Сущность Альфы

Скорее всего, ему нужно было набрать в грудь побольше воздуха, задержать его на несколько секунд, чтобы почувствовать, как кислород насыщает легкие до предела, вызывая приятную, тянущую, распирающую боль, а после шумно выдохнуть, через рот, вместе со вздохом отпуская напряжение нескольких последних дней. Наверное, он бы так и сделал, расслабился бы в широком, удобном, мягком кресле, уткнулся бы затылком в спинку, прикрыл глаза, убрал щиты и выдохнул, чтобы стало легче, чтобы ушли мысли, чтобы просто наступила тишина и спокойствие, но Собаку но Гаара был сконцентрирован, слегка напряжен и задумчив, не собираясь даже ради собственного блага выходить из этого опостылевшего состояния. Он должен бдеть, не отводя взгляда и не теряя сосредоточенности, хотя, по сути, бдеть было нечего, потому что его повязанный вот уже два дня после того, как очнулся, кулем валялся на кровати, отказываясь от пищи и отрешившись от внешнего мира, свернувшись калачиком, неизменно спиной к нему, и бездумно смотря в никуда. Впервые связь повязанных молчала: никаких эмоций, чувств, ощущений. Гаара готов был даже к очередному приступу, наверное, даже желал, чтобы он произошел, чтобы Наруто встрепенулся, ожил, да хоть напал бы на него, но друг закрылся, забаррикадировался в своей непробиваемой скорлупе и только изредка тяжело вздыхал или мелко фыркал. Впервые со дня, когда они стали повязанными, Гаара не знал, что ему делать, как привести друга в чувство и какие слова подобрать, чтобы объяснить произошедшее, чтобы выдернуть Наруто из его внутреннего мира, поделиться тем, что там, в больнице, он стал свидетелем чуда, причем, не одного, но, похоже, блондина это волновало мало. Пусть Собаку и был резонатором, но в тот момент, когда друг поделился с ним своими планами относительно Дейдары, Гаара даже не подозревал, что именно собирается сделать Намикадзе. Просьба омеги заключалась в том, чтобы Наруто присутствовал на родах и не позволил Итачи отдать за него свою жизнь, из чего аловолосый сделал вывод, что Дейдара предчувствовал свою смерть, более того, как-то узнал о планах мужа, который собирался перелить в него всю свою энергетику, предположив, что противостоять решению Древнего не сможет никто. Да, никто, кроме Наруто, который, ввиду особой силы своего Дара, мог бросить вызов и Древнему, и даже самому богу смерти. Но ни Дей, ни он, ни тем более Итачи даже не догадывались о том, что Намикадзе решил рискнуть, освободив свою сущность, чтобы спасти брата, и, насколько он понял, альфе удалось проникнуть в Чистилище, чего он, как резонатор, просто не мог припомнить, хотя его кровь, его сущность хранили знания с незапамятных времен. Впрочем, на его памяти не было и того, что произошло после, на заднем дворе, когда он, заглушая отчаянный вой своей сущности, создавал Цуки Эмма. Он не понимал и, наверное, никогда не сможет понять, как омеге, пусть и Древнему, удалось одним взглядом разрушить то, что было единственным оружием против таких, как Наруто, но ощущения от этого взгляда он запомнит надолго. Недоумение, мелочность происходящего вокруг, препятствие, которое путалось под ногами, никчемность попытки, неуместность его присутствия, когда этих двоих разделяли метры, легкое негодование – вот что почувствовал Собаку но Гаара, когда по нему скользнул взгляд алых глаз с «кровавым цветком» бога смерти вместо зрачка. Он помнил Древнего с сущностью альфы, хотя и смутно, очень давно, и не здесь, не в Японии, ещё на заре Темных Времен, где-то в Европе, в которой в те времена бушевала чума, сжигая целые поселения своим смрадным дыханием погребальных костров, поэтому Собаку даже предположить не мог, что может быть Древний с сущностью омеги. Но, с другой стороны, разве он не говорил Наруто, что Саске – именно его омега? Ведь кто, как не Древний, как не самоотверженно-любящий, готовый бороться до последнего даже с самими богами омега, способен укротить его сущность? И он отступил, опустив руки, с которых осыпались осколки темной энергетики Цуки Эмма, позволяя двоим раскрыться друг для друга, как паре, хотя, боги, как же Собаку устал это повторять, как резонатор, он помнил лишь единичные случаи, когда Альтер Альфа встречал именно своего омегу. Гаара плотно зажмурился, отвернулся, пригнулся, прикрыл лицо руками, а все тело – гигантским в своем размере и толщине зримым щитом, когда альфу и омегу, которые слились в трепетном поцелуе, окружил ослепительный свет. Это, наверное, было прекрасно, и Собаку истинно сожалел о том, что он не может сейчас из-за, как бы невероятно это ни звучало, своей слабости узреть столь сокровенное таинство. Это было выше его понимания, даже сущность резонатора в нем молчала и трепетала от той силы, в которой слились любящие сердца, в которой сущности дополняли друг друга, а не противоборствовали, верховодили или же подчинялись. Обычно, Альтер Альфы либо погибали от Цуки Эмма, либо сперва находили омегу, способную выносить их потомство, а после все равно погибали, поскольку сила сокрытой в них сущности постепенно разрушала тело, истощала и искажала личность своего носителя, отчаянно желая вырваться из круга своих перерождений, но то были Альтер Альфы, а не Наруто, более того, у них не было Саске. Нет, у них не было истинной, всепоглощающей, надрывной любви, которая, как известно, способна творить чудеса. Вспышка постепенно потускнела, откатом возвращаясь к своему эпицентру, и Гааре таки удалось, пусть и на несколько секунд, увидеть и запечатлеть в своей памяти, для следующего поколения резонаторов, миг единения альфы и омеги и те ощущения, которые окрылили его собственную сущность. После, когда он почувствовал присутствие ещё одного Древнего, пусть и ослабленного, ему пришлось забрать повязанного, разлучив его с омегой. Да, он бы мог воспротивиться Итачи, начать доказывать, что Альтер Альфе просто жизненно важно находиться рядом со своим омегой, но Учиха, во-первых, ничего не знал об особенности Наруто, а, во-вторых, альфа был непререкаемым в своем решении, да он и сам понимал, что лучше пока что отгородить пару друг от друга. Пусть лучше потом, когда восстановятся и наберутся сил, они поговорят и все расставят на свои места. Прошло два дня, прежде чем Наруто пришел в себя, и Гаара уже готовился, если не к тому, что придется усмирять рвения своего повязанного, то точно к тому, что понадобится клетка, дабы сдержать сущность Альтер Альфы, но блондин, к его глубочайшему удивлению, ушел в себя, как тогда, с Шион, словно виня себя в чем-то. Нет, Намикадзе не хотел умереть, не собирался истязать себя, не расплескивал свою энергетику, плотно закрыв биополе и даже отгородившись от их связи. Он просто замкнулся в себе, переживая гон. Боги, после всего, что они пережили вместе, теперешнее состояние друга казалось Собаку противоестественным, потому что гон у Альтер Альфы – это безудержная сила, агрессия, желание найти, присвоить, пометить своего омегу, обладать им, не выпускать из своих объятий, но уж никак не апатия и замкнутость, не мелко трясущееся от кипящего внутри возбуждения тело, не глубокие вздохи и уж тем более не флегматичное спокойствие, с которым друг сообщил ему о том, что у его омеги началась течка. - Послушай, - таки не выдержал Собаку, считая, что блондин напрасно изводит себя, ведь Саске звонил ему, порывался поговорить с ним, писал SMS с просьбой, если не приехать, то хотя бы как-то дать ему знать, что с ним все в порядке, но Наруто был непреклонен, и аловолосому, честно сказать, просто надоело сторожить это неразумное дитя, - может, ты хотя бы позвонишь ему? - Нет, - тихо, но категорично буркнул Намикадзе, так и не повернувшись к другу. – У Саске течка, сейчас он подвластен инстинктам, и даже мой звонок может привести к непоправимым последствиям, - да простят ему боги его бесстыдную ложь! Он желал, цепляясь за простыни, кусая губы, зажмуриваясь, содрогаясь всем телом, он хотел быть рядом со своим омегой. К бесам его гон и течку его пары, просто рядом, с Саске, потому что он нужен ему – он Саске, а Саске ему – а все эти сущности, Древние, Альтер Альфы, да и сами боги, пусть катятся в Преисподнюю или же терпеливо ожидают в стороне, потому что ему глубоко наплевать на все планы вседержителей и весь мир, когда рядом нет его возлюбленного. Его сжигал стыд, расползаясь изнутри огненными языками, сплетаясь с его сущностью, сжимая сердце и вырывая из груди рваные вздохи, потому что он оставил своего омегу, признался ему в любви, открыл свои чувства, сердце, сущность, и бросил, оставил, пусть и не по своей воле, наедине с неосведомленностью, догадками и сомнениями. Но он не мог, понимал, что, как только учует запах своей пары, гон ему уже не сдержать, потому что даже сейчас, на таком расстоянии, он чувствовал, что его омега течет, рвется к нему, хочет быть рядом, и одни только эти ощущения обнажали инстинкты собственника, жаждущего пометить свое. Да кому он врет! Метка, да, это жизненно необходимо, потому что Саске только его, и это должны знать и чувствовать все, но желание близости было ещё острее. Он даже глаза прикрыть не мог, потому что видел перед собой юное, влекущее, жаждущее его тело, которое выгибается в волнах страсти в его руках, слышал отдаленное эхо стонов и жадных слов, ощущал на губах вкус поцелуев своего омеги, его жар, его сладость, его невинность... И сразу же одергивал себя, цепляясь за мысль, что он не имеет права быть с тем, кого обманывал и подставил под удар, с тем, к кому он, с пороками убийства, буйства и похоти, не имеет права даже прикасаться, боясь запятнать его чистоту. Наруто не верил, что можно так любить, любить настолько, что даже его сущность Альтер Альфы будет скулить и выпрашивать у него хотя бы секунду, хотя бы взгляд, хотя бы телефонный разговор со своей парой, не верил, что любовь способна открыть ему глаза. Его сознание оборвалось в тот миг, когда он