Who killed Ion?

      Когда Лиан открывает глаза, первое, что она видит, — кровь. Темно-красная жидкость струится по белым стенам, капает с потолка, огромной лужей растекается по полу, впитываясь в светлый ковер. Туалетный столик, комод, кресло, книжная полка — все заляпано пятнами; на двери, покрытой светлым лаком, отпечатки чьих-то ладоней — они тоже красные. А ещё цветы: повсюду в вазах нераспустившиеся белые пионы — их пышные бутоны выглядят так, будто цветы сейчас раскроются, и когда это происходит, изнутри тоже вытекает кровь, окрашивая белоснежные лепестки в багровые тона. Пахнёт удушливо, приторно-сладко, враждебно и ядовито — пахнет смертью, неестественной смертью.       Лиан закрывает глаза и глубоко вздыхает, прежде чем открыть их снова.       Никакой крови. Никаких цветов. У раскрытого окна плавно качается светло-голубой тюль, пахнёт хвойным моющим средством для паркета.       Отбросив одеяло в сторону, Лиан поднимается и идёт в ванную комнату. Останавливается только около зеркала, устанавливая руки на твёрдую поверхность раковины, — найдя точку опоры, девушка поднимает голову и, прищурившись, всматривается в своё отражение. Бледная — в тусклом освещении кожа кажется серой и мертвой; что интересно — при дневном свете она выглядит все так же безжизненно и фарфорово. Уголки губ опущены вниз, лоб слегка нахмурен, линия бровей прямая и вздёрнутая; с лица исчезла детская округлость: возможно, уже пора — ей скоро восемнадцать.       Лиан внимательно оценивает себя взглядом. Единственное, что выбивается из общей картины её внешнего вида — глаза: глаза девушки сверкают, мечутся, горят каким-то слегка лихорадочным огнем.       Тряхнув головой, Лиан наклоняется к раковине и открывает кран, подставляя руки и поднося холодную воду к лицу: та действует бодряще, и настроение немного улучшается — не настолько сильно, чтобы на лице появилось хоть какое-то подобие улыбки, но дышать не в пример становится легче.       Возвращается в комнату она уже умытая, причёсанная и накрашенная; переодевается в новую школьную форму с эмблемной нашивкой «NKS», натягивает гольфы, туфли, поднимает с пола старый рюкзак, выходит, не оглядываясь, прочь из комнаты.       В коридоре тихо: казалось бы, в доме не хватает всего одного человека, но тихо так, словно разом вымерли все обитатели. Не доносится ни звука — даже внизу, хотя мама наверняка на кухне, стоит гробовая тишина.       Спускаясь по лестнице на первый этаж, Лиан действительно находит там маму. Она сидит за столом с остывшей чашкой чая в руках, смотрит в окно, ровно так же, как и вчера утром, и позавчера, и месяц назад. Чего она ждёт? — что отец покажется в конце улицы, неся в руках свой старый потертый портфель, возвращаясь с работы? Если да, то зря — отец ещё наверняка ой как нескоро окажется на свободе.       — Ты в школу?       Стараясь тихо пробраться к входной двери, Лиан терпит сокрушительное фиаско. Поворачиваясь к матери, она отрешенно смотрит в её большие и печальные глаза.       — Да, — отвечает она.       Госпожа Ли Джису опускает кружку на стол, тяжело поднимается и подходит к дочери; тянет руки к её шее — поправляет воротник рубашки.       — Ты не обязана идти туда, — вздыхает она. — Тебе не будут рады.       Лиан поджимает губы.       — Я обещала, — говорит она, твёрдо глядя матери в глаза. — Я обещала ей.       Мама вздрагивает: непроизнесенное вслух имя непроизвольно зависает между ними — Лиан чувствует его, оно повсюду: из трёх букв состоят все предметы в комнате, три буквы плывут в воздухе — Лиан вдыхает и выдыхает одно и то же, одно и то же, раз за разом. Все состоит из трёх букв — Вселенная состоит всего лишь из трёх букв.       Мама трясёт головой — с её волос и плеч падает с десяток «и», «о» и «н».       — Твоего отца обвинили в убийстве девушки, Лиан, — бесцветно говорит она. — А ты собираешься пойти в школу, где он работал, а она — училась.       Лиан отводит взгляд в сторону окна: через него видны светло-серые тучи, плывущие по небу, и мокрый темно-серый асфальт. В голове совершенно пусто — Лиан даже не может напрячься, чтобы, возможно, занять свой мозг размышлениями: выражение «вата в голове» наконец-то получило наглядную иллюстрацию.       — Я должна туда пойти, мама, — отвечает она. — Она всегда хотела, чтобы мы учились вместе.       В секундном порыве мама заправляет прядь волос ей за ухо, как всегда делала раньше. Только при этом у неё никогда не бывало настолько замогильного выражения лица. Лиан знает, что если бы у мамы были силы, она бы никогда не уговорила перевести её в новую школу. Но мама в депрессии, любая эмоция лишает её хрупкого душевного равновесия, она слаба и духом, и уже даже физически.       — Будь осторожна, Лиан, — наконец тускло произносит она, убирая свои руки.       Лиан кивает, и прежде чем открыть дверь на улицу, поворачивается, чтобы заметить, как мама, кутаясь в халат, возвращается обратно за стол. Немного подумав, Лиан в конце концов решает, что мама взялась примерять на себя роль смотрительницы маяка, — жаль только что у корабля, которого она так ждёт, пробито дно, и вода медленно заполняет трюм.       На улице душно, несмотря на пасмурную погоду: в августе в Корее осадков всегда выпадает много — хотелось верить, что хотя бы грозы сегодня не будет, но даже если и будет, то пусть. Поправляя лямки рюкзака на плечах, Лиан спускается с крыльца, чтобы добраться до автобуса, который довезет её из южной части Кунжу в северную, — туда, где она проведёт свой последний школьный семестр. Может, оно и к лучшему — Южная школа Кунжу ей никогда особо не нравилась.       До остановки она доходит быстро, благо та находится поблизости; автобус тоже приезжает быстро — все идёт хорошо, и от этого усиливаются подозрения. В салоне автобуса практически никого нет: только впереди кимарит сухая и сморщенная старушка, да хмурый светловолосый парень в наушниках сидит на заднем сидении. Вокруг парня тоже чувствуются буквы, но у Лиан уже есть свои, и поэтому она садится ближе к спящей старушке.       Ей не страшно идти в новую школу. Возможно, это занимало бы её мысли ещё пару месяцев назад, но не сейчас — сейчас Лиан не волнует практически ничего. Она слепо выполняет то, что обещала когда-то подруге, — пока это все, что имеет хоть какое-то значение.       Через пятнадцать минут автобус останавливается у здания школы. Город маленький, хватит и, быть может, часа, чтобы полностью объездить его; многие жители друг друга знают в лицо — и последнее не всегда на руку, особенно когда твой отец осуждён за убийство лучшей подруги.       Лиан выходит из автобуса и направляется в сторону больших входных дверей. На крыльце у входа толпятся подростки вороватой наружности: никакой школьной формы, темные шмотки, угрюмые лица. Они провожают Лиан безучастными, но пристальными взглядами: девушка не может понять, связано ли это с тем, что они её узнали, или это стандартное приветствие для всех.       Внутри новая школа ничем не отличается от прежней: пол, выложенный старым, видавшем виды камнем, немного обшарпанные стены и тусклый холодный свет ламп под потолком — городу не помешало бы выделить часть городского бюджета на косметический ремонт школ.       — Ли Лиан?       Ещё один блондин, но уже с более приветливым выражением лица, ловит Лиан прямо около входа. Невысокого роста, одетый с иголочки в школьную форму — не в пример тем, около входа, — с аккуратно уложенными волосами — явно какой-нибудь школьный президент или просто местный активный общественный деятель. Вид у него доброжелательный, но вместе с тем какой-то слишком уж заинтересованный: голова слегка наклонена вбок, пиджак неформально расстегнут.       