узел, от чего омежка снова кончил. Ноги задрожали, и Акасуна навалился на мальчика, теперь уже осязая его, как только своего омегу, правда, при этом, сотрясаясь в волнах череды оргазмов, Сасори успел подумать о том, что он вновь-таки допустил ошибку. Звонок в дверь оторвал среднего Собаку от очень важного занятия, которому, впрочем, он и не горел желанием предаваться, но все-таки, раз уж он скоро будет объявлен следующим главой клана, то пора бы было уже начать вникать в дела семейные, чем аловолосый усердно и занимался сегодня с самого утра. Недовольно что-то буркнув себе под нос, альфа, тем не менее, пошел открывать дверь, уже сейчас чуя дразнящий чувствительные рецепторы запах омеги. Открыв дверь, Гаара нахмурился, не ожидая увидеть на пороге своего дома именно эту омегу, но, как бы там ни было, факт оставался фактом – крепко сжимая в маленьких кулачках ручку школьной сумки, перед ним стояла Хьюго Хината. - Добрый день, Гаара-кун, - робко поприветствовала альфу девушка, слегка покраснев и по ментальному настрою аловолосого почувствовав, что она явно не вовремя - Добрый, - резко бросил Собаку, для которого эта девчонка из милого омежистого создания превратилась в назойливую и надоедливую омегу, которая не понимает, где её место. – Чем обязан? - Что, простите? – Хината робко взглянула на жениха и поежилась, кожей ощущая его недовольство, которое ярко проступило на лице альфе мелкими складочками у поджатых губ. – Но вы же… - запинаясь, начала брюнетка, явно ничего не понимая, - вы же сами назначили эту встречу - Да? – Гаара недоверчиво приподнял бровь, уже догадавшись, кто же стоит за всем этим фарсом, которому он, впрочем, решил подыграть, смягчив тон голоса. – Проходите, Хината-тян Девушка, робко оглянувшись, неуверенно переступила порог дома, направляясь в гостиную и чувствуя, что альфа следует за ней. Войдя в комнату, Хината сразу ж заметила на столике множество бумаг, что натолкнуло её на догадку, что альфа, очевидно, забыл о встрече, будучи занятым делами клана, а о том, что её жених вскоре станет его главой, ей уже сообщили вместе с приглашением на беседу. К тому же, Хьюго не могла не почуять, что в доме пахнет омегой, но она не стала акцентировать на этом внимание, припомнив, что кроме Гаары здесь ещё живет и его сестра-альфа, так что этот запах можно логически объяснить и раньше времени не придаваться бессмысленным сомнения. - Так кто же передал вам приглашение от моего имени? – вальяжно усевшись на диван и закинув ногу на ногу, Собаку даже и не подумал о том, чтобы предложить девушке присесть, рассчитывая на то, что разговор будет коротким, продуктивным и категоричным в своем исходе - Темари-сан, - осторожно ответила Хьюго, встав точно перед альфой и все ещё чувствуя на себе давление его ментальной воли, которое хоть и ослабло, но было не очень приятным - Занятно, - Гаара хмыкнул, понимая, что его предположения были отнюдь не поспешны и что сестра, как обычно, вмешалась в его жизнь, пытаясь навязать, как она считала, правильный выбор партнера. – Ну, говорите, - Собаку предположил, что на самом деле Хината не так уж и проста, как кажется, ведь, как не крути, она – Хьюго, пусть и омега, а значит, клановые черты у неё в крови, среди которых был не только цепкий ум, но и волевой характер - Я знаю, что отец пытается использовать меня как инструмент для достижения своих целей, - собравшись и уверенно посмотрев альфе в глаза, произнесла Хината, которой на самом деле было до дрожи страшно, сущность которой кульбитами переворачивалась внутри, осязая неприкрытую угрозу со стороны более сильной особи, но, тем не менее, для себя Хьюго уже все решила. Она не будет игрушкой отца, по крайней мере, не настолько послушной. Она сможет расположить к себе этого сильного альфу и заручится его поддержкой. Ей удастся выпутаться из сети интриг, в которой погряз весь клан, пробивая себе дорогу в верха, и при этом она останется