перестал сдерживать свои внутренние барьеры, и сила Альтер Альфы потекла в Дейдару, восстанавливая его сущность, каналы и физические повреждения, но он все равно видел, проблесками, видел Саске. Сперва он не хотел цепляться за это видение, уже все про себя и за себя решив: он взял с друга, повязанного, резонатора обещание и был уверен в том, что Гаара его исполнит, поэтому и не мешал пламени сущности испепелять его, даруя облегчение и снимая с его плеч тяжкий груз обладания той силой, с которой он так и не смог совладать, но омега почему-то уходить не хотел. Он смог сдержать свою сущность, давая другу время, чтобы тот сконцентрировал энергетику и сформировал Цуки Эмма, а образ Саске все равно был рядом. Омега словно укорял его, взирал строго, недовольно поджимал губы, фыркал в его сторону, но не уходил, и Наруто смирился, подумав, что истлеть, смотря на возлюбленного, ощущая его присутствие, чувствуя его ладонь в своей, сродно прощению. Наруто думал, что он бредит, что это огонь рождает в его голове столь болезненные образы, что это сущность глумится над ним, заставляя видеть то, чего на самом деле нет и быть не может, но Саске, его омега, его возлюбленный, его жизнь, действительно стоял перед ним, объятый зримыми, темно-фиолетовым ментальными витками, защищенный ментальным костяком. Он не удивился, скорее, залюбовался силой и величественностью своего омеги, сконцентрировался на его прекрасных глазах и просто не мог отвести от него взгляда, не видя, не чувствуя, не ощущая, но понимая, на уровне инстинктов, что омега приближается к нему. Когда он проснулся, Гаара что-то говорил ему о том, что стал свидетелем двойного чуда – воскрешения и укрощения – с чем не был согласен, потому что, впервые, он выполнил свой долг Альтер Альфы, сохранив жизнь тому, кто был её достоин, а вот Саске... Да, Саске был чудом, его личным чудом, потому что в тот миг, когда их взгляды столкнулись, ему был не важен Древний и его сила, не важна собственная сущность, кажется, он вообще отмахнулся от неё, как от назойливой мухи, приказав замолчать и не лезть не в свое дело, для него существовал только его омега и понимание его близости. «Люблю...» - вот что прошептал ему Саске, с легкостью миновав его огненные ментальные витки, которые сами готовы были целовать каждый сантиметр молочной кожи, но, в нерешительности, все же отступали, уступали, ластились к омеге, признавая его право быть с сильным, быть с Альтер Альфой. Он не думал о том, что ситуация не соответствует моменту, не пытался осознать суть этого короткого, но такого важного слова, не порывался сделать этот миг романтичным, особенным, запоминающимся, просто обнял, прошептал слова любви в ответ и скрепил союз нежным, чувственным поцелуем. Кажется, после что-то произошло, но для него не существовало реальности, только Саске, только его омега, в его руках, на его губах, в его сердце, в его внутреннем мире, где омега, ухмыляясь в поцелуй, небрежно, пнул ногой дверь клетки, снова запечатав его сущность, запечатав силой своей любви. Это он понял только сейчас, когда снова вернулся в темноту коридоров, покрытых вязью древнего письма и ведущих к истоку его сущности. Альтер Альфа смотрел на него угрюмо, осуждающе качал головой и недовольно рычал, требуя присутствия омеги, но даже не пытался вырваться, покорно уложив свою гигантскую морду на мирно скрещенные лапы. Да, теперь для него его собственная сущность не была чем-то призрачным, отдаленным и размытым, не имеющим облика и очертаний, теперь это был китсуне, многохвостый лис, который то становился настолько огромным, что едва помещался в клетке, и Наруто понимал, что его сущность чем-то недовольна, то уменьшался до размеров котенка, когда её все устраивало. Сейчас же, в гоне, его сущность была беспокойной, взывала к инстинктам и страдала от одиночества, но он держал над ней контроль, убеждая в том, что у неё нет прав на чистоту и невинность омеги. Трель звонка была неприятной, Гаара нахмурился и покосился на телефон, раздумывая над тем, а не избавиться ли от напряжения вот таким вот простым способом, освободив собственную силу и метнув этот надоедливый аппарат связи в стену, но, вопреки желанию, он потянулся к телефону и принял звонок. - Да, - усталость слишком отчетливо чувствовалась в его голосе, но твердости и уверенности его тону тоже было не занимать, да и звонивший был не тем человеком, альфой, перед которым он мог позволить себе спасовать Хмурое выражение так и не сошло с его лица, хотя Собаку не проронил ни слова, просто слушая и беспокойно поглядывая в сторону Наруто, который, словно почувствовав, что речь сейчас идет о нем, напрягся, выдавая то, что он прислушивается к словам говорившего, которые, естественно, расслышать не мог. Гаара, конечно же, мог перебить собеседника, прервать его укороченный рассказ, с жаром объяснив, что тот не понимает и доли того, что на самом деле представляет собой Альтер Альфа, хотя не мог не признать, что зерна рациональности в тираде Древнего были, но он предпочел слушать, пытаясь понять, к чему клонит Учиха Итачи. В принципе, он не был удивлен тем, что Древний владеет подобной информацией, хотя и не уповал на то, что все факты ему раскрыла память крови или сущности, все-таки это был удел резонаторов, скорее, Итачи о чем-то догадался, а о чем-то узнал из чьих-то уст. Да, альфа сослался на источник – Намикадзе Минато, но он внимательно слушал даже не поэтому, а потому, что Учиха смог сложить и понять то, над чем бился он сам, но так и не смог соединить все звенья. Значит, вот почему, для чего и с какой целью именно на их долю выпало столько совпадений, а ведь он даже не подозревал о том, что паутина разрослась настолько, что такое количество людей было вовлечено в то, что было только прелюдией. Итачи тоже чувствовал, поведав ему о своих догадках, но Гаара не ответил на молчаливый вопрос Древнего, не имел права, да и, честно сказать, сам толком ещё не понимал, к чему в конечном результате должны привести все эти связи, только ощущал, что время ещё есть, что цепочка не обрывается, что им всем ещё необходим жизненный опыт и... толчок. Да, именно он, но, что станет отправительной точкой, не знал даже Собаку но Гаара – резонатор Альтер Альфы. Собаку уже было подумал, что разговор закончится на том, что Учиха настоит на личной встрече, с чем он был полностью согласен, но, немного помолчав, Древний сказал то, что ошеломило аловолосого, даже его биополе дрогнуло, а после сбросил звонок, словно передав право решать и действовать. Гаара бросил телефон на низкий столик и вальяжно расположился в кресле, задумчивым взглядом буравя напряженную спину своего повязанного. Альфа не спешил говорить, специально нагнетая обстановку, сгущая атмосферу вокруг себя и нарочито плотно закрываясь, отгораживаясь от уз повязанного, словно чувствуя, что именно это способно выдернуть Намикадзе из его скорлупы. - Ну, что там? – наконец, не выдержал Наруто, правда, так и не повернувшись к аловолосому, но обратив все свои чувства в их связь, которая настойчиво, обижено, демонстративно молчала - Итачи звонил, - фамильярно, небрежно, слегка фыркнув, ответил Собаку, тщательно пряча за серьезным выражением лица торжествующую, победную, слегка мстительную улыбку. – Ему известна правда, - аловолосый выдержал драматичную паузу, хотя никогда и не считал себя хорошим актером, но для столь особенного случая альфа решил постараться, - о том, что ты – Альтер Альфа, и о том, что из этого следует - Всего-то, - в тон другу фыркнул Намикадзе, но столь напускная небрежность не принесла ему спокойствия, наоборот, казалось, его гон только обострился, концентрируясь в животе жарким комком и посылая по телу сладкие, зовущие, манящие, влекущие импульсы. Его возлюбленному было плохо, но не потому, что он тек, а потому, что омега чувствовал себя одиноким, отдаленным, нецелостным, чувствовал себя так же, как и он в этой душной, наполненной его феромонами комнате, на скомканных простынях и, что уж скрывать, с болезненно ноющей плотью. Наверное, ему было бы достаточно одного слова, чтобы сорваться, отбросить все, даже собственные, неприятные, тягостные ощущения, и, ведомый инстинктами, помчаться к Саске. Обнять. Прижать к себе. Вдохнуть запах волос. Скользнуть ладонью по тонкому плечику. Переплести пальцы. Поднести хрупкую ладошку к губам. Перецеловать каждый пальчик. Заглянуть в темные омуты глаз. Утонуть. Раствориться. Взмыть. Парить. В легкости. И чтобы рядом. Чтобы вместе. Чтобы рука об руку. Чтобы шаг в шаг. Чтобы вздох во вздох. Чтобы друг с другом. Друг в друге. Друг для друга. - Ну, да, - буднично пожал плечами Собаку, на миг даже подумав о том, что у него определенно есть зерно актерского таланта, а после, смилостивившись, раскрыл свое биополе, расплетая связь повязанных, взывая к ней и направляя на неё все свои эмоции. – Говорит, мол, к Дею поехал, на ночь с ним хочу остаться, а Саске дома, сам, - Гаара прокашлялся, небрежно, будто у него, и правда, першило в горле, а после, деловито, даже слегка беспокойно, продолжил. – Некому за течной омежкой присмотреть, а вдруг ему помощь какая понадобится? Вдруг плохо ему? Вдруг, не приведи боги, - аловолосый, видя, как, будто вторя каждому его слову, медленно раскрывается биополе Намикадзе, сгущаясь, только прибавил взволнованности своему голосу, - альфы его учуют, ведь Саске, как ни крути, свободный омега - САСКЕ. НЕ. СВОБОДНЫЙ, - прорычал Наруто, резко садясь на кровати. Конечно же, он понимал, что друг провоцирует его, играет на его слабостях, бесстыже пользуется ситуацией, но это все не отметало тот факт, что Собаку говорил вполне реальные вещи. Нет, он не думал, что Итачи вот так вот, без защиты, не будучи уверенным в том, что его отото ничто и никто не угрожает, оставит брата одного, как не думал и о том, что омега, подвластный инстинктам и желанию, покинет квартиру в поисках