Абсолютный дуэт

Солнце только-только начало подниматься из-за высоких зданий, освещая до недавнего времени погруженные во тьму улицы. Но так не хочется, чтобы оно светило. Появлялось вообще. Тогда из-за солнца будут видны слезы Юнги, предательски льющиеся по щекам. Он ведь не хочет плакать, ведь нет особой причины. Вечно солнечный Хосок теперь ненавидит то, с чем его так яро сравнивают. Если бы не солнце, не было бы видно его дрожащего подбородка, подавляющихся слез в глазах. Но больше надо не солнце ненавидеть, а себя. Так считает он сам, винит себя в содеянном. Запыхавшись от бега и слез, Юнги облокачивается о рядом стоящую стену, а затем и вовсе сползает по ней, садясь на бетонную кладку. Охватывая колени, прижимая максимально близко к груди, он сворачивается в маленький комочек, стараясь стать как можно незаметнее. Чтобы его никто и никогда не увидел. В особенности Хосок. Мин и сам не понимает, почему он так поступил, убежал, скрылся и теперь плачет. Почему не ударил Чона, не накричал, не послал. Сказать, что этот поцелуй был ему противен — солгать. Сказать, что он понравился — преувеличить. Да что уж там, Юнги и сам не понимает, что ему чувствовать. Слезы мешают здраво мыслить, заливают не только глаза, но и сам разум. — Ебанный придурок... — сквозь зубы прорычал Юнги, хватаясь за волосы и сильнее прижимая лицо к коленям. Ведь они так хорошо общались. "Все было так хорошо. Музыка, прогулки, общие друзья. Почему это продолжалось так мало? Почему, Хосок? Зачем? Кто тебя, блять, просил?" — ругал Юнги Хосока, никак не в силах произнести это вслух. Да и незачем. Вокруг ни одной живой души. Услышав между всхлипами шаги и знакомый голос, ругающий себя, Юнги всего словно дернуло током. Не сейчас. Они не должны видеться. Нет. Он быстро поднялся и рванул вперед, куда глаза глядят, спотыкаясь и поднимаясь вновь, забивая на боль в коленях. Эта боль никак не сравнится с тем, что происходит в сердце. Это можно назвать предательством? Хосок видит перед собой убегающий в ярком утреннем свете хрупкий силуэт Юнги. Нет ни желания, ни сил окликнуть его. Да он и понимает, что даже если он и крикнет, то Мин не остановится, а только ускорит темп, пытаясь скрыться за стеной, выстроенной им же самим. Пришел конец их дружбе, если их общение вообще можно так назвать. Так думают они оба.