очень важной для семьи, научившись с помощью если не чувств, то хотя бы физиологической привязанности манипулировать своим мужем. Было ли это подло с её стороны? Отнюдь, ведь с ней поступали ещё более изощренно, ради интересов клана подкладывая под нужного альфу, а медаль, как известно, имеет две стороны, из которых более ценна именно та, которая находится в тени. - Для меня это тоже не новость, - Собаку держался ровно, гордо, выпрямив спину, как и подобает главе клана, при этом удерживая свое биополе именно так, чтобы омега не ощущала угрозу, но чувствовала её возможность. Пожалуй, это было несправедливо к 16-летней школьнице, которая была всего лишь расходным материалом в планах своего отца, но до попустительства альфа снизойти не мог, понимая, что, дав слабину раз, поведшись на запах феромонов смазливой омеги единожды, он не оправдает надежд своего отца, доверившего ему клан в столь сложный период явно неспроста. Впрочем, личные мотивы тоже сыграли немалую роль, ведь приоритетом аловолосого был совсем другой омега, тот, который сейчас был в одной из комнат второго этажа, и запах которого он чуял намного острее и ярче, чем запах брюнетки. - В таком случае, мы могли бы не допустить реализации этих самых целей, - продолжала Хината, чувствуя себя уже более уверенно, пытаясь не выдать свои страхи и стараясь дать понять альфе, что она – надежный партнер и союзник, с которым, впрочем, будет приятно провести время и наедине - И каким же образом? – такой поворот в разговоре весьма заинтересовал Собаку, но не потому, что ему действительно хотелось преподать урок Хьюго Хиаши и зарекомендовать себя как глава клана, а потому, что сама ситуация казалась альфе занятной и привносящей толику азарта в его повседневную жизнь - Наш общий наследник, при правильном воспитании, должен будет объединить кланы под эгидой именно Хьюго, - Хината видела интерес в глазах альфы, чувствовала его легкую взволнованность и подмечала малейшие изменения в мимике, что вселяло в неё ещё больше надежд на благополучный и очень выгодный исход разговора и что подтолкнуло её сделать шаг вперед и как бы ненавязчиво прикоснуться к руке аловолосого, - но мы, вместе, можем этого не допустить - Я и так этого не допущу, - слегка грубовато бросил Гаара, понимая, что на этом игры нужно прекращать, поскольку Хьюго, нарушив его личное пространство, неприкрыто намекнула на возможность начала отношений, что для Собаку было не только недопустимо, но и не нужно, - потому что… Договорить альфе не дало тревожное ощущение, которое его сущность определила, как опасность. Сперва Собаку не мог понять, откуда оно исходит, пристальным прищуром впившись в омегу и ментально исследуя её биополе, от чего девушка вздрогнула и хотела было отступить, но аловолосый цепко ухватил её за руку, не позволяя сделать это. Но ощущение исходило не от Хьюго, и Гаара это понял, когда чувство опасности сменилось горечью, болью, страхом, когда эмоции захлестнули альфу с головой, когда его сущность рыкнула, ощетинившись, когда витки биополя устремились в совершенно противоположную от брюнетки сторону, когда инстинкты настойчиво начали пульсировать догадкой, от которых по телу Собаку прошла дрожь. Оттолкнув ничего не понимающую девушку, Гаара ринулся наверх. Он ещё никогда так ярко не ощущал Сая, никогда не осязал его эмоции настолько проникновенно, никогда не чувствовал его так остро, как сейчас, и это было плохо. Возможно, ещё полчаса назад он бы и возрадовался таким переменам, которые означали бы только одно – омега пошел на поправку и смог сбросить из себя кокон ментального затворничества, но именно сейчас Собаку понимал, что произошло что-то экстраординарное, раз Сай так неистово расплескивает свою энергетику по всему дому. Гаара ворвался в комнату и огляделся – Сая нигде не было, только тяжелая атмосфера боли, усталости и обреченности витала в воздухе, смешиваясь с запахом свободного омеги и вызывая