Сущность Альфы

Традиционный утренний кофе был безнадежно испорчен, когда раздался звонок, оповещающий о том, что в особняк Узумаки пожаловал ранний гость. В принципе, Курама мог и не отвлекаться от ароматного напитка и свежей, ещё дымящейся выпечки, которую ему на заказ, каждое утро, доставлял курьер из кондитерской Акимичи, но, вздохнув и с тоской посмотрев на завтрак, все же направился в гостиную, уже и так почувствовав, кто к нему пришел. Не то чтобы его настроение улучшилось, когда он вошел в комнату, остановившись на пороге и с едва заметной толикой нежности посмотрев на представшую перед его взором картину, но что-то в этом было, что-то, что уже семь лет к ряду напоминало главе клана Узумаки о том, что он ещё и омега, и отец двух очаровательных малышей. В большой гостиной именно для тех случаев, когда папы были заняты, но при этом желали уделить внимание своим сыновьям, отвели игровой уголок, устлав пол пушистым ковром и заказав мебель с выдвижными полками, шкафчиками и тумбочками, в которых хранились игрушки, книжки и прочее. Именно сейчас его мальчики, под присмотром младшего папы, копошились на этом ковре, собирая большой пазл, с чем им и помогал утренний гость, то есть Учиха Мадара, усевшись между детьми и заботливо, но не настолько, чтобы посягнуть на гордость маленьких смышленых Узумаки, подсказывая им, какая деталька должна быть следующей. Казалось, ситуация была более чем обыденная, тем более что Мадара был в особняке Узумаки частым гостем, но её соль была в том, что альфа старался уделять равную порцию своего внимания каждому мальчику, обращался к ним обоим словом «сын» и даже смотрел на них одинаково, с нежностью и любовью, разве что первым всегда брал на руки именно своего ребёнка, но после обязательно обнимал и второго. Малыши, два багряноволосых сорванца, были гордостью Курамы, но не потому, что значились в его медкарте, как разнояйцовая двойня, зачатая от разных альф, а потому, что уже сейчас мальчики были достойны носить фамилию Узумаки, как и хотелось папочке, характером полностью пойдя в него нынешнего. Точнее, у его сыновей, как и было оговорено с их отцами ранее, была двойная фамилия, ради чего, собственно, альфы и настояли на генетической экспертизе после рождения детей, по поводу чего сам Курама лишь головой покачал, соглашаясь, потому что он, как папа, не нуждался ни в каких экспертизах, и без них чувствуя и зная, кто кому приходится отцом и сыном. Брюнеты тоже чувствовали и знали, но, как говорится, что написано пером, то не вырубить и топором, так что требовалось официальное заключение, чтобы, в дальнейшем, дети могли претендовать на свою законную часть наследства своих отцов. По большому счету ни Курама, ни его сыновья в этом наследстве не нуждались, потому что мальчики были Узумаки, начиная от цвета волос и глаз с оранжевой радужкой и заканчивая тем, что, исходя из его планов, кто-то из мальчишек, которые, как он чувствовал, несомненно, будут омегами, в будущем унаследует его пост главы, а второй займет место подле него, но планы эти были дальновидными, и предугадать, что же будет лет через двадцать, тридцать, а то и пятьдесят не мог, конечно же, даже Узумаки Курама. В общем, сейчас он был папой двух замечательных мальчиков – Узумаки-Сенджу Хикару и Узумаки-Учиха Хидеки, причем имена он выбрал сам, точнее, они вместе с Утакатой, который неизменно оставался его неофициальным супругом вот уже семь лет. - А знаешь, отец, - полюбовавшись четко ставшей на свое место деталью, задумчиво начал Хидеки, - в садике нам говорят, что мы с братиком – байстрюки - Кто говорит? – едва ли не прорычал Мадара, при этом старательно сдерживая свое биополе в присутствии двух омег, на одного из которых, багряноволосого, альфа и взглянул, вот только в его взгляде была и тень страха, и искорка укора, потому что он уже давно говорил и настаивал на том, что над детьми будут издеваться, несмотря на их родовитую фамилию, если Курама не будет скрывать свой союз с мужчиной-омегой, в ответ на что получил лишь беззаботное пожатие плечами - Дураки говорят, - фыркнул Хикару, положив следующий пазл так, что сложилась ровная линейка узора, - потому что завидуют тому, что у нас с братиком два папы и два отца, - мальчик обезоруживающе улыбнулся матерому альфе. – А мы с Хидеки внимания на дураков не обращаем - Ну, да, - Мадара прокашлялся: шесть лет прошло, а он все никак не мог привыкнуть к тому, что теперь в его... семье, да, семье не один Узумаки, а сразу три, причем с истинно-узумаковским характером. - Вы все правильно делаете – на подобное не стоит обращать внимания, - Учиха покосился на багряноволосого с молчаливым обещанием серьезного разговора, которое подкрепил легким, но настойчивым ментальным прикосновением. – Вы, мальчики, поиграйте пока, - альфа поднялся с ковра, отряхнув с безупречно выглаженных брюк несколько ворсинок, - а мне нужно с папочками побеседовать Курама только фыркнул, прошествовал мимо альфы и присел на диван, понимая, что все его планы на сегодняшний день, начиная с завтрака, накрылись медным тазом. Учиха Мадара был настроен не только серьезно, но и решительно, очевидно, нанеся столь ранний визит не только потому, что ему захотелось увидеть сыновей, а и потому, что у него было к главе клана важное, не терпящее отлагательства дело. Сам Курама дела, так сказать, со своими альфами по утрам решать не любил по двум причинам. Во-первых, после он не мог сконцентрироваться ни на чем другом, мысленно повторяя про себя весь разговор и вычисляя свои же ошибки, которые могут иметь последствия или стать лазейкой в сердце его сущности. А, во-вторых, вечером брюнеты были более покладисты и уступчивы, особенно, если они с Утакатой кормили их ужином и баловали хорошим, крепким виски. Ну, и что с того, что еду они с мужем заказывали в ресторане, потому что готовить самим им было некогда, а прислуга претила главе клана, как таковая, в принципе? Главное – внимание, а два одиноких альфы этим самым вниманием, да ещё и со стороны других омег, были обделены ввиду некоторых причин и обстоятельств, которые повлекли за собой события семилетней давности. Проще говоря, каждая женщина и омега знала, что единственное, на что она может претендовать рядом с Учиха Мадарой и Хаширамой Сенджу, это их постель. Впрочем, пусть Курама это и не афишировал, к такому положению вещей он тоже приложил руку, и если мужчины об этом и догадывались, то свое «против» по этому поводу не высказывали. После ухода альф и страстного, нежного, чувственного занятия любовью с супругом Курама всерьез задумался над предложением Учиха и Сенджу, причем над каждым. С генетической экспертизой он был полностью согласен, так что к этому вопросу омега возвращаться не собирался, считая его исчерпанным. По поводу обмена энергетикой: тут за Кураму говорила уже логика и здравый смысл, потому что багряноволосый и сам понимал, что отсутствие энергетической поддержки отцов может поставить под угрозу жизнь его малышей, поэтому ему все же пришлось признать, что без альф не обойтись. Сперва, подымая трубку, он задумывался над тем, кому же из мужчин позвонить сегодня, но после, свыкнувшись с мыслью, что все идет так, как и положено ему идти, звонил тому, кого требовала его сущность, не заботясь тем, что один и тот же альфа мог в единоличном порядке поддерживать его энергетически несколько недель. Альфы сами предложили такой вариант, так что были просто обязаны с ним мириться, хотя, конечно же, омега чувствовал волны ревности, которые исходили от мужчин, и которые те старались от него скрыть. Да, ни Учиха, ни Сенджу не оставили своих попыток стать для него единственным и на всю жизнь, на что Утаката, его законный супруг, смотрел с явным недоумением, впрочем, пытаясь понять мужчин, которые искренне и сильно любили того, кого любил он сам. В общем, это все было делом десятым, тем более что муж был осведомлен о его планах и против присутствия в их доме альф ничего не имел, хотя и старался