***
— Честно говоря, я не думал, что твоя мама сдастся так быстро, — промурлыкал утром Тарьяй мне в шею, лёжа на боку поверх одеял в моей постели. — В смысле? — не понял я. — Я думал, она продержится ещё хотя бы пару недель, прежде чем решит избавиться от нас. — Что? — Опешил я так, что мои пальцы даже перестали двигаться в его волосах. До меня не сразу дошёл смысл его слов. — Подожди… То есть ты хочешь сказать, что знал, что так будет? Так ты что, специально набрасывался на меня в ресторане? — Ну не то чтобы знал… Но предполагал, — мило улыбнулся он, поднимая на меня теперь такие невинные зелёные глазки. — И ты мне с таким энтузиазмом отвечал, что я думал, ты тоже просёк эту фишку. — Какую фишку? — непонимающе уставился на него. — Что раз Сив закатывает глаза каждый раз, когда мы находимся друг с другом хотя бы в одном квадратном метре, то рано или поздно ей это надоест. А так как ты её любимый сынуля, а я очень хороший работник, она не захочет нас уволить, но вот время перебеситься вполне даст. Я застонал. — Какого чёрта? Ты видел, что она видела это всё, и ничего мне не сказал? — Моя собственная ладонь наградила сочным хлопком мой лоб. Тарьяй, совсем не испытывая угрызений совести, рассмеялся. — Я не знал, что ты так ослеплён желанием. Я думал, что ты очень хорошо мне подыгрывал. — Я, чёрт возьми, отвечал тебе, потому что ты дьявольски меня возбуждаешь! А ты, значит, специально доводил меня до такой кондиции? Тарьяй приподнялся на локте и нежно расцеловал мою грудь, тут же увлекая в приятнейшую истому. — Я просто увидел возможность остаться с тобой наедине и воспользовался ей. Не обижайся на меня за это желание. Я лежал, прикрыв глаза, и отдавался потрясающим ощущениям его тела, прижатого к моему. — Я уверен, мы могли бы просто отпроситься у мамы, — выдохнул я вместе с тихим стоном от губ Тарьяй внизу моего живота. — Вряд ли она бы отказала. — Но тогда она дала бы нам просто пару-тройку выходных. А убедить её словами в том, что нам нужно намного больше, было бы слишком сложно. Но вот твой совершенно поплывший вид, затуманенный взгляд сразу после удовлетворения, когда ты пытаешься сфокусироваться на окружающих предметах, или твоё явное, нетерпеливое возбуждение, когда я нахожусь рядом с тобой, — всё это сработало куда быстрее. — Тарьяй усмехнулся моему снова подпрыгнувшему от его слов члену, и опустился, чтобы мягко чмокнуть его в головку. — Очень убедило, что отпуск нужен нам обоим и желательно долгосрочный. — Я снова простонал, когда он выдохнул это предложение тёплым воздухом в мой пах. — Ты такой нуждающийся… Такой ненасытный… Я закатил глаза и выгнулся в пояснице, желая его всем своим существом. Но всё же нашёл в себе немного разума, чтобы найти ответ на ещё один интересующий меня всё это время вопрос: — Что ты написал такого в письме моей маме, что она тут же взяла тебя на работу? Его рот оторвался от вылизывания моего члена и ответил: — Написал, что влюблён в тебя. Я непонимающе опустил на него свой затуманенный взгляд. — Что? Ты что, серьёзно? — Я серьёзно. — Еле заметно Тарьяй пожал обнажёнными плечами. — Я пришёл работать в ресторан, потому что заметил тебя полгода назад. Я хлопал глазами, как последний дурачок во вселенной. — И ты влюбился в меня? Сразу? И написал об этом моей маме? — Я почти что счёл его неадекватным. — На самом деле, я послал ей очень достойное резюме. — Тарьяй улыбнулся моей шокированности и подполз повыше, обнимая за талию и притягивая к себе. — А сказал, что влюблён в тебя уже позже. В её кабинете. Перед тем, как столкнулся с тобой в коридоре. У меня, кажется, начинался приступ асфиксии. — И