***
Четыре долгих дня мне понадобилось на то, чтобы смириться с тем, что нам с этим показушником придётся таки работать в одну смену. Мама будто издевалась: приставила его ко мне стажёром — так в мои прямые обязанности вошло его обучение, помощь и постоянное общение, от которых не было никакой возможности отказаться. Я был требовательным, нервным, даже, возможно, слегка деспотичным — так он меня раздражал. Нужно отдать парню должное: он не просто стойко и с достоинством терпел всё моё недовольство, но и исправно выполнял каждое поручение, а его рабочие ошибки не шли ни в какое сравнение с тем, как быстро он всему учился, как он хватал на лету даже крошечную информацию, которой впоследствии виртуозно пользовался в деле. И хоть моё первое впечатление о нём было далеко от приятного, я не мог не заметить, что он действительно хорош в том, за что берётся. Я не хотел саботировать работу ресторана и подвергать риску наш семейный бизнес, и уж точно не хотел разочаровывать свою мать — пришлось заставить себя остыть. Однажды я даже познал дзен и приготовил две чашки кофе, одну из которых молча передал ему. Он удивлённо вздёрнул бровь, глядя на меня и будто ожидая подвоха, но я придал своему лицу максимально альтруистичное выражение, и он расслабился, приняв чашку из моих рук. Мы ни о чём не говорили в этом перерыве, но этот момент негласно стал нашей точкой перемирия. После этого мы стали потихоньку налаживать общение. Я оттаял, а Тарьяй больше не был таким противным и наглым, как повёл себя вначале нашего знакомства — возможно, ему и правда просто очень нужна была эта работа. Я его не осуждал, потому что иногда на одних чаевых можно было недурно жить несколько дней. Да и, хоть наш ресторан не выдавал крышесносной прибыли на Altinn, мама никогда не скупилась на бонусы и премии для своих. Однажды он угостил меня кофе в ответ, и я провёл с ним довольно комфортный перерыв, дуя на горячий американо и ворочая в руках одну из его книг. Пару раз мы разгружали вместе утреннюю машину со свежей говядиной, пообщавшись о разрушающей мозг современной музыке, а однажды он даже одолжил мне свою портативную зарядку, пока мы вместе шли к остановке, потому что я балбес и забыл о принятии этих мер, пока розетка была доступна на работе. И, кстати, совсем не обиделся и не злился на меня, когда я добрую дюжину дней забывал её вернуть. В общем наше времяпрепровождение налаживалось и обстановка в коллективе становилась более комфортной. По пятницам, когда ему не нужно было идти к друзьям, мы закрывали с парнями ресторан и выпивали по паре бутылочек Ringnes, отпуская похабные шуточки и обсуждая нелепые истории за прошедшую смену. Тарьяй оказался интересным и лёгким собеседником; говорил всегда, хорошо подумав, с умом, всегда тонко и к месту шутил и вообще довольно гибко влился в нашу банду. Он начинал казаться мне приятным. Несколько недель всё шло хорошо, пока однажды в разговоре ребят в раздевалке я не услышал о том, что Тарьяй открытый бисексуал.Часть 1
20 мая 2018 г. в 23:58
Я уже практически дёрнул на себя туго поддающуюся дверь, когда периферическое зрение заставило меня отступить на два шага назад, к неизменно стоявшей у ресторана чёрной меловой доске. Она была здесь всегда: в любую пору года и дня недели, с еле заметными меловыми разводами и изящно выведенными буквами — неизменно было всё, кроме содержания. Сегодня, вместо ежедневно меняющегося меню, привычно оповещающего о ланче всего за 250 крон до полудня, на доске ярким жёлтым мелком и сдержанным маминым почерком было выведено всего несколько: «ETT BORD ищет помощника на лето!», и так как этим летним помощником обычно выступал я сам, то сей факт тут же взбудоражил моё внутреннее возмущение. И я, набрав побольше воздуха для созревающей беседы с мамой, всё-таки потянул дверь, заставляя впустить меня внутрь зала, наполненного ароматом свежих овощей и специй. В зале было малолюдно — почти пусто. За индивидуальным столиком у окна престарелый мужчина пил кофе, между глотками теребя иссушенными пальцами край бумажной салфетки. За общим столом сидел молодой парень, разложив принесённую с собой книгу на столешнице и спрятав руки под ней, будто прилежно держа их на коленях. Я хмыкнул этой ассоциации в тот момент, когда он поднял на меня глаза, но быстро перевёл свои на женщину с ребёнком на руках, и мы не пересеклись с ним взглядами.
Быстро пройдя по служебным помещениям и заглянув через стойку на кухню, я убедился, что мамы не было в ресторане. Сондре, здороваясь, кивнул мне, заметив мои безуспешные поиски родителя, и сообщил, что Сив вышла за утренней порцией свежесрезанных цветов для украшения столов. Я вернулся в общий зал, плюхнулся на стул администратора, насупился и стал ждать её возвращения.