не оставлять его наедине ни с одним из мужчин. Да, Утаката, ввиду его деятельности и перспектив, которые открывались перед молодым ученым, уже достигшего заоблачных высот, многим пожертвовал, чтобы быть с ним, переведясь из центрального офиса МАОБ в его Азиатский Департамент, но Сайкэн выбрал семью, поступил именно как омега, был подле него, рядом с ним, для него, за что Курама был ему искренне благодарен. Конечно же, благодарности было недостаточно, слишком мало, чтобы выразить все то, что значил для него супруг, и именно поэтому Кураме так тяжело, морально, душевно, ментально, далось следующие решение. Пока он был беременным о близости, конечно же, и речи не было, точнее, он занимался любовью только с мужем, удерживая альф на строгой и почтительной дистанции. Это была не его прихоть, не его решение и даже не его попытка потянуть время, это было наказание для мужчин, которые все никак не могли угомониться, не могли понять, принять и смириться с тем, что он не будет принадлежать никому из них, что свой выбор он уже сделал. Некоторое время после родов ему тоже удавалось откладывать этот вопрос, ссылаясь на то, что ему нужно восстановиться (ну, да – восстановиться! Да он уже через неделю после выписки заседал в парламенте и яро оспаривал законопроект оппозиционеров коалиции), набраться сил, разобраться с отцовскими обязанностями, хотя именно в этой ситуации омега действительно тянул время. Курама понимал, что вечно так длиться не может, и что нужно что-то решать, но это было просто-таки вопиющей несправедливостью по отношению к его супругу, да и у него самого, честно сказать, не было особого желания ложиться под альф. А пришлось – и делать мужу больно, и принять в свою постель альф. Нормой это, естественно, не было, но право на одну течку из четырех в год он каждому альфе выделил и ещё так, по мелочи, когда ему самому захочется, точнее, когда он чувствовал, что кто-то из мужчин отдаляется от него, чего нельзя было допускать. Значит, если секс был единственным способом удержать Учиху и Сенджу подле себя, вынудить их терпеть друг друга, общаться друг с другом, уступать друг другу, нужно снова поставить общественное выше личного и самому смириться с таким порядком вещей. Было больно. Ему. Утакате. Альфам. Ведь, получается, три человека, которые любили его одного верно, ревностно и преданно, вынуждены были делить его друг с другом, а он сам чувствовал себя куртизанкой, падшим омегой, подлецом и нечестивцем, который торгует собой ради призрачной мечты, которую он воспринимал, как реальность, более того, как свое предназначение. Наверное, никто кроме Утакаты его бы не понял, и многие, в том числе и члены клана Узумаки, открыто говорили о том, что он пятнает честь клана своими недостойными поступками, что из-за него клан придет в упадок, что пришло время сменить главу, но дальше разговоров так и не зашло, потому что... потому что, в тайне, многие восхищались им, точнее тем, что он крепко держал в узде двух сильных альф. Да, никто, а Утаката понял, что отнюдь не говорило о его слабости, наоборот, нужно было быть очень сильным, чтобы поверить в своего супруга и его идеалы, чтобы, невзирая ни на что, оставаться его опорой и поддержкой, чтобы смотреть на альф так, словно это он делал им одолжение, позволяя мужчинам наслаждаться обществом своего омеги. И Утаката был за это вознагражден – омега носил его метку, а Учиха и Сенджу... Какая разница – хранили они ему верность или нет, да и не мог, не собирался Курама этого требовать от мужчин, главное, что оба альфы при любых обстоятельствах возвращались именно к нему. А это было уже не что-то призрачное, а огромный шаг к его цели. И вот, теперь, судя по всему, Мадара собирался поговорить с ним о чем-то серьезном, тем более что разговор этот должен был произойти в присутствии Сайкэн, который тоже отложил все свои дела и, присев в кресло, приготовился слушать. Сам Курама уже догадывался о том, что же станет предметом разговора, важность которого уже сейчас выдавала взволнованность биополя мужчины, да и у него подходил период течки, именно той течки, которая принадлежала Учиха, но омега проявил терпение, не желая упускать миг трепетности столь судьбоносного момента. - В общем, так, - Мадара, как мужчина, имеющий за плечами более ста лет опыта и, как он считал, достаточно изучивший, так сказать, своего омегу, сразу же перешел к делу, словно чувствуя, что хитрец Узумаки и так уже обо всем догадался, - роди мне ребёнка, Курама, - альфа строго, слегка нахмурившись и для убедительности приоткрыв свое биополе, посмотрел на удерживающего на своих губах легкую улыбку омегу. – Роди мне Учиху. Наследника, которому я смогу передать свой бизнес, - мужчина, увидев, что выражение лица багряноволосого так и осталось неизменным, а его биополе даже не встрепенулось, словно омега сейчас не испытывал ни единой эмоции, лишь вздохнул, таки признавая свое поражение в противостоянии с этим многоликим человеком. – Прошу тебя как человека, которому я отдал свое сердце, - и замолчал, ожидая. Наверное, со стороны, это было похоже на унижение, потому что он, альфа, Учиха, опустился до того, что просит омегу, обычного омегу, которых пруд пруди, подарить ему наследника. Конечно же, Узумаки Кураму нельзя было назвать обыденным, обычным, типичным или заурядным. Курама был особенным, это все видели и понимали, но никто толком так и не смог бы ответить на вопрос – что же в нем такого уникального? Да, волевой. Да, сильный. Да, уверенный в себе, напористый, умный, целеустремленный. Но это можно было сказать о многих, считай о 50% всех мужчин-омег. Да, успешен. Да, уважаем и почитаем. Да, с его мнением считаются не только в парламенте, но и в Министерстве. Но и это не было чем-то сверхъестественным, потому что даже такие омеги, пусть и единицы, но были. Наверное, он все-таки недостаточно старался, недостаточно был заботлив и внимателен, недостаточно прилагал усилий, раз не смог сорвать с Курамы все маски и понять, в чем секрет его необычности. Возможно, он бы и не пытался это сделать, поняв, что омега никогда и никому не откроется, что многоликость – суть его жизни, что, скорее всего, настоящего Курамы уже просто нет, есть только личины, которые багряноволосый сменял, словно по щелчку пальцев, если бы не чувствовал, что Утаката, тот, кого со всей справедливостью и с легким сердцем можно было назвать заурядным, знал настоящего Узумаки Кураму, более того, что этот омега самостоятельно смог сорвать с Курамы все маски и узреть его настоящего. Многие, фыркая, задают, казалось бы, риторический вопрос: разве может омега быть сильнее альфы? Раньше Мадара ответил бы, что – нет, не может, но теперь он бы, не задумываясь, ответил – может, но не каждый и, конечно же, не ментально. Наверное, только омега смог бы понять омегу и только омега может быть рядом с таким омегой, как Узумаки Курама. В общем, ситуация была сложной, можно даже сказать, запутанной, как моток пряжи, и альфа до сих пор, даже по пришествии семи лет, не мог смириться с тем, что рядом с его возлюбленным другой, но именно в этой ситуации Мадара понял, что за все сто лет он так и не накопил необходимого жизненного опыта, чтобы прочесть этого человека. Довольствоваться одной течкой в год – это низко, это больно, тем более в его случае, когда сущность все равно тянулась, когда сердце трепетало, как у молодого альфы, когда пяти дней безумия было отчаянно мало, и он каждый раз, когда ему неожиданно звонил Курама, замирал, надеясь, что сегодняшняя ночь будет принадлежать им двоим. И, да, его сущность до кошачьего урчания была удовлетворена тем, что омега пусть и негласно, осторожно и аккуратно, но все же уделял ему больше внимания и вне течки дарил больше ночей страсти, нежели Сенджу. Наверное, нужно было попробовать забыть, вырвать любовь к недостойному, тому, кто причинил ему боль, из своего сердца и попытаться наладить свою личную жизнь, ведь на этом омеге мир клином не сошелся. Вокруг