партнера, но Намикадзе чувствовал, что он нужен Саске, нужен даже не столько как альфа, а как любимый человек. Хватит медлить. Достаточно клеймить себя и вешать на себя ярлыки. Он устал от приговора, который вынес себе сам, ссылаясь на общественное мнение. ПФ! Мнение! Он – миф. Сказка. Легенда. Небылица. Всего лишь часть истории. Один из многих. Да, один, но какой! У него есть возлюбленный. Не просто омега, который способен выдержать мощь его энергетики, утихомирить сущность и выносить его потомство, а именно возлюбленный. Его омега. Его Саске. Он устал. Устал отгораживаться от своих чувств. Да и смысл от них отгораживаться, если признание уже было сделано, закреплено, подтверждено. Разве этого недостаточно? Нет, конечно же! Он должен быть рядом со своим омегой. Успокоить его. Принять на себя его переживания, его сомнения, его боль. Ведь Саске его простил. Он простил ему его ложь. Принял его сущность. Сделал свой выбор. Сознательный. Так почему же он сомневается? Чего до сих пор боится? Повторения ситуации с Шион? Очередной трагедии?.. Да, это было больно, и груз вины за содеянное навсегда останется с ним, будет жить внутри него. Он до скончания своих дней будет помнить вспыльчивую, капризную, ершистую, но такую хрупкую и ранимую омегу – Шион всегда будет жить в его сердце приятным воспоминанием. Но Шион - не Саске, Саске - не Шион, и дело даже не в том, что у его омеги сущность Древнего, а в том, что уже тогда, когда он вошел в гостиную особняка Учиха и увидел это божественное, хрупкое, застенчивое создание, он понял, что это его омега. Да, все эти месяцы Наруто упорно отгораживался от того, что в тот вечер, когда Саске обжегся, он, впервые не опасаясь, залечил его раны, удивившись тому, что его сущность потянулась к этому мальчику. Да, он испугался. Боялся навредить. Ошибиться. Поломать жизнь тому, кто с первого взгляда пленил его сердце. Но разве можно жить в страхе? Что он за Альтер Альфа, если боится собственной тени? Прав был Дей, когда назвал его слабаком и эгоистом. Но ведь есть время не только для того, чтобы разбрасывать камни, но и для того, чтобы их собирать. Есть время, чтобы делать ошибки, и есть, чтобы их осознавать и исправлять. Нет, он не собирался за счет Саске замаливать грехи прошлого. Наруто собирался любить его, заботиться о нем всю жизнь, окружить его лаской и нежностью, сделать самым счастливым омегой на свете, ведь Саске такой необычный, своенравный, слегка спесивый, но без всех этих черт это был бы уже не Саске. А с другой стороны, его омега такой... омежистый, но только с ним, капризный и балованный, требующий внимания, опеки и любви, по крайней мере, на данном этапе. Так что же? Он что, сможет оставить возлюбленного? Чушь! Просто он сам слегка растерялся, не ожидая, что после всех витиеватостей судьбы боги преподнесут ему такой роскошный подарок. Раньше он жил потому, что родители дали ему жизнь, а боги наделили сущностью, теперь же он будет жить потому, что у него есть смысл этой самой жизни, имя которому Учиха Саске. Наруто встрепенулся, подхватился, хаотично заметался по комнате, понимая, что он потерял слишком много времени, ещё и под ногами все мешается: то ковер, то ножка кровати, то комод, то дверей понаставляли в самых неожиданных местах, да ещё и со столь острыми углами. Боги! Он ведет себя, как подвластный гормонам подросток, а не зрелый альфа! Ноги путаются в штанах. Руки дрожат от нетерпения. Рубашка не выворачивается. Носки вообще разбежались от него по разным углам. Ещё и Собаку смотрит на него с такой ехидной улыбкой, словно сам никогда таким не был. - Куда?! – громкий окрик друга заставил Наруто замереть посреди гостевой спальни и ошалело оглянуться по сторонам, замечая, что за ним тянется зримый шлейф его взволнованного биополя - К Саске, - недоуменно, слегка запыхавшись, протянул альфа, приподняв брови, так как его повязанный, восседая в широком кресле, окинул его пристальным взглядом, протестующе фыркнул, ещё и подзатыльник ему ментальный выписал, укоряя - В зеркало сперва посмотри, Намикадзе, - едва сдерживая смех, наставительно посоветовал Собаку. – От тебя же люди на улице будут шарахаться, а ты, - аловолосый удрученно покачал головой, с умным видом протянув, - к Саске Наруто помедлил несколько секунд, осмысливая, а после, развернувшись, посмотрел на себя в висевшее над комодом зеркало, и правда, отшатнувшись. Волосы всклокочены явно не в творческом беспорядке, одежда помятая, определенно не первой свежести, а почти недельная щетина точно не придавала ему порядочного вида. Да что там щетина! Он за все четыре дня с постели вставал только в туалет, да воды попить, а ещё к своему омеге собрался. Позор – вот какой вердикт вынес себе Намикадзе. - Что делать-то? – так и не собрав воедино свои мысли, с легким отчаяньем в голосе спросил блондин, повернувшись к другу. Нет, любовь не сделала его слабым, альфа понимал, что ему нужно привести себя в порядок, купить своему омежке какой-нибудь подарочек или вкусность, а ещё лучше и то, и другое, и, установив самые прочные свои барьеры, поехать к Саске, чтобы быть с ним, и все равно он был в растерянности, потому что ему казалось, что для своего омеги он недостаточно виден и делает слишком мало, чтобы быть достойным его внимания. - В душ, - скомандовал Собаку, категоричным витком рассекая воздух, - голову вымыть, лицо и другие стратегически важные места выбрить, одежду сменить, биополе в порядок привести, сущность до поры до времени заткнуть за пояс, и, - аловолосый наставительно указал руками на дверь, - в бой, друг мой - Понял, - совершенно серьезно кивнул Намикадзе, чувствуя, что повязанный над ним откровенно смеется, но это не делало его советы менее дельными - Противозачаточные у Сая спросить? – не менее серьезно, даже строго спросил Гаара - Кому? – Наруто удивленно моргнул, пытаясь сообразить, что такое противозачаточные и зачем они, собственно, ему нужны. – Мне? - Иди уже, - фыркнул Собаку, понимая, что его великолепный план по смущению друга потерпел крах из-за слишком скрупулезной сосредоточенности альфы на своем омеге, - Альтер Альфа Наруто ещё раз кивнул и метнулся в ванную, но у самого порога остановился, обернулся и пригрозил другу пальцем, ещё и отомстить за поддевки пообещал, несильно – скорее, игриво – щелкнув друга по биополю своим ментальным витком, и только после скрылся за дверью. Собаку ещё некоторое время посидел в полутишине, которую нарушал мерный шум воды и едва слышное мурлыканье влюбленного альфы, наверное, все ещё не веря в то, что, наконец, его жизнь стала обычной, хотя, признаться, ему уже было скучно. Не то чтобы Гаара ностальгировал по временам, когда он сам жил на грани агрессии, похоти и безумия, или когда Джирайя усмирял их сущности цепями и клеткой, или когда и в его жизни, и в жизни Наруто не было любви, не было тех, кто стал их связующей ниточкой с этим миром, но все же идиллия не казалось ему правильной. Для таких, как он, как Наруто, как Учиха Итачи, жизнь в борьбе, с препятствиями, в противоборстве, напролом, наперекор, ломая каноны, игнорируя правила, руша стереотипы, это настоящая жизнь. Они рождены такими, но... но он не прочь немножко побыть обычным, наслаждаясь, так сказать, мирской жизнью и ожидая самых значимых в ней моментов. - А ты, Собаку, как я погляжу, в ударе, - хмыкнув, констатировал Сай, практически бесшумно войдя в комнату и выжидающе встав напротив своего альфы. – Я твои эмоции и твой бодрящий настрой почувствовал даже на кухне, - омега, оценивающим взглядом окинув полностью расслабленного возлюбленного, снова хмыкнул. – Что же тебя так умилило? - Да так, - Гаара, открыв глаза, скользнул взглядом по соблазнительной фигурке своего жениха, подмечая, что пусть и едва-едва, но животик-то уже заметен, - наслаждаюсь тишиной Сай удивленно вскинул брови, так как, по его мнению, тишиной, тем более ментальной, здесь и не пахло, но аловолосый, воспользовавшись ситуацией, подался вперед, пленил возлюбленного в своих объятиях, усадил его себе на колени и громко чмокнул в нос, сразу же окутывая ментальным коконом и передавая ему свою энергетику. Омега только фыркнул в ответ, но голову на плечо любимому положил, глаза прикрыл и забылся в теплых, нежных, скользящих ощущениях близости своей Пары и энергетического отклика на связь родителей их малыша, отмечая, что тишина, действительно, многоголосна. Близился вечер, теплый, июньский, насыщенный запахами лета, ностальгирующий, вызывающий приятные эмоции и воспоминания. Итачи мчался к возлюбленному, к их мальчикам, к самым дорогим ему людям, но все же не смог отказать себе в удовольствии хотя бы минутку постоять, вот так вот, просто, без щитов и барьеров, без ментальных прикосновений, без внутреннего напряжения, просто ощущая на лице дуновение безмолвного ветра. Постоять, чтобы обернуться и посмотреть на свой, сравнительно короткий, но такой насыщенный путь. Иным особям, порой, завершая свой жизненный цикл, прожив двести, а, бывало, и больше лет, нечего вспомнить, нечем поделиться, не о чем поведать наследникам и нечего им передать, а ему только двадцать шесть, будет, завтра, но жизненного опыта ему хватило бы на несколько жизней вперед. Нет, Итачи не думал, что он увидел, познал и понял весь мир, осознавая, что даже с сущностью Древнего, он – всего лишь человек, который не вправе вершить, но вправе пытаться. Наверное, не стоило, так сказать, экспериментировать на брате, вмешиваясь в его личную жизнь, но то ли внутренний голос, то ли интуиция, то ли сущность – хотя, в принципе, это одно и то же – настойчиво твердили, что он просто обязан вмешаться. Трудно однозначно сказать, как после всего услышанного он теперь относится к Наруто Намикадзе, потому что тот не был в его глазах ни плохим, ни хорошим. Просто Третья Сторона. Альтер Альфа. Хранитель столпов этого Мира. Но в то же время, как он понял, альфа с