почему ты говорил с ней об этом? — Она спросила меня, почему я тебя избегаю… И мне пришлось признаться, что я влюблён в тебя, но не хочу давить. — Голос Тарьяй был очень серьёзным. — И что она ответила? Он улыбнулся, будто смакуя это воспоминание, взял в руки моё лицо и провёл кончиком носа по моему. — Сказала, что ты ещё полюбишь меня… Головокружительное чувство подступило к моему сердцу, приятно сдавливая все соседние органы. Я знал, что хочу сказать, но пытался напоследок насладиться ощущением, которое зарождалось внутри меня, перед тем как вывалить всё это на Тарьяй. Я смотрел в его волшебные зелёные глаза и испытывал невыразимое чувство удовольствия. Нет, не удовольствия, а больше, гораздо больше. «Это счастье?!» — Я люблю тебя…Часть 5
28 мая 2018 г. в 23:06
Мы сходили с ума…
Точнее сходил я, а Тарьяй очень сильно этому способствовал. Если я думал, что его прежние, якобы случайные, касания, столкновения и взгляды, это издевательство надо мной, то вот оказалось, что я ничего не знал об издевательствах прежде.
То были еле-еле распускающиеся бутончики. Настоящие, сочные, алые ягоды созревали только теперь.
Он задерживал меня в дверях, незаметно для всех сжимая руку на моём бедре, хотя казалось, что он сжимает мне глотку; бесшумно подходил ко мне сбоку, когда мои руки были чем-то заняты, не давая возможности вцепиться хоть в какую-то опору, и шумно втягивал воздух возле моего уха или шеи, или затылка; короткие объятия в коридоре были невинными шалостями по сравнению с тем, что он творил со мной в подсобке… Нет, он не хватал и не тащил меня туда. Он даже не пытался поймать меня на ходу — я сам резко вдавливал пятки в пол, зачарованно притормаживая, только увидев его, а он подходил ко мне и с силой проводил руками по моему телу. Я замирал и задыхался, а его глаза разгорались чем-то диким, когда он наблюдал за моей реакцией на него. Иногда он просто зажимал меня в каком-нибудь тёмном углу и, призывая стонать тише, в считанные минуты доводил до оргазма. Однажды я не выдержал и решил отплатить ему тем же — выбрал момент, когда он был меньше всего готов к такому и, просто толкнув его за ящики с неразгруженной поставкой продуктов, прижал к стене и нырнул рукой за его ширинку. Я почти был шокирован тем, что ему сдерживать свои стоны, казалось, было куда сложнее, чем мне — всё же умел и он терять самообладание.
Ещё хуже было, когда он проходил мимо меня. То есть просто проходил. Не делая ничего, а только многозначительно скользил по мне взглядом. Тогда меня размазывало по стенам оттого, что предвкушение уже успело зародиться, а его не только не погасили, а наглым образом проигнорировали, и, что ещё ужасней, распалили до сумасшедшего уровня.
Когда я научился пресекать свои приступы тахикардии, то стал замечать, что действую на него не слабее, поэтому начал отвечать ему тем же. Тарьяй не выражал свои эмоции так очевидно, как я, но в такие моменты я отчётливо видел, как сжимаются в кулаки его ладони, хрустя пальцами. Издевались мы друг над другом долго и со вкусом. Нужно ли говорить, что Тарьяй лидировал с заметным отрывом благодаря своему невероятному нахальству? Мне, например, не хватило бы ловкости выбрать момент, когда все в зале отвернутся, и не просто обнять сзади, а ещё и потереться возбуждённым членом о его задницу. А ему хватило.
— Ты считаешь, что мне недостаточно сносит крышу? — возмутился я позже, материализуясь в комнате отдыха во время его перерыва.
Он только невинно вскинул брови, будто совершенно не понимая, о чём идёт речь.
— Я считаю, что ты слишком напряжён сегодня. — Уголок его губ еле заметно дёрнулся в ухмылке.