него всегда было много женщин. Да, не все они были благочестивы в своих помыслах, но он был знаком и с такими, которые испытывали к нему неподдельные чувства, с которыми, действительно, можно было попробовать создать семью, но Мадара не смог. На мужчин-омег альфа вообще не смотрел после того, как понял, что ни один из них не сможет сравниться с Курамой, а женщины стали в его жизни лишь мимолетными увлечениями, потому что он быстро терял к ним интерес. А вот к Узумаки его ни интерес, ни чувства так и не угасли, и дело было не только в том, что их связывал общий ребёнок, а в том, что Курама был его омегой, поэтому, несколько лет, так сказать, побаловавшись связями на стороне, Мадара оставил любые попытки завести длительный роман и всего себя посвятил тем, кого любил – омеге и своим сыновьям. С детьми вообще все получилось как-то... неожиданно. Семь лет назад, когда Курама ещё был беременным, альфа и подумать не мог о том, что будет любить и сына Сенджу, как своего, а вот, получается, полюбил, чему и сам сперва недоумевал. Конечно, мальчики были очень похожи, как говорили, «содрали кожу» со своего папочки, но если присмотреться, то внешне малыши все же были разными, причем с каждым годом эта разница становилась все более заметной. Да, характером оба пошли в папочку, но общими чертами лица походили на своих отцов, что, впрочем, все равно не стало преградой на пути его безграничной любви и к Хидеки, и к Хикару. Но была у Мадары мечта, мечта, связанная с тем, что он хотел своего ребёнка, точнее, как он и сказал, ему нужен Учиха, неважно мальчик или девочка, альфа или омега, главное, чтобы Учиха, потому что после себя хотелось оставить что-то более значимое, нежели счет в банке. - Ребёнка? – Курама слегка возмущенно приподнял тонкие брови, с явным недоумением смотря на мужчину, после чего, явно неласково ответив на ментальное прикосновение брюнета, фыркнул. – Не готов я ещё морально ко второму заходу, так что, - омега лукаво посмотрел на Учиху, - пусть тебе вон Утаката рожает - Утаката? – Мадара озадачено перевел взгляд на второго омегу, который до этого лишь молчал и слушал, словно и не был заинтересован в том, что сейчас происходило в его доме, но на его счет альфа больше не обманывался. Да, этот омега был красив и пах очень привлекательно, пусть и был помечен, а ещё очень умен, гениален – более уместное слово, но альфа никогда не смотрел на него, как на партнера или же потенциального любовника, никогда не видел в нем омегу, с которым он бы хотел провести ночь, путь многие и судачили о том беспутстве, которое якобы творится в особняке Узумаки, поэтому альтернативное предложение багряноволосого и повергло его в замешательство. - Курама, - Сайкэн слегка укоризненно, наставительно, непререкаемо посмотрел на супруга, - это была опрометчивая шутка - Да, прости, - с легкостью согласился с мужем омега, что самого Учиху всегда поражало и слегка задевало, потому что и с ним, и с Сенджу Курама мог спорить до бесконечности, так и не уступив, а с Утакатой соглашался всегда и во всем. Все-таки они с Хаширамой чего-то не понимали, раз за все эти годы никто из них так и не смог подобрать к омеге нужный ключик, но именно сейчас альфа вздохнул с облегчением, понимая, чувствуя, что Узумаки, и правда, пошутил, болезненно для него, но, по крайней мере, отказа он не получил. - Я подумаю над этим, Мадара, - спустя несколько минут, с легкой благосклонностью ответил Курама, по состоянию биополя альфы чувствуя, насколько для него важен его ответ, но и сдаваться, соглашаться, идти на поводу у мужчины, не собираясь. – Вот только скажи, - омега прищурился, не позволяя брюнету потерять с ним зрительный контакт, - почему я? Омег много, - багряноволосый выразительно развел руки в стороны, зная, что Учиха предпочитает именно омег, видя в женщинах-альфах исключительно таких же, как и он, альф, - да и для медицины сейчас практически не существует границ, так что, - на этот раз Узумаки пожал плечами, - на мне свет клином не сошелся - Не буду повторяться, Курама, относительно того, что я люблю тебя, и для меня не существует других омег, - с легким нетерпением начал отвечать Мадара, понимая, что омега, скорее всего, не нуждается в ответе на свой вопрос, просто желает потешить собственное самолюбие, которое, как бы ни трудно это было признавать, он готов потешить. – И, да, я бы мог прибегнуть к услугам докторов и суррогатной особи, но я хочу нашего ребенка, - альфа решил-таки раскрыть все карты, с годами поняв, что Узумаки ценит откровенность и правду, какими бы они ни были, - хочу Учиху, в жилах которого будет течь и твоя кровь - Знаешь, Мадара… - Курама уже сейчас решил дать свой ответ, уважая мужчину и его чувства, оценив его искренность, проникнувшись к нему симпатией и благосклонностью, но закончить свою мысль ему не дал хлопок входной двери, который заставил омегу нахмуриться. Только один человек мог так, по-хозяйски, прийти к нему в дом, даже Мадара и тот звонил и чинно ожидал разрешения, а этот альфа вел себя нагло, самоуверенно и собственнически. Впрочем, иным Хаширама Сенджу никогда и не был... и не будет. - Утро доброе, - Хаширама явно пребывал в хорошем расположении духа, поскольку его биополе так и искрило позитивными, яркими эмоциями. – Курама-кун, Утаката-кун, - альфа галантно поцеловал руку каждому омеге, при этом выразительно дольше прикасаясь губами к ладони багряноволосого. – Мадара-сан, - брюнет крепко, без тени какой-либо неприязни или же конкуренции пожал руку мужчине, на что получил не менее крепкое и товарищеское пожатие. – И, конечно же, мои мальчики, - Сенджу, лучась умиленной улыбкой, расцеловал малышей, которые довольно щурились и льнули к отцу, наперебой что-то лопоча ему о том, что скоро у них появится братик - Братик? – поставив Хидеки на ноги и трепетно взъерошив его багряные волосы, Хаширама обернулся и с нескрываемой любовью посмотрел на Узумаки, теперь уже лучась и надеждой, что, естественно, не осталось незамеченным остальными. – Значит, Курама, ты таки принял решение? – альфа робко потянулся своими ментальными витками к омеге, впрочем, не вкладывая ни в один из них ни желания, ни страсти, ни похоти, только уважение, благодарность и любовь. – Ты родишь мне сына? Сенджу? - Правда, Мадара-сан, у глупцов мысли сходятся? – уловив удивление и растерянность со стороны Учихи, Курама не смог удержаться и интригующе улыбнулся, при этом отгораживаясь от витков Сенджу, чтобы второй альфа не усомнился в том, что он по-прежнему не отдает свое предпочтение ни одному из них - И что же я пропустил? – взволновано осведомился Хаширама, чувствуя, как внутри него зарождается ревностная волна, которой, по сути, уже не должно было быть, ведь он приказал своей сущности смириться, укротил её собственнические порывы и даже приблизил к себе одного омегу, ничего ему, собственно, и не обещая, ведь статус любовника главы клана Сенджу и так давал ему много привилегий, что того полностью устраивало - Мадара-сан тоже изъявил желание обзавестись наследником, - ответил Утаката, слегка покачав головой, ведь сказать о том, что он был полностью согласен с фразой мужа, ему не позволяла вежливость - Вот, значит, как, - опустив голову и слегка нахмурившись, Сенджу присел на диван, рядом с Учихой, при этом явно не заботясь тем, что их биополя оказались в опасно близком контакте друг с другом, и задумался О том, что он хочет ребёнка, сына, Сенджу, Хаширама известил Кураму недели две назад, рассчитывая на то, что омеге нужно время, чтобы подумать над его предложением, а этого самого времени было предостаточно, потому что своим правом на течку альфа мог воспользоваться только через полгода, но это время было мелочью по сравнению с тем, что Узумаки мог дать свое согласие. Не то чтобы он так уж нуждался в наследнике, все-таки у него ещё вся жизнь впереди, и только богам известно, что ожидает его в будущем, может даже, новая и сильная любовь, законный супруг, дети, но сейчас подобное