трудом контролирует свою силу, способен причинить вред, боль, страдания, а Саске, как бы он ни храбрился, все равно омега, подросток, привязанный к своим эмоциям, а его сила Древнего – это не тот козырь, который он должен использовать в личной жизни. В общем, слегка поразмыслив, но больше поддавшись ощущениям сущности, Итачи предоставил право решать именно паре, при этом поставив себе на заметку – контроль не ослаблять, наблюдать и бдеть, каким бы ни был итог встречи Наруто и Саске. Да, он был искренен с Минато, когда сказал, что верит в своего брата, верит в то, что Саске примет правильное решение. Оставив все позади, отпустив напряжение нескольких последних дней, забыв о том, что он обладает сущностью Древнего, и просто став альфой, супругом и отцом, Итачи переступил порог клиники Сенджу, непререкаемым жестом пресекая попытку охраны возразить по поводу того, что часы приема закончились. Цунаде, ввиду ситуации, позволила ему посещать супруга в любое время, он даже мог оставаться с возлюбленным и детьми на всю ночь, если считал это необходимым, что Учиха и собирался сегодня сделать, понимая, что дома он, в прямом смысле этих слов, будет третьим лишним, и не отгораживаясь от собственных желаний этой ночью уснуть с приятной тяжестью на груди, крепко обнимая свою Пару. Дейдаре была отведена отдельная палата, но не потому, что он был особенным или состоял в смежных родственных отношениях с Цунаде Сенджу, а потому, что сама по себе ситуация была особенной и требовала сперва тщательного анализа и принятия скрупулезных решений, хотя Итачи и не отрицал, что подобное ему только на руку. Альфа плотно сжал свое биополе и даже узы Пары отодвинул на второй план, чтобы незамеченным подойти к двери с цифрой четырнадцать и аккуратно её толкнуть, а после замереть на пороге, расплывшись в довольной, счастливой, ликующей и слегка коварной улыбке. Омега все эти дни ворчал на него, отгораживался и запрещал посещать его в подобные моменты или же требовал, чтобы супруг вышел и подождал за дверью, пока он кормит их мальчиков. Итачи чувствовал, что возлюбленный поступает так не потому, что считает процесс кормления отвратительной, вынужденной, неприемлемой ему, как мужчине, процедурой, а потому, что блондин стесняется, даже опасается того, что со слегка потяжелевшей грудью он выглядит непривлекательно и отталкивающе. Конечно же, альфа так не считал, хотя первые дни шел на поводу у капризов супруга, понимая, что тому нужно время, чтобы привыкнуть к себе новому, к тому, что его тело, пусть и пришло в норму, но все равно изменилось, к тому, что он теперь папа, но сегодня, приехав чуть раньше обещанного, Итачи не смог отгородиться от соблазна увидеть кормящего их сыновей мужа. Много он, конечно же, не увидел, лишь маленький сверток на руках у омеги, который тот прижимал к груди, склонившись над малышом и что-то тихонько ему нашептывая, но в этом незабываемом и непередаваемом моменте было столько нежности, чувственности и любви, что альфа едва удержал сущность, которая потянулась к своей Паре, желая проникнуться её ощущениями. Как чувствовал отец, его супруг сейчас кормил Йору, в то время как довольный Ичиро мирно посапывал в колыбельке, которая стояла рядом с кроватью. Возможно, это было неправильно, не соответствовало устоям их общества, не укладывалось в каноны их мира, но Итачи нравилось ощущать своих сыновей ментально, ощущать, как мерно, чисто и светло пульсируют их биополя, защищая своих маленьких носителей, и как трепетно вьются вокруг крохотных альфочек бережные витки их папы, передавая малышам ниточки энергетики. Да, это тоже было одной из причин, почему Дейдаре выделили отдельную палату: оказалось, малышам нужно не только молоко, но и энергетика, причем обоих родителей, и передавать её альфочкам, как посоветовала Цунаде, нужно было раз в день, чтобы крепли их собственные биополя, а вокруг их сущностей держался прочный ментальный купол. Конечно же, они с мужем понимали всю серьезность ситуации, поэтому и не противились решению Цунаде Сенджу обследовать малышей с целью изучить, так сказать, феномен их рождения. Как оказалось, ментальная воля Ичиро и Йору, пусть они уже и обладали биополями, а так же пробудившейся сущностью, все ещё пребывает в стазисе, то есть, как объяснила им врач, мальчики способны на обмен энергетикой и ощущениями только с родителями, но с возрастом, постепенно, по мере взросления и становления мальчиков, по крайней мере, так предполагала альфа, их сущность и ментальная воля будут развиваться и раскрываться. Это была отличная новость, потому что Итачи переживал по поводу того, что их сыновья окажутся открытыми и восприимчивыми к любому ментальному воздействию, соответственно, на них сможет надавить любая особь с уже пробудившейся сущностью, что могло причинить малышам непоправимый вред, но, похоже, боги все продумали, наперед и до мелочей. Никто, кроме его и мужа, не мог ментально повлиять на маленьких альфочек, пусть их биополя и были ощутимы, и главной защитой мальчиков был, как показали исследования, ментальный купол вокруг их сущностей, сродный с куполом беременного, который напрочь отвергал любое, чуждое им ментальное влияние. Проще говоря, Цунаде не смогла даже энергограмму сделать, чтобы точно определить уровень сил альфочек, что слегка расстроило родителей, которые переживали за своих особенных сыновей. Да, если раньше Итачи задавался вопросом, как его сила Древнего повлияет на малышей, то теперь он ещё беспокоился и по поводу того, а не передалась ли им сила и Альтер Альфы? Минато заверял его в том, что вроде как одновременно нескольких Альтер Альф существовать не может, по крайней мере, не на одной территории, не в одном государстве, возможно даже, не на одном материке, но все же Учиха столкнулся уже с многими, казалось, невозможными совпадениями, поэтому сейчас, а, особенно, относительно своих сыновей, он мог предположить что угодно. Наверное, только теперь Итачи понял, почему все это время супруг скрывал от него частички правды, наверняка, тоже опасаясь подобного исхода ситуации. Не то чтобы альфа одобрял действия супруга, считая, что вместе, опираясь на факты и правду, они смогли бы прийти к какому-то обоюдному решению, которое помогло бы избежать трагичных моментов, когда он, пусть и на минуты, но все-таки потерял мужа, но он пытался его понять, при этом учитывая право клана Намикадзе на их, внутренние, тайны. Да, можно было упрекнуть омегу в том, что, выйдя замуж, он стал Учиха, они стали семьей и поэтому между ними не должно быть тайн, но, если судить справедливо, у клана Учиха тоже было много сокрытой информации, которой Дейдара не владел, и которая, в том числе, касалась и его самого. Омега просил простить его за ложь и самовольство, но Итачи не видел повода для подобных просьб, потому что, как ни крути, а это самое самовольство Дейдары спасло ему жизнь, но обещание больше так не делать с него взял. Ха, обещание! Сказал бы кто-то, рассмеявшись ему прямо в лицо, ведь омега уже не раз обещал и игнорировал эти обещания, но теперь их связывала клятва вечности, теперь они были более чем Пара, они были связаны сущностями во всех рождениях и перерождениях, а подобные узы не предполагают, не терпят скрытности и обмана. Именно поэтому они с супругом решили не спешить с выводами относительно ментальной силы их сыновей, не вешать ни на кого ярлыки и никого ни в чем не винить, просто подождав того момента, когда способности их мальчиков раскроются сами по себе, воспитывая их достойными мужчинами и альфами. - Боги, Итачи! – возмутился Дей, заметив или, скорее, почувствовав, супруга. – Не стыдно тебе, взрослому альфе, подглядывать?! – блондин смутился, чувствуя, как щеки обдает жаром краски, и тут же запахнул сорочку, придерживая вырез одной рукой, а второй начиная качать расхныкавшегося Йору. Это было так странно и так прекрасно одновременно, пусть и непривычно, потому что, изначально, он не хотел детей, не признаваясь даже самому себе, что просто боится, боится, что он не справится и будет плохим отцом. Но боги! Как можно не любить и всем своим естеством, и всей сущностью, со всей силой своих родительских чувств не защищать своих малышей, свою плоть и кровь? Да, он полюбил своих мальчиков ещё тогда, когда они были в его животике, когда пили его энергетику, когда лишали сна и спокойствия, когда доводили до грани истощения и когда начали ворочаться и пинаться, но только сейчас, установив родительскую связь, омега понял, что просто не сможет жить дальше, если не будет ощущать подле себя эти пульсирующие мягким светом комочки жизни. Наверное, он был жутко собственническим родителем, потому что, уже на второй день, Дейдара потребовал, чтобы их с супругом сыновья были подле него, а не в боксах. Сам, учась, возился с ними, изредка прибегая к помощи медсестры или матери, и ни на минуту не спускал с них глаз, балуя своих альфочек вниманием или же просто наблюдая за их беззаботным, сладким сном. Кормил он тоже сам, хотя большинство мужчин-омег отказывались от подобного, кто брезгуя, кто страшась, кто ссылаясь на предрассудки, а кто непростительно игнорируя свои омежьи инстинкты, но Дей, как врач и родитель, и сам понимал, что кормление – это часть его связи с сыновьями, пусть и не прикладывал мальчиков к груди в присутствии супруга. Нет, омега не был категоричен относительно присутствия мужа при кормлении, все-таки это естественный, необходимый, полезный малышам процесс, но все равно стеснялся, наверное, истинно на омежьем уровне, видя в этом сокровенный момент близость папы-омеги и его малышей. Ну, и, конечно же, Дейдара проникся глупыми мыслями о том, что, мол, с налившейся грудью он некрасив и даже смешон, хотя ментальные прикосновения Истинного говорили совершенно об обратном, выражая не только заинтересованность альфы, но и его желание, как мужа. - Нет. Ни капельки, - бодро