у альфы глухой, утробный и собственнический рык. Шум воды из ванной и привлек внимание Собаку, который, ведомый своими ощущениями, которые с каждым шагом ставали все острее, бросился в комнату, пытаясь не обращать внимания на душный ком страха за любимого, который подкатил к горлу, мешая нормально дышать. Гаара был готов ко всему, в том числе и к тому, что омеге плохо, что он упал, что у него очередной приступ, но то, что он увидел, ворвавшись в ванную, на миг заставило альфу замереть на месте, с головой погрузившись в сплетенный из боли и отчаянья вихрь, который заполонил всю атмосферу комнаты. Сай, будучи одетым в пижаму, стоял в душевой кабинке, а из рассеивателя на него лилась явно холодная вода, от чего его губы стали синюшными, впрочем, как и кожа на оголенных участках. Омега, казалось, не замечал вокруг ничего, бессвязно что-то шепча едва двигающимися губами и сотрясаясь всем телом от рыданий. В правой ладони брюнет сжимал обычную бритву и методично, отчаянно нажимая на кассету, водил ею по запястью левой руки, ногтями пытаясь ещё сильнее разодрать кровоточащие полосы. Гаару сейчас не волновало, где его подопечный взял бритву, важнее было то, что омега был в опасности, что тот сознательно пытался лишить себя жизни, что он хотел уйти и оставить его одного, наедине со своими не высказанными чувствами, без стимула и смысла жить дальше, без шанса все исправить. Грубая ментальная волна окатила помещение, выбивая из него воздух и сотрясая пространство своей мощью. Глаза альфы стали черны, биополе резко покачнулось, расширяясь, превращаясь в плотную массу, окутывая аловолосого плотной сферой, а после, всколыхнувшись, разделилось на несколько витков, один из которых устремился к омеге. Уронив бритву, Сай вздрогнул и, прикрыв голову руками, упал на дно кабинки, начиная кричать и биться в истерике, но Собаку был непреклонен в своем напоре. Продолжая подавлять омегу, буйствуя и неистовая, Гаара подошел к душевой и свысока взглянул на распластавшееся перед ним существо, дрожащее под напором ментальной силы альфы. Чернота заполонила не только глаза Собаку, но и все перед его глазами, его контроль ослаб, сущность вырвалась, потянулась к брюнету, выплескивая на него все свое негодование и эмоции, которые были сокрыты глубоко внутри альфы. Это причиняло боль Саю, разрывало нити его биополя, но Гаара не мог остановиться. Смотрел на стекающую воду, окрасившуюся в розоватый цвет, видел сжавшегося в комок омегу, чуял запах его крови и феромонов, которые вкупе создавали крышесносный коктейль для хищника, ощущал страх и подчинение, и упивался этим, наконец, позволив себе слабость, которая проявлялась в огромной силе. Ментальная волна спала откатным валом, сжавшись и превратившись в мерно колышущееся биополе, и только тогда, усилием воли, терзаемый невыносимой болью, альфа смог усмирить свою сущность. Осознание того, что он только что из-за своей ярости едва не убил любимого, огорошило Собаку и он на миг растерялся, сделав шаг назад, но всхлип со стороны омеги вывел его из транса, придал сил, чтобы взять себя в руки и первым делом позаботиться о своем подопечном. Аккуратно, стараясь быть бережным и осторожным, Гаара достал из кабинки дрожащего и что-то шепчущего омегу и, сев прямо на кафельный пол, принялся стягивать с него мокрую одежду. Альфу всего трясло, он видел и понимал, что порезы на запястье Сая неглубоки и угрозу жизни не представляют, но все же он боялся, боялся потому, что своей силой нанес вред биополю омеги, от чего тот сейчас конвульсивно подрагивал в его руках, оставаясь неестественно бледным, а его энергетические потоки были слишком слабы для того, чтобы аловолосый мог прочувствовать реальное состояние любимого. - Тише, тише, - шептал Собаку, вытирая дрожащего парня махровым полотенцем, попутно пытаясь растереть ледяную кожу и восстановить кровообращение - Зачем же ты так, а? – продолжал говорить аловолосый, аккуратно