решение казалось ему правильным. Он мог потерять Кураму в любой момент, тем более что брюнет видел, что омега более привязан к Учиха, больше ему доверяет, даже их связь намного сильнее, нежели их собственная, хотя, по сути, ни он, ни Мадара не значили для Узумаки столько, сколько значил он сам для них. У Курамы есть супруг, пусть и омега, но сам Хаширама научился ценить личную жизнь человека, перестав претендовать на что-либо со стороны омеги, кроме положенной ему течки. Наверное, прав был Утаката, когда несколько лет назад, пользуясь случаем, то есть их беседой с глазу на глаз, сказал ему, что для него Курама всегда был трофеем, призом, который так и остался недосягаем, пусть и был у него почти в руках, что его любовь к Узумаки превратилась в некую форму одержимости, подпитываемая собственническими инстинктами, и он с этим согласился, понимал толики правды в словах шатена, но перестать любить, как он ни пытался, не смог. С годами пришло смирение, тем более что, как у главы клана Сенджу, у него больше не было права на личные блажи, предпочтения, порывы и опрометчивые поступки, и альфа даже думал, что он сможет забыть Кураму, что кроме дружбы, работы и сыновей их больше ничего не будет связывать, но, как оказалось, так он действительно только думал. Хаширама не хотел вспоминать о том, через что ему пришлось пройти, когда пришло осознание, что любимого таки придется делить с другим альфой и омегой, когда он понял, что даже не делить, а мириться с тем, что и ему, как и Мадаре, отведена второстепенная роль в жизни Узумаки, что на первом плане для омеги всегда будут его дети и его муж. Сущность яростно противилась, и почти сразу после рождения мальчиков он посещал особняк Узумаки исключительно только для того, чтобы повидать сыновей, ограничив свое общение с Курамой, желая искоренить любовь к нему, а после… после, как вспышкой, он понял, что у него СЫНОВЬЯ, и это окончательно сломило его сопротивление. Мир начал видеться в ином свете, и Сенджу первое время не верил своим ощущениям, которые кардинально отличались от тех, которые он испытывал с момента своего пробуждения. Он был слеп, глуп и ограничен ментально, не в плане силы, а в плане восприятия, принимая идеалы и устои своего клана, но не осознавая их исток, их важность и их значимость. Возможно, он начал лучше понимать Кураму, разговоры между ними наполнились смыслом, они вообще много говорили о жизни, государстве и мире в целом, даже в период течек омеги им больше не овладевала похоть, только страсть и нежность, которую он и дарил возлюбленному. Наверное, именно это Узумаки и имеют в виду, когда говорят «сорвать маски», и пусть он не сорвал все маски Курамы, но он смог понять его жизненную позицию, увидеть в ней зерно истинности, её неординарность, но вывереность и правильность, чем был очень горд. Возможно, если бы их отношения с Курамой сложились, он бы, и правда, оставался в тени своего мужа-омеги, потому что, несмотря на то, что он был старше багряноволосого всего на год с хвостиком, Узумаки был намного мудрее его, мудрее потому, что сам сформировал себя как личность. Похоже, быть вместе им не суждено, они были слишком разными, словно принадлежали к двум противоположным мирам, и притягивались друг к другу только потому, что таков закон противоположностей, и все же это понимание не пересилило его любовь. Любовь бывает разной – вот что понял Хаширама. Он любил Кураму разумом, мог быть настоящим, самоуверенным, наглым, эгоистичным, слабым и даже подавленным только с ним, только ему он мог рассказать о том, насколько же на самом деле его тяготят обязанности главы клана, сколько у него внутри потаенного страха, что он может не справиться, что его ошибки могут повлечь за собой непоправимые последствия, только Курама мог успокоить его, вселить надежду и дать действительно мудрый совет. Мадара любил багряноволосого сущностью, которая привязалась к омеге, чувствуя в нем того, кто способен противостоять её буйному нраву, того, ради которого она способна измениться, того, кому она готова была отдать всю свою энергетику без остатка – сущность альфы жила вместе со своей второй половинкой. Утаката же любил Кураму сердцем, всецелостно, самоотверженно, жертвенно, восхищенно, до последнего вздоха, витка биополя и капли крови, так, как любит только тот, кто шагал со своим возлюбленным по одному пути, нога в ногу и рука об руку. Каждый из них давал Кураме ту часть, которую не мог дать другой, и именно осознание этого помогло ему смириться с ситуацией. Наверное, все они, только втроем, и были тем Истинным Курамы, которого тот, скорее всего, так и не встретит. - Ну, что ж, Курама, - собравшись, стабилизировав свое биополе и твердо посмотрев на Узумаки, начал Хаширама, - думаю, в этой ситуации я временно отзову свою просьбу по поводу наследника - Отчего же? – омега искренне-удивленно вскинул бровь, заинтересовано и попеременно смотря на альф, которые сидели перед ним, как два нахохлившихся воробья на ветке. – Ты же первый попросил, так что... – заканчивать свою мысль омега не стал, предоставляя право решить этот вопрос мужчинам - У Мадары-сана более… - слегка замявшись, Сенджу быстро взглянул на брюнета, отмечая его молчаливое напряжение, - деликатная ситуация, - мужчина таки смог подобрать именно те слова, которые выражали суть ситуации, то есть, что Учихе было уже за сто, но при этом и не оскорбляли альфу, - а я согласен ещё пару лет и подождать - Я подумаю, а после дам вам знать о своем решении, - величественно сообщил Курама, тем самым давая понять, что сегодня он к этой теме возвращаться не намерен. Пожалуй, он все-таки был слегка удивлен очередным стечением обстоятельств, хотя уже и привык к тому, что боги безжалостны в своих требованиях к нему, но более его все-таки удивила позиция Сенджу, который уступил, фактически, своему конкуренту. Конечно же, можно было говорить о том, что Хаширама его разлюбил, что он больше не нужен этому альфе, что их связывает только роман в далеком прошлом и сын в настоящем, но это было бы откровенной ложью, а ложь омега не терпел в принципе, так что, похоже, дело было не в чувствах, а в самом альфе. К тому же, он ощущал волны благодарности со стороны Учихи, чувствовал его неподдельную любовь и глубоко припрятанные надежды на то, что, возможно, когда-нибудь они станут семьей, и это тоже нужно учитывать, с этим тоже нужно считаться, это надо ценить. - Кстати, Мадара-сан, - уже после того, как Учиха молчаливо поднялся с дивана, присел подле сыновей и включился в составление пазла, обратился к брюнету альфа, и припомнив кое-что важное, и найдя отличный способ ослабить напряжение, которое вилось в комнате клубами ментальных нитей четырех особей, - а незнаком ли вам, случайно, человек по имени Куросуки Райга? - Знаком. А что? – Учиха резко повернулся к брюнету, бросив на него обеспокоенный взгляд, и даже его биополе опасливо всколыхнулось, но не в сторону собеседника, а вроде как выражая отношение мужчины к объекту разговора - Сотрудничество предлагает, - стараясь казаться беззаботным, ответил Сенджу, но он слишком пристально следил за реакцией альфы, чтобы не проникнуться его настроем и тоже не начать волноваться, потому что контракт, который ему предлагал Куросуки, был очень выгоден, причем в такой же мере, в какой был и опасен в случае провала проекта. Его помощники и юристы советовали соглашаться, видя в этом партнерстве выгоду и внушительную прибыль, но самому Хашираме Райга показался человеком слегка... сумасшедшим, точнее, ненадежным, теневым и скрытным, что и натолкнуло его на мысль сперва разузнать об этом альфе побольше, а уже после принимать какое-то решение. А кто, как не Учиха Мадара, который, владея агентством по персоналу, знал всех и каждого до мозга костей, мог дать ему консультацию по этому поводу? - Даже не думай, Хаширама, - предостерег альфу Учиха. - Куросуки Райга – член Красной Луны, - брюнет выразительно посмотрел на собеседника, даже ментально