ответил Итачи, таки переступив порог палаты и прикрыв за собой дверь, - тем более что я подсмотрел нечто довольно увлекательное, - альфа, наконец, убрал свои щиты, развернув биополе, витки которого тут же потянулись к омеге и маленьким альфочкам, обволакивая, лаская, нежа первого и окутывая, защищая и оберегая вторых. Йору смешно фыркнул, среагировав на присутствие отца, а уснувший было Ичиро зашевелился в кроватке, тоже приветствуя родителя. Конечно же, молодой отец не тешил себя надеждами, что младенцы понимают, кто к ним пришел, но их сущности понимали, откликались, тянулись к нему, желали его ментальных прикосновений, чувствуя родную кровь и ощущая заботу. Дейдара же в ответ на его ментальные касания насупился, больше внимания уделяя младшему близнецу, все ещё качая его на руках и пытаясь скрыть жаркий румянец за занавесом густых волос. Итачи только головой покачал, чувствуя, что супруг специально не откликается на их связь, словно наказывая его за недостойный поступок, но если бы омега простил ему все и сразу, если бы он, пусть и напускно, не дулся и если бы демонстративно не отгораживался, это был бы уже не Дей, не тот омега, в которого он влюбился с первого взгляда, посчитав ангелом. Да, на деле Дейдара оказался ещё тем бесенком, но Итачи не хотел, чтобы его супруг менялся, разве что совсем чуть-чуть, перестав прятать свою омежью застенчивость за игнорированием или грубостью. - Итачи! – шепотом воспротивился Дей, когда муж, подойдя к кровати и наклонившись, аккуратно забрал у него медленно прикрывающего веки Йору, чтобы уложить его в кроватку к братику. К слову сказать, альфочки и между собой поддерживали ментальный контакт, наверное, как-то общаясь, хотя это и казалось невозможным, но ментальная связь между ними была слишком ощутимой, чтобы не понять, что мальчики уже повязанные. Даже Цунаде не могла сказать, когда между братьями сформировалась связь, ещё в утробе папочки, при рождении или же после него, но сами родители были этому рады, понимая, что отныне Ичиро и Йору будут друг у друга при любых обстоятельствах. Единственным минусом этой связи было то, что мальчики все делали вместе: кушали, спали, бодрствовали, улыбались, плакали и требовали, - так что за ними, в прямом смысле этих слов, нужен был двойной присмотр. - Итачи? – предостерегающе протянул омега, когда альфа начал медленно, словно испытывая его выносливость, раздеваться. Казалось, ничего нового в супруге он, в принципе, увидеть не мог, но все равно – будоражило. Дей ещё больше сжался и смутился, насторожено поглядывая на кроватку, в которой предательски сладко спали их мальчики, явно не собираясь ни просыпаться, ни требовать к себе внимания. А этот бессовестный альфа уже добрался до брюк! Хотелось зажмуриться. Да, хотелось, но не получалось. Поэтому омега, безвольно уронив руки на колени, с восторгом скользил взглядом по телу мужа, наслаждаясь его каждым сильным, искусным изгибом и чувствуя, как внутри зарождается предательская дрожь. А ведь он намеревался сегодня серьезно поговорить с возлюбленным, в первую очередь относительно своих решений, ведь теперь омега не собирался ничего утаивать от мужа, точнее, как он чувствовал, больше нечего было утаивать, да и, что уж скрывать, он понял, что вел себя глупо, пусть и имел благородные порывы, но, похоже, у его Пары были другие планы на сегодняшний вечер. - Итачи... – выдохнул Дей, когда супруг, полностью обнажившись, уверенно, можно даже сказать, самоуверенно и нахально забрался к нему под одеяло, настойчиво, но мягко, укладывая его подле себя и заключая в теплое кольцо собственнических объятий. Хотелось спросить о многом, рассказать, поведать, поделиться, но слов не было, только ощущения, которые омега со смиренным вздохом начал передавать своей Паре, желая быть понятым, защищенным и любимым. Итачи тоже молчал, медленно перебирая волосы омеги, поглаживая по острому плечику и согревая своим теплом, не просто теплом тела, а теплом своих ответных чувств, в котором сплелись нежность, ласка, забота и любовь. - Знаешь, я бы хотел восстановить связь с Наруто, - прошептал Дейдара, жаром своего дыхания опаляя кожу шеи возлюбленного, а после вдыхая непередаваемый аромат своего альфы, которому он, без сожаления, искренне, любя, дал клятву вечности. – Да, - уже более уверенно, чувствуя, что между ними больше нет секретов, добавил блондин, - хочу снова быть повязанным со своим братом, но не потому, что он спас мне жизнь, рискуя собой, не потому, что исполнил мою просьбу, защитив тебя, а потому, что это правильно. Потому, - омега улыбнулся, чувствуя поддержку и понимание, - что мы нужны друг другу, важны друг для друга, потому что мы не просто Альтер Альфа и омега, мы – братья - Уверен? – на всякий случай переспросил Итачи, понимая, что этим двоим, даже при обоюдном желании, будет трудно возобновить связь, и не только потому, что она был разорвана насильно, а потому, что для этого нужно отпустить свои страхи, обиды и претензии, что для самого омеги, как он предполагал, будет очень непросто. – Он ведь причинил тебе боль - Да, так и есть, - не стал скрывать очевидного Дейдара, ведь ему даже вспоминать тот миг, когда брат, явив ему свою сущность, напал на него, пусть и вымышлено, вынужденно, чтобы обезопасить на будущее, было больно, но он уже принял решение, понимая, что так просто и быстро не будет, но все равно желая восстановить связь - Я испугался, - продолжал омега, впервые делясь с супругом тем, что он так долго носил в себе, - но не потому, что Наруто напал на меня. Я ведь знал, чувствовал, - даже слегка отчаянно, защищая брата, зашептал Дей, - что он не причинит мне вреда, не будет ломать мою сущность, не способен, даже в буйстве, сделать мне больно физически, а вот ментально... – блондин вздохнул и ещё крепче прижался к супругу. – Я боялся, что он может почуять во мне омегу, который достаточно силен, чтобы выносить его потомство, ведь мы одной крови, одной силы, одного истока. Боялся, - Дейдара, в неверии, мотнул головой, отгоняя от себя ужасные воспоминания прошлого, - что Альтер Альфа поставит на мне свою метку - И Наруто это почувствовал, - подвел итог Итачи, понимая, что и старшему Намикадзе в этой ситуации было тяжело, ведь, получается, он тоже вынудил себя к разрыву связи, более того, пошел против природы своих чувств к брату, пусть, как он считал, поступая во благо омеге. – Почувствовал и воспользовался этим, чтобы создать именно ту ситуацию, в которой ты точно оборвешь связь - Подлый он, - проворчал Дейдара, аккуратно скользя ноготком по груди супруга, - и глупый. Но я собираюсь с ним поговорить, убрать те барьеры недопонимания, которые ещё остались между нами и таки восстановить связь. Заметь, - вскинулся омега, приподняв голову и требовательно посмотрев на супруга, - я не спрашиваю твоего разрешения, а ставлю тебя в известность - Конечно, котенок, - улыбнувшись, альфа чмокнул супруга в аккуратный носик. – Я, как твой муж и повязанный своего брата, понимаю, что это важно для тебя, для вас обоих, поэтому и поддерживаю твое решение - Спасибо, - снова смутившись, наверное, его гормональный фон все ещё не пришел в норму, пролепетал омега. Хотя, скорее всего, это даже не гормоны, а близость обнаженного супруга и его ненавязчивые, осторожные, зазывные прикосновения, как ментальные, так и тактильные. Вроде бы Итачи ничего такого и не делал, просто поглаживал его спинку, успокаивая, прижимал к себе, соскучившись, смотрел с нежностью, любя, и делился с ним своей энергетикой, поддерживая, но все это вместе вызывало в нем трепетное ощущение и неуместное желание близости, с которыми было лень бороться, но, для профилактики и из-за чисто омежьего упрямства, Дей сопротивлялся. - Строптивый омежка, - проворковал Итачи, единым движением опрокидывая супруга на спину, нависая над ним и, с предвкушающей улыбкой, медленно, осторожно, провоцируя, развязывая шнуровку выреза рубашки - Итачи, - не слишком убедительно, скорее, вредно, возмутился Дейдара, легонько, играючи, отбиваясь от настойчивых ментальных и тактильных поползновений супруга, - мне нельзя - Да? – альфа удивленно вскинул бровь, подушечками пальцев лаская чувствительные соски омежки, которые сразу же превратились в твердые, заманчивые, аккуратные комочки. – Отчего же? - Ну... – Дей замялся, но не потому, что придумывал отговорку, а потому, что не знал, как сказать, снова смущаясь. К тому же, ласки супруга, который уже полностью освободил его от сорочки, не оставили ему ни единого пути ни к размышлению, ни к отступлению, ни к сопротивлению, тем более что теперь он мог свободно осуществить свою маленькую месть, подарив возлюбленному чувственные, умелые ласки своих губ и рук - Почему мой котик так смущается? – заговорщицки, словно что-то зная, проворковал Итачи своему разомлевшему супругу прямо в губы. – Румянится, словно, - альфа провокационно скользнул рукой по телу возлюбленного, лаская нежную кожу живота, а после плавно спускаясь к внутренней стороне бедра, - девственная омежка - Итачи! – возмутился Дейдара, гневно ощетинив свое биополе. – Когда ты стал таким болтливым?! – омега, решительно обвив шею супруга руками, притянул его к себе и впился в губы возлюбленного требовательным поцелуем. – Больше действий... – растянув концовку головокружительного поцелуя, на выдохе, прошептал омега, зазывно раскрыв свое биополе и откровенно, раскованно, жадно выгнувшись в объятиях своей Пары - Как скажешь, любимый, - с придыханием, жарким, влажным, наполненным страстью, ответил Итачи, снова вовлекая супруга в томный поцелуй, при этом чувствуя, как нити их общей, слившейся энергетики устремляются к Ичиро и Йору, питая их жизненными силами родителей. Наверное, сперва его сон был глубоким, потому что Саске уже не слышал, как ушел брат, не ощущал течения времени и даже не метался в жаре течки, но, спустя примерно часа два, приятная, забвенная