заворачивая Сая в большое сухое полотенце и осторожно убирая с его лба мокрую прядь волос - Ты же нужен мне, как воздух. Понимаешь? – альфа прижимал к себе омегу и баюкал его в своих объятиях, как ребёнка, при этом хоть как-то, едва ощутимыми касаниями, пытаясь восстановить его биополе, понимая, что он не может передать Саю свою энергетику, что тот подсознательно отгораживается от него, до сих пор чувствуя угрозу - Я же реально живу только потому, что живешь ты, - Гаара склонился над брюнетом и, руководясь только бьющими через край эмоциями, принялся легкими поцелуями покрывать его лицо, пытаясь отогреть посиневшие губы своим дыханием. – Ты же все для меня… я же только с тобой… навсегда с тобой… позволишь ты или нет, но до конца жизни Поглощенный собственными переживаниями, находясь на пике эмоций, перебирая на себя боль и страдания любимого, Гаара не сразу почувствовал, что в комнате они не одни. Резко вскинув голову, Собаку, ещё плотнее прижимая к себе омегу, сразу же встретился взглядом с ошарашено округлившимися серыми глазами. Хьюго была шокирована, в ней бурлило негодование, обида, злость, в её душе разрывались нити надежды, биополе рвано вихрилось, а дрожащие пальцы до побелевших костяшек пальцев вцепились в ручку школьной сумки. Все это Гаара чувствовал и осознавал, но объяснять ничего не был намерен, ведь, судя по всему, Хината и так правильно поняла все то, что только что увидела и, очевидно, услышала. - Уходи, - устало бросил Собаку и ментально подтолкнул девушку, давая понять, что её присутствие здесь нежелательно в принципе, и Хината ушла, оставив после себя наполненный разочарованием ментальный виток и полный обиды всхлип Гаара понимал, что не таким способом нужно было разрешить этот треугольник, но, поскольку все случилось так, как случилось, препятствовать неизбежным последствиям он не собирался. Пусть Хьюго разрывают помолвку, ему это будет только на руку, пусть поливают грязью, пусть судачат по углам, пусть обвиняют и упрекают, пусть даже главенство в клане у него заберут и выставят на улицу, - все это было мелочью по сравнению с состоянием любимого. Взяв омегу на руки, Собаку перенес его в спальню и положил на кровать, после чего плотно укутал одеялом. Отделив от своего биополя тонкий виток, альфа осторожно прикоснулся к биополю брюнета, пытаясь понять, насколько плохо его состояние. Сай дышал рвано и поверхностно, его губы все ещё были синюшными, а цвет кожи слишком бледным, черные ресницы подрагивали, запах ослабел, а сам омега свернулся калачиком, съежившись. Состояние биополя тоже было нестабильным: энергетика едва вилась, разрывы слабо поддавались лечению, хотя Гаара и не был таким мастером регенерации, как Наруто, но что-то все-таки мог, а сама оболочка вокруг омеги была тонкой и прогибалась от каждого прикосновения. Гаара вздохнул, но упрекать себя, придаваться самобичеванию или же вымещать злость на самом себе не стал – на это у него будет ещё предостаточно времени, а Саю нужна помощь прямо сейчас. Понимая, что брюнету до сих пор холодно и что его биополе никак не может успокоиться, альфа не придумал ничего лучшего, как лечь рядом с омегой, обняв его со спины, согревая собственным теплом и мерно, нить за нитью, вливая в него свою энергетику. Сперва брюнет лежал неподвижно, но Собаку чувствовал, что тот в сознании, как чувствовал и то, что на этот раз Сай не отвергает его помощь и даже к какой-то мере тянется к нему, позволяя прикасаться к себе не только ментально. Аловолосый вздрогнул, когда омега, пошевелившись, накрыл его ладонь своей, все ещё прохладной, и плавно переместил её на свой живот, цепко сжимая пальцы и не позволяя отстраниться. - Знаешь, - на грани слышимости пошептал Сай, ещё плотнее прижимаясь к застывшему в напряжение альфе, - он должен был родиться сегодня - Успокойся, - осмелев и поняв, что именно сейчас ему доверяют и дают шанс наладить отношения, Гаара слегка