к нему прикоснулся, чтобы тот не сомневался в его искренности, - более того, один из Семи её Демонов. По миру пойдешь, если с ним свяжешься - А вот с этого места прошу поподробнее, - Хаширама, встревоженный открывшейся правдой, тоже поднялся с дивана и присел на ковер, точно напротив Учихи, так, чтобы и поговорить с альфой, и сыновьям своим уделять немного внимания. – Будем ловить крупную рыбу, Мадара-сан - Ну, давай, Сенджу, - Мадара, оценив хватку и настрой собеседника, фыркнул. – Попробуем поймать Утаката, все это время наблюдавший за очередным противостоянием супруга и его альф, только вздохнул, понимая, что его судьба незавидна, но и другой он бы себе не пожелал. Что бы там ни говорил его муж, что бы ни думали о нем брюнеты, но его любовь была понимающей, более того, Курама был его первым и единственным омегой. Там, в МАОБ, у него была женщина, напористая, но необузданная альфа, молодая, с горячей кровью, которая стремилась превзойти своего куратора. И они изредка трахались, просто и безо всяких условностей, потому что он был взрослым омегой, у него шли течки и были соответствующие потребности, но о любви в этих отношениях речи не шло, по крайней мере, с его стороны. С Курамой же они пересеклись, и правда, случайно, хотя на то могла быть воля богов, возобновили общение, после чего, со временем, когда он смог понять этого человека, когда Узумаки стал неотъемлемой частью его жизни, когда они начали даже дышать в унисон, в его сердце и вспыхнула любовь. Альфы стали дополнением. Вот почему он не ревновал, хотя и не мог оставаться в доме в те ночи, которые принадлежали мужчинам, предпочитая корпеть над своими исследованиями в МАОБ. Хидеки и Хикару он любил как собственных. Поддерживал супруга. Понимал суть его замысла. Готов был отдать возлюбленному всего себя и без остатка, разделить с ним все, от бремени до счастья. Но не видеть усталость на его лице и отрешенность во взгляде. Не ощущать его напряжение, а после опустошенность. Не чувствовать его боль и угрызения совести по отношению к нему. Альфы никогда не видели, не ощущали и не чувствовали всего этого. Для них Курама по-прежнему был эталоном, объектом обожания, любви и страсти, мудрым собеседником, компаньоном, деловым партнером, любовником, и это злило омегу, в глубине сущности, потому что ни Учиха, ни Сенджу не стоили того, чтобы ради них шли на такие жертвы. Поднявшись с кресла, Утаката подошел к мужу и присел подле него, заботливо обняв со спины и прикасаясь к его биополю. Курама положил свою ладонь поверх его, сцепленных в замок на его груди, но так и не посмотрел, только ответил ментально, нежно, ласково, чувственно, и омега лишь фыркнул, проследив за взглядом мужа. Альфы, распалившись, активно переплетая свои ментальные витки, перебивая друг друга, взаимодействуя биополями, выясняя, озвучивая, выражая, оспаривая, расставляя точки, уже почти продумали план под нехитрым названием «Ловушка для Райги», ради которого они решили объединить свои силы, усилия и связи, дабы обломать Красной Луне хоть один клык. - Ты таки добился своего, Курама, - тихонько прошептал возлюбленному на ушко Утаката, позволяя мужу почувствовать его благоговение и трепет. – Союз Учиха и Сенджу, непримиримых врагов, твоя мания и цель твоей жизни - Да, - слегка кивнув, согласился с супругом багряноволосый, - но это ещё не завершение, - омега приложил свободную ладонь к солнечному сплетению, туда, где находилась сущность каждой особи. – Я так чувствую - Как бы там ни было, - ответил Сайкэн, позволяя ментальным виткам мужа оплести его тонким коконом, - люблю тебя, Курама - Спасибо за твою любовь, Утаката, - как обычно, ответил Курама, а после, повернув голову, улыбнулся мужу, выдохнув ему в приоткрытые губы. – И люблю тебя. Ребёнок лет семи, одетый в джинсовый комбинезон и белую футболку, изо всех сил бежал по ровно подстриженному газону, изредка оборачиваясь назад, чтобы показать догоняющему его мальчику язык и победно усмехнуться. Скорее всего, малыша так бы и не настигли, если бы он, зазевавшись, не споткнулся и не упал на мягкую траву на коленки и ладони, сразу же скривившись от боли. Красивый омега с длинными, роскошными, светлыми волосами, сидевший в шезлонге в большой беседке, сразу же отреагировал на хныканье малыша, собираясь, не медля, сорваться с места, подбежать к ребенку, обнять его, успокоить и нежно поцеловать в по-детски пухлые щечки, но супруг остановил его, уверенно положив руку на плечо и едва заметно кивнув туда, где первого мальчика уже настиг второй. - Йору, - второй мальчик, точная копия первого, с такими же глубокими темными глазами и смоляными волосами, собранными в аккуратный хвостик на затылке, подошел к брату и помог ему подняться, осторожно отряхивая его одежду, - ты же мог серьезно пораниться, - Ичиро укоризненно, с несвойственной детям рассудительностью посмотрел на младшего брата. – Впредь будь поосторожней и не волнуй своими выходками родителей - Отцепись, Ичиро, - недовольно буркнул мальчик, стараясь уйти от прикосновений близнеца и доказать ему свою самостоятельность. – То, что ты старше меня на пару минут, ещё не дает тебе права быть главным. И вообще, - мальчик гневно сузил глаза, ещё и свое маленькое биополе приоткрыл, угрожая и не подпуская брата к себе, - я упал по твоей вине - По моей? – Ичиро, сложив руки на груди, демонстративно стал напротив близнеца и тоже раскрыл свое биополе, позволяя их ментальным виткам схлестнуться в противостоянии, то сплетаясь, то пружиня друг от друга. – Ты сам захотел наперегонки, чтобы узнать, кто из нас быстрее, а я, если помнишь, отказывался в этом участвовать - Но ты побежал за мной, - стоял на своем мальчик, напирая на брата ментально, - а я убегал, поэтому и упал. А если бы не побежал ты, я бы тоже не побежал и не упал бы, конечно же, - много слов, как для семилетнего ребёнка, и Йору даже сам запутался в том, что он сказал, но продолжал противостоять близнецу, упрямо и упорно, отказываясь признавать свою вину. Мальчику не было больно, тем более что и не ударился он сильно, потому что биополе защитило его при падении, но то, что брат пользовался своим старшинством и опекал его, сердило малыша, ведь тем самым тот показывал, что они разные, а ведь они одинаковые, во всем, просто Ичиро слишком упрям, чтобы это признать. - Думай, как хочешь, - фыркнул Ичиро и отвернулся, демонстрируя свою обиду. Йору тоже отвернулся, не желая уступать первым. Они часто так ссорились. Закрывались ментально, не разговаривали и игнорировали друг друга, пытаясь доказать и выяснить, кто из них более сильный и стойкий, кто истинный Учиха, и кем из них родители должны гордиться больше. Так, повернувшись друг к другу спиной и сложив руки на груди, мальчики стояли несколько минут, а после витки их биополей, слегка дрогнув, осторожно потянулись навстречу друг другу, как и ладошки братьев, аккуратно соприкасаясь пальчиками. Понадобилась ещё минута для того, чтобы близнецы виновато опустили головы, извиняясь, но при этом у них не было необходимости говорить, достаточно было и их связи повязанных, точнее, эта связь была более важна для братьев, нежели слова. Ещё несколько мгновений, и мальчики, улыбнувшись друг другу, взялись за руки и уже вместе, не спеша, наслаждаясь июньским теплом, побежали вперед, изредка подпрыгивая и о чем-то, по секрету, перешептываясь. Дейдара только вздохнул, снова расслабленно устраиваясь в шезлонге и ментально отмахиваясь от попыток мужа успокоить его: чтобы там ни говорили, а их с Итачи сыновья были совершенно не похожи. Внешне – да, разве что Йору, чисто из-за упрямства, отказывался отпускать волосы и довольствовался рваными прядями, короткими, средними и длинными, которые обрамляли его лицо и слегка топорщились на затылке, но характеры... Старший пошел в Итачи, даже сейчас Дейдара уже недовольно ворчал на мужа по поводу того, что тот растит будущего главу клана с пеленок, а Йору пошел в него – вспыльчивый, упрямый, порывистый, импульсивный, но