темнота сменилась обрывками, мигами, кадрами, эскизами – жаркими, тревожными, мучающими его путаное сознание и ослабленное тело. Он ворочался на постели, чувствуя себя куколкой, которая никак не может освободиться от плотного кокона, чтобы расправить свои крылья, крылья инстинктов, которые требовали, подначивали, подталкивали, лишали спокойствия, но при этом, словно не ощущая достаточного количества тепла рядом, неуверенно дрожали, лишенные опоры. Плохо. Сердце колотится в шальном ритме, сжимаясь, разбивая ребра, разрывая грудь. Жарко. Пот серебрится бисеринками, пропитывая влагой простыни, обостряя чувствительность пылающей кожи, насыщая воздух вожделенным запахом феромонов. Мучительно. В темноте. В тумане. В серости. В одиночестве. Слишком отчетливо звенят нити его уз с альфой, так и не находя отклика. Слишком ярко требует сущность, устав ждать, обезнадежившись, утратив веру, обнажая острую, плотную, всепоглощающую любовь. Слишком долго, минуты кажутся вечностью, реальность ускользает от сознания, мир сузился до кажущейся такой неудобной, твердой, влажной, бесполезной кровати, в плену которой находится его тело. Если бы он только мог... если бы умел, как брат... если хотя бы представлял, как это – слиться со своей сущностью... он бы позвал своего альфу, потребовал бы, чтобы тот пришел и избавил его от сжигающего ощущения одиночества, заставил бы уделить ему внимание и снова, как в тот раз, раскрыть исток своих чувств. Да, ему не нужна близость. Неважно плотское утоление своих потребностей. Нет нужды в жарком, ярком, страстном сексе. Просто рядом. Чтобы знать. Чтобы быть уверенным. Чтобы почувствовать себя любимым. Наверное, он уже начал бредить, не отличая реальность от иллюзии, явь от миража, действительность от вымысла, когда, едва уловимо, он учуял запах своего альфы. Казалось, Наруто почти рядом. Нужно лишь протянуть руку и скользнуть пальцами по золотистой коже, чувствуя под подушечками твердость рельефных мышц. Нужно лишь приоткрыть глаза, чтобы утонуть в ответном взоре, зацепиться за нежную улыбку, задохнуться от восторга близости возлюбленного. Нужно только приоткрыть биополе, чтобы узы перестали натянуто звенеть, чтобы трель превратилась в мелодию ответных чувств, чтобы ощутить на себе, в себе, подле себя энергетику, ментальные витки, желание самого альфы. Но Саске сгорал в неистовом жаре течки, блуждал во мраке безответного зова, томился в собственном теле, желая развернуться, раскрыться, явить себя вместе со своей сущностью, и все равно понимал, что он тянется в пустоту, в которой нет места его возлюбленному, ощущение присутствия которого уже граничило с безумием. Нет, он не бредит, не страдает галлюцинациями, не впадает в крайности, не сходит с ума, ведомый инстинктами, желаниями и жаждой. Наруто рядом. Здесь. В этом доме. В паре шагов. На расстоянии одного ментального витка. В досягаемости. Близко. С ним. Для него. Ради него. Так что же?.. Что же мешает ему протянуть руку, приоткрыть веки, потянуться биополем? Гордость? Страх? Моральные устои? Нет, все это маячило где-то на заднем плане, вместе с сознанием, осознанием, пониманием, уступая место, нет, не инстинктам, хотя они тоже рвались наружу, к памяти сущности, той нити, которая наливалась силой, словно подтверждая их выбор, их союз, их связь, зову, который пусть и так долго, но все же привел их друг к другу. Дверь в спальню тихонько скрипнула, отворяясь, и Саске, вскинувшись, чувствуя прилив сил, желания, энергетики, резко сел на постели, словно в тумане видя своего альфу. Неважно, как Намикадзе оказался здесь. Неважно, что к этому, наверняка, приложил руку Итачи. Неважно, что он всполошен, растерян, жаждущий, течный, с волной биополя, которое постепенно приобретает зримые очертания. Главное, Наруто пришел. И больше не будет одиночества. Не будет боли. Не будет страха. Ведь он верил в своего альфу. Чувствовал, что он придет. Знал, что их связь слишком сильна, чтобы заглушить её, так и не подтвердив близостью. Близость... Саске жарко выдохнул, готовый принять все, даже своего альфу. Ментально – с меткой. Физически – со сцепкой. Принять сердцем, душой и сущностью, но, как только он посмотрел возлюбленному в глаза, готовясь утонуть в их завораживающей синеве и упасть в омут страсти, его «Я» вздыбилось, протестуя, сущность оскалилась, не подпуская альфу, а тело напряглось, инстинктивно обороняясь. Из груди вырвался протестующий рык, который заставил сильную особь, с мощным биополем и властной сущностью, неуверенно застыть на пороге, словно дожидаясь его разрешения. Разрешения? Пф! Пусть альфа сперва докажет, что достоин его, что готов быть с ним, что заслуживает его внимания, ведь он – омега, тот, кому дано право выбора. Наруто замер, стараясь даже не дышать, не двигаться, не раскрываться, вообще, казаться неприметным и незаметным, чтобы только посмотреть, чтобы убедиться, чтобы заглушить отчаянный звон нитей уз, чтобы перестать задыхаться в волне собственного гона. Боги! Когда он ехал сюда, пусть и на своей машине, альфа пытался держать самый плотный контроль над своей сущностью, понимая, что он в гоне, что любой запах, даже самый отдаленный, запах свободной особи, готовой к спариванию, может спровоцировать очередной приступ, в беспамятстве и огне похоти, чего он не мог ни допустить, ни простить самому себе. Но его сущность словно понимала... нет, она знала, что он едет к Саске, блондин чувствовал, как с каждой преодоленной милей усиливается звон уз, натягиваются и уплотняются нити их с омегой связи, возрастает жар гона, усиливается желание, мечется сущность, предвкушая долгожданную встречу, и, фыркая, отгораживается от всех других ощущений. Намикадзе казалось, что, если бы в этот миг прямо перед ним потекла омега, ему было бы все равно, он бы даже не заметил её, не ощутил, не учуял, отверг, потому что ни одна омега и в подметки не годилась его Саске. Только перед дверью в квартиру молодой четы Учиха, Наруто понял, что это – испытание и пытка: испытание потому, что он, в гоне, должен установить над своей сущностью настолько плотный контроль, чтобы не навредить Саске, а пытка – потому, что он даже сквозь дверь чуял сладкий, чарующий, завораживающий запах своего омеги. Все оказалось банально просто, или же Древний не был настолько умным, или же, наоборот, слишком сообразительным, но Наруто обнаружил ключ в почтовом ящике, а после, ведомый инстинктами, словно вор, бесшумно и украдкой, пробрался в квартиру. Здесь запах течного омеги был ещё более насыщенным. Он кружил голову. Обволакивал. Наполнял. Струился по его жилам вместе с кровью. Касался самых потаенных уголков души, освобождая силу, сущность, память, вырывая из него сокрытую в глубинах души боль, заставляя менять её на глоток терпко-сладкого воздуха. Он ведь ещё даже не видел Саске, не прикоснулся к нему ментально, не ощутил полноты близости возлюбленного, а уже растворялся в сладких, горячих, влекущих, манящих волнах гона. У него все ещё был шанс – повернуть и сбежать, задавить свои инстинкты, утихомирить сущность, стерпеть гон, вырвать из своего сердца омегу, которому оно уже принадлежало целиком и полностью, с которым оно осталось бы навечно, но Наруто проигнорировал эту возможность, отбросил, вычеркнул, шатко, но целеустремленно направляясь по насыщенной, густой, красочной нити запаха зовущего его возлюбленного. И вот теперь он смотрел на Саске и не узнавал его, пусть и понимая, что в мальчике заключена вторая половина сущности Древнего, но в одном миге это был его и не его омега. Наверное, эгоистичным было с его стороны не сказать ни Итачи, ни Саске о том, что сущность Древнего двойственна и в Мире всегда пробуждается в обеих своих ипостасьях – альфьей и омежьей, причем, нередко, в кругу родственников, связанных между собой особыми узами, но, как Третья Сторона, он решил не вмешиваться в естественный ход вещей, предоставив столь важную миссию Датару. О да, он помнил, точнее, оказывается, его сущность помнила, этого заносчивого, надменного, воинственного и непримиримого Древнего Учиху, который так долго упирался и противился, а после так страстно дрожал в его объятиях, и проклиная, и умоляя не останавливаться. Но это было давно. В другую эпоху. С другими людьми. При иных обстоятельствах. Сейчас же пред ним был его Саске, его возлюбленный, который, утробно зарычав, окинул его превосходствующим взглядом алых глаз с удивительно-прекрасным рисунком, заставляя покорно замереть у двери. В нерешительности. С обнаженными инстинктами. С раскрытой сущностью. Со зримым биополем. С собственным сердцем в своих руках, которое он готов был преподнести и подарить своему омеге. Альфа… Альфа… Альфа… обрывисто, гулко, набатом звучало в голове, пульсировало в такт сердцу, раскрывало сущность, готовило тело, но инстинкты были выше всего этого. Нет, не инстинкты спаривания, подчинения и покорности, а инстинкты крови, диктующие правила. Правила для альфы. Выгнуться. Прогнуть спину. Зарычать протестующе. Даже пальцем нельзя пошевелить. Даже дышать запрещено. Убрать ментальные витки. Обуздать свою сущность. Иначе не примет сердце. Отторгнет сущность. Оборвутся узы. Разверзнется бездна, разделяя альфу и омегу. Податься вперед. И выдохнуть. Опуститься на руки, колени. Прильнуть. Не в покорности. В вызове. Вскинуть голову. Снова зарычать. Требуя. Ожидая. Вынуждая. Взывая к инстинктам. Альфа! Черта! Грань! Не перешагнуть! И снова протестующий рык! Нити пульсируют. Связь. Брат. Далеко. Думает о нем. Зовет его. И Саске усмехается, хотя, наверное, в его состоянии это похоже на оскал. Но его сущность ликует. Отзывается. На миг, отгородившись от ярких ощущений гона альфы, цепляется за ало-черные нити, с которыми так тесно сплетены белые. Впитывает. Чувствует. Видит. Ушами, глазами, биополем брата. И больше нет набата – альфа… Альтер Альфа... Да, теперь он знает, понимает, осознает. И