приподнялся и, запечатлев на виске парня легкий поцелуй, нежно шепнул на ушко. – Я рядом. Всегда буду рядом и помогу. Помогу тебе пережить эту боль, не забыв её, но и не растворившись в ней. Если позволишь, я стану твоим будущим Сай ничего не ответил, но отстраняться не стал, слегка расслабился, позволил энергетике альфы более глубоко проникнуть в его биополе, разрешил мягкому ментальному кокону окутать себя, а самому Собаку обнять его крепко, но нежно. Гаара же, почувствовав, что омега затих и принимает его помощь, положил голову на подушку и уткнулся носом любимому в шею, медленно, смакуя каждой ноткой, вдыхая такой великолепный и сладкий запах предстоящей течки. - Ну, Ходзуки, так не честно, - Карин наиграно надула губы и отвернулась от друга, демонстрируя свое якобы недовольство - Но я, правда, не знаю, куда пойду учиться после школы, - развел руками блондин и взглянул на Учиху в поисках поддержки, но тот сидел за столиком в школьной столовой отстраненно и даже к обеду своему не притронулся, изредка хмуро осматриваясь по сторонам - Пиздюк, - слегка грубовато бросила Узумаки, впрочем, исходя из её характера, это было самое мягкое слово в словарном запасе девушки, которая, тут же перегорев, уже повернулась к мерно жующему свой обед рыжеволосому альфе. – А ты, Джуго? – омега подалась вперед и требовательным взглядом впилась в одноклассника, от чего тот судорожно сглотнул. – Чем будешь заниматься после школы? - На Хоккайдо поеду, - отложив палочки, слегка приглушенно ответил альфа - На Хоккайдо? – изумленно переспросила Карин и взглянула на Суйгетсу, который лишь недоуменно пожал плечами. – А какой там университет или колледж есть? – приложив указательный палец к губам, багряноволосая призадумалась. – Коммерческий, что ли? - Я не буду учиться, разве что на вечернее отделение пойду, - полушепотом ответил Джуго, чем привлек к себе ещё более заинтригованные взоры друзей. – У моего парня свой курортный городок, буду ему помогать - Ого! – присвистнула Узумаки, от чего альфа слегка стушевался. – Это ж кто твой омега, что у него в распоряжении целый курортный городок?! - Он – альфа, - нехотя бросил Джуго и вновь вернулся к поглощению своего обеда, но после, почувствовав напряжение замершей атмосферы, рыжеволосый, биополе которого вмиг ощетинилось, резко вскинул голову, пристальным взглядом обводя шокировано застывших друзей. – Что, прикалываться будете? – альфа сурово посмотрел на каждого. – Или педиком обзывать? Хотя, скорее всего, - парень свернул свое биополе и отстраненно посмотрел в сторону, - просто перестанете со мной дружить, в чем я не вправе вас упрекать - Это, конечно, неожиданно, Джуго, - прокашлявшись, осторожно начал Суйгетсу, - но кто мы такие, чтобы судить о ваших отношениях. То, что происходит между тобой и твоим… - увидев, что друг обратил на него внимание и даже биополе свое не разворачивает, уже более уверенно продолжал блондин, - парнем – это личное, и оно никак не влияет на нашу с тобой дружбу. Да, Карин? – Ходзуки испытующе посмотрел на все ещё бледную девушку, которая, опомнившись, выдавила из себя улыбку и коротко кивнула. – Вот видишь, Джуго, - омега невозмутимо пожал плечами, - порядок вещей не нарушен, и мы по-прежнему твои друзья, которые втайне надеются когда-нибудь на халяву побывать в курортном городке - Спасибо, - буркнул Джуго, но по состоянию его биополя было заметно, что альфа расслабился и успокоился, от чего за столиком вновь воцарила мирная атмосфера - Вернемся к нашему разговору, - уже более бодро сказала Карин и тут же пронзительно взглянула на молчавшего до этого брюнета. – А ты, Учиха, чем планируешь заниматься после школы? Может, Саске и хотел бы что-то ответить, но вопрос он просто не услышал, он вообще ничего не слышал, последние несколько минут пребывая в каком-то тумане. Звуки казались отдаленными, мир перед глазами куда-то, мерно покачиваясь, уплывал, все тело начала пробирать