все равно Учиха. Но все это было мелочью по сравнению с тем, что близнецы были друг за друга горой, неразлучны, как единое целое, но при этом каждый из них был ярок по-своему. Это радовало омегу и в то же время пугало, потому что... потому что у его сыновей, по сути, не было детства. Да, некоторое время им удавалось скрывать, что в семье Учиха родились особенные мальчики, но Дей понимал, что вечно так не будет, тем более что Цунаде настаивала на постоянном контроле над состоянием здоровья и биополями малышей, который не могла обеспечить обычная клиника. И он решил. Решил трудиться, дышать и жить ради своей семьи, что совершенно не было на него похоже, но Дейдара был умен, хотя супруг называл его лукавым, и совместил то, что когда-то казалось ему несовместимым. Малышам было чуть больше года, он как раз перестал кормить, у него прошла первая послеродовая течка, и на осень он восстановился в университете. По сути, ему нужно было поступать заново и на первый курс, ведь в медицинском учебном заведении академотпуск можно взять только на семестр, и то, по очень уважительной причине, а его не было год, но его взяли на положенный четвертый, после вступительных экзаменов, естественно, которые он сдал блестяще. Да, без связей и денег Учиха не обошлось, но Дей согласился на это только потому, что у него не было времени на то, чтобы все начинать заново, потому, что на кону было благополучие его сыновей. Его сущность разрывалась, металась, требовала, но Дейдара, сквозь боль и слезы, заставлял себя оставлять мальчиков с бабушкой на долгую неделю, чтобы забрать их только на выходные, потому что все свои усилия омега направил на обучение, намереваясь окончить его не за пять лет, а за три года, точнее, окончить сам институт за два, а дальше у него уже был план действий. К деньгам и связям Учиха, а так же и Намикадзе, и Сенджу, пришлось прибегнуть ещё раз, пусть это и претило ему, казалось низменным и нечестным, но ради сыновей омега шел вперед, а Итачи его поддержал. В рекордно короткие сроки, получив лицензию, на базе клиники Сенджу возвели ещё один корпус, в котором занимались изучением и лечением именно ментальных мутаций и аномалий, в котором брались за случаи, в которых традиционная медицина разводила руками, и который возглавил Дейдара. Сперва ему катастрофически не хватало опыта, омега отчаивался, рыдал на груди у мужа и называл себя ничтожеством, бездарностью, слабаком, понимая, что он так и не смог защитить сыновей от общественности, и об их особенности таки узнали. Омега – что с него взять. Но в него так верили, его так поддерживали, боги! да с него даже пример брали, и Дейдара шел вперед, наперекор дурным мнениям, скользким взглядам, гнусному шепоту за спиной, потому что он делал все это для семьи. Сейчас же, когда его фото появлялось в газете или же его показывали по телевизору, называя самым красивым омегой страны, самым перспективным молодым доктором, самым креативным ученым, Дейдара только фыркал в ответ, потому что все это было ему не нужно. Семья. Все эти достижения были ради его семьи, его сыновей, которые теперь находились под защитой Шестерки Великих Кланов, чему посодействовал Итачи и связи его близких, и которые, наконец, познали вкус беззаботного детства. Курама-сама, став Главой Отдела Внутренней Политики при Министерстве, предлагал ему занять его место в парламенте, но Дей отказался, потому что уже нашел свою стезю и сходить с неё не собирался. - Наруто, - позвал супруга Саске, сконцентрировано посмотрев племянникам вслед и недовольно поерзав в своем шезлонге - Что, любимый? – моментально отозвался альфа, ловко переворачивая сосиски на барбекю, в то время как Итачи мудрил над салатом – сегодня их омеги отдыхали, а они с Древним взяли на себя обязанность накормить своих мужей и гостей, которые должны были прибыть в скором времени, хотя, конечно же, на что-то грандиозное в их кулинарном исполнении рассчитывать не стоило - А у нас точно будет омежка? – Намикадзе-Учиха запрокинул голову, взглядом слегка заалевших глаз буравя обделившего его должным вниманием супруга, пока только взглядом, словно предупреждая, при этом чинно, как и подобает беременному, сложив руки на тугом холме живота. Он был уже на восьмом месяце, и это Саске категорично не нравилось, потому что он чувствовал себя беспомощным, грузным, необъятным и вообще... Наруто подлец, наглец и обольститель, хотя он тоже хорош – карьера только налаживается, а он в декрете отсиживается. Конечно же, омега слегка утрировал, потому что университет он окончил в двадцать лет, первые два курса прогнав за год, поскольку для него там не было ничего сложного, а просто протирать штаны, чтобы ощутить все «прелести» студенческой жизни, Учиха младший не собирался. С работой проблем тоже не было, хотя его изначальные планы пришлось корректировать потому, что он имел неосторожность выйти замуж за Альтер Альфу, ввиду чего начал свою юридическую карьеру не в фирме отца и брата, а подле супруга. По сути, он не жаловался, просто у него был повышен гормональный фон, из-за чего настроение скакало, как мячик, и то, что только что казалось ему вершиной счастья, могло за долю секунды начать его раздражать. Наруто он любил, глубоко и искренне. Альфа был с ним в каждый миг, в каждую секунду, в каждую мимолетность его жизни, для Наруто он стал смыслом жизни. Но боги! Как же ярился отец и вздыхала мать, когда они повинно явились в особняк Учиха, пахнущие и меченые друг другом. Но глава клана сердился даже не потому, что они стали близки, а потому, что все это произошло с легкой руки Итачи, безупречного Итачи, который, после, получил свою порцию выговора. Да, их связь ощущалась настолько ярко, что их союзу не противились, хотя и относились к их отношениям с бдительной настороженностью, ведь тогда он был ещё слишком юн и мог наделать много ошибок. Да, мог, но Наруто не был ошибкой, он был только его, в этом Саске не сомневался, что и подтверждала их метка, вечная и не нуждающаяся в обновлении. Теперь же в их маленькой семье ожидалось пополнение. Саске уже знал, что это будет мальчик, а вот по поводу статуса… Наруто убеждал его в том, что малыш будет омежкой, Саске сам хотел омежку, но сущность, его сущность Древнего, пусть и не настойчиво, но все же нашептывала о том, что не стоит доверять альфе, который знает о его личных страхах. Да, он не хотел для своих детей судьбы Ичиро и Йору, пусть супруг и убеждал его в том, что Альтер Альфы рождаются редко, что их дети не унаследуют его силу, что они будут обычными, но волнение, истинное, отцовское, его не покидало, хотя Наруто никогда его не обманывал. По крайней мере, не после того, как открылась правда о его сущности, поэтому поводов не доверять мужу у него не было. - Ну, да, омежка, - спешно ответил Намикадзе, а после, слегка неуверенно, добавил, - но даже я, Альтер Альфа, могу ошибаться, - Саске недовольно фыркнул и о чем-то заговорил с Дейдарой, а Наруто ещё плотнее сконцентрировался на готовке, стараясь не давать мужу лишних причин для беспокойства. Альфа все эти годы, которые они были вместе, все ещё не мог до конца поверить в то, что обрел свое счастье в виде любимого и обожаемого, слегка своенравного и порой капризного омежки с сущностью Древнего, но эта любовь действительно преобразила его. Главенство в клане, карьера, супруг, свой особняк, который он построил специально для их маленькой семьи, и в котором вскоре появится их первый ребёнок, - мог ли он мечтать о большем? Наверное, нет. Хотя лично для Наруто было достаточно и семьи, а все остальное было всего лишь дополнением к их личному счастью. - А вот и первые гости, - разложив на гриле новою порцию сосисок, Наруто вытер руки и выглянул из беседки, пока ещё не видя, но чувствуя, что его друг и повязанный появился на его территории Пару минут спустя на заднем дворе двухэтажного особняка Намикадзе-Учиха, и правда, появились гости: глава клана Собаку – Гаара со своим супругом и