принимает решение. Фыркнуть, а после заурчать. Разрешая. Наблюдая из-под полуприкрытых ресниц за альфой. Отдаваясь инстинктами и жару течки. Недоумение. Неверие. Поражение. В цель. В сердце. В исток сущности. Ещё ни одна омега не вела себя так. С ним. С Альтер Альфой. Не запрещала. Не осмеливалась зарычать. Не ощетинивалась. И тем более не противостояла его силе собственной, освободив Древнего, который возвышался над своим носителем зримым энергетическим образом. Впечатляет. Завораживает. Покоряет. И не оторвать взгляда. Не отвести взор. Не повернуть назад. Покорно замереть и ждать. Ждать разрешения приблизиться, обладать, повязать и подарить взамен себя. Свои чувства. Свою нежность. Свою любовь. И ласку. Чувственную. Скользящую. Обжигающую. Шепчущую. Вершащую. Красота в закате. Вечность в огне. Восхищение в бликах грозы. Неважно. Меркнет. Тускнеет. Ускользает. Красота в силе. Вечность в сущности. Восхищение в линиях тела. Альфа словно чувствовал, понимал, разделял его требования. Глаза Наруто медленно, плавно, позволяя оценить великолепие пробуждения, перетекли из насыщенной синевы морских глубин в яркость пламени ночного костра, сузив мир до вертикальных темных щелок зрачков. И омега прошелся влажным языком по жарким, жаждущим губам, вторя движениям языка блондина, который змейкой скользнул по удлинившимся клыкам. Пальцы с длинными, заостренными ногтями скользнули по телу, провоцируя, зная, чего желает омега, ощущая вибрации его биополя, которые эхом раскатывались по его собственному, рождая сладкую дрожь желания. Белая, как снег, футболка была очень красивой, изящно контрастируя с золотистой кожей. Светло-синие, слегка потертые джинсы искусно оплетали ноги, подчеркивая силу и тренированность каждой мышцы, заманчиво очерчивая бугорок паха, который дольше положенного приковал к себе взгляд юного омеги. Да, "была" и "подчеркивали", потому что Альтер Альфа не церемонился с одеждой, сбрасывая её спешно, но не торопливо, уверенно, но слегка затягивая процесс обнажения, обыденно, но в каждом его движении было столько соблазнительного изящества, что Саске снова заурчал, только на этот раз удовольственно, требовательно, чтобы возлюбленный перестал импровизировать, а делал все так, как хочет он – омега. Альфа не собирался избавляться от белья, тонкого, темного, ещё более выразительно подчеркивающего его истинно мужские размеры, уверенным, широким шагом переступив ком из одежды и обуви и начиная приближаться к омеге. Саске зарычал – ему не нравилось. Альфа что, возомнил себя главным? Смеет игнорировать его пожелания? Хочет играть по своим правилам? Его биополе ощетинилось, не подпуская. Наруто среагировал мгновенно, остановившись, застыв и выставив щит – зримый, огненный, переливающийся яркими вихрями. И Саске фыркнул, когда его, темно-фиолетовые, витки рассеялись, едва приблизившись к щиту, уступив силе Альтер Альфы. Но то всего лишь витки. Это не имеет значения. Альфа не подойдет к нему, пока не предстанет перед ним во всей красе. Он – омега. Он должен выбирать. И если альфа ему не понравится... Хотя, как может не нравиться эта широкая грудь, мощный торс, рельеф пресса, сильные бедра и точеные ноги? Пусть. Саске снова фыркнул, усмирив свое биополе. Удовольствие можно и растянуть, если заведомо знаешь, что ожидание того стоит. Альфа тоже фыркнул: вот ведь непокорный омега! Но в этом был весь Саске. Если бы он не был таким, Наруто бы его не принял, не признал, не смог рассмотреть в нем именно своего омегу, не раскрыл бы перед ним свое сердце и свою сущность. Плавно. С предвкушением. Шагами крадущейся кошки. Контролируя каждый виток. Приблизиться. Скользнуть взглядом по телу. И оценить сказочное видение. Смоляные волосы, отливающее в мерклом свете синим, слегка влажные, топорщащиеся на затылке, рваными прядями обрамляющие, скрывающие лицо. Изящные руки с тонкими, но крепкими узлами мышц, закаленными в тренировках по кендо и в стрельбе, с узкими ладошками и тонкими пальчиками, которые, в предвкушении, сейчас комкают пропитанные запахом течки простыни. Округлые плечики, переходящие в изящную спинку с острыми крыльями лопаток. Волнистая линия позвоночника, скользящая к пояснице и скрывающаяся за кромкой пижамных штанов. Упругая попка, изящно приподнятая и притягивающая к себе взор. Покорная, вызывающая, манящая поза, в обрамлении смиренных ментальных витков. Видимость, ибо омега в любую секунду может отвергнуть, пока что разрешая рассматривать себя, возвращая увиденное им самим, позволяя прикоснуться. Замедлить шаг. Сократить его да сантиметров. Приподнять руку и провести по шелку кожи. Ощутить под пальцами дрожь тела. Дрожь предвкушения, желания, вожделения, страсти. И услышать зазывное урчание собственной сущности. Почувствовать, как в биополе сплетаются нити, желающие сформировать метку, и как на них откликается сущность омеги, сплетая продолжение этих нитей, усиливая их звон и закрепляя узы их союза. Суть альфы – начало, суть омеги – завершение, вместе – единое целое. Соединить. Закрепить. Завершить. Разорвать круг. Вырваться из чреды рождений и перерождений. Отмести приказы и планы богов. Только он и Саске. Альфа и омега. Пара. Да, этот миг определенно стоил того, чтобы преодолеть столь тернистый путь и вынести все жизненные испытания. Отбросить сомнения. Подцепить ладонью тонкий подбородок, аккуратно сжимая его пальцами. Заставить вскинуть голову и посмотреть на него. Чтобы утонуть. Нет, в таких глазах не утопают. Такие взоры не становятся последним мигом. Такими взглядами не прощаются. Вырваться. Запечатлеть. Узреть глубину. И почувствовать, как сильно, прочно, собственнически, вечно эти глубинные глаза готовы смотреть на него всю жизнь. И сорваться. Наклониться. Прильнуть. Задохнуться в поцелуе. Насладиться мягкостью губ и влажностью жаркой глубины рта. Побаловать острый язычок и заманить его в свой рот, позволяя омеге почувствовать жар и его тела. Ответность его желания. Силу его чувств. Прикосновения к пылающей коже оставляли на ней собственнический, ещё более жаркий след. Взор альфы обнажал каждый нерв, заставлял нутро пульсировать, сжиматься, течь, а сущность урчать от ментального удовольствия. Неужели это всегда так? Неужели каждая омега рядом со своим альфой ведет себя как особь Далеких Времен? Неужели во время близости инстинкты, и правда, настолько сильны, что путают сознание и руководят действиями? Нет, Саске не верил в это. Альтер Альфа – вот причина. Он – его омега, его возлюбленный, его пара. Поэтому жар вместо забвения. Поэтому рычание и урчание вместо слов. Поэтому трепет вместо похоти. А поцелуй... Он пьянит. Нет, не как спиртное, лучше, потому что алкоголь лишает рассудка, толкает на необдуманные поступки, заставляет совершать ошибки, а этот поцелуй пьянил своей силой, уверенностью, чувственностью и мягкостью. Так целует только любимый и только любя. Обнять. Приподнять. Прижать к себе. Не разрывая поцелуй, лаская и нежа. Уложить на кровать и только потом отстраниться, чтобы узреть возлюбленного, согласного быть только его. Да, теперь остатки одежды действительно мешают. И Наруто стягивает белье, замечая, как восхищенно смотрит на него омега. Скользит сильными ладонями по изящному телу, увлекая за собой мешающую ткань, отбрасывая в сторону, и замирает. Его возлюбленный прекрасный. Нет, не потому, что обнаженный, а потому что его. Хотя, конечно же, Альтер Альфа не может отказать себе в удовольствии обласкать взглядом плоский животик, узкие бедра с острыми косточками, стройные ноги и аккуратный, восставший член своего омежки, который смущаясь, скромно опустил глаза. Альфа прекрасен. Он уже думал об этом? Наверное. Но Саске не мог перестать восхищаться красотой Наруто, истинно-альфьей красотой, его статностью, силой, великолепием его тела, а теперь ещё и не взглянуть на плоть альфы, к которой вела золотистая дорожка волос. Смущение. Недопустимое. Омежье. Граничащее со страстью, которую Саске попытался скрыть, скромно опустив ресницы. Его альфа. Омега чувствовал в своем биополе незавершенные нити метки, которые тянулись к биополю альфы. Связь нужно завершить. Скрепить. Сделать вечной. Как у брата. Но позже. Сперва принадлежать альфе. Ощущать себя только его. Почувствовать возлюбленного в себе. Его губы, руки, тело, плоть. Не думать. Просто последовать зову сущностей и силе обоюдной любви. Наруто медленно опустился на кровать, опираясь на руки, нависая над омегой, чувствуя, как острые коленки робко прижимаются к его бокам, как тонкие пальчики неуверенно прикасаются к его груди, как осторожно приоткрывается биополе мальчика, впуская его витки, несущие нити их связи. Нити сплелись. Узы окрепли, завершились. Метка заклубилась, оставляя свой отпечаток на их биополях. Сущности сокрылись – Альтер Альфа задремал за прутьями клетки, которая теперь была всего лишь условностью, положив голову на массивные лапы, Древний удобно устроился на ветке сакуры, чинно сложив крылья и умиротворенно прикрыв глаза с алым зрачком и темным рисунком. Только альфа и омега. Наруто и Саске. А Сущности потом. Они готовы подождать и подарить паре часы исконно их близости. Больше они не будут вмешиваться. По крайней мере, до того дня, пока не придет их время. Целовать. Ласкать. Растворяться. Омега под ним дрожал. Не от страха. От предвкушения. Тугим луком выгибался в его руках. Шептал слова признания, сладко прикрывая веки с длинными, темными, изогнутыми ресницами, которые было так упоительно целовать. Обнажал перед ним свои самые сокровенные местечки, которые альфа одаривал самыми сладкими ласками. Губы, как лепестки – раскрывшиеся, с капельками росы, пылающие, нежные, трепетные. Шея, как упругая ветвь лозы – гибкая, тонкая, дрожащая, пульсирующая под жарким языком и влажными губами. Запястья, как искусная вышивка – с узором венок под тонкой кожей, со следами его аккуратных укусов, с влажными отметками