***

— Тэхен, ты сейчас свободен? — спрашивает Юнги, лежа в куче хлама. Опять. Не прошло и дня, а он уже раскидал свои вещи. От злости, ярости, ненависти. Просто разбросал все свои вещи, истерически крича о предательстве. Глупо, наверно, но так он и думает. — Да не особо. Зачем звонишь? Ты обычно орешь на меня, что я тебя заебываю, а теперь сам напрашиваешься, — выдержав недолгую паузу в ожидании ответа, но так и не услышав ничего, Тэхен продолжил. — Что-то случилось? — Ты можешь приехать сейчас? — то, как это сказал Юнги, больше похоже не на просьбу, а на мольбу. — Что? В 7 утра? Тебе просто повезло, что мои тренировки так рано начинаются, иначе я бы даже трубку не взял, — вздохнул Тэхен, после чего продолжил. — Выпивку? — Ага. — Как приду, то расскажешь? — Ммм... — Ладно, потерпи еще немного и я приеду. Тэхен — единственный человек, на которого Юнги может положиться. Конечно, есть еще Джин, Намджун или, например, собутыльник Чимин, но они не те, кому Мин может полностью довериться в трудное время. Прошло много лет с момента знакомства Тэхена и Юнги. Они знакомы еще с песочницы, если не раньше, потому-то и двустороннее доверие. Ким слишком хорошо знает Мина, поэтому не будет долго расспрашивать по телефону, зная, что легче от этого его другу не станет. Уже через 30 минут в дверь раздался звонок. — Привет! — улыбается Тэхен, поднимая к лицу пакеты с алкоголем. Не успев сказать что-то еще, Тэхен попадает в отчаянные объятия Юнги. Не надо лишних слов, они понимают это оба. Ким проходит в квартиру, не вырываясь из объятий Мина, понимая, что лучше просто не беспокоить его. Захлопнув квартиру, они проходят в гостиную и садятся на диван, все также не выпуская из объятий друг друга. Слишком многое пережили вместе, чтобы банально не понять, что нужна поддержка. Некоторое время спустя они уже попивали бутылку за бутылкой, не замечая, как проходит время. — Так почему ты позвал? — делая очередной глоток, спрашивает Тэхен. Хватит пить, пора уже поговорить. — Ну... — Юнги отложил бутылку в сторону, кладя руки на колени. — Влюбился что ли? — рассмеялся Тэхен, но сразу же перестал, когда увидел наворачивающиеся слезы Юнги. — Эй, эй, я же пошутил. Я не думал, что ты влюби... — ДА НЕ ВЛЮБИЛСЯ Я БЛЯТЬ! — заорал Юнги, не дав Тэхену закончить фразу. — НЕ ВЛЮБИЛСЯ! — Ладно-ладно, я понял, Юнги, — Тэхен положил ладонь на плечо Мина. — Можешь рассказать? — Просто... — Юнги пытался подбирать слова, но алкоголь хорошо так сказался на его мыслях, поэтому получались какие-то бессвязные предложения, прерываемые постоянными всхлипами. — Хосок... Мы подружились... Я думал, что наше общение было крутым, но... Черт, я не знаю... — Ты же понимаешь, что я ничего из твоих слов понять не могу? — Мягко улыбаясь, сказал Тэхен, легонько сжимая ладонь на плече Мина. — Хосок... Ну... Поцеловал... — Юнги смутился, опуская голову, максимально прижимая ее к своей груди. — Что? Кого-то прямо на твоих глазах? Ты ревнуешь? — Начал марафон вопросов Ким, не дослушав Юнги. — Меня. Меня он поцеловал, дебил. — Немного злясь от глупости своего друга, выругался Мин. — Чего? — Тэхен как-то по-больному улыбнулся. — ЧЕГО? ТЫ СЕРЬЕЗНО? А ЧЕГО НОЕШЬ ТОГДА? ЭТО ЖЕ ЗДОРОВО!!!! — ЧТО ТУТ ЗДОРОВОГО? — Удивился Юнги, не понимая Тэхена. Что в этом хорошего? — А, погоди... Так ты его не любишь? — Немного притормозив с эмоциями, спросил Тэхен. — Мы с ним всего несколько дней знакомы, какая любовь? — Абсолютно серьезно, пусть и с опухшей от слез и алкоголя лицом, сказал Юнги. — Это не аргумент, Юнги, — мягко улыбнулся Тэхен. — Ты его любишь? — Я не... Нет. Не люблю... — Юнги теребил пальцами края толстовки, не имея понятия, куда смотреть и как себя вести при таком разговоре. Он не знает даже что и ответить. Любит ли он Хосока? Мин не понимает свои собственные чувства, оттого и не знает, что сказать Тэхену. — А если серьезно? — Тэхен слишком хорошо знает своего друга, потому-то и не сдается, добиваясь честного и осознанного (пусть и на пьяную голову) ответа. Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. — Я не сказать, что люблю его... Я не знаю, Тэхен. Может и люблю, а может и нет. Я не испытывал такого раньше. Я не знаю. Не знаю. — Слезы снова наворачиваются на глаза. Уже не от того, как поступил Хосок. Не от того, как потом Юнги убежал, куда глаза глядят. А от того, что он сам не знает, что чувствует по отношении к Чону. — Может попробуешь с ним поговорить? — Нет! Ни за что! — Быстро замотал Юнги головой в знак протеста. — Даже если я и захочу с ним встретиться, это не значит, что он захочет того же! Тэхен, думай шире! — Если он тебя поцеловал, то значит, что любит, разве нет? Он не будет противиться встретиться с тобой. Юнги, думай шире! — перефразировал Тэхен своего друга. — А... — Юнги замолчал, обдумывая слова Тэхена. В какой-то степени в них есть смысл и связь, но верить в то, что Хосок его любит — Мин не будет. Слишком наивно. — Юнги, хватит уже плакать, — Тэхен поднял на себя лицо Юнги, вытирая слезы и пытаясь остановить подступающие. — Попробуй поговорить с ним. Если хочешь, то я сам устрою вам какую-нибудь встречу. — Нет, не нужно, — Юнги слегка улыбнулся. — Я сам с ним поговорю. — Хорошо, я рад, что ты сам возьмешься за это. — Тэхен заключил Мина в дружеские объятия, словно передавая тому всю свою любовь, прося, чтобы тот не унывал и смотрел вперед. —Прости, что так рано позвонил тебе... — Сказал Юнги, вытирая остатки слез и грустно улыбаясь. — Да ладно тебе, я только рад помочь тебе. И Хосоку. — Загадочно улыбаясь и играя бровями, сказал Тэхен. — Придурок. — рассмеялся Юнги, кидая в лицо Тэхена подушку. После разговора с Тэхеном, Юнги еще не до конца понял свои отношения к Хосоку. Но, конечно, прояснения, несомненно, имеются. Конечно, Мин сказал, что поговорит с Чоном. Но это совсем не так. Он не будет ему писать, звонить или искать. Боится. Боится быть выставленным за ворота. Боится того, что Хосок банально не ответит. Слишком страшно делать первый шаг. Слишком страшно покидать собственно выстроенные стены.