шестилетним сыном. Аловолосый держался величественно, в нем не было ничего юношеского, скорее, мудрое, осязаемое лишь биополем, призывающее склонить голову перед сильным альфой, уступая его силе и опыту, но мало кто знал и видел, как преображался этот строгий альфа в кругу друзей, и столь искренней была его улыбка. А вот Сай преобразился кардинально, став утонченным, уверенным в себе, успешным омегой, картины которого несколько лет назад признал весь мир, как уникальные, индивидуальные, завораживающие произведения искусства. Да, свою личную жизнь Пара тщательно скрывала, потому что вокруг клана Собаку и так было много громких скандалов, но прошлое порой все равно настигало Сая в виде вопросов во время интервью о его первом браке и о том, при каких обстоятельствах родился их с Гаарой сын. Впрочем, это была обыденная ревность, потому что, во-первых, многие хотели бы оказаться на месте Сая, став хотя бы любовником главы клана из Великой Шестерки, а, во-вторых, их семейному счастью и успеху просто завидовали, не веря в то, что сотрудничество с Хьюго бескорыстно, а в семье Собаку царит мир и счастье, хотя, на самом деле, так оно и было. - Смотри, какой милый омежка, - шепнул на ушко супругу Итачи, имея в виду сына Гаары и Сая. – Не хочешь такого же, м? – альфа, воззвав к узам их Пары, передал мужу томление своего желания остаться с возлюбленным наедине и предаться жаркому танцу любви. – Нашего с тобой омежку? - Я подумаю, - уклончиво ответил Дейдара, поддаваясь ласкам мужа и млея в его заботливых объятиях и ментальных прикосновениях - Мама вот тоже загорелась идеей родить третьего ребёнка, - слегка обижено, потому что его игнорировали, точнее, брат был занят супругом, а Наруто пошел встречать гостей, встрял в разговор Пары Саске, привлекая к себе их внимание и передавая брату несколько своих мыслей по поводу того, какое непотребство он тут разводит своими феромонами - Да? – Итачи лукаво ухмыльнулся, после чего в его глазах развернулся темный рисунок, а биополе слегка дрогнуло, перелившись ало-черным - Да, - ответил омега, в глазах которого тут же вспыхнул «кровавый цветок», а по биополю пошли темно-фиолетовые волны, противостоя попыткам Древнего к нему прикоснуться. – Говорит, мол, вылетели сыновья из гнезда, дом пустует, вот рожу девочку-альфу и будет кому супруга в семью привести, а не отрывать дитя от родителя - Мама в своем репертуаре, - покачал головой Итачи, понимая Микото, которая привыкла заботиться о своих мальчиках и теперь, действительно, могла чувствовать себя одиноко, хотя внуки женщине скучать не давали, а ещё и Саске скоро родит. Да, видеть маленького отото с большим животом было непривычно, тем более что во время беременности Саске стал самым настоящим омегой, капризным, балованным и сентиментальным, что, впрочем, ему очень шло. Разве что Наруто «страдал» от этого, потому что ему приходилось утихомиривать эмоциональные срывы Древнего, но, похоже, для Альтер Альфы это был сущий пустяк. - Как дети малые, - проворчал Дей, видя, насколько усердно Саске пытается противостоять своему брату, и как Итачи, играючи, уступает своему отото - Пф, - Саске фыркнул, свернул свое биополе и отвернулся, демонстрируя обиду на брата за то, что тот намеренно ему поддавался, хотя и понимал, что пусть они оба и наделены сущностью Древнего, с альфой ему пока что не потягаться по силе своей ментальной воли Все дело было в том, что его сила Древнего до сих пор так полностью и не пробудилась, точнее, он сам пока что не был готов к тому, чтобы принять её всю, хотя когда-то стремился обладать всеми её возможностями. Его настораживала неизвестность этих предполагаемых способностей, ведь чего можно ожидать от омежьей части сущности Древнего, если его брат, обладая альфьей половиной, мог создавать ментальную проекцию и, что открылось уже после, при прямом зрительном контакте влиять на сознание любой особи, заставляя её видеть то, что смело можно было назвать иллюзией? Проще говоря, Итачи мог внушить кому угодно и что угодно, кроме тех, кто был связан с ним особыми узами, поэтому Саске и медлил с тем, чтобы в своем внутреннем мире приблизиться к сакуре и слиться со своей сущностью, словно чувствуя, что ещё не время, пусть этот момент, вновь-таки по его внутренним ощущениям, неумолимо приближался. - Гаара-кун, - Итачи подал руку аловолосому, отвечая на крепкое рукопожатие альфы и совершенно не ощущая дискомфорта в присутствии резонатора, с которым его связывал бизнес, а с недавних пор и дружба, - как прошла встреча с инвесторами? Альфы, несмотря на то, что повод для встречи был праздничным, День Рождения маленьких Учиха, все же выкроили пару минут на то, чтобы поговорить о делах, чем, в свою очередь, воспользовались омеги, обсуждая личное, омежье, точнее, предстоящие роды Саске, что самого Древнего не то раздражало, не то умиляло. В общем, быть беременным, да ещё и от Альтер Альфы, было сложно. Два маленьких сорванца, поняв, что взрослым сейчас не до них и не до их забав, подкрались к черноволосому мальчику, который робко прижимался к своему папочке, и, встав у него за спиной, в один голос выкрикнули: - Привет, Юки-тян! Малыш обернулся, смотря на маленьких альфочек слегка испугано, ведь пусть они и были знакомы, дружили, играли вместе, Собаку но Юки был тихим и спокойным, и ему было немного некомфортно рядом с шебутными Учиха, хотя мальчик и старался быть под стать своим друзьям. - Привет, Ичиро, - робко ответил маленький, ещё не пробудившийся омежка, зардевшись и прикрыв пушистыми ресницами темные омуты своих черных глаз. – И тебе, Йору, привет - Ясно? – повернувшись к близнецу, с победными нотками в голосе произнес Ичиро, а после подошел к Юки и собственнически сжал его ладошку в своей, тем самым показывая, что омега выбрал своего альфу - Ну, и ладно, - фыркнул Йору, хотя ему, конечно же, было обидно, что маленький симпатичный омежка, у которого, правда, ещё не было биополя, выбрал его брата, но и тут альфочка не растерялся, высоко вскинув голову и торжественно заявив. – В таком случае моим омегой будет тот, - мальчик подошел к взрослому омеге и уверено, со знанием дела, положил ладошку ему на живот, - который сейчас у Сай-сана в животике Аловолосый альфа, услышав невинную фразу мальчика, закашлялся и спешно отдал другу бутылку пива, которым мужчины, втайне от супругов, решили начать празднование. Наруто только и оставалось, что участливо похлопать своего повязанного по спине, ведь он тоже уже прочувствовал особое положение Сая, но решил деликатно умолчать об этом факте, уважая личную жизнь Пары, вот только детская непосредственность преждевременно раскрыла все карты, рождая неловкое молчание. - Я просто ещё не успел тебе сказать, - смущаясь, но не виновато, первым заговорил Сай, положив свою ладонь поверх ладони мальчика на свой живот. – Хотел сперва узнать… - омега вздохнул, но, по сути, это был даже не вздох, а глубокий выдох, когда супруг, успокаивая, прикоснулся к нему ментально, - узнать статус ребёнка, ведь нашему клану нужен альфа, наследник - Вот видишь, Собаку, - Наруто приобнял друга за плечи, задорно ему подмигнув, - я же говорил, что у тебя будет не меньше троих детей, а ты мне не верил - Просто кто же знал, что Альтер Альфы ещё и провидцы, - фыркнул Гаара, зримым ментальным витком сбросив руку повязанного, после чего подошел к мужу и обнял его, при этом лукаво посматривая на блондина. – Но ведь и ты, друг, - альфа выразительно приподнял брови, а после посмотрел на слегка нахмуренного Саске, - на одном омежке не остановишься? Так что, кто знает, - аловолосый подмигнул мужу, - может, любимый, мы не только с Учиха, но и с Намикадзе будем родственниками - Омежка? – Ичиро, все так же собственнически удерживая ладошку Юки в своей, задумчиво посмотрел на дядю Саске, осторожно растягивая следующую фразу. – А разве Наруто-сан не сказал одзисану, что у них будет альфочка? - Намикадзе! – как гром среди ясного неба, да ещё и приправленный ментальным