его поцелуев. Соски, как спелые вишенки – тугие комочки после прикосновения его губ, припухшие горошинки после легких укусов, чувствительные вершинки в его пальцах. Животик, как шелк на пяльцы – нежная, бархатная, сладкая кожа, заманчивая впадинка пупка, врата острых тазовых косточек. Обратный путь. Ласкать до безумия. Окружить своей страстью. Пить стоны из сладких губ. Наслаждаться мелодией всхлипов, шепота и просьб. Ощущать пульсацию нежной плоти в своих пальцах. Дарить неведомые ранее ласки, закрепляя их только за собой. Растворяться. Позволять. Льнуть. Раскрываться. Задыхаться. Шептать. Требовать. Умолять. Запутаться пальцами в золоте волос. Оставить свои метки: на губах, на шее, на груди, на плечах, на спине. Выгнуться в умелых руках. Отогнать мысль, что ты не первый, но первый у тебя. Раскрыть цветок невинности, зная, что его сорвут. И не бояться этого. Желать. Подаваться навстречу. Прижимать к себе альфу. Присваивать. Оплетая губы губами, шею руками, поясницу ногами. Завораживая взглядом. Безмолвно, или это только так кажется, передавая просьбу, обнажая беззащитную шею, на которой ярко пульсировала жилка. Принадлежать альфе. Здесь и сейчас. По любви. В любви. Любя. Нежность. Трепетность. Чувственность. В каждом прикосновении и скольжении. Успокоить поцелуем. Опутать ментальными нитями, чтобы забрать боль. Оставить только наслаждение и великолепие первого мига их близости. Бережно прикоснуться пальцами к пульсирующему, влажному, истекающему соками входу в тело омеги. Дразнить, распаляя. Баловать, уводя за грань. Ласкать шелковые стеночки, подготавливая. А после, вновь прильнув к зацелованным губам, успокоить в своих объятиях, заверить чувственным шепотом и прикоснуться плотью к раскрывшемуся только для него цветку невинности, аккуратно надавливая, осторожно проникая в жаркую, влажную глубину, задыхаясь в ощущении плотной, трепетной тесноты. И снова шептать, успокаивая. Гладить ладонями дрожащее тело, дрожащее в легкой боли, которую он пил своими ментальными нитями, и в первых волнах наслаждения, которые с ним разделил его возлюбленный. А после, глаза в глаза, омут в омут, страсть в страсть, толкнуться глубже и податься назад. Начать жаркий танец. Слиться с возлюбленным. Увлечь его за собой. За грань. В глубину. В вихрь. В эмоции. Чувства. Ощущения. В мелодию нитей их связи. В вершину связи. В сладость сцепки и пылкость метки. Поддаться инстинкту и прильнуть поцелуем к изящно выгнутой шее. Скользнуть клыками по коже, аккуратно прикусить, именно там, где трепетно пульсирует жилка, где едва заметен омежий бугорок. Сделать любимого своим. Принадлежащим Альтер Альфе. И самому теперь принадлежать омеге. Здесь и сейчас. По любви. В любви. Любя. - Саске, - он позже, обязательно, придумает ласковое прозвище для возлюбленного, которое будешь шептать наедине, в сладкие губы, своему омеге, - ты же понимаешь, что мы были в сцепке? – глупый вопрос, но не потому, что подросток может не знать и не понимать, что такое сцепка, а потому, что за этой ночью они были не в одной сцепке. Снова глаза в глаза. Изящной спинкой к его широкой груди. На вершине его плоти. Запрокинув голову ему на плечо. Скользя взглядом по изгибу талии и придерживая стройную ножку под коленом. И даже сейчас, когда за окном уже распускался рассвет, они не чувствовали себя утомленными. Просто после страсти пришла нежность близости, и жар единения сменился необходимостью объятий и поцелуев, вместе с которыми, убаюкивая, к ним подбиралась сладкая дрема. - И? – лениво протянул омега, удобно устроившись на груди у своего альфы, тепло тела и энергетики которого вилось вокруг него сладостными ментальными нитями, даря умиротворенность, спокойствие, надежность и уверенность. Наверное, ему ещё долго будет стыдно, потому что он специально провоцировал своего альфу, желая больше близости, словно пил и не мог напиться, даже сейчас Саске казалось, что пары глотков ему все же не хватило, но это потом, когда он переборет свое смущение и сможет подарить возлюбленному ответные ласки. Сейчас же он просто разомлел в сильном, но бережном кольце рук, чувствуя, как в его биополе пульсирует метка Альтер Альфы, с этого дня и до завершения его жизненного цикла. - Я – Альтер Альфа, Саске, - теперь эти слова не звучали, как приговор, просто, как особенность, и, наверное, именно поэтому его сущность лишь лениво зевала, полностью соглашаясь со своим носителем, что мир, центром которого является возлюбленный, прекрасен и имеет право на существование. – Инстинкт продолжения рода – это часть моей сущности, - конечно же, он был бы безумно рад ребёнку, их особенному малышу, но его омега был ещё слишком юн и хрупок, перед ним были распростерты дороги в будущее, к тому же, он уважал право Саске на это будущее, не собираясь сковывать его или же навязывать что-либо. Понять, поддержать, подставить свое сильное, альфье плечо - именно так должен поступать спутник жизни, а ещё любить, заботиться и защищать ото всех невзгод, что Наруто с готовностью принял, когда оставил на омеге свои метки. - Да, я знаю, - отстраненно ответил Саске, нет, не игнорируя очевидное, просто, из-за вредности, умиляясь необразованностью своего альфы, который был неуместно серьезным в столь чувственный момент. – Именно поэтому, когда я ещё был в больнице, Орочимару-сан поставил мне спермецидную капсулу. Итачи подписал разрешение, - почувствовав вопросительный взгляд Намикадзе, добавил омега, фыркнув. Да, тогда, когда брат пришел к нему в палату, Итачи рассказал ему о том, каков его истинный диагноз и попросил принять решение. Он долго думал, хмурился, взвешивал все за и против, хотя, на чаше «против» было лишь то, что он практически ничего не знает о своем альфе. Он был уверен в Наруто, что бы о нем ни говорили, о чем бы ни шептались по углам и даже как бы к нему ни относился Итачи, потому что аники не был с ним знаком настолько близко, как он, не видел его в бытности, не ощущал его беспокойства, растерянности и страхов, которые альфа старательно прятал от других. Итачи дал ему право выбора, тоже понимая все это, и он им воспользовался, решив, что капсула ему не помешает. Да, так он решил про себя, постеснявшись признаться самому себе и брату, что, скорее всего, он готов к близости с любимым, просто ему нужно ещё немного времени, чтобы свыкнуться с этой мыслью. Все-таки нии-сан у него самый лучший, потому что родители не смогли бы понять, точнее, посчитали бы, что ему ещё рано иметь столь полные отношения с альфой, а Итачи понял, почувствовал, и в тот же вечер, незадолго до прихода Наруто, ему сделали совершенно безболезненную процедуру по внедрению капсулы. - Да, это хорошо, - прокашлявшись, согласился Наруто, хотя его сущность была задета, тоже фыркнув, - но какая-то капсула и моя сила… - альфа выразительно замолчал. – Не находишь, что эти понятия нельзя ставить в противовес? - Наруто, - вздохнув, ментально сетуя на необразованность некоторых особей, Саске приподнял голову и с уверенностью посмотрел своему альфе в глаза, - я не понесу, пока сам этого не захочу. Ясно? – он почувствовал, что в его глазах вспыхнул «кровавый цветок», хотя сущность Древнего все ещё дремала внутри, не освобождая свою силу, просто так было проще и нагляднее выразить свою уверенность - Ясно, - со снисходительной улыбкой ответил альфа, а после, крепко обняв своего омежку, подтянул его повыше, прикасаясь к алым, сладким губам в примирительном поцелуе. Да, сейчас он мог сказать только одно: Саске был более чем достойным омегой для Альтер Альфы. А шепотом, чтобы его мальчик не услышал, мог добавить, что это ему ещё расти и расти, чтобы стать достойным своего омеги. - Намикадзе, нет, - разорвав чувственный поцелуй, категорично возразил Саске, чувствуя, как в томительности и страсти начинают тонко звенеть нити их уз, усиливая пульсацию метки их единства. – Ты наказан - За что? – игриво выгнув золотистую бровь, осведомился Альтер Альфа, зазывно поглаживая своего омежку вдоль линии позвоночника - За это, - возмутился омега, пальчиками прикасаясь к слегка покрасневшему следу от укуса на своей шее. – Больно же, - конечно, он немного приукрасил действительность, потому что больно не было, но сам факт того, что его укусили, без спросу, оставлять безнаказанным он не собирался - Это особая метка Альтер Альфы, - с легкой улыбкой пояснил Намикадзе, разрумянившемуся то ли от возмущения, то ли от вновь проснувшегося желания близости омеге. – В Далекие Времена все альфы так метили своих омег, и именно подобные метки, в отличие от ментальных, никогда не исчезали - Атавизм какой-то, - примирительно проворчал Саске, после чего, удобно устроившись на своем сильном, выносливом и любимом альфе, положил голову ему на плечо, наслаждаясь невесомыми, успокаивающими, разливающими тепло поглаживаниями - Атавизм или нет, - Наруто осторожно пожал плечами, - но такие метки ставили только на возлюбленных, - он почувствовал, что омега вздрогнул, и хитро ухмыльнулся, зная, что хочет услышать его мальчик, и о чем его гордость не позволяет ему спросить. – Люблю тебя, Саске, - и раскрыть свое биополе, чтобы опутать омегу ментальным коконом, раскрывая суть их особенной, предопределенной, искренней, глубокой и сильной связи - Сказал-таки, - фыркнул Саске, но ментальный кокон принял, наслаждаясь током энергетики, от альфы к нему и обратно, который скользил по нитям их уз. – Я тоже тебя люблю, - и замер, слыша, как альфа нежно проворчал «вредный омежка», после чего, улыбнувшись, прикрыл глаза, теперь уже точно будучи уверенным в том, что эти признания не были пустым звуком, дежурными фразами, просто словами, чувствуя их силу и сокрытый в них глубокий смысл, намного больший, чем человек мог сказать или вложить в интонацию голоса. Только так. На ментальном уровне. Только между ними. Альтер Альфой и Древним с сущностью омеги. Только в их Особенной Паре.