Лиан утвердительно кивает на вопрос парня.       — Я Чимин, Пак Чимин, — представляется он. — Я работаю редактором в школьной газете — меня попросили провести для тебя небольшую экскурсию.       При слове «газета» Лиан едва заметно морщится: первые дни после ареста отца их дом постоянно осаждали репортеры и журналисты чуть ли не со всей Кореи. Понятно, что для них это сенсация: школьный учитель истории нанёс несколько ножевых ранений ученице на крыше школы, после чего столкнул её вниз — смерть наступила практически мгновенно. Но то, что для работников СМИ было всего лишь сенсацией, для Лиан и её матери являлось ужасающей реальностью.       Но время идёт — оно пока не лечит, но понемногу облегчает ношу.       — Ты не любишь журналистов?       Парень оказывается догадливым, и Лиан только укрепляется в мысли, что он добровольно вызвался быть её провожатым. Вот только зачем? Что он хочет узнать от неё для своей жалкой школьной газетенки, что ещё не печатал «Korea Today»?       — Э… я нормально отношусь к журналистам, — отвечает Лиан.       Парень поднимает руку к затылку.       — Ну… э… — Видимо, он понимает, что слишком рано «закинул удочку», и поэтому теряется и включает задний ход. — Что ж, пойдём… ну… посмотрим школу? Скоро урок.       Лиан молча кивает.       Чимин — сама любезность: он показывает Лиан классы, называет учителей, рассказывает о внеклассных кружках и мероприятиях. Они оба старательно делают вид, что все в порядке, когда люди, рядом с которыми они проходят в коридоре, неожиданно замолкают и начинают переглядываться; они игнорируют то, что все отшатываются от них. О чем думала мама Лиан, когда говорила, что дочери будут не рады в новой школе: она предвидела травлю и агрессию со стороны учеников или наоборот, чувствовала их опасение и страх? Если верно второе, то она была абсолютно права: ученики Лиан боялись. Интересно, допускали ли они мысль, что Лиан может неожиданно выхватить из-за пазухи огромный кухонный нож и начать атаковать им их направо-налево? Если нет, то откуда тогда у них такое чувство незащищенности? А если да, то считали ли они, что зло передаётся по наследству?       В тот момент, когда Чимин и Лиан заворачивают в относительно спокойный коридор школы, дорогу им неожиданно преграждает банда парней в спортивных куртках со все той же эмблемой нашивкой «NKS».       — Хионг? — хмурится Чимин, разглядывая широкоплечего парня «во главе» процессии. — Тебе чего?       На фоне громилы Хионга Чимин, с его метром семидесятью пятью максимум, выглядит каким-то уж очень мелким.       — Мы хотим поговорить с новенькой, а не с тобой, Пак, — отвечает Хионг — все это время он не отрывал глаз от созерцания Лиан.       Лиан возвращает Хионгу его внимательный взгляд: что ожидать от этих головорезов? Все как один высокие, широкоплечие — наверняка входят в какую-нибудь школьную спортивную команду. Это интересно — на Юге у них ничего подобного не было: там парни преимущественно тощие, в очках, и посещают разве что компьютерный клуб, но уж точно держатся подальше от турничков, беговых дорожек и прочего.       — Ты дочь господина Ли? — спрашивает Хионг.       — Я, — четко отвечает Лиан: если вдруг команда спортсменов решит устроить над ней самосуд, как над дочерью убийцы их одноклассницы, то пусть попробуют — терять Лиан уже мало что.       В разговор вклинивается Чимин:       — Парни, давайте оставим Лиан в покое…       Хионг отмахивается от Чимина, как от надоедливой мошки.       — Заткнись, Пак, не с тобой разговариваем, — грубо прерывает его Хионг, и глаза Чимина чернеют — Хионг не обращает на него внимания, обращается к Лиан: — Мы хотели сказать тебе, что не верим, что твой старик прихлопнул Ион, — выдаёт он.       