Рассматривая сегодняшнее меню, которое теперь висело на стене внутри ресторана, так как доска на улице была занята возмутительной надписью, я вдруг почувствовал на себе взгляд. Глянув в зал, я обнаружил, что объектом для прожжения дырки меня выбрал тот самый читающий парень. Я вопросительно вскинул бровь, но он, не задерживаясь на мне больше ни мгновения, опустил глаза обратно в книгу.
«Странный!» — подумал я и ещё пару секунд порассматривал его в ответ. Не найдя ничего занимательного, уставился в окно, наблюдая за ленивым течением редкого людского потока. Это плавное мельтешение приводило меня в состояние полного покоя, и я откинулся на спинку стула, расслабленно выдыхая.
Мама будто издевалась, выжидая, пока я успокоюсь и расслаблюсь, и появилась на пороге ровно в тот момент, когда я дошёл до кондиции подтаявшего на солнце Nugatti и совершенно растерял свой внутренний возмущённый настрой.
— Привет, ребёнок. — Выглянула она из-за яркой охапки цветов в руках.
— Привет, — отозвался я, забирая её ношу и наклоняясь к её лицу, зная, что она всё равно потребует поцелуй.
Чмокнувшись в щёку, она кивнула мне на стол-стойку, чтобы я разложил на нём цветы. Только я опустил их на столешницу и собирался открыть рот, чтобы спросить, что значит эта надпись на улице, как она обернулась в зал и приметила того самого книжного паренька, который снова оторвался от своего чтива и в упор смотрел на нас.
Это начинало раздражать.
Мама повела себя ещё неожиданней: кинув мягкое «Halla», она направилась в его сторону, оставляя меня ошеломлённо-заинтересованным.
Он привстал из-за стола, протягивая ей руку для рукопожатия. Она с энтузиазмом схватила его небольшую ладошку и аккуратно потрясла и похлопала по ней. Я рефлекторно подался вперёд, подходя поближе.
— Меня зовут Сив. — Услышал я голос мамы. — Твоё письмо меня заинтриговало, и я почти засчитала его за полноценное собеседование, — она тепло усмехнулась парню, вызывая в ответ и его улыбку тоже. — Ты, вообще-то, только первый, но вполне можешь стать единственным кандидатом. — Подмигнула она ему, а я неосторожно фыркнул в голос, когда понял, что парень пришёл устраиваться НА МОЮ подработку. Он что-то ответил ей тихим, но мелодичным голосом, но я был ослеплён нелепой обидой, чтобы обратить внимание.
— Можно с тобой поговорить? — сказал я маме, прерывая их до отвратительности милую беседу.
— Хенрик, через пару минут. — Она вдруг смерила меня суровым взглядом из своего арсенала «убийственных». — У меня собеседование на вакансию, ты мог бы заметить.
— Я именно об этом и хотел поговорить. Меня ты уже не рассматриваешь на это место? — Не смог сдержаться, чтобы не сложить руки на груди и не поджать губы.
— А ты разве не собирался на лето ехать в…
— Нет, — перебил я её. — Мы с ней расстались, и теперь я буду сидеть в Осло всё лето и мне нужны деньги.
— Прости, — услышал я голос парня, выглядывающего теперь из-за спины моей матери, — но мне тоже нужны деньги, и если ты тоже рассматриваешь эту вакансию, то тебе лучше встать в очередь, потому что сейчас идёт моё собеседование.
От такой наглости я даже глотнул слюну не тем горлом и чуть было не зашёлся в приступе кашля поражения.
— Вообще-то, это ресторан моей семьи, — выдал я свой главный, как мне казалось, козырь.
Звенящее молчание раздалось и со стороны наглеца, и со стороны родной матери. Я тоже не издал больше ни звука, ожидая, что мальчишка скажет на этот счёт.
Спустя семь щелчков настенных часов молчание начало становиться неловким, и парень не выдержал:
— А, то есть это всё? — ухмыльнулся он. — А то я всё ждал, что ты выдашь ряд аргументов, по которым ты лучший работник, чем я.
Я растерянно приоткрыл рот, хотя откровенно не знал, что ему сейчас мог противопоставить, но мама сориентировалась раньше меня. Она звонко рассмеялась и хлопнула парня по плечу.
— А ты мне нравишься. Ты принят. — Он самодовольно улыбнулся.
— Какого чёрта? — взбеленился я.
— Тарьяй прав, милый, он — хороший работник.
— А я что, нет? Я работал тут четыре лета подряд! Я знаю в этом зале каждую пылинку!
Нагловатая ухмылка расплылась прямо напротив моего лица:
— Если у тебя четыре года лежала пыль на твоём рабочем месте, то согласись, не так уж ты и хорош.
Эта предательница снова рассмеялась, поощряя издевательскую выходку этого засранца, а успокоившись, как ни в чём не бывало невозмутимо подытожила:
— Не переживай, Хенке. Нам летом нужно много рук. Вы оба приняты — будете работать вместе.
— Вместе? — вспыхнул я, стреляя взглядом в недавнего соперника. — Вот уж нет. Возьму смены с Сондре.
Мать только снисходительно потрепала меня по волосам.