— Да что ты? — Ухмыляясь в открытую, скрестил руки на груди. — И твой, кстати, тоже ве-е-есьма напряжённый член, совсем не имеет отношения к этому состоянию?
Он хмыкнул и с наигранным безразличием пожал плечами.
— Ах ты засранец… — кинул я в воздух и тихим щелчком закрыл за собой дверь.
Перерыв официанта был всего двенадцать коротких минут, но зато в них мы могли заниматься чем только захотим. Мы и занимались. График работы у нас не всегда совпадал, поэтому я сплошь и рядом появлялся в ресторане немного раньше, чем следовало, и шёл прямиком к нему, вместо приветствия затаскивая его за фартук в подсобку, где он с наслаждением трахал меня на столе. Или он задерживался после закрытия во время моей смены по уборке и требовал трахнуть его.
Апогеем сумасшествия стал минет прямо во время банкета, который мы с ним обслуживали. Когда шведский стол был уже накрыт, Тарьяй решил, что ждать окончания банкета просто так слишком скучно, и, заведя меня за стойку выдачи блюд с кухни, — так, чтобы я всё же мог наблюдать за залом, — встал на колени, заставляя меня пустить всю свою сосредоточенность в лицевые и гортанные мускулы, чтобы ни пискнуть, ни дрогнуть.
Сложнее всего после этого было сделать классический вид заинтересованного в обслуживании официанта и расспрашивать гостей, не нужно ли им ещё что-нибудь, благо во время инцидента никто не ронял вилки и никому не требовались другие напитки. Тогда я готов был его убить, потому что он стоял, упёршись в стойку, и нагло посмеивался над моими дрожащими после оргазма руками.
Я тогда даже не задумывался о том, почему мы никогда не встречались у кого-либо дома. Почему наша «постельная жизнь» проходила фактически вне всякой постели. Мы также не говорили о наших отношениях — просто на ментальном уровне знали, что я его, а он — мой.
Я на самом деле хотел пригласить его на свидание: хотел побыть в ресторане по другую сторону стола, позволяя Сондре или Густаву обслужить нас. Или, может быть, повести его в совсем другой ресторан за уединённый столик, чтобы прочувствовать больше романтики момента. Я хотел взять его за руку и привести к маме, давая всё понять. Хотел позвать к себе домой, уложить в кровать и наконец-то увидеть его полностью обнажённым. Не в закатанной рубашке, не в поднятом фартуке, не с брюками на щиколотках — полностью открытого и моего. Набрать ему горячую ванну, мягко размять плечи, помассировать ступни, вспенить шампунь в его густых волосах. Хотел приготовить завтрак и забыть съесть его, отвлекаясь на поцелуи, а потом вместе пойти на работу. На самом деле хотел, но с удивлением находил, что даже не пытался что-то предпринять.
Я и не заметил, как за эти несколько недель или месяцев — не так важно — прикипел к нему настолько, что перестал стесняться своих чувств. Когда Тарьяй был со мной, во мне и на мне я понимал, что единственный, кому прежде я должен был объясняться за свою ориентацию, — это я сам. Всё остальное не имело значения. Никто не имел. Я наконец понял, что мнение людей обо мне никак не влияет на моё собственное мнение о себе. И поэтому, хоть и старался вести себя профессионально и серьёзно на работе, я начал замечать, что открыто кокетничаю с Тарьяй, заигрываю и не шугаюсь в стороны при его приближении.
Поэтому не удивительно, что однажды поздно вечером, когда я в свой выходной хотел зайти в ресторан, чтобы посмотреть, есть ли ещё Тарьяй на смене, мне позвонила мама:
— Хенке, ты где?
— Я почти в ресторане, я ненадолго, так… К Тарьяй заглянуть хотел.
— К Тарьяй заглянуть? — переспросила она. — Ну да. Конечно же. Тогда, как придёшь, зайди-ка ко мне. И Тарьяй заодно прихвати.
— Ладно.
Я ворвался в помещение и попытался максимально незаметно сорвать крошечный, но тёплый поцелуй с губ Тарьяй.
— Нас мама зовёт.