негодованием омеги, эхом разнеслось по всей территории особняка, заставив всех альф спешно выставить щиты, укрывая ими и супругов - Мышонок, просто не волнуйся, - засуетился вокруг, порывающегося его ударить со всей ментальной мощью Древнего, мужа Наруто. – Ну, ошибся. Ну, с кем не бывает - Наруто, - уже рычал Саске, понимая, что их супружеские узы не позволяют ему отхлестать альфу так, как тот того заслуживал, который намеренно, а омега в этом даже не сомневался, солгал ему о статусе их сына. – Наруто, я сейчас встану, и мы поговорим, - брюнет, вокруг которого нестабильно вихрились зримые темно-фиолетовые витки его биополя, а в глазах снова вспыхнул «кровавый цветок», и правда, попытался подняться, что с его животом было крайне сложно. – Ох, как мы сейчас поговорим, Альтер Альфа! - Мышонок, не вставай. Не нужно, - Наруто, аккуратно подавляя сопротивление мужа, настойчиво пытался усадить его обратно, дабы тот, в эмоциональном порыве, не навредил ни себе, ни малышу. – Посиди. Расслабься. Успокойся. О ребеночке подумай - Пойду гостей встречу, - шепнул на ушко Дейдаре Итачи, чувствуя, что сцена затянется надолго, а Акасуна с мужем так просто, без разрешения хозяина, на его территорию не войдет - Нет, я встану! – уже из-за вредности стоял на своем Саске - Саске, любимый, - Намикадзе всеми силами старался успокоить мужа, но на то тот и был его омегой, чтобы быть достаточно сильным для того, чтобы сопротивляться даже ласке и потоками энергетики Альтер Альфы в собственном теле. – Мышонок… - Не трясись надо мной, как наседка! – противился омега, обижено отпихивая от себя мужа, хотя так хотелось оказаться в его заботливых и теплых объятиях - Да, баталия, - протянул Акасуна, вместе с Хаку, в сопровождении Итачи, входя в беседку и, поздоровавшись со всеми, тоже став наблюдать за «ссорой» столь своеобразной пары - Саске… - нежно шептал Намикадзе, поглаживая мужа по животу - Наруто! – недовольно рычал омега, ментально пиная его, как нашкодившего кота - Ну, Саске, - Наруто широко улыбнулся, извиняясь, хотя и понимал, что просто так, только за улыбку, его хитрость ему не простят - Нет, Намикадзе! – с гордостью и достоинством парировал Саске, при этом пытаясь скрыть ответную улыбку, победную, естественно, потому что иначе с упрямыми Альтер Альфами просто нельзя И вскоре их маленькая, постепенно затихающая перебранка утонула в шуме и гомоне гостей, друзей, самых близких, забывшись, сменившись словами любви, чувствами и ощущениями. А над беседкой в чистом, ясном, бескрайнем небе ярко светило июньское солнце, тонкими лучиками пронзая листву, скользя по каждому альфе и омеге и незримо отмечая их своим божественным теплом. - Опять подсматриваете за своими любимцами, негодники! – зычный, громогласный, повелительный голос ударился о невидимые стены, заклубился нитями в незримом пространстве, сгущаясь у двух массивных фигур и вынуждая их оторваться от своего увлекательного занятия - Кто бы говорил, - обернувшись, огненный девятихвостый лис щелкнул пастью, оскалившись на единственного, кто в этом мире был выше его самого, - Дзюби - Вот-вот, - поддержал своего собрата песочного цвета тануки с синими отметинами по всему телу, - сам-то альфью часть сущности Древнего Учихи отдал своему отпрыску, а после и омежью в мир людей отправил, - однохвостый фыркнул, - да ещё и его брату - Я, Итиби, всего лишь исправлял ваши с Кьюби ошибки тридцатилетней давности! – черная масса десяти хвостов и постоянно менявшего форму тела, в котором незыблемым оставался лишь единственный алый глаз с множеством томоэ, грузно подалась вперед, всей своей ментальной силой напирая на тануки. – Это же надо, - продержав несколько хвостов прямо над головой собрата, Дзюби фыркнул и втянул их обратно, явно усмирив свой пыл, - сотворить Альтер Альфу и его Резонатора! – Верховный, наверное, рассмеялся, потому что издаваемые им звуки больше походили на утробное клокотание. – А мне после вашей самодеятельности пришлось расхлебывать – создавать омегу для твоего, между прочим, - глаз скользнул по лису, - любимца, Кьюби - Моя плоть и кровь, - прорычал лис, который очень ревностно защищал своих детей земных, тех, в ком действительно текла кровь девятихвостого бога - Да-да, - отмахнулся от претензий собрата Дзюби, а после, немного поразмыслив, легким махом одного из хвостов рассек эфирное нечто, в котором жили боги, являя пред глаза хвостатых свое самое ценное сокровище. – Подойди, Кьюби Лис не хотел, противился, гневно бил девятью хвостами, скалился, но не мог не подчиниться тому, кто был хранителем ключа Мудреца. Десять жемчужин, повиснув в воздухе и мерцая мягким светом, предстали перед взором хвостатых, вынуждая их покорно опустить голову перед наследием того, чье имя было запрещено в небесных чертогах, и чье имя было так же величественно, как и мерзко в своем древнем звучании. Дзюби ещё некоторое время задумчиво смотрел на жемчужины, которые пусть и выглядели одинаково, но все равно отличались и в цвете своего сияния, и в надписи на каждой из них, и в той силе, которую они даровали своим прошлым и будущим носителям. Например, десятая, черная, была блеклой, внутри неё не было света, но не потому, что она была слабой, а потому, что в ней уже более двадцати лет не было единой сущности. - Она твоя, - взмахнув хвостом, Верховный отделил от нити бус девятую, огненную, и направил её в сторону лиса, после чего, ещё один взмахом, скрыл все жемчужины, вновь спрятав ключ Мудреца в глубинах своего тела - Моя? – Кьюби бережно сжал яркую жемчужину в своей когтистой лапе, впитывая великий дар в собственное тело, чтобы сокрыть его до поры до времени, но так до конца и не веря в столь великую честь со стороны Верховного - Один из твоих сыновей снискал, - пророкотал Дзюби, мерно покачивая своими мощными хвостами. – Союз Учиха и Сенджу заслуживает такого дара - Значит, альфью половину, - сделал вывод лис, снова скалясь, но на этот раз в усмешке, потому что его потомок действительно был достоин родить Древнего Сенджу. – А омежью? – пусть ему и отдали жемчужину, но всецелостно распоряжаться он ею не мог, всего лишь исполнить волю Верховного, который никогда не делился с собратьями своими божественными планами - У тебя, Кьюби, есть ещё один достойный отпрыск, - туманно ответил десятихвостый, но после, будто смилостивившись, добавил. – Носителю уже пять месяцев, а у него до сих пор нет сущности, так что не медли со второй частью жемчужины, Лис - Верховный, - довольственно прорычал девятихвостый, низко склоняя свою лохматую голову, после чего попятился назад, к замершему в безмолвном восхищении Итиби, но не потому, что действительно преклонялся перед хранителем ключа Мудреца, а потому, что открывать спину перед Дзюби было довольно таки опрометчиво - И все же, - Кьюби таки не сдержал любопытства и, склонив голову в бок, с азартом посмотрел на темное, зыбкое нечто, которое вершило судьбы и людей, и богов, - к чему ведет твоя игра, Дзюби? – лис слишком хорошо знал своего собрата, чтобы не догадаться о том, что Верховный ни за что не простил бы им с тануки освобождение сущности Альтер Альфы и заключение её в тело человека, если бы не увидел в этом взыск для себя. Игра десятихвостого была туманна, но и Кьюби был ненамного младше своего старшего брата, поэтому и чувствовал, что все началось именно с того момента, когда Учиха Итачи был наделен альфьей частью сущности Древнего. Хотя, скорее всего, ранее, многим ранее. - К тому, брат мой, что все эти дары – звенья единой цепи, - Дзюби пристально посмотрел на лиса, позволяя божеству узреть истину в то время, когда томоэ в его единственном глазу развернулись в гипнотическую спираль с тремя кольцами власти. – Той цепи, которая сможет удержать нашего Создателя, - Верховный сгустил эфирный туман, заставляя собратьев забыть о том, что он, в минуту слабости, позволил им узреть, о том, во что в скором времени превратится так любимый ими мир людей. – Пробудившегося Мудреца Шести Путей.