Лиан прищуривается. С тех пор, как арестовали отца, город поделился на две части: те, кто не верят в причастность Ли Джиена к убийству Ион, и те, кто лишь допускают такую возможность. Полностью уверенных в его виновности практически нет: большинство либо лично, либо хотя бы заочно знали отца Лиан как учителя истории, справедливого и мягкого мужчину средних лет в вельветовом костюме и очках. А когда говорят «убийца», на ум обычно приходит мрачный и нелюдимый тип в чёрном капюшоне, с темным прошлым и огромным ножом за спиной — отец под такое описание не подходил.       — Вот как, — констатирует Лиан в ответ на слова Хионга и больше не говорит ничего, хотя верзила чего-то ждёт: неужели «спасибо»?       — Он хороший мужик, твой отец, — добавляет Хионг, — выручал меня из всяких заварушек и переделок. Да и Ион с ним ладила — он даже помогал ей иногда после уроков. Не убивал он её, точно знаю.       В ответ на это детективное исследование Лиан молча кивает. Она не хочет обсуждать это вообще, тем более с человеком, которого она видит впервые. К тому же Лиан знает, что все, что она скажет, вполне может быть использовано против неё — или против отца.       Лиан и Чимин — оба безмолвно ждут, когда банда спортсменов наконец освободит им путь.       — Ладно, Ли, — наконец произносит Хионг. — Если будут, ну, какие-нить терки с местными, то можешь обращаться к нам: дочь старика Ли — наш друг. — Остальные кивают.       С этими словами банда оставляет их.       — Кто они? — Первый вопрос, который задаёт Чимину Лиан, глядя вслед Хионгу и его друзьям.       — Бейсболисты, — пренебрежительно бросает парень. — Учатся здесь уже несколько лет по обмену из Китая — редкостные придурки. Считают себя самыми популярными в школе, потому пихают друг друга на поле, выбивая последние мозги.       В словах Чимина чувствуется колкость.       — Не любишь бейсбол? — спрашивает Лиан.       — Нет, у меня аллергия на глупость, — едко роняет Чимин, после чего вновь возвращается в привычное состояние «дружелюбный-парень-за-соседней-партой». — Но в одном они правы.       — В чем же? — слабо отзывается Лиан.       — Я тоже считаю, что твой отец не убивал Ион, — отрывисто говорит Чимин.       — М? — выдаёт Лиан.       У Чимина, идущего рядом, хмурится лицо: сужаются губы, прищуриваются глаза.       — Странно все это, — осторожно делится Чимин. — Убийство без мотива.       В голове Лиан мелькает мысль, что Чимина слишком сильно волнует тема убийства. Настолько сильно, что он словно бы забывает о том, что говорит с дочерью предполагаемого убийцы. Либо разговоры на эту тему в школе запрещены, либо Чимину не с кем поделиться, либо у него напрочь отсутствует чувство такта, либо он хочет таким странным образом поддержать Лиан. Да уж, вариантов предостаточно — трактуй, как твоей душе угодно.       Они молча доходят до одного из шкафчиков в углу.       — Вот этот твой, — кивает Чимин. — Кодовый замок: 3-5-2-9.       Лиан послушно вводит комбинацию и открывает дверцу. Парень уходить не торопится.       — Можно спросить тебя начистоту? — решается Лиан.       Чимин удивленно смотрит на девушку.       — О чем?       — Ты пытаешься вести своё собственное расследование относительно того, кто виновен в смерти Ион?       По глазам Чимина все становится ясно. Картинка, сложившаяся в голове Лиан, верна с самого начала: паренёк из школьной газеты хочет докопаться до истины — клишированно, но интересно. Этакий кунжуский Шерлок Холмс.       — Да, я занимаюсь этим, — признается парень.       Лиан вздыхает:       — Что-нибудь уже нашёл?       — Пока нет.       Лиан кивает, прежде чем отворачивается от парня, чтобы отправиться на первый урок в один из кабинетов, которые показывал ей Чимин.       — Знаешь, если тебе интересно, мы можем поговорить об этом. — Чимин догоняет её через минуту.       Лиан поворачивается к нему.       — Я подумаю, — отвечает она.