дрожь, которую подросток просто не мог стряхнуть, так как руки казались ватными и очень тяжелыми, впрочем, как и само тело, в которое будто залили свинец. Яркими были только ощущения близости других омег и альф, а ещё запахи, такие резкие, что хотелось чихнуть и почесать нос, но снова-таки руки были просто неподъемным балластом, поэтому Саске ничего не оставалось, как вдыхать смесь этих запахов, позволяя им проникать в глубины своей сущности. Нестерпимо жарко и душно стало как-то уж слишком резко, и у омеги сложилось такое впечатление, будто его заперли в комнате, наполненной едким паром. Не то чтобы было тяжело дышать, но скованность, какая-то неприятная липкость по всему телу и тянущий клубок внутри напрочь лишали возможности стряхнуть из себя эту пелену. К тому же, из водоворота всех запахов Саске все более отчетливо начал чуять один, такой ароматный, притягательный, можно даже сказать, экзотичный, чем-то напоминавший ароматные палочки из сандалового дерева. Постепенно запах начал соединяться с образом. Сперва очертания фигуры были нечеткими и отдаленными, но после в мутном омуте они начали проступать все ярче и ярче, превращаясь в так знакомого ему человека, который был где-то поблизости. Саске хотел дотянуться до него, но мог лишь смотреть, нет чувствовать, потому что омега понимал, что он именно чувствует этого альфу, а перед собой видит лишь мираж, от которого, впрочем, внизу живота появилось приятное тепло, которое быстро распространилось по всему телу, ещё больше туманя рассудок. - Саске? - Ходзуки сразу же понял, что с другом что-то не так, и понял не по отстраненному виду и не по судорожно сжимающихся кулаках, понял интуитивно, на ментальном уровне, смог прочувствовать то, что, очевидно, ещё не почувствовали другие, по крайней мере, что они ещё не поняли. Суйгетсу среагировал быстро, неосознанно, но инстинктивно чувствуя, что правильно, что именно он не имеет права медлить, и что только он сейчас понимает что к чему. Ухватив друга за руку и фактически насильно подняв его со стула, блондин успел лишь бросить друзьям короткую фразу «мы скоро», а после буквально поволок за собой Учиху, понимая, что сейчас ценна каждая секунда. Ворвавшись в туалет для омег, Ходзуки первым делом проверил все кабинки, а после закрыл основную дверь на защелку, тут же бросившись к другу. Саске сидел на полу, прижимая колени к груди, его всего колотило, как в ознобе, на лбу выступили капельки пота, губы дрожали, но взгляд стал более осознанным и сфокусированным. - Это течка, да? – взглянув на блондина, который присел на корточки напротив него, прошептал Саске, прошептал из-за страха, страха потому, что понимал, что эта дрожь и эти теплые волны по телу – это только начало, точнее, преддверие, так как смазка выделяться ещё не начала - Она самая, - Суйгетсу тоже был слегка растерян, но он приказал себе взять себя в руки, усмирил свою взволнованную сущность, которая тоже испуганно билась внутри, ещё помня практически схожую ситуацию и альф-насильников, но ради друга можно было засунуть свои страхи куда подальше, дабы все вновь не повторилось – Саске защищал его тогда, теперь же он защитит Саске - Давай родителям твоим позвоню, - Ходзуки потянулся к карману школьного пиджака брюнета, но тот дрожащими пальцами уцепился в его руку и отчаянно замотал головой - Нет, не им, - омега понимал, что у него приступ паники, но, пожалуй, оно было и к лучшему, так как, казалось, именно стресс только и удерживал его на грани, за которой он уже чувствовал неистовый жар течки. – Брату… брату звони... - будто выдохнувшись, Саске откинулся назад, упираясь спиной в прохладную кафельную стену и чувствуя, как между ног становится неприятно влажно. Последним связным ощущением подростка стало то, что к нему прижался кто-то знакомый и дорогой, а после стало легко, настолько легко, что омега погрузился в раскрывшую перед ним свои гостеприимные объятия темноту.