— Да? Зачем?
— Не знаю, самому интересно, что ей нужно на ночь глядя. Особенно от тебя. — Я пожал плечами, заинтересованно рассматривая крепкую грудь Тарьяй, так плотно обтянутую белым хлопком рубашки, что выдавала крошечные твёрдые соски.
Он шлёпнул меня по животу, замечая, куда направлен мой плотоядный взгляд.
— Пошли узнаем.
Мама медленно точила карандаш, сидя за своим столом и, как мне показалось, имела весьма озорной вид, когда мы вошли. Правда, она тут же попыталась придать себе выражение строгости и серьёзности.
— Садитесь.
Я подозрительно прищурился, глядя на неё, потому что усаживала она меня перед собой только в моменты личных разговоров — распоряжения и рабочие просьбы всегда отдавались на ходу, звонким и требовательным голосом. При этом всегда хотела, чтобы они начинали исполняться прямо сию секунду. А значит никаких там «заходи и присаживайся».
Я сглотнул напряжённым горлом.
Она отложила карандаш, встала из-за стола и сцепила перед собой руки, принимая вид крайне недовольного начальника.
— Вот что, ребята. Сначала я вас никуда вдвоём не могла отправить, потому что между вами возникли какие-то разногласия. Ладно, решила я, вы не слишком тепло познакомились, это нормально, притрётесь как-нибудь. Подумала, что вы люди разумные, сами как-нибудь разберётесь. Судя по всему, вы разобрались. — Мама пару раз покрутила одним большим пальцем вокруг другого. И очень недвузначно замолчала.
Я почувствовал, что стремительно краснею. Повернуть голову и посмотреть на состояние Тарьяй я не решился — эти переглядки только бы усугубили момент и наверняка подтвердили бы многие её догадки. Я попытался вдохнуть поглубже, чтобы стереть с лица нервозность. Получалось так себе. Зато я всё-таки кинул короткий взгляд на Тарьяй и, судя по всему, этот строгий тон и серьёзная речь не произвели на него совершенно никакого впечатления. Он сидел, скрестив пальцы возле своего паха и ноги под стулом, и смотрел на неё выжидающе-вопросительно, мол, ну да, разобрались, и что?
Мама всё-таки решила не томить:
— Оставлять вас вдвоём теперь стало не легче. Я представить боюсь, что вы можете натворить однажды, учитывая то, насколько вы… подружились.
Когда всё стало совсем однозначным, у меня покраснели не только щёки, но ещё лицо, шея и, возможно, ключицы. Если они имеют способность краснеть, конечно.
Теперь я понимал, как глупо было думать, что мама ничего не заметит. Во-первых, она всегда знала всё, что происходит в её ресторане. Во-вторых, она наверняка никогда не видела меня более покладистым и взбудораженным одновременно. Уж наверняка какие-то выводы сделать сумела. Она знала меня слишком хорошо: всегда понимала, что творится в моей голове, и, конечно, она не могла не заметить, что двое её подчинённых занимаются чёрт знает чем прямо под её носом.
Я прямо весь сжался, когда она открыла рот, чтобы продолжить:
— Поэтому я решила убирайтесь-ка вы оба…
— Ч-что? — нервно выдавил я, откровенно ошеломлённый тем, как она восприняла эти отношения. — Куда?
— В отпуск…
Я уставился на маму, тут же забыв о своём смущении и растерянности. И даже успел почувствовать вину за то, что чуть было не обвинил мать в гомофобии. Теперь я видел застывший смех в её глазах. И всё понял. Эта смущающая сценка была разыграна только для меня. У Тарьяй и мускул не дрогнул, ни тени сконфуженности. Но меня она знала хорошо, знала, как исполнить этот эпизод так, чтобы сполна насладиться моей реакцией. Я ведь тоже хорошо знал её, мог бы уже и привыкнуть к её выходкам и троллингу, но всё равно каждый раз попадался на этот крючок. Иногда невыносимость моей матери просто зашкаливала.
— Видеть больше не могу ваши столкновения в дверях… Серьёзно? Это всё, на что хватает вашей фантазии? — Она хихикнула и тут же скривила нос. — А эти ваши шумные выдохи на каждом шагу просто стали доводить меня до сумасшествия. Так что проваливайте… Надеюсь недели вам хватит?
Я сглотнул и медленно повернулся, чтобы посмотреть на Тарьяй. Хватит ли мне семи дней, чтобы целиком насладиться им? Это казалось таким до нелепого коротким отрезком времени, что я чуть было не фыркнул вслух. Лицо Тарьяй выражало такое же мнение. Во всяком случае, родившийся азартный блеск в его глазах меня вдохновил. Маму, кажется, напротив… Она несчастно вздохнула.
— Так. Не хватит, я поняла. — Она тихонько кашлянула, будто чтобы потянуть время, и всё-таки вынесла вердикт:
— Значит, идите отсюда и не возвращайтесь, пока не угомонитесь. Оба.
— Сив… — впервые за эти неловкие десять минут отозвался Тарьяй. — Я правильно вас понимаю? Вы отправляете меня и Хенрика в бессрочный отпуск, чтобы побыть вместе, и при этом позволяете самим решать, когда возвращаться на работу?
Мама обессиленно вздохнула и обречённо пожала плечами.
— Да, именно так. Правда, надеюсь, что это будешь решать именно ты, потому что я смотрю на твоё влияние на Хенке и оно совсем меня не утешает.
Я почти возмутился.
— Я буду рациональным и ответственным, — пообещал он.
— Очень на это надеюсь.
Тут уж я не выдержал:
— Так наш отпуск начинается прямо в эту минуту? Или с завтрашнего дня? Или с понедельника?
Мама закатила глаза. И полным корпусом повернулась только к Тарьяй:
— С этим всё ясно… Не позволяй ему влиять на себя и на твоё решение.
Тарьяй усмехнулся и кивнул.
— Не переживайте, он имеет на меня влияние в ограниченных моментах.
«Ах так! Ну мы ещё посмотрим…!»
— Чудесно! Всё, теперь исчезните. — Она снова театрально скривилась, хотя я видел просвечивающуюся через наигранную хмурость улыбку. — А то аж подпрыгиваете на месте от нетерпения…
Мы дружно встали и отправились на выход. Как только за нами захлопнулась дверь, я тут же намеревался высказать Тарьяй некоторую массу планов на нашу первую ночь в отпуске, желательно так красочно, чтобы у него не возникло желания пререкаться о том, что мы едем ко мне. Но не успел. Меня тут же крепко сгребли в охапку и жадно впились в мой рот поцелуем. Это обещание звучало тоже довольно заманчиво. По крайней мере, я протестовать не стал. Даже наоборот — перекатил его от дверей к стене и поспешно изъявил своё согласие, сжимая в своих ладонях его задницу и практически скуля ему в рот.
— Святые небеса, вы и двух минут потерпеть не можете? — Дверь открылась и на пороге появилась мама. Я думал, что со сверхскоростью, но на самом деле еле-еле оторвался от Тарьяй и виновато уставился на неё. Она проплыла мимо нас, что-то невнятно бурча себе под нос о невыносимых детях, хотя особого недовольства или неодобрения в её голосе слышно не было.
— Сын, только не забывай, что я существую, — напоследок бросила она, оборачиваясь у выхода.
Я смог только молча кивнуть ей в ответ, потому что у меня сводило скулы от нетерпения.
Она снова очень понимающе ухмыльнулась и покинула ресторан. Через мгновение после того, как я выключил свет, мы тут же возобновили прерванное. Накинулись друг на друга с поцелуями, не давая никакой возможности маме успеть хотя бы отойти от окон. Тарьяй сладко, властно, горячо, пришибающе к полу целовал мои губы, а я блуждал пальцами по всем частям его шикарного подтянутого тела, до куда только мог дотянуться.
Он, пошарив сзади рукой, стянул со стойки ключи и, взяв меня за руку, увлёк меня домой.
Примечания:
И люблю вас!))
♥